В своем комментарии, опубликованном на сайте Фонда «Общественное мнение» (и в интервью одноименной рубрике Радио Свобода) один из ведущих аналитиков этой социологической службы Григорий Кертман сравнивает нынешнее российское протестное движение с диссидентством советских времен. Автор отмечает, что у него нет эмпирических данных, подтверждающих такую гипотезу, и подчеркивает, что говорит лишь о структурном сходстве двух этих явлений.
Сравнение, безусловно, интересное. И все-таки я позволю себе не согласиться с уважаемым Григорием Львовичем. Возможно, структура внутренняя и схожа. Но ведь существуют и внешние обстоятельства. «Диссидент» - слово, принадлежащее определенной эпохе, когда, по меткому определению моего парижского друга, поэта Алексея Зайцева, «все заливала густая, как студень, советская власть». Старшее поколение нынешних протестующих хорошо помнит, как это было. У Людмилы Улицкой есть роман об этих людях.
Сравним же два времени. Много ли надо мужества, чтобы организовать митинг протеста в современной России? Пожалуй, немало. Но что грозит организаторам таких акций? Ну, скажем, штраф, теперь многократно увеличенный. Ну, в автозак можно залететь, а потом и в полицейское отделение, не очень надолго. Но ведь это стало уже просто-напросто почетно! Я лично слышала от некоторых обитателей Рублевского шоссе с гордостью произнесенную фразу: «Да я не то что на митинги, я на Триумфальную ходил! Да меня в автозак винтили!» В худшем случае - обыск на квартире, налоговая проверка. Но это не лагерь и не психушка советских времен. (Некоторые ведь и после перестройки не смогли простить родной стране ее былых репрессий, уехали на Запад в 90-е, имея в России, уже не советской, все возможные блага и почести. И сейчас не могут, слишком травматичен был этот опыт. )
Да и граница теперь открыта. Устал протестовать – поехал отдохнуть от российской реальности в своем заграничном имении. Или просто в отеле: в Париже, Майами или Паттайе, - где душе угодно. А потом преспокойно вернулся в Россию и протестуешь дальше. Разве это можно сравнить с положением советского писателя, для которого выбор существовал между лагерем и вынужденной эмиграцией? (Вспомним Довлатова: он знал, что его читатель – в России, он не хотел уезжать, но уехав, уже не вернулся.) И я ни в коем случае не хочу сказать, все это каким-то образом принижает нынешних борцов за справедливость – нет. Просто с диссидентством тут мало общего.
Разве сейчас что-нибудь мешает российскому писателю публиковать свои творения на родине? Да, цензура давит, но в журналистике - гораздо сильнее, чем в других сферах словесного творчества. И преспокойно идет в театре Док блестящая постановка Вари Фаэр под названием «БерлусПутин». И никто, к счастью, не ссылает авторов и исполнителей в Сибирь, и не сажает в психушку на аминазин с галоперидолом. И это замечательно! Но в такой ситуации легко и почетно быть «неодиссидентом», если использовать определение Григория Кертмана. И я далека от мысли, что тяготы советских времен пошли бы на пользу нынешним нонконфорсмистам: думаю, они никому и никогда на пользу не шли. И дай им Бог никогда не столкнуться с репрессивной машиной во всей ее «красе» и «величии»! Но неодиссидентами я бы их не назвала. А вот нонконформистами – да. Это, пожалуй, верное слово.
Сравнение, безусловно, интересное. И все-таки я позволю себе не согласиться с уважаемым Григорием Львовичем. Возможно, структура внутренняя и схожа. Но ведь существуют и внешние обстоятельства. «Диссидент» - слово, принадлежащее определенной эпохе, когда, по меткому определению моего парижского друга, поэта Алексея Зайцева, «все заливала густая, как студень, советская власть». Старшее поколение нынешних протестующих хорошо помнит, как это было. У Людмилы Улицкой есть роман об этих людях.
Сравним же два времени. Много ли надо мужества, чтобы организовать митинг протеста в современной России? Пожалуй, немало. Но что грозит организаторам таких акций? Ну, скажем, штраф, теперь многократно увеличенный. Ну, в автозак можно залететь, а потом и в полицейское отделение, не очень надолго. Но ведь это стало уже просто-напросто почетно! Я лично слышала от некоторых обитателей Рублевского шоссе с гордостью произнесенную фразу: «Да я не то что на митинги, я на Триумфальную ходил! Да меня в автозак винтили!» В худшем случае - обыск на квартире, налоговая проверка. Но это не лагерь и не психушка советских времен. (Некоторые ведь и после перестройки не смогли простить родной стране ее былых репрессий, уехали на Запад в 90-е, имея в России, уже не советской, все возможные блага и почести. И сейчас не могут, слишком травматичен был этот опыт. )
Да и граница теперь открыта. Устал протестовать – поехал отдохнуть от российской реальности в своем заграничном имении. Или просто в отеле: в Париже, Майами или Паттайе, - где душе угодно. А потом преспокойно вернулся в Россию и протестуешь дальше. Разве это можно сравнить с положением советского писателя, для которого выбор существовал между лагерем и вынужденной эмиграцией? (Вспомним Довлатова: он знал, что его читатель – в России, он не хотел уезжать, но уехав, уже не вернулся.) И я ни в коем случае не хочу сказать, все это каким-то образом принижает нынешних борцов за справедливость – нет. Просто с диссидентством тут мало общего.
Разве сейчас что-нибудь мешает российскому писателю публиковать свои творения на родине? Да, цензура давит, но в журналистике - гораздо сильнее, чем в других сферах словесного творчества. И преспокойно идет в театре Док блестящая постановка Вари Фаэр под названием «БерлусПутин». И никто, к счастью, не ссылает авторов и исполнителей в Сибирь, и не сажает в психушку на аминазин с галоперидолом. И это замечательно! Но в такой ситуации легко и почетно быть «неодиссидентом», если использовать определение Григория Кертмана. И я далека от мысли, что тяготы советских времен пошли бы на пользу нынешним нонконфорсмистам: думаю, они никому и никогда на пользу не шли. И дай им Бог никогда не столкнуться с репрессивной машиной во всей ее «красе» и «величии»! Но неодиссидентами я бы их не назвала. А вот нонконформистами – да. Это, пожалуй, верное слово.
