Несколько лет мы с коллегами на Радио Свобода пишем об общежитии в московском Внукове, которое предназначалось для сотрудников бывшей воинской части 62112.
Все это время обитатели общежития вынуждены были расследовать коррупционную схему, по которой их жилье перешло из федеральной собственности в частную, что позволило в судебном порядке выселять их из квартир.
Эти люди все делали правильно: использовали исключительно легальные способы борьбы за свои права.
Они обращались к главному Путину и ко всевозможным минипутиным на местах. Просили о помощи представителей всех политических партий и общественных движений: от оппозиционеров до нашистов. Судились, а в свободное от судов время проводили митинги. Они распространяли многостраничные пресс-релизы, напоминавшие скорее тома уголовных дел. Наконец, во время народных гуляний против возвращения Владимира Путина в мае 2012-го жители внуковского общежития разбили многодневный лагерь "ОккупайМэрия" - и после всего сделанного проиграли всухую.
Апофеозом их правильной борьбы стала смерть в возрасте сорока девяти лет от сердечного приступа одной из них – Ларисы Юрьевны Марченко. Проблем с сердцем у нее никогда не было, но одной – в виде этого смертельного приступа, – оказалось достаточно. Произошло это вскоре после того, как собственник здания добился выселения ее семьи и отключил в доме электричество, а московские и федеральные чиновники в очередной раз отказались вмешиваться в ситуацию.
Затем собственник отключил горячую воду, и грудные дети Леша и Алена Гацюк вместе со своим восьмилетним братом Никитой Калиниченко стали постоянно простужаться. Впрочем, больше всего пострадал их шестилетний сосед Олег Луганский, больной очень редкой болезнью Гиршпрунга, при которой из организма не выводятся токсины. Когда Олег вместе со своей мамой Викой Луганской лежал в больнице, суд удовлетворил иск собственника об их выселении. Летом 2012-го Мосгорсуд оставил это решение в силе.
Вике все время приходилось носить Олега на руках. Оставить дома его было нельзя, а пропускать суды стало опасно: ведь накануне даже жизненно важное лечение в больнице не стало для судьи поводом хотя бы перенести заседание. Через несколько дней после этого у Вики отнялись ноги.
Старший брат Олега – семнадцатилетний Максим – не мог помогать матери. Во время судебных разбирательств он зачем-то представлял Россию на чемпионате Европы по сумо, и выиграл. Теперь он поедет на чемпионат мира в Гонконг – к этому времени его семья как раз останется на улице, потому что в Верховный суд Луганские, хоть и будут туда обращаться, не верят: соседям по общежитию он никак не помог.
Большинство жителей общежития во Внукове не стали бороться, как Луганская или Марченко, а предпочли ютиться у родственников и друзей или срочно утеплять дачу и жить там круглый год, чем тратить силы, время и деньги на борьбу за жилье, которое полагалось им по закону и здравому смыслу.
Если Вика Луганская была права в своей борьбе, то кто допустил ошибку?
Из домохозяек она и ее соратники превратились в антикоррупционную команду; от конструктивной критики главы управы перешли к неприятию Путина. И я честно говорила Вике: это круто, так держать.
Может быть, мы с Викой ошибались, и правы были те соседи Луганской, которые молча уехали из своих квартир? Такой вопрос я всерьез задала себе во время лагеря "ОккупайМэрия", который не заинтересовал ни журналистов, ни подавляющее большинство активистов народных антипутинских гуляний.
Накануне закрытия этого лагеря мне позвонила журналист популярного интернет телеканала и попросила рассказать предысторию его участников. Потом она перезвонила: сказала, что сюжет отменяется, потому что лагерь, просуществовавший около двух недель, уже закрывается. Это довольно типичное отношение к внуковской истории. Информационной блокады этой темы не было, но редкие материалы были очень скудными, а их смысл сводился к тому, что "людей выселяют по недосмотру Минобороны или правительства Москвы (в зависимости от издания)".
В лагере "ОккупайАбай", куда ходили жители внуковского общежития, – оказывать поддержку общегражданскому протесту и просить ее для себя – журналисты федеральных телеканалов честно говорили им: вы для нас не тема.
В итоге я пришла к выводу, что жители общежития не вписываются в концепцию освещения политических событий, главное слово для описания которой – это, пожалуй, "глянец". В ней есть лишь замкнутый круг: Путин (плохой или хороший, в зависимости от СМИ) и Навальный–Удальцов–Пономарев–Собчак (то же самое). А все, что между ними, – это неформат; нечто, для чего нет рубрики, раздела, авторов. Участников митинга на Болотной, вероятно, тоже негласно вписали в эту глянцевую концепцию политики: это или уставшие от несправедливости интеллигенты, или корыстные любители денег Госдепа (оба образа по-глянцевому просты, по-своему красивы).
Внуковцев с их социальными проблемами и неглянцевыми историями фактически приравняли к демшизе, не заслуживающей столько внимания, сколько заслуживает один твит Алексея Навального.
Может быть, это произошло потому, что вся журналистика и политика сосредоточена в глянцевой Москве, где не принято заглядывать за пределы Садового кольца – хотя бы в невзрачное внуковское общежитие, вообще туда, где есть еще кто-то, кроме Путина и Навального, например Вика Луганская.
В пределах Садового принято пенять "народу" за то, что он "темный", не противится власти Путина и не присоединяется к Навальному. И не принято даже самим себе задавать вопрос: а не снобизм ли это? Возможно, из-за того, что за этим вопросом последуют другие. Например, такой: кто, так громко скандировавший "Один за всех, и все за одного", где был, когда пришли за внуковскими?
Все это время обитатели общежития вынуждены были расследовать коррупционную схему, по которой их жилье перешло из федеральной собственности в частную, что позволило в судебном порядке выселять их из квартир.
Эти люди все делали правильно: использовали исключительно легальные способы борьбы за свои права.
Они обращались к главному Путину и ко всевозможным минипутиным на местах. Просили о помощи представителей всех политических партий и общественных движений: от оппозиционеров до нашистов. Судились, а в свободное от судов время проводили митинги. Они распространяли многостраничные пресс-релизы, напоминавшие скорее тома уголовных дел. Наконец, во время народных гуляний против возвращения Владимира Путина в мае 2012-го жители внуковского общежития разбили многодневный лагерь "ОккупайМэрия" - и после всего сделанного проиграли всухую.
Апофеозом их правильной борьбы стала смерть в возрасте сорока девяти лет от сердечного приступа одной из них – Ларисы Юрьевны Марченко. Проблем с сердцем у нее никогда не было, но одной – в виде этого смертельного приступа, – оказалось достаточно. Произошло это вскоре после того, как собственник здания добился выселения ее семьи и отключил в доме электричество, а московские и федеральные чиновники в очередной раз отказались вмешиваться в ситуацию.
Затем собственник отключил горячую воду, и грудные дети Леша и Алена Гацюк вместе со своим восьмилетним братом Никитой Калиниченко стали постоянно простужаться. Впрочем, больше всего пострадал их шестилетний сосед Олег Луганский, больной очень редкой болезнью Гиршпрунга, при которой из организма не выводятся токсины. Когда Олег вместе со своей мамой Викой Луганской лежал в больнице, суд удовлетворил иск собственника об их выселении. Летом 2012-го Мосгорсуд оставил это решение в силе.
Вике все время приходилось носить Олега на руках. Оставить дома его было нельзя, а пропускать суды стало опасно: ведь накануне даже жизненно важное лечение в больнице не стало для судьи поводом хотя бы перенести заседание. Через несколько дней после этого у Вики отнялись ноги.
Старший брат Олега – семнадцатилетний Максим – не мог помогать матери. Во время судебных разбирательств он зачем-то представлял Россию на чемпионате Европы по сумо, и выиграл. Теперь он поедет на чемпионат мира в Гонконг – к этому времени его семья как раз останется на улице, потому что в Верховный суд Луганские, хоть и будут туда обращаться, не верят: соседям по общежитию он никак не помог.
Большинство жителей общежития во Внукове не стали бороться, как Луганская или Марченко, а предпочли ютиться у родственников и друзей или срочно утеплять дачу и жить там круглый год, чем тратить силы, время и деньги на борьбу за жилье, которое полагалось им по закону и здравому смыслу.
Если Вика Луганская была права в своей борьбе, то кто допустил ошибку?
Из домохозяек она и ее соратники превратились в антикоррупционную команду; от конструктивной критики главы управы перешли к неприятию Путина. И я честно говорила Вике: это круто, так держать.
Может быть, мы с Викой ошибались, и правы были те соседи Луганской, которые молча уехали из своих квартир? Такой вопрос я всерьез задала себе во время лагеря "ОккупайМэрия", который не заинтересовал ни журналистов, ни подавляющее большинство активистов народных антипутинских гуляний.
Накануне закрытия этого лагеря мне позвонила журналист популярного интернет телеканала и попросила рассказать предысторию его участников. Потом она перезвонила: сказала, что сюжет отменяется, потому что лагерь, просуществовавший около двух недель, уже закрывается. Это довольно типичное отношение к внуковской истории. Информационной блокады этой темы не было, но редкие материалы были очень скудными, а их смысл сводился к тому, что "людей выселяют по недосмотру Минобороны или правительства Москвы (в зависимости от издания)".
В лагере "ОккупайАбай", куда ходили жители внуковского общежития, – оказывать поддержку общегражданскому протесту и просить ее для себя – журналисты федеральных телеканалов честно говорили им: вы для нас не тема.
В итоге я пришла к выводу, что жители общежития не вписываются в концепцию освещения политических событий, главное слово для описания которой – это, пожалуй, "глянец". В ней есть лишь замкнутый круг: Путин (плохой или хороший, в зависимости от СМИ) и Навальный–Удальцов–Пономарев–Собчак (то же самое). А все, что между ними, – это неформат; нечто, для чего нет рубрики, раздела, авторов. Участников митинга на Болотной, вероятно, тоже негласно вписали в эту глянцевую концепцию политики: это или уставшие от несправедливости интеллигенты, или корыстные любители денег Госдепа (оба образа по-глянцевому просты, по-своему красивы).
Внуковцев с их социальными проблемами и неглянцевыми историями фактически приравняли к демшизе, не заслуживающей столько внимания, сколько заслуживает один твит Алексея Навального.
Может быть, это произошло потому, что вся журналистика и политика сосредоточена в глянцевой Москве, где не принято заглядывать за пределы Садового кольца – хотя бы в невзрачное внуковское общежитие, вообще туда, где есть еще кто-то, кроме Путина и Навального, например Вика Луганская.
В пределах Садового принято пенять "народу" за то, что он "темный", не противится власти Путина и не присоединяется к Навальному. И не принято даже самим себе задавать вопрос: а не снобизм ли это? Возможно, из-за того, что за этим вопросом последуют другие. Например, такой: кто, так громко скандировавший "Один за всех, и все за одного", где был, когда пришли за внуковскими?
