Марьяна Торочешникова: Сотрудники мобильного офиса Всероссийской антикоррупционной общественной приемной «Чистые руки» вернулись в Москву с Дальнего Востока и привезли с собой истории судебных побед и поражений граждан, которые добиваются восстановления своих прав и привлечения чиновников к ответственности.
Гости в студии Радио Свобода – председатель Ассоциации адвокатов России «За права человека» Евгений Архипов, юрист приемной «Чистые руки» Михаил Шилин и Виталий Сорокин, племянник предпринимателя из Владивостока, Алексея Сорокина.
Алексею Марковичу Сорокину 60 лет, он болен сахарным диабетом, вторая группа инвалидности, на протяжении последних двух лет его содержат в следственном изоляторе, где он стал инсулинозависимым, получает по 3 инъекции инсулина в день. 9 июня суд продлил ему срок содержания под стражей. Обвиняют Алексея Сорокина в клевете, в мошенничестве, 159-я статья, и вот сейчас дело передано в суд. Виталий, почему человека два года продолжают держать в СИЗО?
Виталий Сорокин: Началось с клеветы на прокурора города, по подозрению клевете коммерческого директора сразу же отправили в СИЗО. Была проведена спецоперация в Москве и прямо из машины «скорой помощи» Алексей Маркович был задержан и доставлен в Приморский край. И в рамках клеветы у нас с предприятия изъяли всю финансовую документацию с архивом за 20 лет.
Марьяна Торочешникова: А в чем состояли обвинения в клевете?
Виталий Сорокин: В городе были развешаны баннеры, что прокурор города – взяточник. Предысторией баннеров служили иски прокурора к нашему предприятию, что незаконно был возведен бизнес-центр. Все иски прокурора мы выиграли, что якобы бизнес-центр неправильно поставили, что стоянку неправильно эксплуатируем, галерею возле стоянки, и последний эпизод был, что мы неправильно эксплуатируем трансформаторную будку. Все иски были выиграны. Но в то же время к нам пришел посредник от прокуратуры и предложил дать взятку в размере 400 тысяч долларов, и на этом бы наши проблемы закончились. Мы отказались, и тогда нам сказали, что будет уголовное преследование.
Марьяна Торочешникова: Вы разместили?
Виталий Сорокин: Никто не доказал в суде, что Алексей Маркович был исполнителем или заказчиком. Исполнитель найден, он получил штраф в размере 105 тысяч рублей.
Марьяна Торочешникова: То есть некто разметил по всему Владивостоку растяжки, на которых говорилось, что прокурор – взяточник.
Виталий Сорокин: Да, там было указано, что прокурор города по фамилии Романченко – взяточник.
Марьяна Торочешникова: И он решил, что это сделал ваш дядя. И было возбуждено уголовное дело о клевете.
Виталий Сорокин: Да. Сначала посадили в изолятор коммерческого предприятия, а потом дядю. Коммерческого директора потом освободили, а Сорокин Алексей Маркович в СИЗО до сих пор.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, статья «Клевета» декриминализирована. Почему ваш дядя остается в СИЗО?
Виталий Сорокин: Те же люди, которые были исполнителями баннером, они стали ключевыми свидетелями по новым эпизодам, по мошенничеству. Причем эти люди в процессе следствия указывали на Алексея Марковича, а на судебном заседании они от этого отказываются, говорят, что Алексей Маркович этого не делал. Сейчас суд взял небольшой перерыв, судья ушел в отпуск. Думаю, что в течение месяца будут прения сторон. Сторона обвинения не представила никаких фактов. И по первому делу уже будет выноситься приговор. Мы знаем, что по второму делу пытаются вменить 105-ю статью.
Марьяна Торочешникова: Вы с этой историей пришли в мобильный офис «Чистые руки» во Владивостоке. Михаил, история Виталия типичная?
Михаил Шилин: Мобильный офис во Владивостоке работал в течение трех дней, и нас поразило количество граждан, которые нас посетили. Данная ситуация носит системный характер, есть еще ряд обращений с указанием фактом, были приложены документы.
Евгений Архипов: Объектами являются недвижимость, бизнес, людей начинают преследовать по выдуманным уголовным делам с целью захвата бизнеса. И сфера деятельности роли не играет, есть привлекательный бизнес, и если он стал предметом интереса правоохранительных органов, будут возбуждать уголовное дело.
Марьяна Торочешникова: Виталий, ваш дядя владел таким привлекательным бизнесом?
Виталий Сорокин: Да, это один из центральных рынков Владивостока и близлежащие строения. Изначально пытались арестовать и закрыть предприятие, в том числе и по клевете. В судебном порядке за два года нам удалось отстоять свою правоту, собственность осталась за нами, она работает, функционирует. Уголовные дела были возбуждены практически в отношении всех собственников предприятия ОАО «Сельхозрынок». Там три основных акционера – Сорокин Алексей Маркович, его жена и дочь, и в отношении всех троих были уголовные дела в этот период. В отношении жены и дочери удалось дела прекратить, и суд признал, что действия следователей и даже приставов были незаконными. В отношении жены дело было возбуждено, она была главным фигурантом, а потом дело замяли, и по нему вынесли приговор другому человеку.
Марьяна Торочешникова: Алексея Марковича содержат в следственном изоляторе, не в спецбольнице?
Виталий Сорокин: Сейчас он в одиночной камере, но в СИЗО он стал инсулинозависимым, зрение упало в два раза, немеют конечности…
Марьяна Торочешникова: Евгений, вы пытались связаться со следователями, прокуратурой, чтобы получить от них какие-то комментарии?
Евгений Архипов: Наши юристы выезжали к уполномоченному по правам человека в край, и они признают, что пытки, бесчеловечное обращение – одна из самых больших проблем в крае. Мне журналисты приносили интервью главы ГУВД, где он говорит, что ни один случай пыток не подтвердился. Приморье по количеству жалоб на пытки лидирует.
Марьяна Торочешникова: Содержание человека в бесчеловечных условиях Европейский суд приравнивает к пыткам.
Виталий Сорокин: Когда Алексея Сорокина задержали, его вытащили из «скорой помощи», у него был приступ, и 9 часов везли на самолете во Владивосток. И ему поставили условие: либо ты признаешь все, в чем мы тебя обвиняем, либо будет применено насилие. Его тут же отправили в ШИЗО, откуда его увезли в больницу.
Марьяна Торочешникова: А адвокаты пытались добиться медицинского освидетельствования.
Виталий Сорокин: Те бумаги, которые мы получаем из следственного изолятора, там говорится: ну, да, сахар высокий, но мы предпринимаем все необходимое, чтобы его здесь лечить. И они же дают бумаги, когда у него сахар превышает норму в 3-5 раз.
Евгений Архипов: Мы были последний раз на продлении, там также присутствовал представитель аппарата уполномоченного по правам человека в России Татьяна Головина, и мы видели, как суд принимает решение. Суд исходит не из условий содержания и состояния, а из количества статей, которые предъявлены Сорокину. Основной аргумент судьи – тяжесть предъявленных обвинений.
Марьяна Торочешникова: Виталий, на что вы рассчитываете в Москве?
Виталий Сорокин: Нам хочется, чтобы творимый правовой беспредел был поднят на соответствующий уровень и был услышан. Человека открыто убивают. Во Владивостоке вся пресса об этом трубит, как только это началось, реакции на публикации нет никакой. Местные силовики чувствуют себя совершенно спокойно. Известный боксер Романчук полтора года отсидел в приморском СИЗО, с ним та же самая история, он полтора года просидел в СИЗО, и оказалось, что у следователя была видеозапись, где видно, что Романчук не виноват. Суд вынес определение в отношении следователя Круглова, а этот следователь так и работает.
Марьяна Торочешникова: Михаил, когда приходили к вам офис «Чистые руки», вам о чем рассказывали?
Михаил Шилин: За три дня мы приняли более 500 заявлений. По поводу коррупционных составляющих, связанных с отъемом бизнеса, я уже сказал. История Алексей Сорокина не является единичной, к нам обращались предприниматели, которые не могу защитить свои права в судебном порядке.
Марьяна Торочешникова: А схема, что сначала начинают с претензий в рамках гражданского производства, а потом против него возбуждают уголовные дела, типична?
Михаил Шилин: Да. Из обращений к нам выявляется формула: людям делается предложение, если они не идут на контакт, им повторно делается предложение и звучат угрозы об уголовном преследовании, и дальше возбуждаются уголовные дела.
Марьяна Торочешникова: Евгений, вы сказали, что уполномоченный по правам человека в Приморском крае об этом знает, почему же он не обращается к российскому уполномоченному по правам человека, к президенту, к господину Чайке, к Бастрыкину? Он вам что-то объяснял.
Евгений Архипов: На встречу с нами лично он не пошел, с нами встречался руководитель его аппарата. В вопросе с Алексеем Марковичем он сослался на то, что не было обращений, хотя историю они эту знают. Что касается пыток, у них права ограничены, все делается в рамках мониторинга. У нас очень много вопросов к уполномоченному, к представителям общественной наблюдательной комиссии. Со слов одного из гражданских активистов ОНК, они приходят в СИЗО, но следят за тем, чтобы количество раковин соответствовало там санитарным нормам, а что касается пыток, стараются от этого дистанцироваться. Там, в Приморском крае, сложились два лагеря во власти – люди, которым им все это не нравится, и «беспредельщики», и «беспредельщики» там заправляют. Когда прилетела туда наша делегация общественных деятелей, самолет окружили сотрудники силовых структур с подозрением, что прилетели террористы, и всех мужчин заставили показывать вещи и документы. Но мы видели и другую реакцию, допустим, местное информагентство предоставило нам помещение, местные СМИ нас в положительном свете освещали.
Марьяна Торочешникова: Виталий, вы согласны с таким разделением?
Виталий Сорокин: Да, но некоторые сдвиги происходят в лучшую сторону. Вот когда начинаешь изучать, кто такой прокурор, его родственные связи, понимаешь, что они из 90-х. Кстати, жене Сорокина, она сейчас за границей, позвонил человек, запись разговора у нас есть, которого все характеризуют как крупнейшего криминального авторитета 90-х, он угрожал и говорил: в свое время я слишком дешево продал вам предприятие, и мое участие в этом деле тоже есть, и если вы не продадите предприятие, действия начнутся. И у нас тут же убили свидетеля.
Марьяна Торочешникова: А вы с этой записью куда-то обращались?
Виталий Сорокин: На Дальнем Востоке мы все заявления подавали неоднократно, но реакции никакой. Есть еще ряд моментов, которые нас смущают. Против наших свидетелей возбуждены уголовные дела, и наш следователь расследует дела наших свидетелей.
Евгений Архипов: Здесь ключ проблемы в том, что эти два лагеря существуют. Приморье отличается своей спецификой, там высокая гражданская активность. Здесь люди приходили и открыто заявляли, что этот чиновник коррупционер, и они готовы бороться. Нас посетили десятки общественных организаций, десятки журналистов. Люди готовы открыто защищать свои права, готовы к борьбе. К нам приходили чиновники, мы разговаривали с судьями, которые заявляли, что недовольны системой. В Приморье удалось создать лагерь, который недоволен, и среди чиновников, и среди общественности.
Марьяна Торочешникова: Михаил, рейдерские захваты – не главная проблема, с которой к вам приходили люди?
Михаил Шилин: Заявлений, связанных напрямую с коррупционными делам, была треть. В основном люди, отчаявшись найти где-либо правду, приходили к нам по разным делам. Они проходили все инстанции судебной системы, Генпрокуратуру, писали президенту, - и просили нас помочь.
Марьяна Торочешникова: А реально им помочь в этой ситуации?
Михаил Шилин: Я думаю, в любом случае это реально, если граждане будут готовы идти до конца, добиваться восстановления своих прав, объединяться.
Евгений Архипов: Например, обманутые дольщики – там вопрос с ними еще не решен, и там они еще только обсуждают создание общественных организаций. И таких людей очень много, обращений от них было немало. Но есть много экологических организаций, предпринимательских, профессиональных. Оторванность гражданского общества Приморья от всей России, конечно, сказывается, потому что существует свое правозащитное сообщество, но когда начинаешь с местными правозащитниками беседовать, они варятся в собственном соку и не взаимодействовать с федеральными структуры. Но многие проблемы нельзя решить на региональном уровне. В деле Сорокина, допустим, но вмешательство и международных структур, так как он является еще гражданином США. А когда правозащитники на местном уровне пытаются это остановить, этого часто недостаточно.
Марьяна Торочешникова: А почему не вмешалось консульство?
Виталий Сорокин: Вмешалось. Было несколько нот в российский МИД по вопросу здоровья Сорокина, в частности. Там есть некоторое улучшение его содержания с того времени, но он все равно сидит.
Марьяна Торочешникова: Виталий, а вы ощущаете в своем деле положительное вмешательство общественных организаций?
Виталий Сорокин: Владивосток очень далеко, до Урала еще проще решать проблемы, за Уралом сложнее. Это говорят даже журналисты в Москве. Вот сняли Дарькина, было много обращений, мы надеемся, что сейчас будет полегче, некоторые изменения идут, но они идут вяло, определенный лаг времени есть. Во Владивостоке сейчас заправляют процессом силовые структуры. Мы обращались к федеральным властям, в частности, кабинет Шувалова и Минэкономразвития, там был Бирюков Сергей Юрьевич – они активно вмешались, и на тот момент прекратился пресс в СИЗО, Сорокина перевели в отдельную камеру, часть вопросов решилась.
Марьяна Торочешникова: Дальний Восток – это был первый регион, куда вы выезжали с мобильным офисом «Чистые руки»?
Михаил Шилин: Нет, у нас был подобный опыт в Краснодарском крае, в Подмосковье…
Марьяна Торочешникова: А эти истории типичны из региона в регион?
Михаил Шилин: Определенные проблемы носят системный характер, общефедеральный, но в разных регионах, конечно, своя специфика. Регионы, которые ближе к Москве, действуют с оглядкой на центр, а регионы, которые далеко, их трудно контролировать, они как-то обособились.
Евгений Архипов: Дальний Восток – там контролировать все пытаются силовики, причем с помощью беспредела, и Дальний Восток отличается тем, что и чиновники чувствуют там безнаказанность, ответственности нет. Вопрос удаленности относительный, потому что существуют современные технологии коммуникации. Я заметил, что существуют должностные лица, которые прикрывают их на федеральном уровне, что позволяет им там беспредельничать.
Гости в студии Радио Свобода – председатель Ассоциации адвокатов России «За права человека» Евгений Архипов, юрист приемной «Чистые руки» Михаил Шилин и Виталий Сорокин, племянник предпринимателя из Владивостока, Алексея Сорокина.
Алексею Марковичу Сорокину 60 лет, он болен сахарным диабетом, вторая группа инвалидности, на протяжении последних двух лет его содержат в следственном изоляторе, где он стал инсулинозависимым, получает по 3 инъекции инсулина в день. 9 июня суд продлил ему срок содержания под стражей. Обвиняют Алексея Сорокина в клевете, в мошенничестве, 159-я статья, и вот сейчас дело передано в суд. Виталий, почему человека два года продолжают держать в СИЗО?
Виталий Сорокин: Началось с клеветы на прокурора города, по подозрению клевете коммерческого директора сразу же отправили в СИЗО. Была проведена спецоперация в Москве и прямо из машины «скорой помощи» Алексей Маркович был задержан и доставлен в Приморский край. И в рамках клеветы у нас с предприятия изъяли всю финансовую документацию с архивом за 20 лет.
Марьяна Торочешникова: А в чем состояли обвинения в клевете?
Виталий Сорокин: В городе были развешаны баннеры, что прокурор города – взяточник. Предысторией баннеров служили иски прокурора к нашему предприятию, что незаконно был возведен бизнес-центр. Все иски прокурора мы выиграли, что якобы бизнес-центр неправильно поставили, что стоянку неправильно эксплуатируем, галерею возле стоянки, и последний эпизод был, что мы неправильно эксплуатируем трансформаторную будку. Все иски были выиграны. Но в то же время к нам пришел посредник от прокуратуры и предложил дать взятку в размере 400 тысяч долларов, и на этом бы наши проблемы закончились. Мы отказались, и тогда нам сказали, что будет уголовное преследование.
Марьяна Торочешникова: Вы разместили?
Виталий Сорокин: Никто не доказал в суде, что Алексей Маркович был исполнителем или заказчиком. Исполнитель найден, он получил штраф в размере 105 тысяч рублей.
Марьяна Торочешникова: То есть некто разметил по всему Владивостоку растяжки, на которых говорилось, что прокурор – взяточник.
Виталий Сорокин: Да, там было указано, что прокурор города по фамилии Романченко – взяточник.
Марьяна Торочешникова: И он решил, что это сделал ваш дядя. И было возбуждено уголовное дело о клевете.
Виталий Сорокин: Да. Сначала посадили в изолятор коммерческого предприятия, а потом дядю. Коммерческого директора потом освободили, а Сорокин Алексей Маркович в СИЗО до сих пор.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, статья «Клевета» декриминализирована. Почему ваш дядя остается в СИЗО?
Виталий Сорокин: Те же люди, которые были исполнителями баннером, они стали ключевыми свидетелями по новым эпизодам, по мошенничеству. Причем эти люди в процессе следствия указывали на Алексея Марковича, а на судебном заседании они от этого отказываются, говорят, что Алексей Маркович этого не делал. Сейчас суд взял небольшой перерыв, судья ушел в отпуск. Думаю, что в течение месяца будут прения сторон. Сторона обвинения не представила никаких фактов. И по первому делу уже будет выноситься приговор. Мы знаем, что по второму делу пытаются вменить 105-ю статью.
Марьяна Торочешникова: Вы с этой историей пришли в мобильный офис «Чистые руки» во Владивостоке. Михаил, история Виталия типичная?
Михаил Шилин: Мобильный офис во Владивостоке работал в течение трех дней, и нас поразило количество граждан, которые нас посетили. Данная ситуация носит системный характер, есть еще ряд обращений с указанием фактом, были приложены документы.
Евгений Архипов: Объектами являются недвижимость, бизнес, людей начинают преследовать по выдуманным уголовным делам с целью захвата бизнеса. И сфера деятельности роли не играет, есть привлекательный бизнес, и если он стал предметом интереса правоохранительных органов, будут возбуждать уголовное дело.
Марьяна Торочешникова: Виталий, ваш дядя владел таким привлекательным бизнесом?
Виталий Сорокин: Да, это один из центральных рынков Владивостока и близлежащие строения. Изначально пытались арестовать и закрыть предприятие, в том числе и по клевете. В судебном порядке за два года нам удалось отстоять свою правоту, собственность осталась за нами, она работает, функционирует. Уголовные дела были возбуждены практически в отношении всех собственников предприятия ОАО «Сельхозрынок». Там три основных акционера – Сорокин Алексей Маркович, его жена и дочь, и в отношении всех троих были уголовные дела в этот период. В отношении жены и дочери удалось дела прекратить, и суд признал, что действия следователей и даже приставов были незаконными. В отношении жены дело было возбуждено, она была главным фигурантом, а потом дело замяли, и по нему вынесли приговор другому человеку.
Марьяна Торочешникова: Алексея Марковича содержат в следственном изоляторе, не в спецбольнице?
Виталий Сорокин: Сейчас он в одиночной камере, но в СИЗО он стал инсулинозависимым, зрение упало в два раза, немеют конечности…
Марьяна Торочешникова: Евгений, вы пытались связаться со следователями, прокуратурой, чтобы получить от них какие-то комментарии?
Евгений Архипов: Наши юристы выезжали к уполномоченному по правам человека в край, и они признают, что пытки, бесчеловечное обращение – одна из самых больших проблем в крае. Мне журналисты приносили интервью главы ГУВД, где он говорит, что ни один случай пыток не подтвердился. Приморье по количеству жалоб на пытки лидирует.
Марьяна Торочешникова: Содержание человека в бесчеловечных условиях Европейский суд приравнивает к пыткам.
Виталий Сорокин: Когда Алексея Сорокина задержали, его вытащили из «скорой помощи», у него был приступ, и 9 часов везли на самолете во Владивосток. И ему поставили условие: либо ты признаешь все, в чем мы тебя обвиняем, либо будет применено насилие. Его тут же отправили в ШИЗО, откуда его увезли в больницу.
Марьяна Торочешникова: А адвокаты пытались добиться медицинского освидетельствования.
Виталий Сорокин: Те бумаги, которые мы получаем из следственного изолятора, там говорится: ну, да, сахар высокий, но мы предпринимаем все необходимое, чтобы его здесь лечить. И они же дают бумаги, когда у него сахар превышает норму в 3-5 раз.
Евгений Архипов: Мы были последний раз на продлении, там также присутствовал представитель аппарата уполномоченного по правам человека в России Татьяна Головина, и мы видели, как суд принимает решение. Суд исходит не из условий содержания и состояния, а из количества статей, которые предъявлены Сорокину. Основной аргумент судьи – тяжесть предъявленных обвинений.
Марьяна Торочешникова: Виталий, на что вы рассчитываете в Москве?
Виталий Сорокин: Нам хочется, чтобы творимый правовой беспредел был поднят на соответствующий уровень и был услышан. Человека открыто убивают. Во Владивостоке вся пресса об этом трубит, как только это началось, реакции на публикации нет никакой. Местные силовики чувствуют себя совершенно спокойно. Известный боксер Романчук полтора года отсидел в приморском СИЗО, с ним та же самая история, он полтора года просидел в СИЗО, и оказалось, что у следователя была видеозапись, где видно, что Романчук не виноват. Суд вынес определение в отношении следователя Круглова, а этот следователь так и работает.
Марьяна Торочешникова: Михаил, когда приходили к вам офис «Чистые руки», вам о чем рассказывали?
Михаил Шилин: За три дня мы приняли более 500 заявлений. По поводу коррупционных составляющих, связанных с отъемом бизнеса, я уже сказал. История Алексей Сорокина не является единичной, к нам обращались предприниматели, которые не могу защитить свои права в судебном порядке.
Марьяна Торочешникова: А схема, что сначала начинают с претензий в рамках гражданского производства, а потом против него возбуждают уголовные дела, типична?
Михаил Шилин: Да. Из обращений к нам выявляется формула: людям делается предложение, если они не идут на контакт, им повторно делается предложение и звучат угрозы об уголовном преследовании, и дальше возбуждаются уголовные дела.
Марьяна Торочешникова: Евгений, вы сказали, что уполномоченный по правам человека в Приморском крае об этом знает, почему же он не обращается к российскому уполномоченному по правам человека, к президенту, к господину Чайке, к Бастрыкину? Он вам что-то объяснял.
Евгений Архипов: На встречу с нами лично он не пошел, с нами встречался руководитель его аппарата. В вопросе с Алексеем Марковичем он сослался на то, что не было обращений, хотя историю они эту знают. Что касается пыток, у них права ограничены, все делается в рамках мониторинга. У нас очень много вопросов к уполномоченному, к представителям общественной наблюдательной комиссии. Со слов одного из гражданских активистов ОНК, они приходят в СИЗО, но следят за тем, чтобы количество раковин соответствовало там санитарным нормам, а что касается пыток, стараются от этого дистанцироваться. Там, в Приморском крае, сложились два лагеря во власти – люди, которым им все это не нравится, и «беспредельщики», и «беспредельщики» там заправляют. Когда прилетела туда наша делегация общественных деятелей, самолет окружили сотрудники силовых структур с подозрением, что прилетели террористы, и всех мужчин заставили показывать вещи и документы. Но мы видели и другую реакцию, допустим, местное информагентство предоставило нам помещение, местные СМИ нас в положительном свете освещали.
Марьяна Торочешникова: Виталий, вы согласны с таким разделением?
Виталий Сорокин: Да, но некоторые сдвиги происходят в лучшую сторону. Вот когда начинаешь изучать, кто такой прокурор, его родственные связи, понимаешь, что они из 90-х. Кстати, жене Сорокина, она сейчас за границей, позвонил человек, запись разговора у нас есть, которого все характеризуют как крупнейшего криминального авторитета 90-х, он угрожал и говорил: в свое время я слишком дешево продал вам предприятие, и мое участие в этом деле тоже есть, и если вы не продадите предприятие, действия начнутся. И у нас тут же убили свидетеля.
Марьяна Торочешникова: А вы с этой записью куда-то обращались?
Виталий Сорокин: На Дальнем Востоке мы все заявления подавали неоднократно, но реакции никакой. Есть еще ряд моментов, которые нас смущают. Против наших свидетелей возбуждены уголовные дела, и наш следователь расследует дела наших свидетелей.
Евгений Архипов: Здесь ключ проблемы в том, что эти два лагеря существуют. Приморье отличается своей спецификой, там высокая гражданская активность. Здесь люди приходили и открыто заявляли, что этот чиновник коррупционер, и они готовы бороться. Нас посетили десятки общественных организаций, десятки журналистов. Люди готовы открыто защищать свои права, готовы к борьбе. К нам приходили чиновники, мы разговаривали с судьями, которые заявляли, что недовольны системой. В Приморье удалось создать лагерь, который недоволен, и среди чиновников, и среди общественности.
Марьяна Торочешникова: Михаил, рейдерские захваты – не главная проблема, с которой к вам приходили люди?
Михаил Шилин: Заявлений, связанных напрямую с коррупционными делам, была треть. В основном люди, отчаявшись найти где-либо правду, приходили к нам по разным делам. Они проходили все инстанции судебной системы, Генпрокуратуру, писали президенту, - и просили нас помочь.
Марьяна Торочешникова: А реально им помочь в этой ситуации?
Михаил Шилин: Я думаю, в любом случае это реально, если граждане будут готовы идти до конца, добиваться восстановления своих прав, объединяться.
Евгений Архипов: Например, обманутые дольщики – там вопрос с ними еще не решен, и там они еще только обсуждают создание общественных организаций. И таких людей очень много, обращений от них было немало. Но есть много экологических организаций, предпринимательских, профессиональных. Оторванность гражданского общества Приморья от всей России, конечно, сказывается, потому что существует свое правозащитное сообщество, но когда начинаешь с местными правозащитниками беседовать, они варятся в собственном соку и не взаимодействовать с федеральными структуры. Но многие проблемы нельзя решить на региональном уровне. В деле Сорокина, допустим, но вмешательство и международных структур, так как он является еще гражданином США. А когда правозащитники на местном уровне пытаются это остановить, этого часто недостаточно.
Марьяна Торочешникова: А почему не вмешалось консульство?
Виталий Сорокин: Вмешалось. Было несколько нот в российский МИД по вопросу здоровья Сорокина, в частности. Там есть некоторое улучшение его содержания с того времени, но он все равно сидит.
Марьяна Торочешникова: Виталий, а вы ощущаете в своем деле положительное вмешательство общественных организаций?
Виталий Сорокин: Владивосток очень далеко, до Урала еще проще решать проблемы, за Уралом сложнее. Это говорят даже журналисты в Москве. Вот сняли Дарькина, было много обращений, мы надеемся, что сейчас будет полегче, некоторые изменения идут, но они идут вяло, определенный лаг времени есть. Во Владивостоке сейчас заправляют процессом силовые структуры. Мы обращались к федеральным властям, в частности, кабинет Шувалова и Минэкономразвития, там был Бирюков Сергей Юрьевич – они активно вмешались, и на тот момент прекратился пресс в СИЗО, Сорокина перевели в отдельную камеру, часть вопросов решилась.
Марьяна Торочешникова: Дальний Восток – это был первый регион, куда вы выезжали с мобильным офисом «Чистые руки»?
Михаил Шилин: Нет, у нас был подобный опыт в Краснодарском крае, в Подмосковье…
Марьяна Торочешникова: А эти истории типичны из региона в регион?
Михаил Шилин: Определенные проблемы носят системный характер, общефедеральный, но в разных регионах, конечно, своя специфика. Регионы, которые ближе к Москве, действуют с оглядкой на центр, а регионы, которые далеко, их трудно контролировать, они как-то обособились.
Евгений Архипов: Дальний Восток – там контролировать все пытаются силовики, причем с помощью беспредела, и Дальний Восток отличается тем, что и чиновники чувствуют там безнаказанность, ответственности нет. Вопрос удаленности относительный, потому что существуют современные технологии коммуникации. Я заметил, что существуют должностные лица, которые прикрывают их на федеральном уровне, что позволяет им там беспредельничать.
