Анна Качкаева: «Свободная мысль» документального кино. Сегодня мы будем говорить о том, как проходит документальная программа на Московском международном кинофестивале, как ее смотрят, как она попадает в нынешний контекст, почему сейчас очень озабочены молодые кинематографисты своим будущем, этим же будущем озабочены и их взрослые коллеги, учителя, наставники, а также руководство Союза, как это все вписывается в контекст современного документального кино и как его смотрят зрители.
Представляю моих гостей – Сергей Мирошниченко, куратор документальной программы кинофестиваля. У него есть коллега Григорий Либергал, это такой тандем, в хорошем смысле слова. Сергей еще и документалист, и преподаватель, профессор ВГИКа, то есть растит молодую кинематографическую смену. И моя коллега - обозреватель «Московских новостей» Алена Солнцева.
Дело в том, что лет 20 документального конкурса на Московском фестивале не было, его вернули не так давно. «Свободная мысль» - седьмой год, а конкурс – второй год. Есть ли разница (тем более что вам есть, с чем сравнивать), как вы отбирали и отбираете фильмы и для «Свободной мысли», и для конкурса?
Сергей Мирошниченко: У нас есть группа людей, мы не вдвоем с Григорием, у нас есть помощники – Георгий Молодцов, Анна Тархова, Ангелина Голикова, Ксюша Адамович. И все смотрят приблизительно около 500 картин. Нам поступает огромное количество картин. Если мы после большого перерыва зазывали всех и собирали небольшое количество, просто выискивали эти картины, то теперь к нам идут самотеком до 1-1,5 тысяч картин и в конкурс, а у нас всего семь картин в конкурсе, и во внеконкурсную программу. Это стала достаточно известная программа, благодаря ребятам. Отсматривается огромное количество различных фильмов с фестивалей. Ведь «Свободная мысль» - это лучшие картины за год, показанные на разных фестивалях. И мы решили сделать странную штуку. Если бы мы не знали и не видели чемпионат Европы, то мы бы думали, что «Зенит» - это самая лучшая команда в мире, а Аршавин – это самый великий футболист в мире. А теперь мы знаем, что есть куда тянуться явно, и надо до Греции дотянуться, чтобы быть близко к чему-нибудь хотя бы. Поэтому мы решили показать кино, которое показывают в мире, которое побеждает в мире, чтобы нам было понятно, где мы сейчас сами.
Анна Качкаева: Не важен географический, тематический принцип, новичок или, условно, Скорсезе или Херцог – это все не имеет значения?
Сергей Мирошниченко: Программа делится на две части – конкурсная и внеконкурсная, внеконкурсная – это фильмы, которые получили максимальное количество призов или имели в прокате большой успех. Мы себя ориентировали, в отличие от «Флаэртианы» или от «Артдокфеста», на зрелищный кинематограф.
Анна Качкаева: То есть в прокате не российском, как я понимаю. Потому что нет проката документального кино.
Сергей Мирошниченко: Мы с Григорием подумали, так как рядом идет фестиваль игрового кино все время параллельно, что мы будем брать зрелищные фильмы, максимально развернутые к зрителю, а не к критикам, которых я уважаю, не к узкому кругу кинематографистов, а именно к зрителю. Поэтому у нас еще проходит конкурс зрительского голосования.
Анна Качкаева: В «Facebook» есть страничка «24_doc», как нишевый канал, посвященный документальному кино, и активно это все тоже освещается. Там две «голосовалки», на которые я посмотрела перед нашим эфиром. Могу сказать, что есть несколько картин и в «Свободной мысли», и в конкурсном показе, зритель уже за все проголосовал. Ясно, что жюри по-другому, наверное, а может быть, совпадет...
Сергей Мирошниченко: Я не знаю.
Анна Качкаева: Кстати, в жюри три известных кинематографиста – россиянин, поляк и американец, все очень достойные люди. Так вот, в «Свободной мысли» лидируют «Дети Гитлера», а в конкурсном показе - «Чувственная математика» и «Посол» («The Ambassador»).
Сергей Мирошниченко: Я так и думал.
Анна Качкаева: То есть зрители, конечно. Алена, вы что-нибудь посмотрели и из той, и из другой программы? Как вам кажется, как она выглядит и как она попадает в сегодняшнее время? Надо сказать, что залы довольно полные.
Алена Солнцева: На конкурсном фильме «Шугармен», в конкурсной программе, большой зал был практически полностью забит. И конечно, приятно, что люди ходят и смотрят. Мне этот фильм кажется очень интересным, и я так понимаю, что критикам он тоже понравился. Это дебютная работа молодого кинематографиста из Швеции, который нашел уникального героя. Сергей говорил о том, что их программа, в отличие от других фестивалей, развернута к зрителям, и развернута она, как мне кажется, ровно этой стороной. То есть для того, чтобы зрителям было интересно, нужно представить интересную судьбу.
Сергей Мирошниченко: Или интересную проблему, как «The Ambassador», допустим.
Алена Солнцева: То есть не язык, не способ подачи, не отношение художника с материалом и с фактурой, а ровно саму фактуру. И в «Шугармене» как раз замечательная фактура. Я думаю, что если, как Сергей обещает, эти фильмы потом покажут по российскому телевидению, по каналу «Культура»...
Сергей Мирошниченко: Мы купили за последнее время для показа «Смотрим и обсуждаем» порядка 50 фильмов из предыдущих программ. Поэтому показ на нашем фестивале и зрительские голосования означают то, что мы будем фильмы покупать.
Алена Солнцева: «Шугармена» надо обязательно показать, потому что это совершенно удивительная судьба. Жил в Детройте человек по фамилии Родригес, который пел замечательные песни, молодой парень в черных очках, очень похожий на Цоя чем-то, был рабочим. Записали его первую пластинку, потому что он очень понравился продюсерам. Потом записали вторую пластинку, про которую говорят, что было продано 6 экземпляров. То есть никакого успеха у него в Америке не было, и он остался просто рабочим. Всю жизнь работал на стройке. И это не просто обыватель, а это пролетарий, как у нас называется, а у них это называется «синие воротнички». Оказывается, в это время в ЮАР у него была невероятная популярность, он был популярен больше, чем Боб Билан и «The Beatles». Это был самый популярный певец. Но там все считали, что он умер, что он очень эффектно поджег себя на сцене, сгорел, что его нет. Но клуб фанатов какой-то был, и один из его поклонников, который очень любил его песни, попытался что-то о нем найти. И каково же было его удивление, когда выяснилось, что его кумир жив и здоров, работает на стройке. Были организованы гастроли, он приехал в ЮАР, собирал тысячные залы, стадионы. Фанаты ревели от восторга. Он там провел более 30 концертов, причем абсолютно легко, свободно, ничуть не смущаясь, он выступал на этих концертах. Деньги, которые он заработал, он раздал. Вернулся в Детройт и работает по-прежнему на стройке, живет в той же квартире, ничего в его жизни эта слава не изменила. То есть он ничего не знал о популярности, а когда узнал, выяснилось, что ничего это не поменяло в его жизни. История совершенно роскошная.
Сергей Мирошниченко: Там есть один маленький нюанс, который мы не замечаем, а люди, которые занимаются продюсированием, они поняли, что его похоронили сознательно продюсеры, когда он мешал другой звезде. То есть записанный диск был сознательно немножко придержан. Это есть и в нашей жизни, и в нашем шоу-бизнесе тоже это существует.
Алена Солнцева: Там есть еще одна тема. Пластинки, которые продавали в ЮАР, в основном «пиратские», никто денег не получал за колоссальные тиражи.
Анна Качкаева: То, что у нас вдруг на этом фестивале открылась Африка, - это вообще отдельная история. ЮАР, потом «The Ambassador» - фантастическая история персонажа, ну, это провокация. Журналист меняет профессию, человек превратился в дипломата, приехал с паспортом и общается с африканской элитой, франкофонной элитой и французской элитой.
Сергей Мирошниченко: Он сначала покупает паспорт дипломата...
Анна Качкаева: ...потом становится дипломатом, а потом начинает заниматься торговлей алмазами. В общем, зрелище то еще, конечно.
Алена Солнцева: Там есть замечательная сцена. Он по телефону пытается договориться, чтобы ему какие-то полномочия... ему нужна справка, чтобы вывезти алмазы, что он официальное лицо. Ему этого сделать не могут. И он говорит: «Сделайте мне справку, что идет процесс назначения меня на должность». Но такого не бывает.
Сергей Мирошниченко: Режиссер очень интересно рассказывал, что весь фильм снят таким образом. С ним был якобы пресс-секретарь, который ходил с фотоаппаратом. А фотоаппарат был снимающий. Поэтому все это снято на фотоаппарат пресс-секретаря. И ему очень нравилось, что он с пресс-секретарем... Ну, это коррупция. И мы вчера задали вопрос: «А хотели бы в России снять фильм о коррупции?». Он радостно сказал: «Да, очень хочу!». Правда, он сказал, что затраты на африканский фильм – миллион евро. Надо ему только найти миллион евро, и я думаю, что будет тоже хорошая, смешная картина.
Алена Солнцева: Не могу не сказать о фильме Зайдля, бывшего документалиста, который теперь снимает игровой фильм. Я вчера смотрела его фильм, посвященный истории пожилой австрийки, которая приезжает... секс-туризм в Африке. Приезжает женщина на курорт с определенной целью. Знакомится там с молодыми африканскими мужчинами, платит им деньги. Но это трогательная история, потому что она ищет любви, а они предлагают ей секс-услуги. Это, конечно, документальное кино, потому что это невозможно иначе, чем документальное кино, предельно откровенное, такого никогда не видишь. И здесь очень интересная проблема, которая, видимо, не совсем лежит в русле программы документальной «Свободная мысль». Граница между документом и не документом сегодня настолько стерта, что отличить документальное от недокументального, отличить реальную историю от придуманной истории уже стало невозможно. Поэтому любую историю теперь подозревают в том, что она придумана.
Анна Качкаева: Либо придумана, либо постановочная, либо ее допродюсировали, либо ее докрутили.
Алена Солнцева: А вы пытаетесь это как-нибудь отслеживать?
Сергей Мирошниченко: Я вижу, где игровая картина. В этом году на «Нике» в номинацию попала картина игровая хороших двух мастеров, она чисто игровая, но была позиционирована как документальная. Я, конечно же, вижу. Думаю, что еще какое-то время будут видеть. Дальше будет компьютерная графика. Мы вообще не знаем, что дальше будет.
Алена Солнцева: И это очень важная проблема. Интерес к документальному кино всегда подогревался тем, что это реальная история. Как только это перестает быть реальной историей – сразу вся фактура и проблемы перестают быть значимыми.
Сергей Мирошниченко: Я за то, чтобы игровое кино проходило как игровое. Игра противоположная – мне кажется, это обман зрителя. Ты не должен этого делать, мне так кажется. Я ценю живую слезу героя в сто раз больше, чем актерскую. Мой замечательный друг Никита Сергеевич может заплакать моментально и тут же засмеяться. Выдающийся актер! Но это никакого отношения к реальной слезе не имеет. Мы стараемся все-таки отслеживать это направление, но оно существует, и оно очень любимо сейчас в России.
Анна Качкаева: Игра с реконструкцией, стирание граней между документом...
Алена Солнцева: В России любят и просто сыграть историю, выдать ее за документ. У нас был скандал. Был фильм про девушку-убийцу, которая оказалась актрисой, сыгравшей эту историю, очень хорошо импровизировавшей...
Сергей Мирошниченко: А ранние фильмы Гай Германики, которые замечательно сыграны – девочки, мальчики... Но разыгранные в основном.
Алена Солнцева: Но девочки-то реальные.
Сергей Мирошниченко: Но сыгранные ситуации. Она и не скрывает этого.
Алена Солнцева: Вы хотите сказать, что в ранних фильмах Германики она дает задание: сыграйте вот это. Но насколько это задание является...
Сергей Мирошниченко: Я не против этого. Она поэтому в игровое кино и ушла...
Алена Солнцева: На самом деле это большая проблема. Когда человек рассказывает мне реальную историю, а потом я ему говорю: «А теперь я включаю камеру, ты мне расскажи еще раз, вот это ты расскажи больше, а это – меньше», - это одно дело. Или я говорю: «Покажите мне, как вы обычно ссоритесь со своей женой, а я буду снимать», - это называется инсценировкой.
Сергей Мирошниченко: Это работа с не актером. А если вы еще говорите: «А вот здесь погромче покричи, а вот здесь побейся об стену, тут развернись...».
Алена Солнцева: Но они такие гениальные, эти мальчики и девочки.
Сергей Мирошниченко: У нас обычные люди сейчас гораздо более талантливые, чем актеры. Мы смотрим «Дом-2», «Дом-3» или какие-нибудь поездки – они так играют!..
Анна Качкаева: То есть камера дает такой эффект?
Сергей Мирошниченко: Сейчас все друг друга снимают.
Алена Солнцева: Я хотела бы поделить эту проблему на две части. Первая часть – это работа с героем как с актером. То есть героя подделывают, подчищают.
Сергей Мирошниченко: Подчищают, но остается достоверность его рассказа.
Алена Солнцева: Он так живет, он так разговаривает, у него такие отношения с окружающими. Вторая история – когда вообще никакого отношения актер к изображаемому персонажу не имеет, но фильм почему-то считается документальным. История с фильмом «Таблоид», чудесная история, показанная в вашей программе, - совершенно великолепная женщина, которая рассказывает про то, как она полюбила мормона, как она пыталась его отвоевать у его мормонской церкви, как ее судили за похищение в Англии, как она убежала, скрывалась и так далее. Если это правда, то это замечательная история и потрясающий персонаж. Если это неправда, то это великая актриса и замечательно сделанный, придуманный фильм и гениальный сценарий, потому что он очень интересный. Но это два разных условия оценки.
Анна Качкаева: И все труднее эту грань провести. Даже вы не можете сказать, это реальность сыгранная или реальная реальность.
Алена Солнцева: «Таблоид» - это сыгранный фильм или это реальность?
Сергей Мирошниченко: Уточню. Сейчас не могу сказать. Но я вижу, что он может быть сыгран. А вот в фильме Херцога про смертную казнь, может быть, кто-то чуть-чуть подыгрывает, но то, как там все подано, и та реальность, которая подана, это сделано, конечно, документально.
Анна Качкаева: И у Грязева абсолютно документально. Дается объем и государства, и общества, и этой семьи, которая так возмутилась тем, что они не получились красавцами. И это один из показателей хорошего документального кино, когда герои вдруг обнаруживают, что они себе не нравятся.
Алена Солнцева: Мне в свое время Дворцевой рассказывал отличную историю про то, как он очень хотел, снимая фильм «Дорога», по-моему, сделать приятное своим героям. История о том, насколько герои себе нравятся или не нравятся...
Анна Качкаева: Скажу, что был скандал в начале фестиваля, когда люди из группы «Война» обратились к организаторам и сказали, чтобы фильм Андрея Грязева «Завтра» был снят с показа, потому что он не отражает и не показывает.
Алена Солнцева: Как раз с фильмом «Война» довольно сложная история, там не так все просто. Группа «Война» – это все-таки группа с позициями. И одна из их позиций, например, - это отсутствие товарно-денежных отношений. Продажа фильма, показ его на фестивале, выход в прокат... Они давали свое согласие сниматься, например, под то, что фильм будет выложен в Интернет бесплатно. У них есть еще и такие соображения. Поэтому я бы сейчас группу «Война» за скобки в этом смысле вынесла, потому что это требует отдельного разговора и подробностей, которые надо оговаривать.
История, которую я хотела рассказать. Один документальный режиссер пытался своих героев снять и сделать им приятные фотографии. Он их сделал, показал им. Ему казалось, что он всем способом подчеркнул все хорошее. На что эти люди простые сказали, что это им все не нравится. И тогда он их спросил: «А как бы вы хотели выглядеть?». На что женщина сказала, что она бы хотела, чтобы она была в платке, с мужем и на фоне мечети. Вот это ее самопрезентация такая, она так хочет выглядеть.
Сергей Мирошниченко: Интересно, на каком фоне группа «Война» хотела бы...
Алена Солнцева: Наверное, можно у каждого героя спросить: «А что вы хотите?». У каждого есть свой контекст, в который он себя вписывает. И когда документалист его вписывает в другой контекст, это для него, конечно, неприемлемо. И это естественная человеческая реакция.
Сергей Мирошниченко: Я согласен. Вот Катя Еременко сняла математиков, «Чувственная математика», и там замечательный оператор Костомаров, это очень тонко снято. Есть несколько картин в программе, в которых операторы – выдающиеся документалисты. «В поисках Шугармена» - выдающийся оператор, и Костомаров – это очень талантливый человек. И там математики нравятся себе вполне.
Алена Солнцева: Они совпадают со своей презентацией.
Анна Качкаева: Уникально то, что они математикой, формулами пытаются объяснить чувства, от вкуса и запаха до того, что называется «баланс». То есть поверить формулой гармонию. И это удивительное зрелище.
Сергей Мирошниченко: Оставшаяся математическая школа собралась в зале, и они были счастливы. Они сказали: «Наконец-то, сделали фильм про математиков».
Анна Качкаева: Но режиссер – выпускница мехмата.
Сергей Мирошниченко: В конкурсе было две российских картины, они были совершенно разными по стилю, разные по взглядам. В одном случае мы, наконец-то, увидели интеллектуальных людей, математиков. В другом мы увидели другую стилистику, совершенно другой взгляд, и ребят, может быть, они интеллектуалы, но не очень это заметно в картине. И мы подумали о том, что это будет баланс двух направлений, двух взглядов, двух школ определенных. Мы вообще за то, чтобы кино было разное. Ощущение, что кино должно быть одинаковое... Я всегда вспоминаю про Малевича, который приходил к Шагалу и говорил, что «надо вот так рисовать». Но вот такой у нас характер, что иногда мы впадаем в некое сектантство, начинаем все в одну сторону бежать.
Анна Качкаева: Как-то так совпало, что фестиваль подготовлен был письмом молодых документалистов, которые очень забеспокоились за нравственность и фестивального движения, и российской документальной школы...
Алена Солнцева: Они шире брали – российского искусства.
Анна Качкаева: Они практически прокричали «Родина в опасности!», потому что «чернуху» снимают, фестивальное движение захватили такого типа люди. Хотя, на вас глядя, не скажешь этого. И я так понимаю, что за этим письмом часть людей обнаружила взрослую руку некоторых «учителей жизни», а другие обнаружили необходимость поставить на место те неформальные киношколы, которые дают какой-то другой ракурс жизни. В том числе были споры с Мариной Разбежкиной и ее подходом к тому, как освещают документальное кино.
Сергей Мирошниченко: И игровое тоже.
Анна Качкаева: И на фоне этого спора сегодня Никита Сергеевич встречается с представителями Министерства культуры...
Алена Солнцева: С Мединским.
Анна Качкаева: И будет, видимо, союз молодых кинематографистов или отделение создаваться. То есть подготовка. Сергей, вы, как преподаватель и как человек, вырастивший уже не одно поколение молодых документалистов, как к этому относитесь?
Сергей Мирошниченко: У меня в этом отношении сложная позиция. Мои ученики написали как в защиту, так и против. Я, конечно, сторонник того, что спор о форме и о способах подачи должен проходить на экране. Есть квадрат, и ты видишь вот так искусство, и ты должен показать это на экране, и лучше, чем тот, с кем ты споришь. Я этому всегда учу своих учеников. Это и есть момент истины. Потому что даже если тебя назначат большим начальником в области культуры, ты необязательно останешься в искусстве большим начальником, может быть, ты будешь никем. Но я понимаю тех ребят, которые подписывали письмо. Среди них есть люди, которые сделали очень свободные картины, которые получали призы на «Артдокфесте», например. Я имею в виду Соню Гевейлер. Она получила приз за «Трамвайный проспект». Или Бывшева, которая сейчас сняла очень интересную картину о событиях на Болотной площади, вместе с курсом Серебренникова она сделала картину. Для них это был эстетический спор, потому что существуют разные эстетики.
Анна Качкаева: Но текст письма таков, что это, конечно, не про эстетику.
Сергей Мирошниченко: Спор эстетический. И этот спор давно ведется внутри молодежного движения. У них есть определенные взгляды, как излагать картины, как делать картины. И этот эстетический спор был заведен в тупик, но не сейчас, а чуть раньше. И радикализм, который возникает с обеих сторон, очень интересен для искусства, и очень важно, чтобы каждый имел свою радикальную идею. Но для политики всегда все получается очень плохо. Мне кажется, что для России очень важно, чтобы существовали и западники, и славянофилы. Потому что когда они спорят между собой - возникает высокое искусство. Но как только приходит Иосиф Виссарионович Сталин, который говорит «сегодня все будут западниками, расстреляем славянофилов» или «сегодня расстреляем всех прозападных» - вот тогда и возникает катастрофа. Спор идей на экране я поддерживаю, а спор на уровне того, кто больше начальник, я поддерживать не буду.
Анна Качкаева: Но когда такие слова звучат, которые адресуются господину Михалкову... Студенты выражают обеспокоенность тенденциями, складывающимися в ходе проведения кинофестивалей, «способствующих пропаганде и распространению кинематографических произведений, несущих безнравственность, пошлость, вызывающих отвращение к нашему кинематографу, народу и всему Отечеству, произведений, выполненных без какого-либо понимания профессии и осознания социальной ответственности перед обществом. Открыто издеваются над больными и убогими героями своих фильмов, над нравственными и духовными ценностями, прикрывая свой непрофессионализм громкими заявками на «арт-хаусность» и «современные» подходы к творчеству». Это, в общем, донос.
Сергей Мирошниченко: Особо доносить некому.
Алена Солнцева: Мне кажется, что проблема не в том, что сейчас пойдут репрессии, кого-то расстреляют или лишат профессии, или выгонят из страны. Я думаю, это вряд ли возможно. Но меня интересует другое. Подписывая это письмо, не читая, - ладно. Подписывая это письмо, прочитав его, люди говорят о том, что они не видят текста. Я видела часть молодых кинематографистов, которые выступали на этом «круглом столе». И я разговаривала с их педагогом. Я ему говорю: «А почему вы не учите их говорить? Они не могут сформулировать мысль». Они либо говорят гладкими, бессмысленными штампами, либо просто не могут выразить себя.
Сергей Мирошниченко: Ну, я за всех не могу отвечать.
Алена Солнцева: Конечно, не все. Но человек, художник, который подписывает это письмо, не может не видеть в нем определенную стилистическую направленность. Дело не в том, что одни хотят... Да ради Бога, обратитесь к Никите Сергеевичу Михалкову и скажите: «Дайте нам денег на свой фестиваль. Потому что «Артдокфест» нас не берет, а московского нам мало – там всего семь фильмов. А мы хотим в Москве «Лучезарного ангела» в документальном кино. Помогите нам. Мы хотим снимать кино православное. А «Золотой витязь» нам не нравится почему-то. Мы хотим другого, более экуменического (или более кондового, более фундаментального) взгляда».
Сергей Мирошниченко: Это не борьба идей, это борьба стилистических подходов. Там есть очень глубокая, серьезная подоплека. Есть Гай Германика – замечательно! Есть Расторгуев – замечательно! Мы стали штамповать людей, подобных им. И дальше нужно доказывать, что эти люди нужны. А их стали в массовом порядке штамповать. Я очень люблю и считаю, что Марина Разбежкина талантливый педагог, но если за 3-4 месяца готовятся режиссеры...
Анна Качкаева: За год.
Сергей Мирошниченко: Есть уже люди, которые за 3-4 месяца.
Алена Солнцева: Во ВГИКе за 5 лет готовят, но не готовят, как выяснилось. Это не вопрос времени.
Сергей Мирошниченко: Не готовят – это сложное понимание.
Алена Солнцева: Но мы же видим работы выпускников ВГИКа, как игровых, так и документалистов. Среди них, дай Бог, один...
Сергей Мирошниченко: Не надо так! А я вам могу привести пример. У меня два человека на курсе – Галина Красноборова сделала «Девять забытых песен», Кравченко сделала «Части Тела», и обе картины получили призы. Но дальше они не получили поддержку в Министерстве культуры в течение четырех лет. Это нонсенс!
Алена Солнцева: А можно привести в пример учеников другой школы, которые тоже не получили никакой поддержки. Я вам скажу, какие дебюты поддержало Министерство культуры, а их три. Эти фамилии ничего не скажут ни вам, ни нам. Там есть только одна фамилия – альманах выпускников ВГИКа, его поддержали. Один из трех проектов. Другой проект – какой-то дебютант, которому под 50, по-моему. И третий – тоже довольно неизвестный.
Сергей Мирошниченко: Тогда надо понять, кому выгодна эта шумиха. Это стравливание, потому что обе стороны сейчас все больше и больше воспаляются. Я знаю это по своим ученикам. Они между собой стали ссориться. Они воспаляются, у них мозг воспаленным становится. И когда две стороны в таком состоянии, кто-то третий выиграет.
Анна Качкаева: И понятно – кто.
Сергей Мирошниченко: Молодежная секция в Союзе кинематографистов. Да давно пора, потому что одни старики.
Алена Солнцева: Но никто же не пойдет...
Сергей Мирошниченко: Почему? Если дать им площадку, пойдут они делать. Есть хорошие ребята молодые, они разные, они придут и сделают.
Алена Солнцева: Я боюсь, что там уже такая селекция пойдет, что нормальный человек...
Сергей Мирошниченко: Не надо допускать этой селекции.
Анна Качкаева: Рядом с Михалковым, Сережа, тогда должны быть вы и Разбежкина. Вот тогда пусть они все там и будут.
Алена Солнцева: А рядом с Михалковым сидит Говорухин и Наумов. И кто туда пойдет?
Сергей Мирошниченко: Я вас понимаю. Когда-то был странный человек - Терентий Семенович Мальцев, он был земледельцем. Я к нему приехал молодым кинематографистом. И он мне говорил: «Вот гумус, там должны быть бактерии созидания и разрушения. Бактерий созидания должно быть 60%, но должны быть и бактерии разрушения, которых должно быть не меньше...». Это и есть единство и борьба противоположностей. Если кто-то создаст идеальную систему, где будут только правильные люди, это будет смерть. То есть если только бактерии созидания, то смерть гумусу. Поэтому нужно сбалансировать этих людей, они должны существовать для искусства, они должны бороться между собой. Ни в коем случае эти письма не надо доводить до решений партии и правительства. А если будет другая эстетическая программа, будут бороться два направления эстетических в искусстве – я только «за». Пусть докажут, пусть снимут картину хорошую...
Алена Солнцева: С этой позицией спорить невозможно.
Сергей Мирошниченко: А чем это может закончиться, я не знаю.
Анна Качкаева: И потому что письмо появилось накануне встречи министра с Михалковым, как-то меня это...
Алена Солнцева: Насколько я понимаю, была запланирована идея молодежной секции Союза кинематографистов еще в апреле, почему в письме и написано, что «в свете решения апрельского пленума». Прямая цитата.
Анна Качкаева: Ровно этими словами, поэтому мы и говорим об эстетике письма.
Алена Солнцева: Поэтому все и удивляются, откуда молодые люди так лихо воспроизвели штампы 20-30-летней давности. Почему и засомневались в том, что это молодые написали. Но беда-то в том, что такая кампанейщина, которая возникает... когда говорят о том, что две позиции в обществе, да в обществе не две позиции, а 22 позиции. И я уверена, что эти молодые люди, если их посадить и с ними поговорить нормально, показать их фильм, обсуждать, они найдут свою аудиторию, и каждый – свою. Даже довольно, на мой взгляд, в профессиональном отношении слабые фильмы находят свою аудиторию.
Анна Качкаева: И вопрос – сколько их учат. От того, что мы все друг друга снимаем, другая коммуникационная ситуация.
Сергей Мирошниченко: Я понимаю эту идею. Но все-таки есть же предел количеству... У меня курс, когда 7 человек – трудно, когда 10 – тяжело, а когда 18 – ужасно тяжело. А есть курсы по 30, и я этого не понимаю.
Алена Солнцева: Я недавно видела фильм, который сняли ученики Марины Разбежкиной, 10 человек снимали фильм «Зима, уходи!» о событиях оппозиционного настроения и всех акций в Москве. Снимали 10 человек, насняли они тысячу часов пленки, потом вшестером монтировали фильм в течение трех месяцев, практически вахтовым методом, дежуря у компьютера. Они смонтировали 1,5 часа замечательного кино, очень, на мой взгляд, профессионального, с замечательными человеческими историями. Первый раз я вижу, чтобы эти события были проанализированы на художественном уровне. А это значит – через человека, через жест, через эмоциональные впечатления, через образ. Мы понимаем эту версию, а может быть много разных версий.
Сергей Мирошниченко: Я хочу вас удивить. Практически каждый студент снял фильм о Болотной площади.
Алена Солнцева: Да ради Бога! Я говорю про качество работы коллектива из 10 человек.
Сергей Мирошниченко: Есть картины и других авторов, не только Марины, снятые на эту же тему. И надо показать все. Вот об этом эти люди и говорят, что если вдруг мы будем показывать только одно направление...
Алена Солнцева: Подождите! Картину Марины никто, кроме учеников Марины, не показывает.
Анна Качкаева: Они сами показывают через «Facebook», через Сети.
Сергей Мирошниченко: А почему они не подавали? Мы бы ее показали на Московском фестивале.
Алена Солнцева: Она не была готова к тому времени, наверняка.
Сергей Мирошниченко: Я думаю, ее покажут на «Артдокфесте», и она будет номинирована на «Лавр».
Алена Солнцева: Вполне возможно. Но никто не пришел к ним с чемоданом денег, ни Госдеп, ни Министерство культуры, ни каналы. Они сами сняли без денег, сами смонтировали, сами показывают, сами продвигают. Они делают все сами, они не просят ни у кого ни денег, ни поддержки, ни помощи. И я вспомнила про этот фильм даже не потому, что они сняли хорошее кино, а потому что это коллективная работа. Люди объединились. Есть опыт объединения, создания позитивного продукта.
Анна Качкаева: Владимир, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. У меня вопрос по названию «Свободная мысль». А разве может быть мысль несвободной?
Сергей Мирошниченко: Смотря в какой стране.
Анна Качкаева: Это ровно про то, о чем мы с вами говорили, - и про молодежь, и про страну, и про общество, и про все остальное.
Алена Солнцева: Я бы только дала совет молодым людям, которые подписывают письма. Вместо того, чтобы подписывать письма и пасквили писать про своих товарищей, лучше бы объединились, сделали бы фестиваль, сделали бы показ, сделали ли бы сайт, выложили бы свои работы. Сделайте хотя бы что-нибудь. Не надо просить денег у государства, нет у него денег.
Сергей Мирошниченко: Все деньги уйдут к «старикам» все равно.
Представляю моих гостей – Сергей Мирошниченко, куратор документальной программы кинофестиваля. У него есть коллега Григорий Либергал, это такой тандем, в хорошем смысле слова. Сергей еще и документалист, и преподаватель, профессор ВГИКа, то есть растит молодую кинематографическую смену. И моя коллега - обозреватель «Московских новостей» Алена Солнцева.
Дело в том, что лет 20 документального конкурса на Московском фестивале не было, его вернули не так давно. «Свободная мысль» - седьмой год, а конкурс – второй год. Есть ли разница (тем более что вам есть, с чем сравнивать), как вы отбирали и отбираете фильмы и для «Свободной мысли», и для конкурса?
Сергей Мирошниченко: У нас есть группа людей, мы не вдвоем с Григорием, у нас есть помощники – Георгий Молодцов, Анна Тархова, Ангелина Голикова, Ксюша Адамович. И все смотрят приблизительно около 500 картин. Нам поступает огромное количество картин. Если мы после большого перерыва зазывали всех и собирали небольшое количество, просто выискивали эти картины, то теперь к нам идут самотеком до 1-1,5 тысяч картин и в конкурс, а у нас всего семь картин в конкурсе, и во внеконкурсную программу. Это стала достаточно известная программа, благодаря ребятам. Отсматривается огромное количество различных фильмов с фестивалей. Ведь «Свободная мысль» - это лучшие картины за год, показанные на разных фестивалях. И мы решили сделать странную штуку. Если бы мы не знали и не видели чемпионат Европы, то мы бы думали, что «Зенит» - это самая лучшая команда в мире, а Аршавин – это самый великий футболист в мире. А теперь мы знаем, что есть куда тянуться явно, и надо до Греции дотянуться, чтобы быть близко к чему-нибудь хотя бы. Поэтому мы решили показать кино, которое показывают в мире, которое побеждает в мире, чтобы нам было понятно, где мы сейчас сами.
Анна Качкаева: Не важен географический, тематический принцип, новичок или, условно, Скорсезе или Херцог – это все не имеет значения?
Сергей Мирошниченко: Программа делится на две части – конкурсная и внеконкурсная, внеконкурсная – это фильмы, которые получили максимальное количество призов или имели в прокате большой успех. Мы себя ориентировали, в отличие от «Флаэртианы» или от «Артдокфеста», на зрелищный кинематограф.
Анна Качкаева: То есть в прокате не российском, как я понимаю. Потому что нет проката документального кино.
Сергей Мирошниченко: Мы с Григорием подумали, так как рядом идет фестиваль игрового кино все время параллельно, что мы будем брать зрелищные фильмы, максимально развернутые к зрителю, а не к критикам, которых я уважаю, не к узкому кругу кинематографистов, а именно к зрителю. Поэтому у нас еще проходит конкурс зрительского голосования.
Анна Качкаева: В «Facebook» есть страничка «24_doc», как нишевый канал, посвященный документальному кино, и активно это все тоже освещается. Там две «голосовалки», на которые я посмотрела перед нашим эфиром. Могу сказать, что есть несколько картин и в «Свободной мысли», и в конкурсном показе, зритель уже за все проголосовал. Ясно, что жюри по-другому, наверное, а может быть, совпадет...
Сергей Мирошниченко: Я не знаю.
Анна Качкаева: Кстати, в жюри три известных кинематографиста – россиянин, поляк и американец, все очень достойные люди. Так вот, в «Свободной мысли» лидируют «Дети Гитлера», а в конкурсном показе - «Чувственная математика» и «Посол» («The Ambassador»).
Сергей Мирошниченко: Я так и думал.
Анна Качкаева: То есть зрители, конечно. Алена, вы что-нибудь посмотрели и из той, и из другой программы? Как вам кажется, как она выглядит и как она попадает в сегодняшнее время? Надо сказать, что залы довольно полные.
Алена Солнцева: На конкурсном фильме «Шугармен», в конкурсной программе, большой зал был практически полностью забит. И конечно, приятно, что люди ходят и смотрят. Мне этот фильм кажется очень интересным, и я так понимаю, что критикам он тоже понравился. Это дебютная работа молодого кинематографиста из Швеции, который нашел уникального героя. Сергей говорил о том, что их программа, в отличие от других фестивалей, развернута к зрителям, и развернута она, как мне кажется, ровно этой стороной. То есть для того, чтобы зрителям было интересно, нужно представить интересную судьбу.
Сергей Мирошниченко: Или интересную проблему, как «The Ambassador», допустим.
Алена Солнцева: То есть не язык, не способ подачи, не отношение художника с материалом и с фактурой, а ровно саму фактуру. И в «Шугармене» как раз замечательная фактура. Я думаю, что если, как Сергей обещает, эти фильмы потом покажут по российскому телевидению, по каналу «Культура»...
Сергей Мирошниченко: Мы купили за последнее время для показа «Смотрим и обсуждаем» порядка 50 фильмов из предыдущих программ. Поэтому показ на нашем фестивале и зрительские голосования означают то, что мы будем фильмы покупать.
Алена Солнцева: «Шугармена» надо обязательно показать, потому что это совершенно удивительная судьба. Жил в Детройте человек по фамилии Родригес, который пел замечательные песни, молодой парень в черных очках, очень похожий на Цоя чем-то, был рабочим. Записали его первую пластинку, потому что он очень понравился продюсерам. Потом записали вторую пластинку, про которую говорят, что было продано 6 экземпляров. То есть никакого успеха у него в Америке не было, и он остался просто рабочим. Всю жизнь работал на стройке. И это не просто обыватель, а это пролетарий, как у нас называется, а у них это называется «синие воротнички». Оказывается, в это время в ЮАР у него была невероятная популярность, он был популярен больше, чем Боб Билан и «The Beatles». Это был самый популярный певец. Но там все считали, что он умер, что он очень эффектно поджег себя на сцене, сгорел, что его нет. Но клуб фанатов какой-то был, и один из его поклонников, который очень любил его песни, попытался что-то о нем найти. И каково же было его удивление, когда выяснилось, что его кумир жив и здоров, работает на стройке. Были организованы гастроли, он приехал в ЮАР, собирал тысячные залы, стадионы. Фанаты ревели от восторга. Он там провел более 30 концертов, причем абсолютно легко, свободно, ничуть не смущаясь, он выступал на этих концертах. Деньги, которые он заработал, он раздал. Вернулся в Детройт и работает по-прежнему на стройке, живет в той же квартире, ничего в его жизни эта слава не изменила. То есть он ничего не знал о популярности, а когда узнал, выяснилось, что ничего это не поменяло в его жизни. История совершенно роскошная.
Сергей Мирошниченко: Там есть один маленький нюанс, который мы не замечаем, а люди, которые занимаются продюсированием, они поняли, что его похоронили сознательно продюсеры, когда он мешал другой звезде. То есть записанный диск был сознательно немножко придержан. Это есть и в нашей жизни, и в нашем шоу-бизнесе тоже это существует.
Алена Солнцева: Там есть еще одна тема. Пластинки, которые продавали в ЮАР, в основном «пиратские», никто денег не получал за колоссальные тиражи.
Анна Качкаева: То, что у нас вдруг на этом фестивале открылась Африка, - это вообще отдельная история. ЮАР, потом «The Ambassador» - фантастическая история персонажа, ну, это провокация. Журналист меняет профессию, человек превратился в дипломата, приехал с паспортом и общается с африканской элитой, франкофонной элитой и французской элитой.
Сергей Мирошниченко: Он сначала покупает паспорт дипломата...
Анна Качкаева: ...потом становится дипломатом, а потом начинает заниматься торговлей алмазами. В общем, зрелище то еще, конечно.
Алена Солнцева: Там есть замечательная сцена. Он по телефону пытается договориться, чтобы ему какие-то полномочия... ему нужна справка, чтобы вывезти алмазы, что он официальное лицо. Ему этого сделать не могут. И он говорит: «Сделайте мне справку, что идет процесс назначения меня на должность». Но такого не бывает.
Сергей Мирошниченко: Режиссер очень интересно рассказывал, что весь фильм снят таким образом. С ним был якобы пресс-секретарь, который ходил с фотоаппаратом. А фотоаппарат был снимающий. Поэтому все это снято на фотоаппарат пресс-секретаря. И ему очень нравилось, что он с пресс-секретарем... Ну, это коррупция. И мы вчера задали вопрос: «А хотели бы в России снять фильм о коррупции?». Он радостно сказал: «Да, очень хочу!». Правда, он сказал, что затраты на африканский фильм – миллион евро. Надо ему только найти миллион евро, и я думаю, что будет тоже хорошая, смешная картина.
Алена Солнцева: Не могу не сказать о фильме Зайдля, бывшего документалиста, который теперь снимает игровой фильм. Я вчера смотрела его фильм, посвященный истории пожилой австрийки, которая приезжает... секс-туризм в Африке. Приезжает женщина на курорт с определенной целью. Знакомится там с молодыми африканскими мужчинами, платит им деньги. Но это трогательная история, потому что она ищет любви, а они предлагают ей секс-услуги. Это, конечно, документальное кино, потому что это невозможно иначе, чем документальное кино, предельно откровенное, такого никогда не видишь. И здесь очень интересная проблема, которая, видимо, не совсем лежит в русле программы документальной «Свободная мысль». Граница между документом и не документом сегодня настолько стерта, что отличить документальное от недокументального, отличить реальную историю от придуманной истории уже стало невозможно. Поэтому любую историю теперь подозревают в том, что она придумана.
Анна Качкаева: Либо придумана, либо постановочная, либо ее допродюсировали, либо ее докрутили.
Алена Солнцева: А вы пытаетесь это как-нибудь отслеживать?
Сергей Мирошниченко: Я вижу, где игровая картина. В этом году на «Нике» в номинацию попала картина игровая хороших двух мастеров, она чисто игровая, но была позиционирована как документальная. Я, конечно же, вижу. Думаю, что еще какое-то время будут видеть. Дальше будет компьютерная графика. Мы вообще не знаем, что дальше будет.
Алена Солнцева: И это очень важная проблема. Интерес к документальному кино всегда подогревался тем, что это реальная история. Как только это перестает быть реальной историей – сразу вся фактура и проблемы перестают быть значимыми.
Сергей Мирошниченко: Я за то, чтобы игровое кино проходило как игровое. Игра противоположная – мне кажется, это обман зрителя. Ты не должен этого делать, мне так кажется. Я ценю живую слезу героя в сто раз больше, чем актерскую. Мой замечательный друг Никита Сергеевич может заплакать моментально и тут же засмеяться. Выдающийся актер! Но это никакого отношения к реальной слезе не имеет. Мы стараемся все-таки отслеживать это направление, но оно существует, и оно очень любимо сейчас в России.
Анна Качкаева: Игра с реконструкцией, стирание граней между документом...
Алена Солнцева: В России любят и просто сыграть историю, выдать ее за документ. У нас был скандал. Был фильм про девушку-убийцу, которая оказалась актрисой, сыгравшей эту историю, очень хорошо импровизировавшей...
Сергей Мирошниченко: А ранние фильмы Гай Германики, которые замечательно сыграны – девочки, мальчики... Но разыгранные в основном.
Алена Солнцева: Но девочки-то реальные.
Сергей Мирошниченко: Но сыгранные ситуации. Она и не скрывает этого.
Алена Солнцева: Вы хотите сказать, что в ранних фильмах Германики она дает задание: сыграйте вот это. Но насколько это задание является...
Сергей Мирошниченко: Я не против этого. Она поэтому в игровое кино и ушла...
Алена Солнцева: На самом деле это большая проблема. Когда человек рассказывает мне реальную историю, а потом я ему говорю: «А теперь я включаю камеру, ты мне расскажи еще раз, вот это ты расскажи больше, а это – меньше», - это одно дело. Или я говорю: «Покажите мне, как вы обычно ссоритесь со своей женой, а я буду снимать», - это называется инсценировкой.
Сергей Мирошниченко: Это работа с не актером. А если вы еще говорите: «А вот здесь погромче покричи, а вот здесь побейся об стену, тут развернись...».
Алена Солнцева: Но они такие гениальные, эти мальчики и девочки.
Сергей Мирошниченко: У нас обычные люди сейчас гораздо более талантливые, чем актеры. Мы смотрим «Дом-2», «Дом-3» или какие-нибудь поездки – они так играют!..
Анна Качкаева: То есть камера дает такой эффект?
Сергей Мирошниченко: Сейчас все друг друга снимают.
Алена Солнцева: Я хотела бы поделить эту проблему на две части. Первая часть – это работа с героем как с актером. То есть героя подделывают, подчищают.
Сергей Мирошниченко: Подчищают, но остается достоверность его рассказа.
Алена Солнцева: Он так живет, он так разговаривает, у него такие отношения с окружающими. Вторая история – когда вообще никакого отношения актер к изображаемому персонажу не имеет, но фильм почему-то считается документальным. История с фильмом «Таблоид», чудесная история, показанная в вашей программе, - совершенно великолепная женщина, которая рассказывает про то, как она полюбила мормона, как она пыталась его отвоевать у его мормонской церкви, как ее судили за похищение в Англии, как она убежала, скрывалась и так далее. Если это правда, то это замечательная история и потрясающий персонаж. Если это неправда, то это великая актриса и замечательно сделанный, придуманный фильм и гениальный сценарий, потому что он очень интересный. Но это два разных условия оценки.
Анна Качкаева: И все труднее эту грань провести. Даже вы не можете сказать, это реальность сыгранная или реальная реальность.
Алена Солнцева: «Таблоид» - это сыгранный фильм или это реальность?
Сергей Мирошниченко: Уточню. Сейчас не могу сказать. Но я вижу, что он может быть сыгран. А вот в фильме Херцога про смертную казнь, может быть, кто-то чуть-чуть подыгрывает, но то, как там все подано, и та реальность, которая подана, это сделано, конечно, документально.
Анна Качкаева: И у Грязева абсолютно документально. Дается объем и государства, и общества, и этой семьи, которая так возмутилась тем, что они не получились красавцами. И это один из показателей хорошего документального кино, когда герои вдруг обнаруживают, что они себе не нравятся.
Алена Солнцева: Мне в свое время Дворцевой рассказывал отличную историю про то, как он очень хотел, снимая фильм «Дорога», по-моему, сделать приятное своим героям. История о том, насколько герои себе нравятся или не нравятся...
Анна Качкаева: Скажу, что был скандал в начале фестиваля, когда люди из группы «Война» обратились к организаторам и сказали, чтобы фильм Андрея Грязева «Завтра» был снят с показа, потому что он не отражает и не показывает.
Алена Солнцева: Как раз с фильмом «Война» довольно сложная история, там не так все просто. Группа «Война» – это все-таки группа с позициями. И одна из их позиций, например, - это отсутствие товарно-денежных отношений. Продажа фильма, показ его на фестивале, выход в прокат... Они давали свое согласие сниматься, например, под то, что фильм будет выложен в Интернет бесплатно. У них есть еще и такие соображения. Поэтому я бы сейчас группу «Война» за скобки в этом смысле вынесла, потому что это требует отдельного разговора и подробностей, которые надо оговаривать.
История, которую я хотела рассказать. Один документальный режиссер пытался своих героев снять и сделать им приятные фотографии. Он их сделал, показал им. Ему казалось, что он всем способом подчеркнул все хорошее. На что эти люди простые сказали, что это им все не нравится. И тогда он их спросил: «А как бы вы хотели выглядеть?». На что женщина сказала, что она бы хотела, чтобы она была в платке, с мужем и на фоне мечети. Вот это ее самопрезентация такая, она так хочет выглядеть.
Сергей Мирошниченко: Интересно, на каком фоне группа «Война» хотела бы...
Алена Солнцева: Наверное, можно у каждого героя спросить: «А что вы хотите?». У каждого есть свой контекст, в который он себя вписывает. И когда документалист его вписывает в другой контекст, это для него, конечно, неприемлемо. И это естественная человеческая реакция.
Сергей Мирошниченко: Я согласен. Вот Катя Еременко сняла математиков, «Чувственная математика», и там замечательный оператор Костомаров, это очень тонко снято. Есть несколько картин в программе, в которых операторы – выдающиеся документалисты. «В поисках Шугармена» - выдающийся оператор, и Костомаров – это очень талантливый человек. И там математики нравятся себе вполне.
Алена Солнцева: Они совпадают со своей презентацией.
Анна Качкаева: Уникально то, что они математикой, формулами пытаются объяснить чувства, от вкуса и запаха до того, что называется «баланс». То есть поверить формулой гармонию. И это удивительное зрелище.
Сергей Мирошниченко: Оставшаяся математическая школа собралась в зале, и они были счастливы. Они сказали: «Наконец-то, сделали фильм про математиков».
Анна Качкаева: Но режиссер – выпускница мехмата.
Сергей Мирошниченко: В конкурсе было две российских картины, они были совершенно разными по стилю, разные по взглядам. В одном случае мы, наконец-то, увидели интеллектуальных людей, математиков. В другом мы увидели другую стилистику, совершенно другой взгляд, и ребят, может быть, они интеллектуалы, но не очень это заметно в картине. И мы подумали о том, что это будет баланс двух направлений, двух взглядов, двух школ определенных. Мы вообще за то, чтобы кино было разное. Ощущение, что кино должно быть одинаковое... Я всегда вспоминаю про Малевича, который приходил к Шагалу и говорил, что «надо вот так рисовать». Но вот такой у нас характер, что иногда мы впадаем в некое сектантство, начинаем все в одну сторону бежать.
Анна Качкаева: Как-то так совпало, что фестиваль подготовлен был письмом молодых документалистов, которые очень забеспокоились за нравственность и фестивального движения, и российской документальной школы...
Алена Солнцева: Они шире брали – российского искусства.
Анна Качкаева: Они практически прокричали «Родина в опасности!», потому что «чернуху» снимают, фестивальное движение захватили такого типа люди. Хотя, на вас глядя, не скажешь этого. И я так понимаю, что за этим письмом часть людей обнаружила взрослую руку некоторых «учителей жизни», а другие обнаружили необходимость поставить на место те неформальные киношколы, которые дают какой-то другой ракурс жизни. В том числе были споры с Мариной Разбежкиной и ее подходом к тому, как освещают документальное кино.
Сергей Мирошниченко: И игровое тоже.
Анна Качкаева: И на фоне этого спора сегодня Никита Сергеевич встречается с представителями Министерства культуры...
Алена Солнцева: С Мединским.
Анна Качкаева: И будет, видимо, союз молодых кинематографистов или отделение создаваться. То есть подготовка. Сергей, вы, как преподаватель и как человек, вырастивший уже не одно поколение молодых документалистов, как к этому относитесь?
Сергей Мирошниченко: У меня в этом отношении сложная позиция. Мои ученики написали как в защиту, так и против. Я, конечно, сторонник того, что спор о форме и о способах подачи должен проходить на экране. Есть квадрат, и ты видишь вот так искусство, и ты должен показать это на экране, и лучше, чем тот, с кем ты споришь. Я этому всегда учу своих учеников. Это и есть момент истины. Потому что даже если тебя назначат большим начальником в области культуры, ты необязательно останешься в искусстве большим начальником, может быть, ты будешь никем. Но я понимаю тех ребят, которые подписывали письмо. Среди них есть люди, которые сделали очень свободные картины, которые получали призы на «Артдокфесте», например. Я имею в виду Соню Гевейлер. Она получила приз за «Трамвайный проспект». Или Бывшева, которая сейчас сняла очень интересную картину о событиях на Болотной площади, вместе с курсом Серебренникова она сделала картину. Для них это был эстетический спор, потому что существуют разные эстетики.
Анна Качкаева: Но текст письма таков, что это, конечно, не про эстетику.
Сергей Мирошниченко: Спор эстетический. И этот спор давно ведется внутри молодежного движения. У них есть определенные взгляды, как излагать картины, как делать картины. И этот эстетический спор был заведен в тупик, но не сейчас, а чуть раньше. И радикализм, который возникает с обеих сторон, очень интересен для искусства, и очень важно, чтобы каждый имел свою радикальную идею. Но для политики всегда все получается очень плохо. Мне кажется, что для России очень важно, чтобы существовали и западники, и славянофилы. Потому что когда они спорят между собой - возникает высокое искусство. Но как только приходит Иосиф Виссарионович Сталин, который говорит «сегодня все будут западниками, расстреляем славянофилов» или «сегодня расстреляем всех прозападных» - вот тогда и возникает катастрофа. Спор идей на экране я поддерживаю, а спор на уровне того, кто больше начальник, я поддерживать не буду.
Анна Качкаева: Но когда такие слова звучат, которые адресуются господину Михалкову... Студенты выражают обеспокоенность тенденциями, складывающимися в ходе проведения кинофестивалей, «способствующих пропаганде и распространению кинематографических произведений, несущих безнравственность, пошлость, вызывающих отвращение к нашему кинематографу, народу и всему Отечеству, произведений, выполненных без какого-либо понимания профессии и осознания социальной ответственности перед обществом. Открыто издеваются над больными и убогими героями своих фильмов, над нравственными и духовными ценностями, прикрывая свой непрофессионализм громкими заявками на «арт-хаусность» и «современные» подходы к творчеству». Это, в общем, донос.
Сергей Мирошниченко: Особо доносить некому.
Алена Солнцева: Мне кажется, что проблема не в том, что сейчас пойдут репрессии, кого-то расстреляют или лишат профессии, или выгонят из страны. Я думаю, это вряд ли возможно. Но меня интересует другое. Подписывая это письмо, не читая, - ладно. Подписывая это письмо, прочитав его, люди говорят о том, что они не видят текста. Я видела часть молодых кинематографистов, которые выступали на этом «круглом столе». И я разговаривала с их педагогом. Я ему говорю: «А почему вы не учите их говорить? Они не могут сформулировать мысль». Они либо говорят гладкими, бессмысленными штампами, либо просто не могут выразить себя.
Сергей Мирошниченко: Ну, я за всех не могу отвечать.
Алена Солнцева: Конечно, не все. Но человек, художник, который подписывает это письмо, не может не видеть в нем определенную стилистическую направленность. Дело не в том, что одни хотят... Да ради Бога, обратитесь к Никите Сергеевичу Михалкову и скажите: «Дайте нам денег на свой фестиваль. Потому что «Артдокфест» нас не берет, а московского нам мало – там всего семь фильмов. А мы хотим в Москве «Лучезарного ангела» в документальном кино. Помогите нам. Мы хотим снимать кино православное. А «Золотой витязь» нам не нравится почему-то. Мы хотим другого, более экуменического (или более кондового, более фундаментального) взгляда».
Сергей Мирошниченко: Это не борьба идей, это борьба стилистических подходов. Там есть очень глубокая, серьезная подоплека. Есть Гай Германика – замечательно! Есть Расторгуев – замечательно! Мы стали штамповать людей, подобных им. И дальше нужно доказывать, что эти люди нужны. А их стали в массовом порядке штамповать. Я очень люблю и считаю, что Марина Разбежкина талантливый педагог, но если за 3-4 месяца готовятся режиссеры...
Анна Качкаева: За год.
Сергей Мирошниченко: Есть уже люди, которые за 3-4 месяца.
Алена Солнцева: Во ВГИКе за 5 лет готовят, но не готовят, как выяснилось. Это не вопрос времени.
Сергей Мирошниченко: Не готовят – это сложное понимание.
Алена Солнцева: Но мы же видим работы выпускников ВГИКа, как игровых, так и документалистов. Среди них, дай Бог, один...
Сергей Мирошниченко: Не надо так! А я вам могу привести пример. У меня два человека на курсе – Галина Красноборова сделала «Девять забытых песен», Кравченко сделала «Части Тела», и обе картины получили призы. Но дальше они не получили поддержку в Министерстве культуры в течение четырех лет. Это нонсенс!
Алена Солнцева: А можно привести в пример учеников другой школы, которые тоже не получили никакой поддержки. Я вам скажу, какие дебюты поддержало Министерство культуры, а их три. Эти фамилии ничего не скажут ни вам, ни нам. Там есть только одна фамилия – альманах выпускников ВГИКа, его поддержали. Один из трех проектов. Другой проект – какой-то дебютант, которому под 50, по-моему. И третий – тоже довольно неизвестный.
Сергей Мирошниченко: Тогда надо понять, кому выгодна эта шумиха. Это стравливание, потому что обе стороны сейчас все больше и больше воспаляются. Я знаю это по своим ученикам. Они между собой стали ссориться. Они воспаляются, у них мозг воспаленным становится. И когда две стороны в таком состоянии, кто-то третий выиграет.
Анна Качкаева: И понятно – кто.
Сергей Мирошниченко: Молодежная секция в Союзе кинематографистов. Да давно пора, потому что одни старики.
Алена Солнцева: Но никто же не пойдет...
Сергей Мирошниченко: Почему? Если дать им площадку, пойдут они делать. Есть хорошие ребята молодые, они разные, они придут и сделают.
Алена Солнцева: Я боюсь, что там уже такая селекция пойдет, что нормальный человек...
Сергей Мирошниченко: Не надо допускать этой селекции.
Анна Качкаева: Рядом с Михалковым, Сережа, тогда должны быть вы и Разбежкина. Вот тогда пусть они все там и будут.
Алена Солнцева: А рядом с Михалковым сидит Говорухин и Наумов. И кто туда пойдет?
Сергей Мирошниченко: Я вас понимаю. Когда-то был странный человек - Терентий Семенович Мальцев, он был земледельцем. Я к нему приехал молодым кинематографистом. И он мне говорил: «Вот гумус, там должны быть бактерии созидания и разрушения. Бактерий созидания должно быть 60%, но должны быть и бактерии разрушения, которых должно быть не меньше...». Это и есть единство и борьба противоположностей. Если кто-то создаст идеальную систему, где будут только правильные люди, это будет смерть. То есть если только бактерии созидания, то смерть гумусу. Поэтому нужно сбалансировать этих людей, они должны существовать для искусства, они должны бороться между собой. Ни в коем случае эти письма не надо доводить до решений партии и правительства. А если будет другая эстетическая программа, будут бороться два направления эстетических в искусстве – я только «за». Пусть докажут, пусть снимут картину хорошую...
Алена Солнцева: С этой позицией спорить невозможно.
Сергей Мирошниченко: А чем это может закончиться, я не знаю.
Анна Качкаева: И потому что письмо появилось накануне встречи министра с Михалковым, как-то меня это...
Алена Солнцева: Насколько я понимаю, была запланирована идея молодежной секции Союза кинематографистов еще в апреле, почему в письме и написано, что «в свете решения апрельского пленума». Прямая цитата.
Анна Качкаева: Ровно этими словами, поэтому мы и говорим об эстетике письма.
Алена Солнцева: Поэтому все и удивляются, откуда молодые люди так лихо воспроизвели штампы 20-30-летней давности. Почему и засомневались в том, что это молодые написали. Но беда-то в том, что такая кампанейщина, которая возникает... когда говорят о том, что две позиции в обществе, да в обществе не две позиции, а 22 позиции. И я уверена, что эти молодые люди, если их посадить и с ними поговорить нормально, показать их фильм, обсуждать, они найдут свою аудиторию, и каждый – свою. Даже довольно, на мой взгляд, в профессиональном отношении слабые фильмы находят свою аудиторию.
Анна Качкаева: И вопрос – сколько их учат. От того, что мы все друг друга снимаем, другая коммуникационная ситуация.
Сергей Мирошниченко: Я понимаю эту идею. Но все-таки есть же предел количеству... У меня курс, когда 7 человек – трудно, когда 10 – тяжело, а когда 18 – ужасно тяжело. А есть курсы по 30, и я этого не понимаю.
Алена Солнцева: Я недавно видела фильм, который сняли ученики Марины Разбежкиной, 10 человек снимали фильм «Зима, уходи!» о событиях оппозиционного настроения и всех акций в Москве. Снимали 10 человек, насняли они тысячу часов пленки, потом вшестером монтировали фильм в течение трех месяцев, практически вахтовым методом, дежуря у компьютера. Они смонтировали 1,5 часа замечательного кино, очень, на мой взгляд, профессионального, с замечательными человеческими историями. Первый раз я вижу, чтобы эти события были проанализированы на художественном уровне. А это значит – через человека, через жест, через эмоциональные впечатления, через образ. Мы понимаем эту версию, а может быть много разных версий.
Сергей Мирошниченко: Я хочу вас удивить. Практически каждый студент снял фильм о Болотной площади.
Алена Солнцева: Да ради Бога! Я говорю про качество работы коллектива из 10 человек.
Сергей Мирошниченко: Есть картины и других авторов, не только Марины, снятые на эту же тему. И надо показать все. Вот об этом эти люди и говорят, что если вдруг мы будем показывать только одно направление...
Алена Солнцева: Подождите! Картину Марины никто, кроме учеников Марины, не показывает.
Анна Качкаева: Они сами показывают через «Facebook», через Сети.
Сергей Мирошниченко: А почему они не подавали? Мы бы ее показали на Московском фестивале.
Алена Солнцева: Она не была готова к тому времени, наверняка.
Сергей Мирошниченко: Я думаю, ее покажут на «Артдокфесте», и она будет номинирована на «Лавр».
Алена Солнцева: Вполне возможно. Но никто не пришел к ним с чемоданом денег, ни Госдеп, ни Министерство культуры, ни каналы. Они сами сняли без денег, сами смонтировали, сами показывают, сами продвигают. Они делают все сами, они не просят ни у кого ни денег, ни поддержки, ни помощи. И я вспомнила про этот фильм даже не потому, что они сняли хорошее кино, а потому что это коллективная работа. Люди объединились. Есть опыт объединения, создания позитивного продукта.
Анна Качкаева: Владимир, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. У меня вопрос по названию «Свободная мысль». А разве может быть мысль несвободной?
Сергей Мирошниченко: Смотря в какой стране.
Анна Качкаева: Это ровно про то, о чем мы с вами говорили, - и про молодежь, и про страну, и про общество, и про все остальное.
Алена Солнцева: Я бы только дала совет молодым людям, которые подписывают письма. Вместо того, чтобы подписывать письма и пасквили писать про своих товарищей, лучше бы объединились, сделали бы фестиваль, сделали бы показ, сделали ли бы сайт, выложили бы свои работы. Сделайте хотя бы что-нибудь. Не надо просить денег у государства, нет у него денег.
Сергей Мирошниченко: Все деньги уйдут к «старикам» все равно.
