Владимир Кара-Мурза: В Федеральной службе исполнения наказаний собираются ужесточить карательные меры за использование мобильного телефона в местах лишения свободы, сообщает со ссылкой на источник во ФСИН российская пресса. Не исключено, что нарушившие запрет заключенные будут привлекаться к уголовной ответственности.
Обладателей мобильных телефонов также предлагают дольше содержать в штрафном изоляторе или лишать свиданий и других поблажек.
Мобильные телефоны уже сейчас входят в перечень запрещенных вещей в местах лишения свободы, а нарушителю правил грозит до десяти суток изолятора. Однако, в колониях, где содержатся до тысячи человек, ежемесячно изымается до 300 аппаратов.
Намерения ФСИН возмутили правозащитников, которые выразили опасение, что ужесточение наказания за мобильный телефон приведет к информационной блокаде. По их мнению, благодаря средствам связи заключенные могут отстаивать свои права.
О том, сумеет ли ФСИН перекрыть каналы информации из российских тюрем, мы сегодня беседуем с Владимиром Осечкиным, создателем сайта "Гулагу. нет", на прямой телефонной связи правозащитники Валерий Борщев, член Московской Хельсинкской группы и Сергей Бровченко, адвокат, бывший политзаключенный. Чем вы объясняете желание Федеральной службы исполнения наказаний ужесточить наказание за использование мобильных телефонов?
Владимир Осечкин: Я подозреваю, что это попытка скрыть те должностные преступления, которые совершаются на местах отдельными сотрудниками. К сожалению, только месяц назад мы запустили "горячую линию" "Гулагу.нет" и каждый день мы получаем с различных регионов страны тревожные сигналы не только от родственников, но и от самих заключенных. Заключенные прекрасно понимают, что когда выяснится, что они уже звонили и пожаловались, то в их отношении будут репрессии, их выдворят в штрафные изоляторы, возможно приедет ОМОН, но несмотря на явную угрозу, они звонят и сообщают о пытках, об избиениях, о коррупции, о вымогательстве. И я могу сказать, что если не мобильный телефон, если не сотовый телефон, то очень много уголовных дел не было бы возбуждено, а много должностных преступлений сотрудников ФСИН в регионах не было бы раскрыто.
Владимир Кара-Мурза: Каков опыт цивилизованных стран Запада в отношении мобильных телефонов у заключенных?
Валерий Борщев: Тут надо сказать, что все-таки мобильные телефоны во всех европейских странах и США запрещены. Это факт. Но никто там и не думает бороться с мобильными телефонами путем репрессий. Вот я, например, был в Польше, там тюрьму построил Евросоюз, туда заходишь, тебя очень хорошо проверяет техника. И у них настолько оснащена тюрьма, что она регистрирует наличие мобильника. Там исключено появление мобильника. Аналогичный случай был в Англии. Мы как-то пришли в тюрьму, одни из сотрудников нашей уголовно-исправительной системы пронес фотоаппарат, только он сделал один снимок, тут же появился человек, сказал: ну-ка, отдайте фотоаппарат. Вопрос техники. Сегодняшняя техника позволяет совершенно спокойно и гарантированно зарегистрировать мобильный телефон, и соответственно, никакие не нужны ни репрессии, ни тем более срока по уголовным преступлениям, а просто надо позаимствовать ту технику, которая есть на Западе, в той же Польше, и поставить ее у нас. Но тут проблема в том, что эта истерика среди некоторых сотрудников уголовно-исправительной системы, она действительно в вопросе информации. На Западе, в западных странах нет проблемы информации, там еженедельные бывают свидания с родственниками, они разговаривают не через стекло, они разговаривают в отдельной комнате один на один, и все, что им нужно, они скажут. А у нас, что получается: у нас хотя и есть перечень структур, где не может быть цензура – уполномоченный по правам человека, генпрокуратура, Госдума, а Владимир Петрович Лукин получает письмо из колонии, а там написано: "Проверено. Незаконных вложений нет". То есть цензура действует, закон нарушается. Более того, в правилах внутреннего распорядка записано, что если сотрудники администрации и осужденные договорятся, то письмо можно не посылать. А как они договорятся? Естественно, сотрудники администрации письмо прочитают. Вопрос информации. Надо обеспечить, чтобы информация легальным образом поступала при первой же необходимости на волю, будь то родственникам, будь то система в Англии, когда висят ящики омбудсмену, совету визитеров, еще кому-то, которые могут вскрывать только эти адресаты, а не сотрудники тюрем. Вот если мы наладим нормальную систему информации, то необходимость в мобильниках во многом отпадет.
Владимир Кара-Мурза: Какую роль в повседневной жизни заключенных играет возможность позвонить с сотового телефона, пусть даже незаконная?
Сергей Бровченко: Владимир Васильевич очень правильно сказал о проблеме, которая существует в местах лишения свободы – проблема информации, доступа к информации. Наверное, запретительные меры или те репрессии, которые обрушить на наших заключенных, они в какой-то степени оправданы, потому что нужно обеспечить изоляцию от общества. Однако не настолько нужно обеспечить изоляцию от общества, чтобы оторвать человека от семьи, оторвать человека от информации по его делу. Ведь часто приходится замечать, я знаю по собственному опыту, очень сложно добыть информацию по продвижению своей жалобы. Заключенные, используя интернет, выходят на ресурс суда, могут узнать, что же с его жалобой происходит. Может быть адвокат не приходит, может быть еще кого-то нет, может есть возможность через "Скайп" поговорить с ребенком. Это же важно. И мы говорим о том, что очень большое количество изымается телефонов. Люди из последних штанов вылазят, чтобы эти телефоны у них были, чтобы была какая-то связь с родными. Вы же представляете, какая наша страна. Когда я в свое время находился в заключении, я бы очень дорого заплатил, отдал бы все, чтобы поговорить со своим ребенком, который был от меня отлучен на 7 лет. И это большая проблема, мы теряем людей, теряем своих граждан, когда мы не видим за такой проблемой просто человеческие отношения, человеческую необходимость. Я думаю, что если бы меня слушали те лица, которые отбывали наказание, либо когда-либо сталкивались с этой проблемой, когда трудно пообщаться с близкими, которые находятся в местах лишения свободы, если бы там была доступнее связь, обыкновеннее связь, чтобы увидеть или услышать своего ребенка, это же сейчас так легко сделать с помощью системы "Скайп", бесплатно практически, если бы таким образом регулировалась возможность заключенного участвовать в жизни своей семьи, узнавать какие-то необходимые данные, поговорить со своим адвокатом, поговорить с другими лицами, которые причастны к его делу, защищать свои права каким-то образом, может быть это сделать легальной возможностью выходить на интернет на определенные ресурсы с ограничениями с тем, чтобы можно было человека не отрывать от общества в целом и не делать из него изгоя. Я помню, как я вышел из тюрьмы, я не мог пройти турникет в метро, я не знал, как это делается, а что говорить о людях, которые 10 лет просидят в тюрьме, они выходят, они не знают, как выходить на какие-то ресурсы, как обращаться к государству через интернет. А если бы сделать так, чтобы наши люди, которые находятся в тюрьме, не отрывались от общества, а с помощью интернета, с помощь передовых технологий, как любит наш уважаемый премьер-министр говорить Дмитрий Анатольевич Медведев, сделали бы не только школы, но и тюрьмы бы оснастили этими средствами, мы бы кучу проблем, которые придумали с вами обсуждать, просто не имели бы. И те лица, которые злоупотребляют правом на информацию, правом куда-то обращаться, писать или может быть какие-то незаконные действия организовывать с помощью средств связи, они были бы единичны, а не так, как массово сейчас предлагается карательными мерами дышать фактически и общаться со своей семьей или может быть добывать необходимую для защиты своих прав информацию. Я считаю, что в этом проблема на самом деле.
Владимир Кара-Мурза: Яна Яковлева, председатель некоммерческого партнерства "Бизнес-солидарность", бывшая заключенная, считает запрет мобильной связи для заключенных признаком негуманности системы.
Яна Яковлева: Я думаю, что достаточно бессмысленно запрещать мобильную связь заключенным и без того усугублять их страшно тяжелую жизнь. Человек в заключении лишен всего – свиданий, передач, еды. То есть это практически заключение можно сравнить со смертью, потому что тебя никто не слышит, твои друзья тебя забывают, родственники не знают, что с тобой происходит, на тебя постоянно падает пресс тюремного быта и беспредела, о котором сейчас мы слышим. Тот же портал "Гулагу. нет", если почитать, это вообще кошмар, что происходит. И единственная возможность сообщать о себе – это, безусловно, мобильная связь, и общаться с родственниками. Нужно максимально стараться облегчить жуткую и тяжелую участь заключенных. Поэтому я за то, чтобы ФСИН разрешила. Если какие-то заключенные совершают телефонные мошенничества, они все равно это сделают, имея те же мобильники нелегальные, их можно выслеживать. И если за каждым заключенным будет официально закреплен номер, очень легко будет вычислить, что с этим телефоном происходило. Если каким-то правоохранительным органам надо прослушивать, они это легко могут сделать в любом случае. Поэтому никаких препятствий к разрешению мобильной связи заключенным я не вижу. Единственное, почему УФИН держит за запрет, потому что за каждый запрет можно получать деньги. Всем известно, что и в СИЗО, и в тюрьмах бизнес на телефонах для тюремщиков – это достаточно существенные деньги. Они проносят сим-карты, проносят телефоны, потом сами устраивают обыски, потому заключенные их обратно выкупают. Это целая история, это огромный бизнес для тюремного начальства, которое кормится на бесконечной продаже этих мобильников. Поэтому с этим надо кончать в области законодательной решением вопроса о разрешении мобильных средств связи.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Волгоградской области от радиослушателя Юрия Владимировича.
Слушатель: Здравствуйте. Вы знаете, я считаю, что полный запрет мобильной связи в местах заключения свободы – это безумие. Но скажем, действительно может быть следует запретить общение по мобильным телефонам тем людям, которые были арестованы, заключены за разглашение государственной информации, поскольку они могут являться ее носителем. Тут я согласен. А тут надо в каком-то размере разрешать, потому что в условиях нынешней коррупции это продажа и перепродажа, я согласен. Еще раз говорю, это безумие. Я только за то, чтобы запрещать пользоваться тем людям, которые были осуждены за шпионаж, поскольку они дальше могут разглашать секретную информацию через другие каналы. А так это безумие.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, служит ли наличие мобильной связи своеобразной гарантией от произвола в отношении того или иного заключенного?
Владимир Осечкин: Безусловно, потому что благодаря наличию мобильного телефона можно оперативно позвонить родственникам, правозащитникам, в прокуратуру, в управление собственной безопасности, сообщить о совершении тех или иных должностных преступлениях со стороны сотрудников ФСИН и, безусловно, через день-два будет незамедлительная реакция, приедут проверяющие, и если на самом деле были избиения, пытки, изнасилования, то все это поддается медицинскому освидетельствованию и сразу после этого будет возбуждаться уголовное дело. И эта практика на данный момент тоже работает. Напомню, что буквально неделю назад мы на "Гулагу.нет" разместили видеообращение осужденного из Челябинской колонии 3 10 Хомичева и буквально через три дня прокуратура области и руководитель следственного управления Следственного комитета по Челябинской области отреагировали, взяли это дело под контроль, опросили самого заключенного, опросили других людей, на которых он указал и сразу возбудили дело по части 3 статьи 276 уголовного кодекса – превышение должностных полномочий с применением насилия. Очевидная практика. И безусловно, многим это не нравится. Но не нравится тем, кто на сегодняшний день хочет покрывать преступления, а не их пресекать.
Владимир Кара-Мурза: Насколько часты прецеденты, когда именно из звонков заключенных удается узнать о нарушениях прав обитателей мест заключения?
Валерий Борщев: Очень часто звонят со всех концов страны, как правило, ночью, спишь, у тебя телефон зазвонил. Это действительно беда наших заключенных, что для них это единственный способ бить тревогу. Если наши сотрудники ФСИН так опасаются, что мобильники будут использованы в дурных целях, каких-то беспорядках, давление на подельников, свидетелей, действительно можно обеспечить легальный совершенно свободный доступ через "Скайп", через интернет, через обычный телефон в конце концов. Пусть это будет под наблюдением каким-то, но человек, есть одно "но": если беда, если человеку надо пожаловаться, он, конечно, должен остаться инкогнито. Надо обеспечить безопасность человека жалующегося, надо обеспечить его инкогнито - это очень важно. И здесь надо использовать опыт европейских стран, мне кажется, в Англии это делают прекрасно.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Владимира.
Слушатель: Добрый вечер. Я хотел поблагодарить вас, что у меня есть возможность сказать несколько слов в вашей передаче. Вопрос очень простой: скажите, пожалуйста, неужели эта проблема является основной в наше время, когда происходят такие события, те вопросы, которые сейчас задаются, обсуждаются, являются основополагающими?
Владимир Кара-Мурза: Вы знаете, что сейчас идет процесс в Хамовническом суде.
Владимир Осечкин: Я хочу сказать, что как раз, когда идет попытка сконцентрировать внимание общества только на одном отдельно взятом уголовном процессе - это и есть увод в сторону острых, наболевших проблем. То, что сейчас имел в виду звонивший, мы понимаем, что речь идет о Хамовническом суде и о процессе. Но я хочу сказать, что таких процессов, я говорю не о хулиганстве, я говорю о процессах, где сомнительна вина и сомнительны основания для возбуждения дела, проходят по всей стране. Мы знаем, что на сегодняшний день у нас более 99% обвинительных приговоров в целом по уголовным делам. И если исходить из этой логики, то это за гранью статистической погрешности. Даже президент не поверил, когда ему озвучили эту ужасную цифру. И если хотя бы 5% из 99 невиновны, то мы подразумеваем, что у нас десятки тысяч людей находятся в местах лишения свободы невиновные. При этом они находятся не в местах лишения свободы, приведенных в соответствие с международным законодательством, с внутренними нормами, а они находятся в учреждениях, 80% из которых построены при СССР и входили в ГУЛАГ, Главное управление лагерей, почему у нас, собственно говоря, и проект называется "ГУЛАГу.нет". Речь идет о том, что рудимент Советского Союза - репрессивная пыточная машина до сих пор у нас в стране. И необходимо с этим что-то делать, ее необходимо кардинально реформировать, а не поверхностно.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, служит ли запрет на использование мобильных телефонов для сотрудников Федеральной службы исполнения наказаний еще дополнительным источником коррупции?
Сергей Бровченко: Это безусловно, конечно. Я вспомнил тот момент, когда я в 98 году воспользовался таким образом незаконно мобильным телефоном и дозвонился известному советскому диссиденту Григорьянцу Сергею Ивановичу, который очень большую роль сыграл в моем освобождении и много мне помог в деле защиты моих прав. Так вот только незаконная связь, которой я воспользовался, помогла мне в значительной степени защитить мои права. Я думаю, что никакой забор не сможет остановить прогресс, точно так же как завтра выйдет солнце, и миллион российских заключенных будет мечтать о том, чтобы у них был доступ к мобильной связи или связи типа "Скайп", чтобы они могли почаще общаться со своими родными, не отрываться от семьи. Поэтому если наши власти будут комплексно подходить к этой проблеме, к защите информации и пресечение преступлений, которые совершаются заключенными с помощью средств связи, нелегально находящейся у них, то мы получим нормальное здоровое общество, в котором люди, даже находящиеся под стражей, не будут лишены элементарных возможностей общаться со своей семьей и возможности защищать свои права.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Юрия.
Слушатель: Здравствуйте. Спасибо за эту работу. У меня родственник близкий в апреле освободился. Пересылка 50 человек, Рязань-6, сразу же ставят на колени, из 50 только 15 человек не встало на колени, после этих 15 человек на карантин и там каждого поодиночке обрабатывают дубинками, сапогами. Он четыре года "отдохнул", у него операция на позвоночнике. Я благодарен вам и надо продолжать. Это сталинские времена, как они были, так и остались. Это выгодно сейчас ребятам озлобить народ, он и так-то ходит и грызет.
Владимир Кара-Мурза: Насколько искренней выглядит аргументация и убедительной о том, что арестанты могут через мобильную связь информировать сообщников о ходе следствия, уничтожать улики, запугивать свидетелей?
Владимир Осечкин: Вы знаете, на данный момент те люди, которые заинтересованы в совершении преступлений или сокрытии следов преступлений, если это организованные группировки, то они, безусловно, располагаю своими так называемыми "общаками", деньгами, и даже если мобильные телефоны будут запрещены или за это будут жесткие взыскания, тем не менее, настоящих преступников это никогда не останавливало и не остановит. А большинство людей, которые находятся там по недоразумению первый раз, или за какие-то заказные дела, или из-за ДТП по этим людям эти меры в первую очередь и ударят.
Владимир Кара-Мурза: Сергей Фомченков, активист "Другой России", муж осужденной Таисии Осиповой, видит в мобильной связи средства борьбы с произволом.
Сергей Фомченков: Заключенным нужна телефонная связь, потому что они могут сообщать о том, что происходит в тюрьме. Потому что тюрьмы наши до сих пор в средневековом состоянии находятся, отношение персонала к заключенным абсолютно как у рабовладельцев к рабам. И таким образом заключенные могли бы сообщать, что реально с ними происходит в тюрьме. Плюс общение с адвокатами. Адвокат не может каждый день приходить к заключенным, и получается, что наши заключенные лишены права юридической защиты, не у каждого есть адвокат на зарплате, который будет каждый день приходить, выслушивать его, выстраивать позицию по делу. Плюс это возможность заключенному защитить себя от тюремного беспредела. Тюремная администрация боится того, что внутренняя кухня тюрьмы будет вынесена на суд общественности и все узнают о том, что реально происходит в тюрьме. Поэтому, конечно, администрации это невыгодно, и она старается всеми силами давить на заключенных. Плюс заинтересованность следствия и суда, чтобы никто не знал. Заключенные в российских тюрьмах бесправны, у них адвокаты по назначению, их судят совершенно по беспределу и, конечно, системе правосудия не нужно, чтобы весь мир об этом узнал.
Владимир Кара-Мурза: Ощущается ли страх тюремных администраций о том, что выйдут наружу нарушения, которые творятся в местах заключения?
Валерий Борщев: Разумеется, этот страх всегда присутствует. Когда мы, члены общественно-наблюдательной комиссии идем в тюрьму, в СИЗО, мы никогда не говорим, к кому мы идем. Потому что бывают такие случаи, когда они узнают, как это было в Мордовии, поехал представитель аппарата Лукина к одному человеку, а его за час до его приезда перевели в другую зону. Конечно, для них это самое страшное. И даже когда приходим и выясняем, вот я буквально час назад вернулся из Матросской тишины, там мы провели три часа. Тяжелый разговор, разбирательство. И конечно, когда информация попадает в общество - это осложняет жизнедеятельность, и это останавливает многих сотрудников от произвола, но далеко не всех, они полагают, что их это не коснется. Действительно очень важно, чтобы информация была полная, чтобы каждый человек, оказавшийся в опасности, мог об этой опасности сообщить. Поэтому я полагаю, что нервность и беспокойство использованием мобильных телефонов продиктована не тем, что их использует криминалитет. Конечно же, криминалитет и раньше организовывал без всяких мобильных, мобильники 20 лет еще нет, работа смотрящих, организация всех процессов была и будет - это очень четко налаженная система. Дело не в мобильниках. Простые люди, для тех действительно это выход. Это и беспокоит сотрудников уголовно-исполнительной системы, что об их противоправных действиях узнает общество – это главная их забота.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, надо ли официально узаконить возможность пользоваться электронныит средствами связи в местах заключения?
Сергей Бровченко: Вы знаете, я очень часто общаюсь с людьми, которые содержатся в местах заключения и которые по необходимости звонят мне. Они звонят проконсультироваться, узнать - это мои клиенты и просто знакомые знакомых. Если у нас шире будет использоваться легальная возможность связаться с лицом, которое имеет возможность помочь другому человеку, который находится под стражей, с тем же адвокатом, то мы будем иметь положительную тенденцию и не будем убирать человека из общества раньше, чем это нужно. Я считаю, что если в каждом исправительном учреждении сделают такое доступное общение, свободное от коррумпированной администрации, сделаем так, чтобы каждый заключенный имел право и возможность общаться со своими друзьям и знакомыми, адвокатами, то мы получим нормального человека относительно, а может быть сможем защитить человека, которого несправедливо преследует, в том числе администрация места заключения.
Меня когда сажали под стражу, я требовал, чтобы меня освободили, так как не было решения суда. Если бы у меня были средства связи под рукой, я бы мог бы больше сделать для своей защиты. Однако, так как у меня этого не было, меня посадили в штрафной изолятор и долго издевались. Потом уже Верховный суд, Европейский суд подтвердил, что это было незаконно. Вы знаете, прошло очень много времени и много здоровья отняла эта борьба. Я очень сочувствую сегодня людям, которые с помощью мобильника пытаются отстоять свое право. Но сейчас есть возможность, хотя бы есть возможность выйти на сайт суда и узнать, что с твой жалобой. А ведь сколько произвола творится только из-за того, что заключенный не может полноценно защищать свои права. Поэтому я считаю, что если используем средства связи заключенных, дадим им возможность больше общаться с волей, то не смогут каким-то образом преследовать основную часть заключенных только за то, что они хотели услышать голос своего ребенка.
Владимир Кара-Мурза: Какие вы могли бы привести примеры, когда мобильная связь меняла жизнь и судьбу человека?
Владимир Осечкин: Наверное, начну с самого себя, тому яркое подтверждение моя личная жизнь. А именно то, что находясь в местах лишения свободы по заказному уголовному делу, я совершенно случайно в интернете познакомился с прекрасной девушкой, с которой я полгода общался, не переходя какую-то грань, и потом мы поняли, что друг без друга жить не можем, нам необходимо общаться, поддерживать друг друга, делиться мнениями. И три года она меня ждала, ездила по всем тюрьмам, по всем колониям за мной. Когда я освободился в прошлом году, через несколько месяцев у нас была красивая свадьба, в марте у нас родился замечательный сын Миша, и все у нас прекрасно и замечательно. Ни разу за все время нахождения под стражей, когда у меня в руках был телефон, я даже не думал совершать что-то противоправное, тем более звонить свидетелями и угрожать. Сотовый телефон был нужен для общения с адвокатами, с родными, с близкими, с любимой женщиной. Собственно говоря, это и послужило моей быстро ресоциализации, возвращению в общество и прекратило десоциализацию. Поэтому я искренне считаю и полагаю, что именно легальная мобильная связь существенно решит проблему ресоциализации граждан, которые проходят через места лишения свободы, а это сотни тысяч наших сограждан каждый год.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Калужской области от радиослушателя Вячеслава.
Слушатель: Здравствуйте. Я хочу сказать, что мобильная связь не может решить всех проблем, если нет ни законности, ничего. Я хочу задать два специальных вопроса Валерию Борщеву. В Казани были пытки, а почему, по закону должен был адвокат присутствовать на допросах. Как они могли пытать, допрашивать, почему не было адвоката? Второй вопрос представителю "ГУЛАГу.нет". Я не участвовал в "белом движении", в регионах было "белое движение" как в Москве, с белыми лентами ходили, есть случаи, когда по политическим мотивам задерживают, допрашивают, сажают в изолятор по регионам особенно, где нет журналистов?
Валерий Борщев: Вы знаете, наше следствие отличается особым произволом, даже большим произволом, чем сотрудники тюрем. Угрозы, давление, вы знаете, даже ходил в некоторые тюрьмы, та,м жалоба, что человека избили. Его избивали не только не в тюрьме его избивали не в Москве, его вывозили в другой город и там происходило избиение следователями. Наше следствие сегодня настолько неподконтрольно, настолько чувствует себя безнаказанным, настолько обнаглело, что мы сталкиваемся, только что, я говорил, я вернулся из Матросской тишины, я вижу, что там заказное дело, я вижу давление следователя по этому вопросу, я вижу как следователь давит на тюрьму, как мешает обеспечению медицинского обслуживания. И с такими фактами мы сталкиваемся сплошь и рядом. Конечно, обвиняемый, подозреваемый может отказаться от общения со следователем, если нет адвокатов. К сожалению, многие люди этого не знают. А здесь надо быть твердым: нет адвоката – прощайте. Москва в этом смысле мало отличается. Вот даже эти дела по 6 мая, там тоже одного молодого человека, следователь прислал какого-то своего оперуполномоченного, тот стал кричать, угрожать чем угодно. Нарушаются процессуальные нормы, не идите на допрос, если нет адвоката. Это, конечно, нельзя упрекать наших людей, многие этого не знают. Это нам легко говорить на воле как вести себя, а человек, попавший в СИЗО, попавший под этот пресс, он теряется, иногда совершает ошибки. Надо, чтобы всегда был с ним кто-то рядом, кто бы мог помочь, защитить и оказать помощь.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, является ли в руках заключенного телефон оружием борьбы с безнаказанностью, что и раздражает следователей?
Сергей Бровченко: Я думаю, что в нашем состоянии тюрем, в нашей пенитенциарной системе и системе вообще правоохранительной есть большие проблемы. Одна из них - недостаток информации с одной стороны, с другой стороны различного рода злоупотребления и коррупция. Если власть попытается комплексно решить вопрос с привлечением общественности к этой проблеме, то мы получим правильное решение, которое будет обсуждено гласно всеми нами, и мы примем решения такие, которые нужны будут на благо тех людей, которые и охраняют, и которых охраняют.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, те заключенные, которые падают в колонии-поселения, должны хотя бы они иметь право пользоваться мобильным телефонов?
Владимир Осечкин: Собственно говоря, это и была наша первая правовая инициатива сделать легальным, разрешить гражданам в местах лишения свободы, а именно в колониях-поселениях и колониях общего режима, именно там в первую очередь разрешить легальную мобильную связь. Мы знаем, что есть концепция разделения учреждений на тюрьмы и колонии-поселения, куда будут отнесены и колонии-поселения, и колонии общего режима. Собственно говоря, там нет ни убийц, там нет бандитов из организованных преступных группировок, там нет каких-то маньяков, там в основном лица, которые осуждены за мелкие кражи, незначительные хищения, за экономические преступления, за ДТП. Собственно говоря, фактически люди, которые своим общением с людьми на свободе не представляют никакой угрозы. У них и до совершения преступлений и после не было и нет криминальных связей, и поэтому угрозу своим общением по мобильному телефону они просто не представляют. И поэтому это уже большая часть людей, которая содержится в исправительных колониях - это впервые осужденные, это общий режим, это колонии-поселения. И собственно говоря, я не вижу никакой проблемы, чтобы разрешить им пользоваться мобильными телефонами. Они осуждены на сроки один, два, три, четыре года, они все имеют возможность освободиться условно-досрочно. То есть это те люди, которых не приговаривают к срокам по 20-25 лет, их не отправляют пожизненно в тюрьмы, это люди, которые к нам обратно вернутся в общество, так зачем нам на два-три года разрывать социальные связи, лишать мобильного телефона, чтобы потом на государство, на бюджет было бремя оплаты его ресоциализации, гораздо проще создать комфортные условия его пребывания там.
Я думаю, что мобильный телефон здесь наоборот поможет его исправить, и когда он будет каждый день общаться с женой, с ребенком, с родителями он наоборот захочет вернуться к ним, чтобы никогда больше в тюрьму не попадать. А если отобрать мобильный телефон, если увеличивать сроки содержания под стражей, увеличивать срок лишения свободы только из-за мобильного телефона - это значит, что у него не будет общения ни с ребенком, ни с родителями, ни с женой. Жена, возможно, через год-два уйдет, ребенок забудет, как зовут отца или мать, родители будут постоянно плакать, переживать, может быть не дождутся своего ребенка. Это страшнейшая десоциализация, то, что происходит сегодня. И этот гордиев узел необходимо разрубить именно кардинальной мерой, которая на самом деле будет гуманизировать нашу пенитенциарную систему - это повернуться лицом к заключенным в колониях-поселениях и в колониях общего режима, убрать напрочь телефонную коррупцию, о которой здесь уже говорили и разрешить заключенным, которые осуждены, которые отбывают наказание, пользоваться легально мобильным телефоном.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, была ли недавняя попытка запретить проносить для адвокатов к своим клиентам электронные средства связи первым таким предупреждением о грядущем наступлении на права заключенных?
Валерий Борщев: Я бы сказал, это наступление на права адвокатов. Адвокаты находятся в очень тяжелом положении. Чтобы адвокату пройти в СИЗО, я часто бываю в СИЗО, я вижу как беднее адвокаты, интеллигентные люди, мужчины и женщины стоят часами, дожидаясь возможности пройти в СИЗО. По-моему, это издевательство. Это сознательное издевательство, сознательное унижение адвокатуры, показать, кто главный в этой ситуации. Адвокат даже не может привести, куда уж телефоны, куда там электронные средства связи, он лишнюю бумажку не может принести, взять с собой необходимые бумаги, показать и передать подследственному, все это поддается контролю. Мне кажется, что наше адвокатское сообщество недостаточно борется за свои права, потому что они поставлены в положение унизительное. И действительно, если мы хотим исправить положение подозреваемых и осужденных, то прежде всего надо обеспечить равные права у адвокатов по сравнению со следователями, сегодня это далеко не так. Вы посмотрите, Хамовнический суд – это же издевательство то, как вела себя судья Сырова по отношению к адвокатам, а это отражение системы. Суд, тюрьма, следствие, все на этом построено, все, что касается защиты подозреваемого, обвиняемого, осужденного, все узурпируется, давится, происходит давление, прессинг. Это серьезнейшая проблема, мне кажется, надо ее поднимать во весь голос со всей степенью остроты.
Владимир Кара-Мурза: Вы сталкивались с тем, что препятствуют вашим коллегам или вам самому проносить средства электронной связи на беседы с вашими доверителями?
Сергей Бровченко: Вы знаете, я неоднократно наблюдал, когда нас, адвокатов, досматривали, заставляли оставить средства связи, а в это же время следователи и прокуроры беспрепятственно проносят в места заключения, в СИЗО средства связи. Такое неравноправие хроническое у нас в обществе. С этим надо, конечно, бороться, но одними лозунгами здесь не обойтись. Адвокатское сообщество неоднократно обращалось в различные инстанции, просило, чтобы обратили внимание на это, но нет у нас пока такого оружия защиты прав и адвокатов, и самих подзащитных. И пока такая система будет сохраняться, у нас будет и произвол и сотни тысяч заключенных, которые сидят по недоразумению или по той статье, по которой не должны сидеть. А это будет отражаться на всем обществе в целом, и на детях, и на семьях. То, что мы будем иметь в конце концов - это будет ужасно просто. Я призываю всех лиц, которые нас сегодня слушают, может быть те, от которых зависит решение вопроса, такого небольшого, казалось бы – возможности общаться заключенным вне пределов контроля администрации, сделать так, чтобы гуманность и сострадание в этом вопросе, а так же возможность защитить свои права, возымели действие и каждый бы подумал, даже те лица, которые говорили о запрете, подумать, что сегодня решает вопрос другого человека, а завтра содержание под стражей может коснуться его самого.
Владимир Кара-Мурза: Какие вопиющие случаи насилия в тюрьмах удалось разоблачить в последнее время вашим коллегам?
Владимир Осечкин: Несколько ярких примеров. Пример номер один – это Тула, тульская колония № 4, где с помощью сотового телефона, с помощью ммс, с помощью последующего приезда наших блогеров в колонию и видеосъемки синяков и гематом на теле Виталия Бунтова, все это было тут же опубликовано на портале "ГУЛАГу.нет" и это получило огромный резонанс в социальных сетях, буквально в считанные дни сразу после этого председатель Следственного комитета Бастрыкин позвонил жене избитого, подвергшегося пыткам Виталия Ирине Бунтовой и буквально еще через день или два было возбуждено уголовное дело.
Возьмем Омск. Буквально четыре дня назад заключенные связались со мной, родственники заключенных передали нам фотографии, которые им помог сделать один из сотрудников учреждения, он вынес на своем мобильном телефоне фотографии гематом. Человек, который проявил сострадание, он понимал, что без этого поступка родственники не смогут добиться справедливости. Как только мы разместили на "ГУЛАГу.нет" фотографии с гематомами на телах отбывающих наказание ИК № 7 Омска, буквально через день туда приехал зампрокурора области, всех лиц, которых мы указывали как избитых, тут же опросили и при прокуроре медики провели медицинское освидетельствование и зафиксировали все побои, гематомы. Я думаю, что прокуратура в ближайшие дни направит в следственный комитет Омска для возбуждения уголовного дела, не хочется предрешать этот вопрос – это решение прокуратуры, но самое главное, что следы избиений зафиксированы.
Очень важно – оперативность, потому что синяки через несколько дней имеют свойство сходить, а именно гематомы являются в первую очередь следами должностного преступления со стороны надзирателей. И конечно, эта оперативность необходима, необходимо легализовать мобильную связь и дать возможность заключенным защищать свою жизнь, свое здоровье с помощью мобильных телефонов. Даже адвокаты признали, что фактически у них отбирают сотовые телефоны, фотоаппараты и фактически, если адвокат приходит и видит избитого заключенного, нам, обществу, на портал "ГУЛАГу.нет" не сможет передать, потому что тюремщики не дают пронести с собой это. Есть большинство людей, особенно в исправительных колониях, лишены возможности пользоваться адвокатом, адвокат – это следственный изолятор, это уголовное дело. А когда человека осудили и отправили за тысячу, за две тысячи километров от родного дома, откуда у него там адвокат, кто к нему придет. Нет, конечно. И в какой-нибудь дальней республике, в какой-нибудь северной области адвокаты просто боятся защищать заключенных, которые страдают от избиений. Там очень тяжело найти честного и ответственного адвоката, который пойдет и будет до конца защищать человека, заключенного, подвергшегося пыткам и избиениям. Легальная мобильная связь существенно защитила бы права наших граждан в местах лишения свободы.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Химок от радиослушателя Станислава.
Слушатель: Добрый вечер. Я слушаю, какой-то странный акцент на том, что запрещено проносить фотоаппаратуру. Есть решение Верховного суда Российской Федерации.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, почему не выполняется это указание?
Валерий Борщев: Потому что боятся. У нас членам общественных наблюдательных комиссий даже по положению, подписанному директором ФСИН, можно проносить фотоаппараты, можно фотографировать, за исключением определенных мер, связанных с проблемой безопасности. И совсем недавно мы этот вопрос обсуждали с руководителями ФСИН, те говорят: пусть нам дадут директиву сверху. Идет тотальное сопротивление. Понятно, если мы сфотографируем следы побоев, безобразие бытовых условий и прочее – это документ.
Обладателей мобильных телефонов также предлагают дольше содержать в штрафном изоляторе или лишать свиданий и других поблажек.
Мобильные телефоны уже сейчас входят в перечень запрещенных вещей в местах лишения свободы, а нарушителю правил грозит до десяти суток изолятора. Однако, в колониях, где содержатся до тысячи человек, ежемесячно изымается до 300 аппаратов.
Намерения ФСИН возмутили правозащитников, которые выразили опасение, что ужесточение наказания за мобильный телефон приведет к информационной блокаде. По их мнению, благодаря средствам связи заключенные могут отстаивать свои права.
О том, сумеет ли ФСИН перекрыть каналы информации из российских тюрем, мы сегодня беседуем с Владимиром Осечкиным, создателем сайта "Гулагу. нет", на прямой телефонной связи правозащитники Валерий Борщев, член Московской Хельсинкской группы и Сергей Бровченко, адвокат, бывший политзаключенный. Чем вы объясняете желание Федеральной службы исполнения наказаний ужесточить наказание за использование мобильных телефонов?
Владимир Осечкин: Я подозреваю, что это попытка скрыть те должностные преступления, которые совершаются на местах отдельными сотрудниками. К сожалению, только месяц назад мы запустили "горячую линию" "Гулагу.нет" и каждый день мы получаем с различных регионов страны тревожные сигналы не только от родственников, но и от самих заключенных. Заключенные прекрасно понимают, что когда выяснится, что они уже звонили и пожаловались, то в их отношении будут репрессии, их выдворят в штрафные изоляторы, возможно приедет ОМОН, но несмотря на явную угрозу, они звонят и сообщают о пытках, об избиениях, о коррупции, о вымогательстве. И я могу сказать, что если не мобильный телефон, если не сотовый телефон, то очень много уголовных дел не было бы возбуждено, а много должностных преступлений сотрудников ФСИН в регионах не было бы раскрыто.
Владимир Кара-Мурза: Каков опыт цивилизованных стран Запада в отношении мобильных телефонов у заключенных?
Валерий Борщев: Тут надо сказать, что все-таки мобильные телефоны во всех европейских странах и США запрещены. Это факт. Но никто там и не думает бороться с мобильными телефонами путем репрессий. Вот я, например, был в Польше, там тюрьму построил Евросоюз, туда заходишь, тебя очень хорошо проверяет техника. И у них настолько оснащена тюрьма, что она регистрирует наличие мобильника. Там исключено появление мобильника. Аналогичный случай был в Англии. Мы как-то пришли в тюрьму, одни из сотрудников нашей уголовно-исправительной системы пронес фотоаппарат, только он сделал один снимок, тут же появился человек, сказал: ну-ка, отдайте фотоаппарат. Вопрос техники. Сегодняшняя техника позволяет совершенно спокойно и гарантированно зарегистрировать мобильный телефон, и соответственно, никакие не нужны ни репрессии, ни тем более срока по уголовным преступлениям, а просто надо позаимствовать ту технику, которая есть на Западе, в той же Польше, и поставить ее у нас. Но тут проблема в том, что эта истерика среди некоторых сотрудников уголовно-исправительной системы, она действительно в вопросе информации. На Западе, в западных странах нет проблемы информации, там еженедельные бывают свидания с родственниками, они разговаривают не через стекло, они разговаривают в отдельной комнате один на один, и все, что им нужно, они скажут. А у нас, что получается: у нас хотя и есть перечень структур, где не может быть цензура – уполномоченный по правам человека, генпрокуратура, Госдума, а Владимир Петрович Лукин получает письмо из колонии, а там написано: "Проверено. Незаконных вложений нет". То есть цензура действует, закон нарушается. Более того, в правилах внутреннего распорядка записано, что если сотрудники администрации и осужденные договорятся, то письмо можно не посылать. А как они договорятся? Естественно, сотрудники администрации письмо прочитают. Вопрос информации. Надо обеспечить, чтобы информация легальным образом поступала при первой же необходимости на волю, будь то родственникам, будь то система в Англии, когда висят ящики омбудсмену, совету визитеров, еще кому-то, которые могут вскрывать только эти адресаты, а не сотрудники тюрем. Вот если мы наладим нормальную систему информации, то необходимость в мобильниках во многом отпадет.
Владимир Кара-Мурза: Какую роль в повседневной жизни заключенных играет возможность позвонить с сотового телефона, пусть даже незаконная?
Сергей Бровченко: Владимир Васильевич очень правильно сказал о проблеме, которая существует в местах лишения свободы – проблема информации, доступа к информации. Наверное, запретительные меры или те репрессии, которые обрушить на наших заключенных, они в какой-то степени оправданы, потому что нужно обеспечить изоляцию от общества. Однако не настолько нужно обеспечить изоляцию от общества, чтобы оторвать человека от семьи, оторвать человека от информации по его делу. Ведь часто приходится замечать, я знаю по собственному опыту, очень сложно добыть информацию по продвижению своей жалобы. Заключенные, используя интернет, выходят на ресурс суда, могут узнать, что же с его жалобой происходит. Может быть адвокат не приходит, может быть еще кого-то нет, может есть возможность через "Скайп" поговорить с ребенком. Это же важно. И мы говорим о том, что очень большое количество изымается телефонов. Люди из последних штанов вылазят, чтобы эти телефоны у них были, чтобы была какая-то связь с родными. Вы же представляете, какая наша страна. Когда я в свое время находился в заключении, я бы очень дорого заплатил, отдал бы все, чтобы поговорить со своим ребенком, который был от меня отлучен на 7 лет. И это большая проблема, мы теряем людей, теряем своих граждан, когда мы не видим за такой проблемой просто человеческие отношения, человеческую необходимость. Я думаю, что если бы меня слушали те лица, которые отбывали наказание, либо когда-либо сталкивались с этой проблемой, когда трудно пообщаться с близкими, которые находятся в местах лишения свободы, если бы там была доступнее связь, обыкновеннее связь, чтобы увидеть или услышать своего ребенка, это же сейчас так легко сделать с помощью системы "Скайп", бесплатно практически, если бы таким образом регулировалась возможность заключенного участвовать в жизни своей семьи, узнавать какие-то необходимые данные, поговорить со своим адвокатом, поговорить с другими лицами, которые причастны к его делу, защищать свои права каким-то образом, может быть это сделать легальной возможностью выходить на интернет на определенные ресурсы с ограничениями с тем, чтобы можно было человека не отрывать от общества в целом и не делать из него изгоя. Я помню, как я вышел из тюрьмы, я не мог пройти турникет в метро, я не знал, как это делается, а что говорить о людях, которые 10 лет просидят в тюрьме, они выходят, они не знают, как выходить на какие-то ресурсы, как обращаться к государству через интернет. А если бы сделать так, чтобы наши люди, которые находятся в тюрьме, не отрывались от общества, а с помощью интернета, с помощь передовых технологий, как любит наш уважаемый премьер-министр говорить Дмитрий Анатольевич Медведев, сделали бы не только школы, но и тюрьмы бы оснастили этими средствами, мы бы кучу проблем, которые придумали с вами обсуждать, просто не имели бы. И те лица, которые злоупотребляют правом на информацию, правом куда-то обращаться, писать или может быть какие-то незаконные действия организовывать с помощью средств связи, они были бы единичны, а не так, как массово сейчас предлагается карательными мерами дышать фактически и общаться со своей семьей или может быть добывать необходимую для защиты своих прав информацию. Я считаю, что в этом проблема на самом деле.
Владимир Кара-Мурза: Яна Яковлева, председатель некоммерческого партнерства "Бизнес-солидарность", бывшая заключенная, считает запрет мобильной связи для заключенных признаком негуманности системы.
Яна Яковлева: Я думаю, что достаточно бессмысленно запрещать мобильную связь заключенным и без того усугублять их страшно тяжелую жизнь. Человек в заключении лишен всего – свиданий, передач, еды. То есть это практически заключение можно сравнить со смертью, потому что тебя никто не слышит, твои друзья тебя забывают, родственники не знают, что с тобой происходит, на тебя постоянно падает пресс тюремного быта и беспредела, о котором сейчас мы слышим. Тот же портал "Гулагу. нет", если почитать, это вообще кошмар, что происходит. И единственная возможность сообщать о себе – это, безусловно, мобильная связь, и общаться с родственниками. Нужно максимально стараться облегчить жуткую и тяжелую участь заключенных. Поэтому я за то, чтобы ФСИН разрешила. Если какие-то заключенные совершают телефонные мошенничества, они все равно это сделают, имея те же мобильники нелегальные, их можно выслеживать. И если за каждым заключенным будет официально закреплен номер, очень легко будет вычислить, что с этим телефоном происходило. Если каким-то правоохранительным органам надо прослушивать, они это легко могут сделать в любом случае. Поэтому никаких препятствий к разрешению мобильной связи заключенным я не вижу. Единственное, почему УФИН держит за запрет, потому что за каждый запрет можно получать деньги. Всем известно, что и в СИЗО, и в тюрьмах бизнес на телефонах для тюремщиков – это достаточно существенные деньги. Они проносят сим-карты, проносят телефоны, потом сами устраивают обыски, потому заключенные их обратно выкупают. Это целая история, это огромный бизнес для тюремного начальства, которое кормится на бесконечной продаже этих мобильников. Поэтому с этим надо кончать в области законодательной решением вопроса о разрешении мобильных средств связи.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Волгоградской области от радиослушателя Юрия Владимировича.
Слушатель: Здравствуйте. Вы знаете, я считаю, что полный запрет мобильной связи в местах заключения свободы – это безумие. Но скажем, действительно может быть следует запретить общение по мобильным телефонам тем людям, которые были арестованы, заключены за разглашение государственной информации, поскольку они могут являться ее носителем. Тут я согласен. А тут надо в каком-то размере разрешать, потому что в условиях нынешней коррупции это продажа и перепродажа, я согласен. Еще раз говорю, это безумие. Я только за то, чтобы запрещать пользоваться тем людям, которые были осуждены за шпионаж, поскольку они дальше могут разглашать секретную информацию через другие каналы. А так это безумие.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, служит ли наличие мобильной связи своеобразной гарантией от произвола в отношении того или иного заключенного?
Владимир Осечкин: Безусловно, потому что благодаря наличию мобильного телефона можно оперативно позвонить родственникам, правозащитникам, в прокуратуру, в управление собственной безопасности, сообщить о совершении тех или иных должностных преступлениях со стороны сотрудников ФСИН и, безусловно, через день-два будет незамедлительная реакция, приедут проверяющие, и если на самом деле были избиения, пытки, изнасилования, то все это поддается медицинскому освидетельствованию и сразу после этого будет возбуждаться уголовное дело. И эта практика на данный момент тоже работает. Напомню, что буквально неделю назад мы на "Гулагу.нет" разместили видеообращение осужденного из Челябинской колонии 3 10 Хомичева и буквально через три дня прокуратура области и руководитель следственного управления Следственного комитета по Челябинской области отреагировали, взяли это дело под контроль, опросили самого заключенного, опросили других людей, на которых он указал и сразу возбудили дело по части 3 статьи 276 уголовного кодекса – превышение должностных полномочий с применением насилия. Очевидная практика. И безусловно, многим это не нравится. Но не нравится тем, кто на сегодняшний день хочет покрывать преступления, а не их пресекать.
Владимир Кара-Мурза: Насколько часты прецеденты, когда именно из звонков заключенных удается узнать о нарушениях прав обитателей мест заключения?
Валерий Борщев: Очень часто звонят со всех концов страны, как правило, ночью, спишь, у тебя телефон зазвонил. Это действительно беда наших заключенных, что для них это единственный способ бить тревогу. Если наши сотрудники ФСИН так опасаются, что мобильники будут использованы в дурных целях, каких-то беспорядках, давление на подельников, свидетелей, действительно можно обеспечить легальный совершенно свободный доступ через "Скайп", через интернет, через обычный телефон в конце концов. Пусть это будет под наблюдением каким-то, но человек, есть одно "но": если беда, если человеку надо пожаловаться, он, конечно, должен остаться инкогнито. Надо обеспечить безопасность человека жалующегося, надо обеспечить его инкогнито - это очень важно. И здесь надо использовать опыт европейских стран, мне кажется, в Англии это делают прекрасно.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Владимира.
Слушатель: Добрый вечер. Я хотел поблагодарить вас, что у меня есть возможность сказать несколько слов в вашей передаче. Вопрос очень простой: скажите, пожалуйста, неужели эта проблема является основной в наше время, когда происходят такие события, те вопросы, которые сейчас задаются, обсуждаются, являются основополагающими?
Владимир Кара-Мурза: Вы знаете, что сейчас идет процесс в Хамовническом суде.
Владимир Осечкин: Я хочу сказать, что как раз, когда идет попытка сконцентрировать внимание общества только на одном отдельно взятом уголовном процессе - это и есть увод в сторону острых, наболевших проблем. То, что сейчас имел в виду звонивший, мы понимаем, что речь идет о Хамовническом суде и о процессе. Но я хочу сказать, что таких процессов, я говорю не о хулиганстве, я говорю о процессах, где сомнительна вина и сомнительны основания для возбуждения дела, проходят по всей стране. Мы знаем, что на сегодняшний день у нас более 99% обвинительных приговоров в целом по уголовным делам. И если исходить из этой логики, то это за гранью статистической погрешности. Даже президент не поверил, когда ему озвучили эту ужасную цифру. И если хотя бы 5% из 99 невиновны, то мы подразумеваем, что у нас десятки тысяч людей находятся в местах лишения свободы невиновные. При этом они находятся не в местах лишения свободы, приведенных в соответствие с международным законодательством, с внутренними нормами, а они находятся в учреждениях, 80% из которых построены при СССР и входили в ГУЛАГ, Главное управление лагерей, почему у нас, собственно говоря, и проект называется "ГУЛАГу.нет". Речь идет о том, что рудимент Советского Союза - репрессивная пыточная машина до сих пор у нас в стране. И необходимо с этим что-то делать, ее необходимо кардинально реформировать, а не поверхностно.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, служит ли запрет на использование мобильных телефонов для сотрудников Федеральной службы исполнения наказаний еще дополнительным источником коррупции?
Сергей Бровченко: Это безусловно, конечно. Я вспомнил тот момент, когда я в 98 году воспользовался таким образом незаконно мобильным телефоном и дозвонился известному советскому диссиденту Григорьянцу Сергею Ивановичу, который очень большую роль сыграл в моем освобождении и много мне помог в деле защиты моих прав. Так вот только незаконная связь, которой я воспользовался, помогла мне в значительной степени защитить мои права. Я думаю, что никакой забор не сможет остановить прогресс, точно так же как завтра выйдет солнце, и миллион российских заключенных будет мечтать о том, чтобы у них был доступ к мобильной связи или связи типа "Скайп", чтобы они могли почаще общаться со своими родными, не отрываться от семьи. Поэтому если наши власти будут комплексно подходить к этой проблеме, к защите информации и пресечение преступлений, которые совершаются заключенными с помощью средств связи, нелегально находящейся у них, то мы получим нормальное здоровое общество, в котором люди, даже находящиеся под стражей, не будут лишены элементарных возможностей общаться со своей семьей и возможности защищать свои права.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Юрия.
Слушатель: Здравствуйте. Спасибо за эту работу. У меня родственник близкий в апреле освободился. Пересылка 50 человек, Рязань-6, сразу же ставят на колени, из 50 только 15 человек не встало на колени, после этих 15 человек на карантин и там каждого поодиночке обрабатывают дубинками, сапогами. Он четыре года "отдохнул", у него операция на позвоночнике. Я благодарен вам и надо продолжать. Это сталинские времена, как они были, так и остались. Это выгодно сейчас ребятам озлобить народ, он и так-то ходит и грызет.
Владимир Кара-Мурза: Насколько искренней выглядит аргументация и убедительной о том, что арестанты могут через мобильную связь информировать сообщников о ходе следствия, уничтожать улики, запугивать свидетелей?
Владимир Осечкин: Вы знаете, на данный момент те люди, которые заинтересованы в совершении преступлений или сокрытии следов преступлений, если это организованные группировки, то они, безусловно, располагаю своими так называемыми "общаками", деньгами, и даже если мобильные телефоны будут запрещены или за это будут жесткие взыскания, тем не менее, настоящих преступников это никогда не останавливало и не остановит. А большинство людей, которые находятся там по недоразумению первый раз, или за какие-то заказные дела, или из-за ДТП по этим людям эти меры в первую очередь и ударят.
Владимир Кара-Мурза: Сергей Фомченков, активист "Другой России", муж осужденной Таисии Осиповой, видит в мобильной связи средства борьбы с произволом.
Сергей Фомченков: Заключенным нужна телефонная связь, потому что они могут сообщать о том, что происходит в тюрьме. Потому что тюрьмы наши до сих пор в средневековом состоянии находятся, отношение персонала к заключенным абсолютно как у рабовладельцев к рабам. И таким образом заключенные могли бы сообщать, что реально с ними происходит в тюрьме. Плюс общение с адвокатами. Адвокат не может каждый день приходить к заключенным, и получается, что наши заключенные лишены права юридической защиты, не у каждого есть адвокат на зарплате, который будет каждый день приходить, выслушивать его, выстраивать позицию по делу. Плюс это возможность заключенному защитить себя от тюремного беспредела. Тюремная администрация боится того, что внутренняя кухня тюрьмы будет вынесена на суд общественности и все узнают о том, что реально происходит в тюрьме. Поэтому, конечно, администрации это невыгодно, и она старается всеми силами давить на заключенных. Плюс заинтересованность следствия и суда, чтобы никто не знал. Заключенные в российских тюрьмах бесправны, у них адвокаты по назначению, их судят совершенно по беспределу и, конечно, системе правосудия не нужно, чтобы весь мир об этом узнал.
Владимир Кара-Мурза: Ощущается ли страх тюремных администраций о том, что выйдут наружу нарушения, которые творятся в местах заключения?
Валерий Борщев: Разумеется, этот страх всегда присутствует. Когда мы, члены общественно-наблюдательной комиссии идем в тюрьму, в СИЗО, мы никогда не говорим, к кому мы идем. Потому что бывают такие случаи, когда они узнают, как это было в Мордовии, поехал представитель аппарата Лукина к одному человеку, а его за час до его приезда перевели в другую зону. Конечно, для них это самое страшное. И даже когда приходим и выясняем, вот я буквально час назад вернулся из Матросской тишины, там мы провели три часа. Тяжелый разговор, разбирательство. И конечно, когда информация попадает в общество - это осложняет жизнедеятельность, и это останавливает многих сотрудников от произвола, но далеко не всех, они полагают, что их это не коснется. Действительно очень важно, чтобы информация была полная, чтобы каждый человек, оказавшийся в опасности, мог об этой опасности сообщить. Поэтому я полагаю, что нервность и беспокойство использованием мобильных телефонов продиктована не тем, что их использует криминалитет. Конечно же, криминалитет и раньше организовывал без всяких мобильных, мобильники 20 лет еще нет, работа смотрящих, организация всех процессов была и будет - это очень четко налаженная система. Дело не в мобильниках. Простые люди, для тех действительно это выход. Это и беспокоит сотрудников уголовно-исполнительной системы, что об их противоправных действиях узнает общество – это главная их забота.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, надо ли официально узаконить возможность пользоваться электронныит средствами связи в местах заключения?
Сергей Бровченко: Вы знаете, я очень часто общаюсь с людьми, которые содержатся в местах заключения и которые по необходимости звонят мне. Они звонят проконсультироваться, узнать - это мои клиенты и просто знакомые знакомых. Если у нас шире будет использоваться легальная возможность связаться с лицом, которое имеет возможность помочь другому человеку, который находится под стражей, с тем же адвокатом, то мы будем иметь положительную тенденцию и не будем убирать человека из общества раньше, чем это нужно. Я считаю, что если в каждом исправительном учреждении сделают такое доступное общение, свободное от коррумпированной администрации, сделаем так, чтобы каждый заключенный имел право и возможность общаться со своими друзьям и знакомыми, адвокатами, то мы получим нормального человека относительно, а может быть сможем защитить человека, которого несправедливо преследует, в том числе администрация места заключения.
Меня когда сажали под стражу, я требовал, чтобы меня освободили, так как не было решения суда. Если бы у меня были средства связи под рукой, я бы мог бы больше сделать для своей защиты. Однако, так как у меня этого не было, меня посадили в штрафной изолятор и долго издевались. Потом уже Верховный суд, Европейский суд подтвердил, что это было незаконно. Вы знаете, прошло очень много времени и много здоровья отняла эта борьба. Я очень сочувствую сегодня людям, которые с помощью мобильника пытаются отстоять свое право. Но сейчас есть возможность, хотя бы есть возможность выйти на сайт суда и узнать, что с твой жалобой. А ведь сколько произвола творится только из-за того, что заключенный не может полноценно защищать свои права. Поэтому я считаю, что если используем средства связи заключенных, дадим им возможность больше общаться с волей, то не смогут каким-то образом преследовать основную часть заключенных только за то, что они хотели услышать голос своего ребенка.
Владимир Кара-Мурза: Какие вы могли бы привести примеры, когда мобильная связь меняла жизнь и судьбу человека?
Владимир Осечкин: Наверное, начну с самого себя, тому яркое подтверждение моя личная жизнь. А именно то, что находясь в местах лишения свободы по заказному уголовному делу, я совершенно случайно в интернете познакомился с прекрасной девушкой, с которой я полгода общался, не переходя какую-то грань, и потом мы поняли, что друг без друга жить не можем, нам необходимо общаться, поддерживать друг друга, делиться мнениями. И три года она меня ждала, ездила по всем тюрьмам, по всем колониям за мной. Когда я освободился в прошлом году, через несколько месяцев у нас была красивая свадьба, в марте у нас родился замечательный сын Миша, и все у нас прекрасно и замечательно. Ни разу за все время нахождения под стражей, когда у меня в руках был телефон, я даже не думал совершать что-то противоправное, тем более звонить свидетелями и угрожать. Сотовый телефон был нужен для общения с адвокатами, с родными, с близкими, с любимой женщиной. Собственно говоря, это и послужило моей быстро ресоциализации, возвращению в общество и прекратило десоциализацию. Поэтому я искренне считаю и полагаю, что именно легальная мобильная связь существенно решит проблему ресоциализации граждан, которые проходят через места лишения свободы, а это сотни тысяч наших сограждан каждый год.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Калужской области от радиослушателя Вячеслава.
Слушатель: Здравствуйте. Я хочу сказать, что мобильная связь не может решить всех проблем, если нет ни законности, ничего. Я хочу задать два специальных вопроса Валерию Борщеву. В Казани были пытки, а почему, по закону должен был адвокат присутствовать на допросах. Как они могли пытать, допрашивать, почему не было адвоката? Второй вопрос представителю "ГУЛАГу.нет". Я не участвовал в "белом движении", в регионах было "белое движение" как в Москве, с белыми лентами ходили, есть случаи, когда по политическим мотивам задерживают, допрашивают, сажают в изолятор по регионам особенно, где нет журналистов?
Валерий Борщев: Вы знаете, наше следствие отличается особым произволом, даже большим произволом, чем сотрудники тюрем. Угрозы, давление, вы знаете, даже ходил в некоторые тюрьмы, та,м жалоба, что человека избили. Его избивали не только не в тюрьме его избивали не в Москве, его вывозили в другой город и там происходило избиение следователями. Наше следствие сегодня настолько неподконтрольно, настолько чувствует себя безнаказанным, настолько обнаглело, что мы сталкиваемся, только что, я говорил, я вернулся из Матросской тишины, я вижу, что там заказное дело, я вижу давление следователя по этому вопросу, я вижу как следователь давит на тюрьму, как мешает обеспечению медицинского обслуживания. И с такими фактами мы сталкиваемся сплошь и рядом. Конечно, обвиняемый, подозреваемый может отказаться от общения со следователем, если нет адвокатов. К сожалению, многие люди этого не знают. А здесь надо быть твердым: нет адвоката – прощайте. Москва в этом смысле мало отличается. Вот даже эти дела по 6 мая, там тоже одного молодого человека, следователь прислал какого-то своего оперуполномоченного, тот стал кричать, угрожать чем угодно. Нарушаются процессуальные нормы, не идите на допрос, если нет адвоката. Это, конечно, нельзя упрекать наших людей, многие этого не знают. Это нам легко говорить на воле как вести себя, а человек, попавший в СИЗО, попавший под этот пресс, он теряется, иногда совершает ошибки. Надо, чтобы всегда был с ним кто-то рядом, кто бы мог помочь, защитить и оказать помощь.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, является ли в руках заключенного телефон оружием борьбы с безнаказанностью, что и раздражает следователей?
Сергей Бровченко: Я думаю, что в нашем состоянии тюрем, в нашей пенитенциарной системе и системе вообще правоохранительной есть большие проблемы. Одна из них - недостаток информации с одной стороны, с другой стороны различного рода злоупотребления и коррупция. Если власть попытается комплексно решить вопрос с привлечением общественности к этой проблеме, то мы получим правильное решение, которое будет обсуждено гласно всеми нами, и мы примем решения такие, которые нужны будут на благо тех людей, которые и охраняют, и которых охраняют.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, те заключенные, которые падают в колонии-поселения, должны хотя бы они иметь право пользоваться мобильным телефонов?
Владимир Осечкин: Собственно говоря, это и была наша первая правовая инициатива сделать легальным, разрешить гражданам в местах лишения свободы, а именно в колониях-поселениях и колониях общего режима, именно там в первую очередь разрешить легальную мобильную связь. Мы знаем, что есть концепция разделения учреждений на тюрьмы и колонии-поселения, куда будут отнесены и колонии-поселения, и колонии общего режима. Собственно говоря, там нет ни убийц, там нет бандитов из организованных преступных группировок, там нет каких-то маньяков, там в основном лица, которые осуждены за мелкие кражи, незначительные хищения, за экономические преступления, за ДТП. Собственно говоря, фактически люди, которые своим общением с людьми на свободе не представляют никакой угрозы. У них и до совершения преступлений и после не было и нет криминальных связей, и поэтому угрозу своим общением по мобильному телефону они просто не представляют. И поэтому это уже большая часть людей, которая содержится в исправительных колониях - это впервые осужденные, это общий режим, это колонии-поселения. И собственно говоря, я не вижу никакой проблемы, чтобы разрешить им пользоваться мобильными телефонами. Они осуждены на сроки один, два, три, четыре года, они все имеют возможность освободиться условно-досрочно. То есть это те люди, которых не приговаривают к срокам по 20-25 лет, их не отправляют пожизненно в тюрьмы, это люди, которые к нам обратно вернутся в общество, так зачем нам на два-три года разрывать социальные связи, лишать мобильного телефона, чтобы потом на государство, на бюджет было бремя оплаты его ресоциализации, гораздо проще создать комфортные условия его пребывания там.
Я думаю, что мобильный телефон здесь наоборот поможет его исправить, и когда он будет каждый день общаться с женой, с ребенком, с родителями он наоборот захочет вернуться к ним, чтобы никогда больше в тюрьму не попадать. А если отобрать мобильный телефон, если увеличивать сроки содержания под стражей, увеличивать срок лишения свободы только из-за мобильного телефона - это значит, что у него не будет общения ни с ребенком, ни с родителями, ни с женой. Жена, возможно, через год-два уйдет, ребенок забудет, как зовут отца или мать, родители будут постоянно плакать, переживать, может быть не дождутся своего ребенка. Это страшнейшая десоциализация, то, что происходит сегодня. И этот гордиев узел необходимо разрубить именно кардинальной мерой, которая на самом деле будет гуманизировать нашу пенитенциарную систему - это повернуться лицом к заключенным в колониях-поселениях и в колониях общего режима, убрать напрочь телефонную коррупцию, о которой здесь уже говорили и разрешить заключенным, которые осуждены, которые отбывают наказание, пользоваться легально мобильным телефоном.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, была ли недавняя попытка запретить проносить для адвокатов к своим клиентам электронные средства связи первым таким предупреждением о грядущем наступлении на права заключенных?
Валерий Борщев: Я бы сказал, это наступление на права адвокатов. Адвокаты находятся в очень тяжелом положении. Чтобы адвокату пройти в СИЗО, я часто бываю в СИЗО, я вижу как беднее адвокаты, интеллигентные люди, мужчины и женщины стоят часами, дожидаясь возможности пройти в СИЗО. По-моему, это издевательство. Это сознательное издевательство, сознательное унижение адвокатуры, показать, кто главный в этой ситуации. Адвокат даже не может привести, куда уж телефоны, куда там электронные средства связи, он лишнюю бумажку не может принести, взять с собой необходимые бумаги, показать и передать подследственному, все это поддается контролю. Мне кажется, что наше адвокатское сообщество недостаточно борется за свои права, потому что они поставлены в положение унизительное. И действительно, если мы хотим исправить положение подозреваемых и осужденных, то прежде всего надо обеспечить равные права у адвокатов по сравнению со следователями, сегодня это далеко не так. Вы посмотрите, Хамовнический суд – это же издевательство то, как вела себя судья Сырова по отношению к адвокатам, а это отражение системы. Суд, тюрьма, следствие, все на этом построено, все, что касается защиты подозреваемого, обвиняемого, осужденного, все узурпируется, давится, происходит давление, прессинг. Это серьезнейшая проблема, мне кажется, надо ее поднимать во весь голос со всей степенью остроты.
Владимир Кара-Мурза: Вы сталкивались с тем, что препятствуют вашим коллегам или вам самому проносить средства электронной связи на беседы с вашими доверителями?
Сергей Бровченко: Вы знаете, я неоднократно наблюдал, когда нас, адвокатов, досматривали, заставляли оставить средства связи, а в это же время следователи и прокуроры беспрепятственно проносят в места заключения, в СИЗО средства связи. Такое неравноправие хроническое у нас в обществе. С этим надо, конечно, бороться, но одними лозунгами здесь не обойтись. Адвокатское сообщество неоднократно обращалось в различные инстанции, просило, чтобы обратили внимание на это, но нет у нас пока такого оружия защиты прав и адвокатов, и самих подзащитных. И пока такая система будет сохраняться, у нас будет и произвол и сотни тысяч заключенных, которые сидят по недоразумению или по той статье, по которой не должны сидеть. А это будет отражаться на всем обществе в целом, и на детях, и на семьях. То, что мы будем иметь в конце концов - это будет ужасно просто. Я призываю всех лиц, которые нас сегодня слушают, может быть те, от которых зависит решение вопроса, такого небольшого, казалось бы – возможности общаться заключенным вне пределов контроля администрации, сделать так, чтобы гуманность и сострадание в этом вопросе, а так же возможность защитить свои права, возымели действие и каждый бы подумал, даже те лица, которые говорили о запрете, подумать, что сегодня решает вопрос другого человека, а завтра содержание под стражей может коснуться его самого.
Владимир Кара-Мурза: Какие вопиющие случаи насилия в тюрьмах удалось разоблачить в последнее время вашим коллегам?
Владимир Осечкин: Несколько ярких примеров. Пример номер один – это Тула, тульская колония № 4, где с помощью сотового телефона, с помощью ммс, с помощью последующего приезда наших блогеров в колонию и видеосъемки синяков и гематом на теле Виталия Бунтова, все это было тут же опубликовано на портале "ГУЛАГу.нет" и это получило огромный резонанс в социальных сетях, буквально в считанные дни сразу после этого председатель Следственного комитета Бастрыкин позвонил жене избитого, подвергшегося пыткам Виталия Ирине Бунтовой и буквально еще через день или два было возбуждено уголовное дело.
Возьмем Омск. Буквально четыре дня назад заключенные связались со мной, родственники заключенных передали нам фотографии, которые им помог сделать один из сотрудников учреждения, он вынес на своем мобильном телефоне фотографии гематом. Человек, который проявил сострадание, он понимал, что без этого поступка родственники не смогут добиться справедливости. Как только мы разместили на "ГУЛАГу.нет" фотографии с гематомами на телах отбывающих наказание ИК № 7 Омска, буквально через день туда приехал зампрокурора области, всех лиц, которых мы указывали как избитых, тут же опросили и при прокуроре медики провели медицинское освидетельствование и зафиксировали все побои, гематомы. Я думаю, что прокуратура в ближайшие дни направит в следственный комитет Омска для возбуждения уголовного дела, не хочется предрешать этот вопрос – это решение прокуратуры, но самое главное, что следы избиений зафиксированы.
Очень важно – оперативность, потому что синяки через несколько дней имеют свойство сходить, а именно гематомы являются в первую очередь следами должностного преступления со стороны надзирателей. И конечно, эта оперативность необходима, необходимо легализовать мобильную связь и дать возможность заключенным защищать свою жизнь, свое здоровье с помощью мобильных телефонов. Даже адвокаты признали, что фактически у них отбирают сотовые телефоны, фотоаппараты и фактически, если адвокат приходит и видит избитого заключенного, нам, обществу, на портал "ГУЛАГу.нет" не сможет передать, потому что тюремщики не дают пронести с собой это. Есть большинство людей, особенно в исправительных колониях, лишены возможности пользоваться адвокатом, адвокат – это следственный изолятор, это уголовное дело. А когда человека осудили и отправили за тысячу, за две тысячи километров от родного дома, откуда у него там адвокат, кто к нему придет. Нет, конечно. И в какой-нибудь дальней республике, в какой-нибудь северной области адвокаты просто боятся защищать заключенных, которые страдают от избиений. Там очень тяжело найти честного и ответственного адвоката, который пойдет и будет до конца защищать человека, заключенного, подвергшегося пыткам и избиениям. Легальная мобильная связь существенно защитила бы права наших граждан в местах лишения свободы.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Химок от радиослушателя Станислава.
Слушатель: Добрый вечер. Я слушаю, какой-то странный акцент на том, что запрещено проносить фотоаппаратуру. Есть решение Верховного суда Российской Федерации.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, почему не выполняется это указание?
Валерий Борщев: Потому что боятся. У нас членам общественных наблюдательных комиссий даже по положению, подписанному директором ФСИН, можно проносить фотоаппараты, можно фотографировать, за исключением определенных мер, связанных с проблемой безопасности. И совсем недавно мы этот вопрос обсуждали с руководителями ФСИН, те говорят: пусть нам дадут директиву сверху. Идет тотальное сопротивление. Понятно, если мы сфотографируем следы побоев, безобразие бытовых условий и прочее – это документ.
