Марина Тимашева: В Свято-Владимирской Семинарии в Крествуде, недалеко от Нью-Йорка, регент хора Московского подворья Свято-Троице-Сергиевой Лавры Владимир Горбик провел мастер-класс "Интерпретация православной хоровой музыки". Занятия состояли из двух разделов: работы с хором по изучению церковных партитур, а также подготовки к пению в Храме Трех Святителей в праздник апостолов Петра и Павла. Мастер-класс с последующим участием хора в богослужении организован Владимиром Горбиком вместе с регентом, композитором и президентом издательской фирмы "Musica Russica", доктором Владимиром Морозаном и композитором, преподавателем богослужебных и музыкальных дисциплин Свято-Владимирской семинарии доктором Николаем Ривзом. Регентов, дирижеров и певцов хора собрали со всей Америки на конкурсной основе. Владимир Горбик рассказывает.
Владимир Горбик: Доктор Владимир Морозан - крупный музыкальный деятель. Как я с ним познакомился? Есть такой в Сан-Франциско отец Петр Перекрестов, он в свое время был руководителем совместного проекта с Подворьем, когда мы записывали аудиодиск с композиторами Русского Зарубежья. Это композиторы русского рассеяния, которые в 1917 году, после Октябрьского переворота, покинули нашу родину, создали очень мощную композиторскую школу в Америке, и в моей музыкальной душе эти люди вызывают всяческое благоговение. Это – предыстория вопроса. В свое время вышел наш диск, он продается в Америке. Кстати, интересная деталь: в Американском посольстве офицер посольства спросил, откуда нас там знают, я вынул этот диск, он его долго рассматривал, вертел в руках, фотографии смотрел, там лица совпадают, он так понимающе стал кивать головой. Такая маленькая деталь из жизни.
В итоге, ровно год назад, летом, поступило предложение от доктора Владимира Морозана приехать с нашим хором в Америку, чтобы в Далласе в 2013 году исполнить концерт на огромном хоровом съезде - там до 5 тысяч человек доходит количество участников. Я сказал, что технически это будет сделать непросто, потому что перевоз любого коллектива через океан стоит немалых денег, а если еще учесть, что хор у нас не монахов и не послушников, а профессионалов, то возникают трудности чисто финансового порядка. Я ему предложил альтернативный вариант: не проще ли мне прилететь к нему с частью своих певцов? Эта идея его крайне заинтересовала. Ему 60 лет, он очень образованный товарищ, он в свое время стажировался в России у хорового корифея Клавдия Птицы. Уже упоминание этого имени в нашем разговоре вызвало мощное уважение, просто потому, что я понял, что разговариваю с очень серьезным профессионалом.
К сожалению, ситуация в мире, в плане музыкального профессионального искусства, тягостная, все больше народ отвлекается от классики и увлекается чем-то более простым, более грубым. Тут даже слово “эстрада” у меня не вертится на языке, потому что и в эстраде есть свои профессионалы, а какая-то банализация идет музыкального не только восприятия, но и образования. Доктор Владимир Морозан мне говорил, что в Америке колоссальный подъем музыкальной культуры, несмотря на то, что я сейчас сказал, до 12 раз в год исполняют только “Всенощное бдение” Рахманинова разные коллективы. У нас, если один раз в год какой-то коллектив исполняет, это уже событие. Светская сцена живет жизнью активной, а церковь, к сожалению, вынуждена ловить крошки с барского стола. Слушая речи Владимира Морозана о том, что профессиональный клирос страдает в Америке, я подумал, что можно провести мастер-класс. Я ему об этом сказал, он с полным восторгом воспринял эту идею, обратился к своему другу доктору Николаю Ривзу, второму главному устроителю мастер-класса в самой семинарии. В общем, результатом их разговора стало то, что я получил от декана, отца Джон Бера, пригласительное письмо.
Марина Тимашева: Дальше начался отбор певцов и регентов.
Владимир Горбик: Было разослано около тысячи рекламных сообщений, в том числе и по консерваториям, которых много в Америке, и по университетам, где есть музыкальные факультеты. Очень интересно производился отбор. Люди стали присылать мне в Россию, в Москву, аудиофайлы, где они исполняли гаммы, чтобы я знал их диапазон. Поскольку хор смешанный, там есть женщины и мужчины, нужно было понять, какой диапазон. Они исполняли те песнопения, которые я их попросил исполнить, чтобы я понял - они в этом деле люди новые или они владеют техникой пения речитативов церкви. Были выбраны 28 профессионалов. Кроме певцов, я на конкурсной основе отбирал и дирижеров, и регентов. В числе обратившихся с просьбой поучаствовать в мастер-классе, например, Ребекка Лорд. Она, ни много, ни мало, замдиректора Хорового общества Калифорнии, человек известный, лауреат многих конкурсов, прекрасно владеет дирижерской техникой, хоровой и симфонической
Марина Тимашева: Почему вообще американцев надо учить? У них существует какая-то своя традиция или они просто испытывают недостаток в людях, которые умеют петь?
Владимир Горбик: Изначально само название мастер-класса -“Интерпретация русской православной музыки”. Как выяснилось, американцы очень чутко относятся к русской духовной культуре. Политические события должны нас отдалять друг от друга, казалось бы, но, тем не менее, верующие люди стараются, наоборот, приблизиться друг к другу. И вот там я нашел огромный интерес именно к русской духовной культуре, не просто к сочинениям таких композиторов как Бортнянский, Чайковский, Рахманинов, но и также к древним корням, к Знаменному распеву. У нас несколько песнопений есть, не самих Знаменных распевов, но сочинений в духе Знаменного распева, которые написал доктор Владимир Морозан. Но он писал по канонам Знаменного распева, великолепные создал композиции на английском языке. Поскольку я не носитель языка (ну, когда-то что-то учил в Консерватории, и пятерки получал, но активного разговорного языка у меня нет), мне и моим музыкантам пришлось колоссально потрудиться в этом направлении. Произошел многомесячный мозговой штурм.
Марина Тимашева: То есть, прежде чем учить других, вы сами учили английский язык?
Владимир Горбик: Я просил доктора Владимира Морозана, чтобы он выслал мне файлы с произношением английских богослужебных текстов, мы их здесь зубрили. Не знаю, как мои певцы, а я до головной боли занимался, поскольку это другая языковая культура, а занятия в день идут по много часов, голова не просто устает, она отказывается думать в какой-то момент. Но дело не просто в произношении. Это же касается непосредственно молитвы, я должен понимать, о чем тут речь. Это - отдельная тема.
Марина Тимашева: Слова молитвы - это канон, это та же самая молитва. Почему вам требуется перевод?
Владимир Горбик: Когда человек поет, он не должен быть просто магнитофоном, хоть на английском языке, хоть на церковнославянском. Опять же, из числа благословений Владыки Лонгина в свое время поступила такая просьба-Благословение, не просто петь на клиросе музыку, а душой и сердцем понимать, что ты делаешь сейчас, почему ты именно это слово сейчас спел. Одно дело, понимая большую часть церковнославянских слов, складывать их в слова молитвы и сердцем петь эти тексты, и совсем другое дело, когда это написано на языке, который ты не знаешь или знаешь только обрывками. У нас в Консерватории была очень хорошая преподавательница английского языка, какие-то знания были заложены, но потом прошло много лет, а живой практики общения на языке явно недостаточно, чтобы бегло понимать язык. Пришлось немало потрудиться.
Марина Тимашева: Для богослужения в Америке используется современный английский язык?
Владимир Горбик: Очень интересный вопрос. Как мы знаем, в 1988 году мы праздновали тысячелетие Крещения Руси. Стараниями Кирилла и Мефодия мы имеем многовековой богослужебный язык-икону. По выражению одного из филологов, церковнославянский язык это икона, это язык, который не являлся и не является языком обиходным, это язык, на котором человек обращается к Богу. Аналогии можно провести, отдаленные, конечно, с латинским языком. Он тоже научный, он богослужебный, но не обиходный, его называют “мертвым” языком. Хотя тоже условно, наверное, потому что богослужения в католической церкви совершаются на латинском языке, и для них он живой.
Марина Тимашева: Имеется в виду только то, что он вышел из разговорного обихода.
Владимир Горбик: А здесь – современный английский язык. Более того, большую часть текстов адаптировал с церковнославянского на английский сам доктор Владимир Морозан, он большой знаток языка. А потом его поправил еще один профессионал в этой сфере. Я, когда об этом узнал, говорю: “Владимир, что вы делаете? Я с таким трудом выучил эту стихиру!”. Он говорит: “Я очень прошу не сетовать на это, потому что службе на английском языке всего сто лет”. Понятное дело, что я не особо сетовал, просто жаловался на то, что нам с таким трудом удается это усваивать, а тут еще меняется текст. Правда, только в одной стихире он был кардинально поменян, а в остальном все осталось на месте.
Марина Тимашева: Если мы говорим о светской музыке, ясно: когда итальянская музыка поется на итальянском языке - это одно дело. Если мы переводим итальянский текст на русский язык и исполняем ту же самую арию на русском языке, то это производит совсем другое впечатление, и кажется довольно чужеродном. То есть язык кажется более тяжеловесным, потому что сама мелодия связана с мелодией языка. Здесь не возникает подобного несовпадения или какой-то проблемы для вас, как музыканта?
Владимир Горбик: Слава Богу, нет, потому что, во-первых, адаптацией богослужебных текстов к мелодиям, которые большей своей частью рождены на территории России, занимается Владимир Морозан. Такой проблемы не возникает, потому что он сам композитор, глубокий музыкант, он очень четко чувствует эту грань. Потом мне трудно критически отнестись к этому, потому что я не носитель языка, и такого сравнения провести не могу. Но мне кажется, что Владимир Морозан настолько кропотлив в своей работе, что за эту сторону дела я абсолютно спокоен.
Марина Тимашева: За мастер-классом - богослужение?
Владимир Горбик: Действительно, это не просто замкнутые кулуарные мастер-классы, это мастер-класс и последующий за ним концерт, где нон-стопом большая часть песнопений службы, как Всенощной, так и Литургии, где, кроме меня, еще мои ученики-дирижеры. Так мастер-класс построен, что часть репетиций провожу я, часть - ученики. С ними же я провожу репетиции над их хоровой дирижерской техникой непосредственно в дирижерском классе, под аккомпанемент концертмейстера-пианиста, и потом они снова выходят к хору и снова дорабатывают профессиональную составляющую, чтобы выглядеть интересно, достойно. Специально придуман концерт накануне богослужения, чтобы мы могли, как музыканты выражаются, “обкатать” программу, чтобы она на самой службе звучала, по возможности, безупречно.
А венцом всего является сам праздник Апостолов Петра и Павла. В очень жестком режиме идут сами репетиции. Когда они узнали, что я в 9 утра собираюсь собрать людей и начать репетировать, то у них это просто не укладывалось в сознании. С 9-ти утра до 12-ти идет репетиция, потом обед, с 12-ти до часу, потом с часу до 3-х - снова репетиции хора, потом с 3-х до 17-ти часов дня репетиция с дирижерами в дирижерском классе, а потом еще в вечернее время я на всякий случай тоже оставил пару часов, с 19-ти до 21-го, если я почувствую, что не хватает времени, потому что огромный материал музыкальный. Можете себе представить, что хор, который никогда не пел вместе, за три дня всего должен быть подготовлен так, чтобы он звучал достойно. Это не просто концерт подготовить, и даже не просто подготовить одно богослужение, это огромный материал, там одних только стихир на английском языке… Вы же понимаете, что такое стихира - это рассказ о жизни и деятельности, если совсем грубо подойти к вопросу, того или иного Святого, с детализацией: чем он занимался, почему он свят, как он служил Богу. То есть это кладезь богослужебного материала, это надо озвучить и, по возможности, сделать так, чтобы это можно было слушать. Это то, что касается самой простой части музыкального материала. Самая сложная это композиторские вещи. Нужно, чтобы это звучало не сыро, потому что композиторы самые разные (я еще не касался этого вопроса), от Знаменного распева до современных композиторов американских, которые пишут православную музыку, но также есть композиторы синодальной школы, такие как Кастальский, Чесноков, также есть композиторы известные, но не принадлежащие к синодальной школе, как Рахманинов. Я забыл сказать, что три песнопения идут на церковнославянском языке. Одно из них – “Благослови, душе моя, Господа” Чеснокова, другое “Тебе поем” Рахманинова.
Марина Тимашева: Говорят, что в Америке профсоюзы не дают людей задерживать на работе.
Владимир Горбик: Перед тем, как нам уже встретиться, состоялся разговор по скайпу с Николаем Ривзом, где детально обсуждалось, что можно делать на репетиции певцам, а что нельзя. Он мне задает такой простой, банальный вопрос: “Выходить с репетиции можно?”. “Нет, нельзя”. “Как нельзя?”. “Ну, так”. “А у нас здесь всех ходят туда-сюда”. Я говорю: “Николай, объясните, пожалуйста, певцам, что нельзя выходить. Есть для этого перерыв. Скажем, 50 минут идет репетиция, потом перерыв”. “Понятно. А на мобильные звонки отвечать можно?”. Я говорю: “Категорически нельзя. Я сам первый показываю мобильный телефон, выключаю его и кладу себе в карман”. Дело в том, что, хотим мы этого или нет, любая нормальная музыкальная организация без тоталитарного контроля над исполнительскими возможностями, хоть это слово не популярное в нынешнем обществе, не существует ни в театре, ни в симфоническом оркестре, ни в церковном хоре. Нет таких взаимоотношений, которые бы привели, в итоге, к какому-то положительному результату. Эти взаимоотношения могут только развалить коллектив. И, наоборот, если певцы, исполнители оркестра относятся с уважением к дирижеру, они должны понимать, что исполнительское искусство это колоссальное напряжение душевных, физических, умственных сил всех, не только дирижера, но и всех исполнителей. Поэтому, о каком расслаблении может идти речь? Только в этом случае возможно какое-то искусство. В свое время Генрих Нейгауз, пианист, великий педагог, говорил такие замечательные слова: “Только требуя от рояля невозможного, возможно тронуть сердце того человека, которому ты играешь”. А теперь переведите это на нашу с вами ситуацию. Перед нами не неживой инструмент, а живой инструмент, состоящий из многих личностей. Если от неживого инструмента можно потребовать полного послушания, образно говоря, чтобы он делал то, что хочет живой человек, то уж тем более с людьми можно договориться, как сделать так, чтобы были и волки сыты, и овцы целы. Это вопрос очень интересный. Скажем, взять творчество мною очень любимого великого дирижера Герберта фон Караяна. У меня дома масса материалов о его жизни, в том числе и видеоматериалов. Тоталитарный контроль над всеми исполнительскими возможностями! В то же время, музыканты говорят, когда уже непосредственно концерт, он ослаблял этот тоталитарный контроль. Это - верх мастерства. Человека, на которого долго накладывались бремена рамок, канонов, авторитетного мнения, дирижер приотпускает, и "звучит" уже вот этот симбиоз между творческой личностью дирижера и творческой личностью, например, солиста, творческой личностью дирижера и творческой личностью оркестра, как некоего общего организма. Нам есть, у кого учиться.
Марина Тимашева: Владимир Александрович, а люди, которых вы набрали, они профессиональные вокалисты или у них есть опыт пения на клиросе?
Владимир Горбик: На самом деле, большая часть певцов, так получилось, они не просто с каким-то опытом, они с колоссальным опытом пения в церкви. Есть люди, которые пришли из светского музыкального творчества, например, такая певица Мэрилин Крета, она с колоссальной вокальной практикой, пела и в операх солисткой, и в мюзиклах, 20 лет такой активной практики. Очень интересно было в течение полутора недель с утра до вечера, как паззлы, собирать этот хор здесь, в Москве. В итоге, милостью Божьею, удалось и голоса подобрать, и все.
Марина Тимашева: Наверное, неровён час, будет сочинена какая-то компьютерная программа…
Владимир Горбик: Сравнительно недавно, по-моему, Озава, находясь в Японии, дирижировал 9-ю симфонию Бетховена, дирижировал несколькими оркестрами, находящимися в разных частях свята, он-лайн. Мир, за счет средств коммуникации, за счет интернета, сблизился. Действительно, мир тесен, мы живем в таком мире, где я сейчас могу разговаривать с человеком, который живет на другом конце планеты, и слышать его еще лучше, чем слышу вас во время этого интервью. Поэтому то, что произошло с американским хором, это все цветочки. Это было не в он-лайне. Я согласен, что, наверное, можно создать какую-то программу, которая могла бы в число своих функций внедрить те параметры, по которым я прослушал каждого певца. Я назову эти параметры – интонация, степень качки голоса. Потому что люди разных возрастов, голос качается, он выделяется из хора, нам такие голоса не подходят, хор должен звучать в тембровом отношении стерильно, это как раз то, что соответствует русской духовной традиции, в частности, традиции Свято-Троице-Сергиевой Лавры, и для нас это очень дорого. В частности, звучание хора отца Матфея, Царствие ему Небесное. И очень бы хотелось, чтобы кроме того, что в нашем творчестве, слава Богу, это состоялось, эта тембровая традиция была передана и туда. А тембровая традиция заключается в том, что хор это органика – “единое сердце, единые усты”, как сказано церковными словами, должен петь хор Богу, ни одного выделяющегося голоса, если он не солист. Почему я говорю, что как паззл собирал хор? Потому что я буквально голос к голосу прикладывал, опираясь на те традиции, которое заложены в московской Консерватории моими учителями, опираясь на свой личный практический опыт работы с хором на Подворье. Такая инкрустация или собирание по частичкам маленьким. Удивительно просто.
Марина Тимашева: А какие-то еще есть параметры? Значит, интонация, качка голоса, тембр…
Владимир Горбик: Интонация - попадает, не попадает человек в ноту. Качка голоса - это качество тембра. Тембры меня интересовали не просто хоровые, меня интересовало, чтобы эти тембры были вокально красивые. То есть, красота тембра - отдельный параметр. Дикция. Очень мало людей сейчас произносят слова в то время, как поют… Как человек умеет сказать слово? Умеет ли он его говорить быстро, проглатывая слоги, или же он умеет петь с чувством, с толком, с расстановкой, так, чтобы слушатели - духовенство и прихожане - слушали хор, как раскрытую книгу богослужебную. Это огромной важности явление, если это происходит. Как часто мы страдаем, когда приходим в Храм помолиться, а нам вообще ничего непонятно, о чем поет хор. “Вау-вау” звучит, и больше ничего, это очень тягостно. Там, на самом деле, много параметров, четыре из них я назвал. Дирижеры также, еще до просмотра, их возможности были разбиты на многие параметры - как человек умеет двигать руками, владеет ли он только хоровой техникой или симфонической тоже. Человек, который владеет и симфонической техникой, он лучше владеет своим телом.
То, о чем вы спросили. Если кто-то из программистов заинтересуется, наверное, можно все эти параметры внедрить в какую-то программу, но все равно живое участие людей, сведущих в этом, безусловно, необходимо.
Марина Тимашева: А внешние данные вас как-то интересуют?
Владимир Горбик: Нет, совсем нет. Церковь исходит из того, что каждый человек это икона, вне зависимости от того, знаем мы, что человек верующий или мы знаем, что он неверующий, знаем ли мы о том, что этот человек православный или мы не знаем об этом ничего. Каждый человек это создание Божье, он имеет свой внешний вид от Бога. Внешний вид может интересовать только с той точки зрения, что люди на клиросе должны находиться в платочках, в юбках, поскольку мы находимся в церкви, если вы это имеете в виду. А так, чисто физиономически, это совершенно не тот параметр, который меня интересовал.
Марина Тимашева: Я имела в виду не красивые личики и не одеяния, облачения, а я имела в виду, может быть, рост, чтобы сам по себе хор тоже смотрелся. Когда вы говорите о качке голоса, то качка может быть и чисто зрительной, когда один крошечный, а другой огромный.
Владимир Горбик: Мне это напомнило очень умилительную историю. Один человек мне рассказывал, что служил в армии в военном оркестре, и генерал на полном серьезе подходит к строю и спрашивает военного дирижера: “Почему у вас музыканты стоят не по росту?”. Музыканты же по группам стоят. Понимаете, насколько он развеселил музыкантов самих.
Марина Тимашева: Я думаю, что музыканты испугались, а не развеселились.
Владимир Горбик: Так получилось, что маленький по росту кларнетист стоял с огромным по росту исполнителем на большом барабане, поэтому и прозвучал такой вопрос. Это, конечно, уже из области юмора. Человек поющий, если у него есть данные, это наш человек. Это единственный критерий.
Марина Тимашева: Цитирую статью Деборы Малаки Белоник: “К концу недели, из участников образовался ангелоподобный хор; они дали публичный концерт в аудитории на территории семинарии…, а затем спели Всенощную и Божественную Литургию архиерейским чином на праздник Святых Апостолов Петра и Павла…, в семинарском Храме Трех Святителей. Литургию совершил Блаженнейший Митрополит Иона, предстоятель Православной Церкви в Америке; по завершении службы, Владыка Иона благодарил Владимира Александровича за то, что он так щедро поделился своими глубокими познаниями и талантом с музыкантами на Западе, а участников мастер-класса – учеников-регентов и певчих – за их усердные труды, которые принесли обильные плоды. Его Блаженство также пригласил В. А. Горбика и в дальнейшем приезжать и преподавать в Америке, чтобы таким образом повысить уровень регентского искусства и качество церковного пения в американских приходах”.
Результатом работы Владимира Горбика также стало приглашение выступить с докладом на конференции православных музыкантов мира в Канаде.
