Суд над тремя участницами группы Pussy Riot – по делу о панк-молебне «Богородица, Путина прогони!», который был устроен девушками в масках в Храме Христа Спасителя в Москве – остается одним из главных событий российской политической жизни. Подсудимым грозит до 7 лет лишения свободы. Три девушки отвергают предъявленные им обвинения в хулиганстве, совершенном по мотивам религиозной ненависти, но признают, что их выступление в Храме Христа Спасителя было «этической ошибкой».
Действительно ли девушки из группы Pussy Riot оскорбили церковь и чувства верующих людей? Способны ли акции, подобные этой, нанести вред вере и христианству? Что было бы, если бы похожий панк-молебен состоялся бы не в храме Русской Православной церкви, а в другой церкви, в другой стране, на глазах у прихожан иных христианских конфессий? РС решило собрать мнения священников и прихожан различных христианских храмов в нескольких странах Европы и в России о поступке девушек из Pussy Riot и реакции на него российской власти и РПЦ.
Как считает Джулия Портер-Прайс, викарий англиканской церкви св. Петра в Лондоне, в районе Хакни, общественные акции в храме и участие верующих в обсуждении острых политических вопросов должны скорее не осуждаться, а наоборот, приветствоваться. Такого же мнения придерживаются и большинство ее прихожан и коллег, замечающих, впрочем, что на каждый отдельный случай следует смотреть конкретно.
Джулия Портер-Прайс, викарий церкви св. Петра (Лондон, Хакни): Пожалуй, меня бы сильно обеспокоила такая ситуация, если бы церковь превратилась в комитет по цензуре, противостоящий каким-либо политическим демонстрациям. Я целиком и полностью за то, чтобы люди высказывали свои мнения в церкви. Именно поэтому мы организуем здесь дебаты, даем людям возможность открыто высказываться. (0:24 – конец видео)
Однако мне хотелось бы четко сформулировать одну вещь: церковь в первую очередь – место для отправления религиозных обрядов, для поклонения Богу, священное место. Если вспомнить о той шумихе, которая поднялась вокруг собора св. Павла, когда там обосновался лагерь активистов движения “Occupy”, то она, на мой взгляд, не упрочила репутацию англиканской церкви. Вернее, так казалось поначалу. Но в конечном итоге эти события сыграли свою роль – они вызвали к жизни широкую дискуссию о роли собора в происходящих акциях, о взаимоотношениях собора с различными лондонскими приходами. Должна сказать, что сама я никогда не считала, что нас с собором что-то связывает, но когда там появился лагерь “Occupy”, мое отношение переменилось. Я почувствовала настоящее возмущение, узнав, что собор закрыл свои двери перед активистами. Внезапно я осознала, что некая связь между нами есть, почувствовала, что и я сама – часть происходящего в соборе.
Если бы протестующие пришли в эту церковь, я бы постаралась их протест принять и найти какой-то способ включить его в каждодневную жизнь нашего прихода. Впрочем, все, пожалуй, зависит от того, что это за протест, против чего он. Я могу поддержать выступления экономического характера, могу поддержать протесты в защиту свободы слова. Но если бы речь шла о демонстрации членов Британской национальной партии или какой-либо другой экстремистски настроенной, расистской группировки, это было бы неприемлемо.
Все зависит от того, что ты проповедуешь, а также от твоих политических настроений. Когда церковь поддерживает тех, кто поднимает вопросы о главенствующем режиме и существующей политической системе, это нормально. Но бывают и совершенно недопустимые ситуации. Если бы трое девушек пришли сюда – в любое время – и начали исполнять песню, где выражались бы расистские взгляды, экстремизм, ненависть, гомофобия, это было бы недопустимо.
Мое отношение к протестам определяется еще и тем, в какой форме они проводятся. Приди кто-нибудь сюда с целью попытаться прервать службу, мы бы вынуждены были попросить этих людей уйти, не мешать богослужению. У нас в церкви проводятся дебаты – не в рамках богслужений, а в качестве отдельных мероприятий для всего сообщества. Мы приглашаем людей приходить, участвовать в дискуссиях, обсуждать политические вопросы. Так, например, у нас были обсуждения на тему о продуктах питания и связанной с ними политике; о СМИ – о том, кому принадлежат медиа; о помощи третьему миру; мы обсуждали погромы, устроенные здесь летом прошлого года; еще одна дискуссия состоялась, когда возле собора св. Павла разбили лагерь участники движения “Occupy”. Эти события вызвали в местном сообществе бурю различных чувств, и нам хотелось дать людям возможность поговорить об этом со своими соседями. Тем самым, позиция данной церкви такова: разговоры о политических проблемах – часть христианской жизни прихода, и мы никогда не пытались их прекратить. Однако здесь важен контекст.
Я потрясена тем, что в других частях мира существуют христиане, готовые осуждать людей за открытое политическое самовыражение, не признающие свободы слова. Но я не зря попросила вас уточнить, в каких терминах это было высказано. Можно ли называть данную акцию кощунством? Насколько я понимаю смысл этого слова, кощунство включает в себя высказывания против Бога. Судя по всему, эти молодые женщины высказывались против политического строя в России, а не напрямую против Бога. Интересно, что в российском контексте это слово, “кощунство”, используется таким образом. Ведь существует разница между тем, что относится к Богу, и тем, что относится к государству.
Мы в церкви поем гимны, в которых идет речь о Богородице. Дева Мария нередко упоминается в наших молитвах – пусть у нас, у большинства протестантов, это происходит не столь часто и не в такой форме, как у католиков, но тем не менее. Словом, я не вижу ничего плохого в том, чтобы молиться Богородице. Мне кажется, тут ведутся какие-то весьма грязные политические игры.
Церковь, к которой принадлежу я, не стала бы – по крайней мере, я на это очень надеюсь – так поступать, не стала бы выносить суждения подобного рода. Во всех тех случаях, когда нам кажется, что кто-то поступил неправильно, роль церкви не в том, чтобы этих людей судить. У нас имеется политический строй, и если он пользуется нашим доверием в целом, то мы доверяем ему и выносить суждения в отношении своих граждан, включая тех, кто нарушает закон. А как христиане мы полагаемся в этом на Бога; судить поступки, жизни людей позволено ему. Сами христиане не могут брать на себя такую ответственность – выносить суждения по поводу других. Когда я слышу, что существуют христиане, которые молятся о том, чтобы их ближнего покарали, осудили – за что бы то ни было, неважно, за что, – мне это представляется неправильным.
Интересно еще и вот что. Давайте снова вернемся к движению “Occupy”, к акции, устроенной возле собора св. Павла. Не знаю, до какой степени намеренным было решение активистов выбрать его местом своих протестов. Насколько я понимаю, тут сложилась комбинация различных факторов: отчасти дело было в практических вопросах, связанных с тем, куда протестующие вообще могли прийти; вряд ли они специально избрали собор своей целью. Но важно то, что церкви представляются людям местами, где протестовать можно. С этим связано определенное внимание общественности. Думаю, подобные вещи будут в дальнейшем происходить более часто. Такие случаи, получившие широкую огласку, особенно способствуют тому, чтобы люди поняли: места поклонения Богу – как раз те места, где выше вероятность привлечь к себе внимание. Взять хотя бы террористические акты, нападения на мечети и другие места богослужений на Ближнем Востоке. Места совершения религиозных обрядов в этом смысле особенно уязвимы. С другой стороны, я твердо убеждена: мы, верующие, обязаны участвовать в политической жизни, и одновременно не имеем права клеймить людей за их верования.
Прихожанки церкви св. Петра: Отношение церкви к акциям протеста? Тут все дело в том, о каких акциях идет речь. Официальная линия такова: всегда надо пытаться найти некий срединный путь. А роль церкви как раз в этом и состоит. Я помню времена, когда церковь была убежищем, местом, куда приходили в трудную минуту. Вспомним средние века – именно в церковь люди шли в поисках убежища, чтобы иметь возможность говорить то, что хотят. Я считаю, что эти традиции должны поддерживаться и сегодня.
Я не оправдываю такие вещи, как, скажем, грабежи или другие преступные действия. Но если ты – участник настоящего протеста, и тебе хочется высказаться, то церковь – идеальное место для этого. Бывают акции, сопряженные с насилием; подобное я ни в малейшей степени не одобряю.
Существует черта, которую не следует переступать. Да, церковь многие годы была для людей святилищем, приютом. Стало быть, и относиться к этому месту нужно, в свою очередь, с уважением – это естественное требование. Я бы очень разозлилась, если бы сюда, в нашу церковь, пришли какие-нибудь хулиганы и начали ее громить. Выгнать их было бы единственным правильным решением. Но если протест носит цивилизованный, разумный характер, то я – только за. Церковь – самое подходящее для этого место; именно здесь должны звучать голоса людей.
Что касается данного конкретного случая, человеку, незнакомому с обычаями, с этосом русской православной церкви, трудно вынести о нем четкое суждение.
Староста церкви: Другие люди, собравшиеся в церкви, наверняка пришли сюда отправлять религиозный обряд. Они пришли не для того, чтобы наблюдать за политическими акциями, которые прерывают богослужение. Если бы такое произошло, я как церковный староста сделала бы все, что в моих силах, чтобы попытаться этих людей остановить. Ведь неразумно, на мой взгляд, врываться в церковь, где люди собрались с определенной целью, и прерывать службу. Но судя по вашим описаниям, дело было не так. Что касается кадров, показанных впоследствии, очень любопытно, откуда там, в храме, вообще взялись видеокамеры?
Мне хотелось бы надеяться, что всякий, пришедший сюда, в эту церковь, с намерением высказать свои взгляды публично – пусть даже самым радикальным образом – сперва поговорит с викарием. Это лучше, чем взять и прямо так, стихийно устроить здесь акцию.
Действительно ли девушки из группы Pussy Riot оскорбили церковь и чувства верующих людей? Способны ли акции, подобные этой, нанести вред вере и христианству? Что было бы, если бы похожий панк-молебен состоялся бы не в храме Русской Православной церкви, а в другой церкви, в другой стране, на глазах у прихожан иных христианских конфессий? РС решило собрать мнения священников и прихожан различных христианских храмов в нескольких странах Европы и в России о поступке девушек из Pussy Riot и реакции на него российской власти и РПЦ.
Как считает Джулия Портер-Прайс, викарий англиканской церкви св. Петра в Лондоне, в районе Хакни, общественные акции в храме и участие верующих в обсуждении острых политических вопросов должны скорее не осуждаться, а наоборот, приветствоваться. Такого же мнения придерживаются и большинство ее прихожан и коллег, замечающих, впрочем, что на каждый отдельный случай следует смотреть конкретно.
Джулия Портер-Прайс, викарий церкви св. Петра (Лондон, Хакни): Пожалуй, меня бы сильно обеспокоила такая ситуация, если бы церковь превратилась в комитет по цензуре, противостоящий каким-либо политическим демонстрациям. Я целиком и полностью за то, чтобы люди высказывали свои мнения в церкви. Именно поэтому мы организуем здесь дебаты, даем людям возможность открыто высказываться. (0:24 – конец видео)
Однако мне хотелось бы четко сформулировать одну вещь: церковь в первую очередь – место для отправления религиозных обрядов, для поклонения Богу, священное место. Если вспомнить о той шумихе, которая поднялась вокруг собора св. Павла, когда там обосновался лагерь активистов движения “Occupy”, то она, на мой взгляд, не упрочила репутацию англиканской церкви. Вернее, так казалось поначалу. Но в конечном итоге эти события сыграли свою роль – они вызвали к жизни широкую дискуссию о роли собора в происходящих акциях, о взаимоотношениях собора с различными лондонскими приходами. Должна сказать, что сама я никогда не считала, что нас с собором что-то связывает, но когда там появился лагерь “Occupy”, мое отношение переменилось. Я почувствовала настоящее возмущение, узнав, что собор закрыл свои двери перед активистами. Внезапно я осознала, что некая связь между нами есть, почувствовала, что и я сама – часть происходящего в соборе.
Если бы протестующие пришли в эту церковь, я бы постаралась их протест принять и найти какой-то способ включить его в каждодневную жизнь нашего прихода. Впрочем, все, пожалуй, зависит от того, что это за протест, против чего он. Я могу поддержать выступления экономического характера, могу поддержать протесты в защиту свободы слова. Но если бы речь шла о демонстрации членов Британской национальной партии или какой-либо другой экстремистски настроенной, расистской группировки, это было бы неприемлемо.
Все зависит от того, что ты проповедуешь, а также от твоих политических настроений. Когда церковь поддерживает тех, кто поднимает вопросы о главенствующем режиме и существующей политической системе, это нормально. Но бывают и совершенно недопустимые ситуации. Если бы трое девушек пришли сюда – в любое время – и начали исполнять песню, где выражались бы расистские взгляды, экстремизм, ненависть, гомофобия, это было бы недопустимо.
Мое отношение к протестам определяется еще и тем, в какой форме они проводятся. Приди кто-нибудь сюда с целью попытаться прервать службу, мы бы вынуждены были попросить этих людей уйти, не мешать богослужению. У нас в церкви проводятся дебаты – не в рамках богслужений, а в качестве отдельных мероприятий для всего сообщества. Мы приглашаем людей приходить, участвовать в дискуссиях, обсуждать политические вопросы. Так, например, у нас были обсуждения на тему о продуктах питания и связанной с ними политике; о СМИ – о том, кому принадлежат медиа; о помощи третьему миру; мы обсуждали погромы, устроенные здесь летом прошлого года; еще одна дискуссия состоялась, когда возле собора св. Павла разбили лагерь участники движения “Occupy”. Эти события вызвали в местном сообществе бурю различных чувств, и нам хотелось дать людям возможность поговорить об этом со своими соседями. Тем самым, позиция данной церкви такова: разговоры о политических проблемах – часть христианской жизни прихода, и мы никогда не пытались их прекратить. Однако здесь важен контекст.
Я потрясена тем, что в других частях мира существуют христиане, готовые осуждать людей за открытое политическое самовыражение, не признающие свободы слова. Но я не зря попросила вас уточнить, в каких терминах это было высказано. Можно ли называть данную акцию кощунством? Насколько я понимаю смысл этого слова, кощунство включает в себя высказывания против Бога. Судя по всему, эти молодые женщины высказывались против политического строя в России, а не напрямую против Бога. Интересно, что в российском контексте это слово, “кощунство”, используется таким образом. Ведь существует разница между тем, что относится к Богу, и тем, что относится к государству.
Мы в церкви поем гимны, в которых идет речь о Богородице. Дева Мария нередко упоминается в наших молитвах – пусть у нас, у большинства протестантов, это происходит не столь часто и не в такой форме, как у католиков, но тем не менее. Словом, я не вижу ничего плохого в том, чтобы молиться Богородице. Мне кажется, тут ведутся какие-то весьма грязные политические игры.
Церковь, к которой принадлежу я, не стала бы – по крайней мере, я на это очень надеюсь – так поступать, не стала бы выносить суждения подобного рода. Во всех тех случаях, когда нам кажется, что кто-то поступил неправильно, роль церкви не в том, чтобы этих людей судить. У нас имеется политический строй, и если он пользуется нашим доверием в целом, то мы доверяем ему и выносить суждения в отношении своих граждан, включая тех, кто нарушает закон. А как христиане мы полагаемся в этом на Бога; судить поступки, жизни людей позволено ему. Сами христиане не могут брать на себя такую ответственность – выносить суждения по поводу других. Когда я слышу, что существуют христиане, которые молятся о том, чтобы их ближнего покарали, осудили – за что бы то ни было, неважно, за что, – мне это представляется неправильным.
Интересно еще и вот что. Давайте снова вернемся к движению “Occupy”, к акции, устроенной возле собора св. Павла. Не знаю, до какой степени намеренным было решение активистов выбрать его местом своих протестов. Насколько я понимаю, тут сложилась комбинация различных факторов: отчасти дело было в практических вопросах, связанных с тем, куда протестующие вообще могли прийти; вряд ли они специально избрали собор своей целью. Но важно то, что церкви представляются людям местами, где протестовать можно. С этим связано определенное внимание общественности. Думаю, подобные вещи будут в дальнейшем происходить более часто. Такие случаи, получившие широкую огласку, особенно способствуют тому, чтобы люди поняли: места поклонения Богу – как раз те места, где выше вероятность привлечь к себе внимание. Взять хотя бы террористические акты, нападения на мечети и другие места богослужений на Ближнем Востоке. Места совершения религиозных обрядов в этом смысле особенно уязвимы. С другой стороны, я твердо убеждена: мы, верующие, обязаны участвовать в политической жизни, и одновременно не имеем права клеймить людей за их верования.
Прихожанки церкви св. Петра: Отношение церкви к акциям протеста? Тут все дело в том, о каких акциях идет речь. Официальная линия такова: всегда надо пытаться найти некий срединный путь. А роль церкви как раз в этом и состоит. Я помню времена, когда церковь была убежищем, местом, куда приходили в трудную минуту. Вспомним средние века – именно в церковь люди шли в поисках убежища, чтобы иметь возможность говорить то, что хотят. Я считаю, что эти традиции должны поддерживаться и сегодня.
Я не оправдываю такие вещи, как, скажем, грабежи или другие преступные действия. Но если ты – участник настоящего протеста, и тебе хочется высказаться, то церковь – идеальное место для этого. Бывают акции, сопряженные с насилием; подобное я ни в малейшей степени не одобряю.
Существует черта, которую не следует переступать. Да, церковь многие годы была для людей святилищем, приютом. Стало быть, и относиться к этому месту нужно, в свою очередь, с уважением – это естественное требование. Я бы очень разозлилась, если бы сюда, в нашу церковь, пришли какие-нибудь хулиганы и начали ее громить. Выгнать их было бы единственным правильным решением. Но если протест носит цивилизованный, разумный характер, то я – только за. Церковь – самое подходящее для этого место; именно здесь должны звучать голоса людей.
Что касается данного конкретного случая, человеку, незнакомому с обычаями, с этосом русской православной церкви, трудно вынести о нем четкое суждение.
Староста церкви: Другие люди, собравшиеся в церкви, наверняка пришли сюда отправлять религиозный обряд. Они пришли не для того, чтобы наблюдать за политическими акциями, которые прерывают богослужение. Если бы такое произошло, я как церковный староста сделала бы все, что в моих силах, чтобы попытаться этих людей остановить. Ведь неразумно, на мой взгляд, врываться в церковь, где люди собрались с определенной целью, и прерывать службу. Но судя по вашим описаниям, дело было не так. Что касается кадров, показанных впоследствии, очень любопытно, откуда там, в храме, вообще взялись видеокамеры?
Мне хотелось бы надеяться, что всякий, пришедший сюда, в эту церковь, с намерением высказать свои взгляды публично – пусть даже самым радикальным образом – сперва поговорит с викарием. Это лучше, чем взять и прямо так, стихийно устроить здесь акцию.
