Президент России Владимир Путин подписал закон о некоммерческих организациях, принятый ранее Госдумой и одобренный Советом Федерации. Согласно закону, НКО, которые финансируются из-за рубежа и занимаются политикой, получают статус "иностранного агента". Для них предусмотрена особая отчетность и ответственность. Правозащитники называют закон "репрессивным".
Глава президентского совета по правам человека Михаил Федотов в интервью Радио Свобода рассказал о том, насколько предсказуемым было для него решение президента:
– Я бы сказал так: президент поступил так, как считал нужным. Я не комментирую действия президента, как вы понимаете.
– Дискуссия вокруг законопроекта, ваши попытки отправить его на доработку, донести свою позицию до Совета Федерации, говорит ли это все о том, что сопротивление бесполезно, и власть все равно примет законы, которые считает нужными?
– Я думаю, как раз наоборот – сопротивление не бесполезно, а очень даже полезно. Вы упомянули мое письмо в Совет Федерации, но до этого было письмо в Государственную Думу, было обращение к президенту, была встреча президента с Владимиром Лукиным, со мной, с другими, на которой обсуждался этот законопроект. Я передал президенту свои поправки (их копии также я передал в Государственную Думу), часть этих поправок была президентом внесена, и они были приняты. Теперь нужно работать дальше, нужно следить за тем, как будет формироваться правоприменительная практика. Не будем забывать, что закон вступает в силу через 120 дней после своей официальной публикации. Публикация появится, видимо, в ближайшие дни, таким образом, остается где-то четыре месяца на то, чтобы подготовиться к началу действия закона. К этому моменту многое, может быть, станет более понятным. Потому что сегодня, например, мне совершенно непонятно, как трактовать понятие "политическая деятельность". Формулировка, которая есть в законе, очень широкая и неопределенная, под нее может попасть все, что угодно, а может и ничего не попасть. Поэтому важно, как будет формироваться правоприменительная практика. И, я думаю, нужно быть готовыми к разработке проектов поправок к этому закону. Задачу совета я вижу именно в том, чтобы уже сейчас начать работу над поправками в этот закон, точно так же, как и в закон о митингах. Мы передадим наши предложения президенту Путину.
– На ваш взгляд, какие некоммерческие организации в России в первую очередь попадают под действие нового закона?
– На мой взгляд, ни одна из существующих общественных организаций не попадает под его действие. Потому что я не знаю каких-либо организаций, которые занимались бы политической деятельностью, получая при этом иностранные гранты. Знаю организации, которые занимаются политической деятельностью, например, "Молодая гвардия "Единой России", она и по своему названию и по своим связям с политической партией "Единая Россия" является организацией, участвующей в политической деятельности. То есть первому критерию она соответствует, но, получает ли она деньги из-за рубежа, я не знаю.
Президент Центра развития демократии и прав человека Юрий Джибладзе заявил Радио Свобода, что его организация не будет признавать себя "иностранным агентом":
– Понятно, что этот закон носит не правовой характер, а, если хотите, идеологический, как и целый ряд других законодательных актов, принятых за последние годы. Исходя из этого, формулировки в этом законе, в частности, относительно политической деятельности, специально написаны расплывчатым, не юридическим языком, что не просто создает условия, а просто предопределяет его избирательное правоприменение. Инициаторы принятия закона этого и не скрывали.
– Вы или другие правозащитники намерены обратиться в Конституционный суд по поводу закона об НКО, подписанного президентом Владимиром Путиным?
– Да, такие намерения есть. Другое дело, что по существующим законам обратиться в Конституционный суд можно только после того, как ты стал жертвой этого закона, и сделать это может только физическое лицо, а не организация. Это лишь один из видов правовых действий. Можно также подавать запросы в Министерство юстиции, поскольку именно оно является федеральным органом, уполномоченным заниматься этим законом, вести контроль за тем, как мы должны будем сами себя признать агентами.
– Вы лично и возглавляемый вами Центр развития демократии и прав человек готовы признать себя иностранным агентом и заявить об этом властям?
– Конечно, нет. Мы не являемся иностранными агентами во всех смыслах этого слова, и сам этот закон считаем антиконституционным, антиправовым, вредящим и обществу, и стране. Поэтому тут вопрос не только в наших убеждениях, а в нашей, если хотите, правовой стратегии. Я знаю, что очень многие организации – и правозащитные, и антикоррупционные, и социологические – не собираются расписываться в том, что они действуют по чьей-то указке из-за границы.
– Соответственно, если какой-то государственный орган посчитает, что это нарушение, могут последовать санкции, грозящие закрытием подобных некоммерческих организаций?
– В конечном итоге, да, потому что, как вы знаете, сейчас была принята только часть этого законодательного пакета – на осень отложено принятие поправок в Административный и в Уголовный кодекс, ужесточающих наказание за неисполнение или нарушение закона о некоммерческих организациях. И когда все это вместе вступит в силу, мы посмотрим, что получится. В проекте было так: сперва выносится предупреждение, потом штраф, приостановление деятельности, потом еще большие штрафы, как руководителям, так и самой организации, и уже на этом этапе, в принципе, можно считать, что организация прекратит свою деятельность, потому что ни у одной нормальной некоммерческой организации нет свободных денег. Все деньги, которая она собирает в виде пожертвований или грантов, будь то от частных лиц или от юридических, предназначены на конкретные проекты и не могут быть ни по смыслу отношения к дарителям, ни по закону быть направлены на другие цели. Крайняя мера, которая вообще выходит за рамки добра и зла, предусматривает уголовное наказание за, как сказано "злостное неисполнение требований закона", причем, как обычно, не формулируется, что именно понимать под этим "злостным нарушением". Так что мы будем опротестовывать в судах эти решения - не только в российских, но и в Европейском суде по правам человека.
– Очевидно, что пока идут все эти тяжбы, деятельность некоммерческих, в первую очередь правозащитных организаций в России, будет парализована?
– Конечно, и совершенно не случайно президент Путин подготовил заключение, которое стало основой для поправок, внесенных во втором и третьем чтениях, и представил целый перечень видов деятельности, которые не должны этим законом рассматриваться: социальная защита, помощь, благотворительная деятельность и прочее. Но там нет деятельности по защите прав человека, противодействию коррупции, развитию гражданского общества, даже нет образования, что поразительно. Эти исключения не просто какая-то ошибка или недосмотр, это сознательное решение. Соответственно, организации, занимающиеся правами человека, развитием демократических институтов, противодействию коррупции и так далее, пострадают в первую очередь.
– Если посмотреть на эту ситуацию в общем и целом, можно ли говорить о том, что точка невозврата в России уже пройдена, что обратного пути у властей нет, и ситуация может развиваться только по худшему сценарию?
– Мы должны понимать, что закон об НКО – это лишь один из, как минимум четырех, а то и пяти, законов, принятых в последние два месяца в срочном порядке. Речь идет о законе о митингах, законе о клевете, законе о контроле за информацией в Интернете. В принципе туда же можно отнести и закон о запрете так называемой пропаганды гомосексуализма. Впервые за всю постсоветскую историю России, начиная с 1991 года за такой короткий промежуток времени фактически произошел переворот в отношениях государства и общества. Фундаментальные права и свободы слова, объединений, собраний и защита от дискриминации фактически были, если не отменены, то в значительной степени урезаны. В этом смысле власть сыграла на обострение. Я думаю, что с одной стороны, конечно, нас ждут непростые времена, с другой стороны, это дает новые возможности большему количеству людей понять ситуацию и то, что стоит на кону – если хотите, будущее России. Это не просто вопрос, выйти или не выйти на митинг, это действительно вопрос фундаментального, конституционного характера. Поэтому, я думаю, что при всей мрачности перспективы ближайших месяцев и лет такое обнажение намерений власти позволяет более четко понять людям в стране, что их ожидает и сделать более и четкий выбор, а не просто отсидеться по своим кухням или уехать куда-то в другие края.
Глава президентского совета по правам человека Михаил Федотов в интервью Радио Свобода рассказал о том, насколько предсказуемым было для него решение президента:
– Я бы сказал так: президент поступил так, как считал нужным. Я не комментирую действия президента, как вы понимаете.
– Дискуссия вокруг законопроекта, ваши попытки отправить его на доработку, донести свою позицию до Совета Федерации, говорит ли это все о том, что сопротивление бесполезно, и власть все равно примет законы, которые считает нужными?
– Я думаю, как раз наоборот – сопротивление не бесполезно, а очень даже полезно. Вы упомянули мое письмо в Совет Федерации, но до этого было письмо в Государственную Думу, было обращение к президенту, была встреча президента с Владимиром Лукиным, со мной, с другими, на которой обсуждался этот законопроект. Я передал президенту свои поправки (их копии также я передал в Государственную Думу), часть этих поправок была президентом внесена, и они были приняты. Теперь нужно работать дальше, нужно следить за тем, как будет формироваться правоприменительная практика. Не будем забывать, что закон вступает в силу через 120 дней после своей официальной публикации. Публикация появится, видимо, в ближайшие дни, таким образом, остается где-то четыре месяца на то, чтобы подготовиться к началу действия закона. К этому моменту многое, может быть, станет более понятным. Потому что сегодня, например, мне совершенно непонятно, как трактовать понятие "политическая деятельность". Формулировка, которая есть в законе, очень широкая и неопределенная, под нее может попасть все, что угодно, а может и ничего не попасть. Поэтому важно, как будет формироваться правоприменительная практика. И, я думаю, нужно быть готовыми к разработке проектов поправок к этому закону. Задачу совета я вижу именно в том, чтобы уже сейчас начать работу над поправками в этот закон, точно так же, как и в закон о митингах. Мы передадим наши предложения президенту Путину.
– На ваш взгляд, какие некоммерческие организации в России в первую очередь попадают под действие нового закона?
– На мой взгляд, ни одна из существующих общественных организаций не попадает под его действие. Потому что я не знаю каких-либо организаций, которые занимались бы политической деятельностью, получая при этом иностранные гранты. Знаю организации, которые занимаются политической деятельностью, например, "Молодая гвардия "Единой России", она и по своему названию и по своим связям с политической партией "Единая Россия" является организацией, участвующей в политической деятельности. То есть первому критерию она соответствует, но, получает ли она деньги из-за рубежа, я не знаю.
Президент Центра развития демократии и прав человека Юрий Джибладзе заявил Радио Свобода, что его организация не будет признавать себя "иностранным агентом":
– Понятно, что этот закон носит не правовой характер, а, если хотите, идеологический, как и целый ряд других законодательных актов, принятых за последние годы. Исходя из этого, формулировки в этом законе, в частности, относительно политической деятельности, специально написаны расплывчатым, не юридическим языком, что не просто создает условия, а просто предопределяет его избирательное правоприменение. Инициаторы принятия закона этого и не скрывали.
– Вы или другие правозащитники намерены обратиться в Конституционный суд по поводу закона об НКО, подписанного президентом Владимиром Путиным?
– Да, такие намерения есть. Другое дело, что по существующим законам обратиться в Конституционный суд можно только после того, как ты стал жертвой этого закона, и сделать это может только физическое лицо, а не организация. Это лишь один из видов правовых действий. Можно также подавать запросы в Министерство юстиции, поскольку именно оно является федеральным органом, уполномоченным заниматься этим законом, вести контроль за тем, как мы должны будем сами себя признать агентами.
– Вы лично и возглавляемый вами Центр развития демократии и прав человек готовы признать себя иностранным агентом и заявить об этом властям?
– Конечно, нет. Мы не являемся иностранными агентами во всех смыслах этого слова, и сам этот закон считаем антиконституционным, антиправовым, вредящим и обществу, и стране. Поэтому тут вопрос не только в наших убеждениях, а в нашей, если хотите, правовой стратегии. Я знаю, что очень многие организации – и правозащитные, и антикоррупционные, и социологические – не собираются расписываться в том, что они действуют по чьей-то указке из-за границы.
– Соответственно, если какой-то государственный орган посчитает, что это нарушение, могут последовать санкции, грозящие закрытием подобных некоммерческих организаций?
– В конечном итоге, да, потому что, как вы знаете, сейчас была принята только часть этого законодательного пакета – на осень отложено принятие поправок в Административный и в Уголовный кодекс, ужесточающих наказание за неисполнение или нарушение закона о некоммерческих организациях. И когда все это вместе вступит в силу, мы посмотрим, что получится. В проекте было так: сперва выносится предупреждение, потом штраф, приостановление деятельности, потом еще большие штрафы, как руководителям, так и самой организации, и уже на этом этапе, в принципе, можно считать, что организация прекратит свою деятельность, потому что ни у одной нормальной некоммерческой организации нет свободных денег. Все деньги, которая она собирает в виде пожертвований или грантов, будь то от частных лиц или от юридических, предназначены на конкретные проекты и не могут быть ни по смыслу отношения к дарителям, ни по закону быть направлены на другие цели. Крайняя мера, которая вообще выходит за рамки добра и зла, предусматривает уголовное наказание за, как сказано "злостное неисполнение требований закона", причем, как обычно, не формулируется, что именно понимать под этим "злостным нарушением". Так что мы будем опротестовывать в судах эти решения - не только в российских, но и в Европейском суде по правам человека.
– Очевидно, что пока идут все эти тяжбы, деятельность некоммерческих, в первую очередь правозащитных организаций в России, будет парализована?
– Конечно, и совершенно не случайно президент Путин подготовил заключение, которое стало основой для поправок, внесенных во втором и третьем чтениях, и представил целый перечень видов деятельности, которые не должны этим законом рассматриваться: социальная защита, помощь, благотворительная деятельность и прочее. Но там нет деятельности по защите прав человека, противодействию коррупции, развитию гражданского общества, даже нет образования, что поразительно. Эти исключения не просто какая-то ошибка или недосмотр, это сознательное решение. Соответственно, организации, занимающиеся правами человека, развитием демократических институтов, противодействию коррупции и так далее, пострадают в первую очередь.
– Если посмотреть на эту ситуацию в общем и целом, можно ли говорить о том, что точка невозврата в России уже пройдена, что обратного пути у властей нет, и ситуация может развиваться только по худшему сценарию?
– Мы должны понимать, что закон об НКО – это лишь один из, как минимум четырех, а то и пяти, законов, принятых в последние два месяца в срочном порядке. Речь идет о законе о митингах, законе о клевете, законе о контроле за информацией в Интернете. В принципе туда же можно отнести и закон о запрете так называемой пропаганды гомосексуализма. Впервые за всю постсоветскую историю России, начиная с 1991 года за такой короткий промежуток времени фактически произошел переворот в отношениях государства и общества. Фундаментальные права и свободы слова, объединений, собраний и защита от дискриминации фактически были, если не отменены, то в значительной степени урезаны. В этом смысле власть сыграла на обострение. Я думаю, что с одной стороны, конечно, нас ждут непростые времена, с другой стороны, это дает новые возможности большему количеству людей понять ситуацию и то, что стоит на кону – если хотите, будущее России. Это не просто вопрос, выйти или не выйти на митинг, это действительно вопрос фундаментального, конституционного характера. Поэтому, я думаю, что при всей мрачности перспективы ближайших месяцев и лет такое обнажение намерений власти позволяет более четко понять людям в стране, что их ожидает и сделать более и четкий выбор, а не просто отсидеться по своим кухням или уехать куда-то в другие края.
