Несколько дней назад я осмелился позвонить отцу умершего 1 июня от пневмонии челябинского солдата Александра Михайлова. Извинился, коротко изложил просьбу - ответить на пару вопросов, связанных с обстоятельствами трагедии. Владимир Борисович мне отказал, семье сейчас не до того. В поисках информации я набрал правозащитника Алексея Табалова, который первым в своем ЖЖ написал о некоторых подробностях этой истории. Не раскрывая своего источника, он рассказал, как солдатам из воинской части 32616 в городе Трехгорный-1 устраивали марш-броски по какому-то болоту, а когда многие простыли, офицеры до последнего не реагировали на жалобы подчиненных.
Фактически эту же версию изложили друзья Саши: несмотря на то, что стояла ранняя прохладная весна, солдат заставляли переодеваться прямо на улице, носить влажную одежду, спать на земле. Однако, когда я позвонил в пресс-службу Центрального военного округа Министерства обороны, ее сотрудник Евгений Мешков в разговоре со мной развивал теорию о том, что, возможно, у Михайлова было невыявленное онкологическое заболевание, и что никто, кроме него, в части пневмонией не заболел. Да и вообще, сказал мне собеседник, как вы себе это представляете - заболеть пневмонией в это время года? Да, когда мы общались с Мешковым, на улице стояла жара. Однако жар и лихорадка у Саши Михайлова начались 23 мая, а еще за полторы недели до этого ночные температуры в Челябинской области опускались до минусовых значений!
В тот же день, когда я брал комментарий в пресс-службе ЦВО, выяснилось, что военная прокуратура подтвердила факты массового заболевания солдат в Трехгорном. Причем 20 человек лечились именно от пневмонии. В части 32616 не было ни лекарств, ни должного числа квалифицированных медработников, а офицеры не предприняли никаких действий, чтобы предотвратить эту эпидемию простуд.
Размышляя о том, почему же сотрудники Министерства обороны, будучи не в силах признать очевидные факты, свидетельствующие о неблагополучии армии, дают столь недостоверные комментарии, я вспомнил недавние события в башкирском Урмане. В середине мая жители этого села, год назад чуть было не стертого с лица земли взрывами на военном арсенале, готовы были перекрыть федеральную трассу: им до сих пор не компенсировали ущерб от того колоссального ЧП. Народ зимовал в домах с трещинами в стенах, покосившимися окнами, дырами в крышах, разбитой мебелью. Региональный и федеральный бюджет выделили какие-то деньги, но на всех их, разумеется, не хватило - есть вопросы и о том, на что именно были потрачены эти суммы.
Однако самое любопытное в этой истории - позиция Министерства обороны. Пожар, взрывы и последующая разруха стали следствием каких-то нарушений и недоработок на объекте именно военного ведомства, однако же само министерство попросту умыло руки, не заплатив даже за восстановление тех жилых домов, которые числились на его балансе. "Минобороны сказали, разбирайтесь сами", — сообщил заместитель главы Иглинского района Радик Ханданов. Несколько жителей подали на военных в суд, но каковы перспективы этого иска?
Вопрос отнюдь не риторический, если учесть, к примеру, еще один сюжет, вновь возникший недавно на информационных лентах: Министерство обороны отказывается выплачивать компенсацию морального ущерба матери пермского солдата Андрея Глушковского. Парень погиб год назад после 40 дней комы — в воинской части № 61207 Екатеринбурга ему поручили поменять колесо на грузовике, но не показали, как это делается. Слетевшее стопорное кольцо проломило солдату голову. Виновного отстранили от службы и дали два года условно. Мать погибшего подала в суд, пытаясь взыскать компенсацию морального ущерба, и, казалось бы, добилась своего. Однако юристы Министерства обороны заявили, что категорически не согласны с этим решением, так как женщина не доказала факт своих страданий. За что ж ей платить? Тем не менее, неделю назад кассационная инстанция отклонила жалобу военных на приговор. Остается надеяться, что в этой трагичной истории поставлена точка.
А вот в другой ситуации еще только предстоит разобраться. Жительница Кыштыма Челябинской области обратилась к военному прокурору области и требует справедливости. Ее младшего сына призывают в армию. Старший, Салават Бисентьев — погиб в 1995 году, вернувшись живым из Чечни. Командование части 40892, расположенной в городе Каменск-Шахтинский Ростовской области, сообщило матери, что 20 декабря труп ее сына был найден на железнодорожных путях на перегоне Погорелово-Каменская, якобы через несколько часов после того, как молодой человек был уволен. Уголовное дело возбуждать не стали. Женщине выдали закрытый цинковый гроб, а когда она потребовала установить причину гибели сына и найти виновных, ей начали угрожать. При этом, по словам матери, командование не предоставило никаких документов, подтверждающих законность увольнения ее сына из рядов ВС. Женщина подозревает, что Салавата демобилизовали задним числом, чтобы не нести ответственность за его гибель. Теперь, когда в армию призывают ее младшего сына, она всерьез опасается за его судьбу, а значит, необходимо доказать, что гибель старшего произошла именно во время армейской службы. Только в этом случае второго ребенка освободят от призыва.
Своим сюжетом эта история перекликается с еще одной трагедией, произошедшей два года назад. Правда, связана она уже не с Минобороны, а с Министерством внутренних дел. 32-летний прапорщик Алексей Бердинский 13 лет служил в рядах внутренних войск воинской части Снежинска Челябинской области. Незадолго до своей смерти в 2010 году он проходил медосмотр, в ходе которого врачи не обнаружили никаких патологий. Ему сделали плановую прививку от гриппа, и вскоре молодой здоровый мужчина почувствовал себя плохо, а через две недели оказался в больнице в тяжелейшем состоянии — отказали почки. В больнице он провел три месяца, врачи лишь разводили руками, а когда стало ясно, что ему не выкарабкаться, в реанимацию пришли представители воинской части и зачитали приказ об увольнении.
По словам вдовы Алексея Юлии Бердинской, оставшейся с маленькой дочкой на руках, столь спешное и некрасиво обставленное увольнение несло в себе один единственный смысл: не платить семье страховку. За три года до трагедии молодая семья оформила ипотеку. Юлия попыталась было оспорить увольнение мужа в суде, и преуспела в этом, но военные подали кассацию, и в результате все же не заплатили вдове и дочке прапорщика ни копейки. Суды тянутся вот уже два года, и все это время те, кто призваны нас защищать, успешно обороняются от молодой вдовы, ее маленькой дочки и пожилой больной матери.
Нужны ли к этим историям комментарии и дополнения? Решать только вам.
Фактически эту же версию изложили друзья Саши: несмотря на то, что стояла ранняя прохладная весна, солдат заставляли переодеваться прямо на улице, носить влажную одежду, спать на земле. Однако, когда я позвонил в пресс-службу Центрального военного округа Министерства обороны, ее сотрудник Евгений Мешков в разговоре со мной развивал теорию о том, что, возможно, у Михайлова было невыявленное онкологическое заболевание, и что никто, кроме него, в части пневмонией не заболел. Да и вообще, сказал мне собеседник, как вы себе это представляете - заболеть пневмонией в это время года? Да, когда мы общались с Мешковым, на улице стояла жара. Однако жар и лихорадка у Саши Михайлова начались 23 мая, а еще за полторы недели до этого ночные температуры в Челябинской области опускались до минусовых значений!
В тот же день, когда я брал комментарий в пресс-службе ЦВО, выяснилось, что военная прокуратура подтвердила факты массового заболевания солдат в Трехгорном. Причем 20 человек лечились именно от пневмонии. В части 32616 не было ни лекарств, ни должного числа квалифицированных медработников, а офицеры не предприняли никаких действий, чтобы предотвратить эту эпидемию простуд.
Размышляя о том, почему же сотрудники Министерства обороны, будучи не в силах признать очевидные факты, свидетельствующие о неблагополучии армии, дают столь недостоверные комментарии, я вспомнил недавние события в башкирском Урмане. В середине мая жители этого села, год назад чуть было не стертого с лица земли взрывами на военном арсенале, готовы были перекрыть федеральную трассу: им до сих пор не компенсировали ущерб от того колоссального ЧП. Народ зимовал в домах с трещинами в стенах, покосившимися окнами, дырами в крышах, разбитой мебелью. Региональный и федеральный бюджет выделили какие-то деньги, но на всех их, разумеется, не хватило - есть вопросы и о том, на что именно были потрачены эти суммы.
Однако самое любопытное в этой истории - позиция Министерства обороны. Пожар, взрывы и последующая разруха стали следствием каких-то нарушений и недоработок на объекте именно военного ведомства, однако же само министерство попросту умыло руки, не заплатив даже за восстановление тех жилых домов, которые числились на его балансе. "Минобороны сказали, разбирайтесь сами", — сообщил заместитель главы Иглинского района Радик Ханданов. Несколько жителей подали на военных в суд, но каковы перспективы этого иска?
Вопрос отнюдь не риторический, если учесть, к примеру, еще один сюжет, вновь возникший недавно на информационных лентах: Министерство обороны отказывается выплачивать компенсацию морального ущерба матери пермского солдата Андрея Глушковского. Парень погиб год назад после 40 дней комы — в воинской части № 61207 Екатеринбурга ему поручили поменять колесо на грузовике, но не показали, как это делается. Слетевшее стопорное кольцо проломило солдату голову. Виновного отстранили от службы и дали два года условно. Мать погибшего подала в суд, пытаясь взыскать компенсацию морального ущерба, и, казалось бы, добилась своего. Однако юристы Министерства обороны заявили, что категорически не согласны с этим решением, так как женщина не доказала факт своих страданий. За что ж ей платить? Тем не менее, неделю назад кассационная инстанция отклонила жалобу военных на приговор. Остается надеяться, что в этой трагичной истории поставлена точка.
А вот в другой ситуации еще только предстоит разобраться. Жительница Кыштыма Челябинской области обратилась к военному прокурору области и требует справедливости. Ее младшего сына призывают в армию. Старший, Салават Бисентьев — погиб в 1995 году, вернувшись живым из Чечни. Командование части 40892, расположенной в городе Каменск-Шахтинский Ростовской области, сообщило матери, что 20 декабря труп ее сына был найден на железнодорожных путях на перегоне Погорелово-Каменская, якобы через несколько часов после того, как молодой человек был уволен. Уголовное дело возбуждать не стали. Женщине выдали закрытый цинковый гроб, а когда она потребовала установить причину гибели сына и найти виновных, ей начали угрожать. При этом, по словам матери, командование не предоставило никаких документов, подтверждающих законность увольнения ее сына из рядов ВС. Женщина подозревает, что Салавата демобилизовали задним числом, чтобы не нести ответственность за его гибель. Теперь, когда в армию призывают ее младшего сына, она всерьез опасается за его судьбу, а значит, необходимо доказать, что гибель старшего произошла именно во время армейской службы. Только в этом случае второго ребенка освободят от призыва.
Своим сюжетом эта история перекликается с еще одной трагедией, произошедшей два года назад. Правда, связана она уже не с Минобороны, а с Министерством внутренних дел. 32-летний прапорщик Алексей Бердинский 13 лет служил в рядах внутренних войск воинской части Снежинска Челябинской области. Незадолго до своей смерти в 2010 году он проходил медосмотр, в ходе которого врачи не обнаружили никаких патологий. Ему сделали плановую прививку от гриппа, и вскоре молодой здоровый мужчина почувствовал себя плохо, а через две недели оказался в больнице в тяжелейшем состоянии — отказали почки. В больнице он провел три месяца, врачи лишь разводили руками, а когда стало ясно, что ему не выкарабкаться, в реанимацию пришли представители воинской части и зачитали приказ об увольнении.
По словам вдовы Алексея Юлии Бердинской, оставшейся с маленькой дочкой на руках, столь спешное и некрасиво обставленное увольнение несло в себе один единственный смысл: не платить семье страховку. За три года до трагедии молодая семья оформила ипотеку. Юлия попыталась было оспорить увольнение мужа в суде, и преуспела в этом, но военные подали кассацию, и в результате все же не заплатили вдове и дочке прапорщика ни копейки. Суды тянутся вот уже два года, и все это время те, кто призваны нас защищать, успешно обороняются от молодой вдовы, ее маленькой дочки и пожилой больной матери.
Нужны ли к этим историям комментарии и дополнения? Решать только вам.