Самую высокую цену за нечестные выборы в России заплатили жители небольшого и аполитичного Крымска.
До наводнения он ничем не отличался от других провинциальных городов. Как и в других городах, здесь не интересовались происходящим в Москве. Как и везде, в Крымске брезговали участием в политике, видя в партии власти и ее лидерах "хозяев зарплат и пенсий", которые вполне безболезненно можно получить в обмен на молчание и видимость покорности. Было у Крымска одно достояние – второй по величине в Европе консервный комбинат, но в 2000-х его обанкротили.
После наводнения Крымск стал другим. Не только потому, что трагедия унесла жизни почти двух сотен людей. В Крымске, пожалуй, еще сильнее, чем в протестной Москве, сформировался запрос на человека, способного объединить и возглавить оппозицию существующей власти. На лидера оппозиции, по-московски говоря.
Цена, которую заплатил Крымск за нашу общую неспособность такую власть менять, высока. Это, например, стертые пальцы семидесятилетнего Анатолия Дроганова, который в ночь наводнения голыми руками скреб потолок. Он скреб его так сильно и быстро, что сделал в потолке дыру - достаточно большую, чтобы вытащить через нее на второй этаж всю свою семью.
Это еще истерика восьмилетней Кристины Пелипенко, соседку и вечный источник конфет для которой – бабушку Надю – задавил ее собственный саманный дом, не устоявший под напором воды. Дети младше Кристины плачут от каждого купания в ванной, потому что вода несет опасность и смерть.
Это сильная, как помешательство, обида пожилой Валентины Носенко на ее покойного мужа. Сорок лет назад он перевез ее из Твери в Крымск и посмел умереть до того, как затопило их квартиру. Обида сильна, потому что чиновники до сих пор не могут включить ее фамилию в список тех, кому положена компенсация.
Это, наконец, самоубийство 54-хлетнего Александра Помазана – благополучного предпринимателя, который накануне наводнения взял кредит, а в ночь на 7 июля потерял все. Две недели он добивался компенсаций, не добился и повесился. Его жена, две дочки и маленький внук не получают ни компенсацию, ни отсрочку на выплату кредита, потому что право собственности на полуразрушенные дома перейдет к ним нескоро.
Могила Помазана и десятки таких же – новых – могил посреди поля пожухших подсолнухов – краткая современная история Крымска.
Под траурными венками видны фотографии улыбающихся, здоровых, загорелых людей. На них смотрят их родные, которые чудом остались в живых, и теперь все время плачут: на кладбище и за его пределами. И где те пределы, когда весь Крымск превратился в кладбище? На нем похоронен жизненный уклад, по которому можно было существовать без политики и даже без государства.
Именно так жили большинство крымчан: не соприкасаясь с государством. Последние два десятилетия они создавали себе убежища, скрываясь от того, что за эти годы заменило в стране политику. Самый популярный бизнес в Крымске – строительный. Количество строительных магазинов едва ли не превышает количество частных домов – самого распространенного в Крымске вида жилья. Для многих жизнь в убежище– в собственном доме, при огороде, саде, кроликах, утках, курицах, свиньях и коровах – не предполагала прямых контактов с чиновниками по таким, например, поводам, как получение прописки, оформление собственности или заключение договора аренды дома. Она вообще подразумевала полную автономность: никаких ТСЖ, инициативных групп жильцов и прочих объединений. Люди наживали добро, укрепляя свои убежища.
Наводнение разрушило не дома. Наводнение разрушило эти убежища. И теперь люди в Крымске и пострадавшей станице Нижнебаканская истощены от столкновения с собственным государством не меньше, чем от стихии. Им, лишенным убежищ, приходится доказывать государству, например, что они тонули. Что их дети – это их дети, а их дома – это их дома.
При этом действия государства в Крымске после "Курска", Беслана, Норд-Оста и не прекращающейся второй чеченской войны ни для кого не должны были стать сюрпризом. Особенно в Крымске, где помнят наводнение 2002-го, которое разрушило дома, но, к счастью, не унесло ничьи жизни. Сегодня жители говорят, что по логике развития событий следующее наводнение должно случиться в 2022 году и смыть с лица Земли весь Крымск.
Но эта логика, кажется, не распространяется на жителей Крымска. Десять лет подряд в каждый сильный дождь они выходили с фонарями к реке (все десять лет так и остававшейся нечищенной), чтобы следить за уровнем воды. И – если у кого-то из них возникало дурное предчувствие - давали детям документы и деньги и отправляли на высокую часть города.
За эти годы они не сделали ничего, чтобы такую власть сменить и перестать при сильном дожде отсылать детей с документами на возвышенность.
Болезненность, с которой протекает общение жителей Крымска и Нижнебаканской с отечественной бюрократией, объясняется не только унижениями, которым подвергают их чиновники, но и тем, что разрушена привычная схема взаимоотношений с государством: с него, государства, приходится спрашивать защиты своих прав, что есть вещь неслыханная.
Наводнение лишило людей убежищ, но его последствия их объединили - в очереди в суд или администрацию, за компенсациями. Но объединения крымчан стихийны и временны. Они длятся столько, сколько длится эта самая очередь или бесплатный обед в доме культуры, и сами жители зыбкость таких объединений понимают. Валентина Гольц, живущая с семьей на раскладушках под открытым небом между своим разрушенным домом и зданием местного отделения Роспотребнадзора, лаконичнее всех сформулировала общее ощущение: "Нет оппозиции, потому что нет вожака; а появится – все запишемся".
С волнением, близким к восторгу эти люди прочитали маленькую анонимную заметку, которая спустя месяц после наводнения появилась в местной газете "Электрон-ТВ". В тексте под заголовком "Чтоб не пропасть поодиночке…" некто предлагал "… объединиться в единое целое", чтобы "… отстоять интересы пострадавших в наводнении перед бюрократической машиной" и "… сделать все, чтобы случившаяся трагедия не повторилась".
Автором этого текста оказался Вадим Махно – предприниматель, у которого в наводнении пострадало имущество. Разговор он начинает с рассказа о своей аполитичности, но через несколько минут обнаруживается, что он, как и большая часть крымчан, просто брезгует политикой. За нее, как выясняется, он принимает ее имитацию, которую он наблюдал на телеэкране последние шестнадцать лет. "У нас, конечно, системный кризис, но если сразу назвать объединение политическим, то пойдут сплошные политические игры". К таким играм он относит - "несмотря на то, что выборы должны быть честными" - и московские митинги. А Крымск, как и остальная Россия, – это "другая планета".
Строитель Геннадий Пелипенко, который не может добиться компенсации для своей жены – потому что она гражданка Украины – продолжает мысль Махно: если бы не наводнение, о Крымске никто бы никогда не узнал. А узнавшие об этом городе – волонтеры, журналисты, благотворители – в большинстве своем не сильно отличаются от Вадима Махно: они брезгуют политикой (или побаиваются ее?), заменяя ее малыми делами и только ими.
Вскоре после наводнения полиция Краснодарского края попросила жителей сдать оружие. Сдали далеко не все. Люди осознали, что их боятся, и что сильные – это они, пережившие наводнение, потерю близких и всего нажитого. Им нечего терять и им уже ничего не страшно. Такие люди дождутся вожака, этот спрос без предложения не остается никогда. И долги Крымску, так тяжело расплатившимуся за общую системную беду, он заставит вернуть. Вопрос лишь – кто будет платить.
* * *
После прямых включений сайта Радио Свобода из Крымска и Нижнебаканской станицы в редакцию обратились люди, которые захотели помочь семьям, пострадавшим от наводнения и бюрократической волокиты. Один миллион рублей уже перечислен на счета нескольких семей в Крымске. Сбор средств продолжается.
До наводнения он ничем не отличался от других провинциальных городов. Как и в других городах, здесь не интересовались происходящим в Москве. Как и везде, в Крымске брезговали участием в политике, видя в партии власти и ее лидерах "хозяев зарплат и пенсий", которые вполне безболезненно можно получить в обмен на молчание и видимость покорности. Было у Крымска одно достояние – второй по величине в Европе консервный комбинат, но в 2000-х его обанкротили.
После наводнения Крымск стал другим. Не только потому, что трагедия унесла жизни почти двух сотен людей. В Крымске, пожалуй, еще сильнее, чем в протестной Москве, сформировался запрос на человека, способного объединить и возглавить оппозицию существующей власти. На лидера оппозиции, по-московски говоря.
Цена, которую заплатил Крымск за нашу общую неспособность такую власть менять, высока. Это, например, стертые пальцы семидесятилетнего Анатолия Дроганова, который в ночь наводнения голыми руками скреб потолок. Он скреб его так сильно и быстро, что сделал в потолке дыру - достаточно большую, чтобы вытащить через нее на второй этаж всю свою семью.
Это еще истерика восьмилетней Кристины Пелипенко, соседку и вечный источник конфет для которой – бабушку Надю – задавил ее собственный саманный дом, не устоявший под напором воды. Дети младше Кристины плачут от каждого купания в ванной, потому что вода несет опасность и смерть.
Это сильная, как помешательство, обида пожилой Валентины Носенко на ее покойного мужа. Сорок лет назад он перевез ее из Твери в Крымск и посмел умереть до того, как затопило их квартиру. Обида сильна, потому что чиновники до сих пор не могут включить ее фамилию в список тех, кому положена компенсация.
Это, наконец, самоубийство 54-хлетнего Александра Помазана – благополучного предпринимателя, который накануне наводнения взял кредит, а в ночь на 7 июля потерял все. Две недели он добивался компенсаций, не добился и повесился. Его жена, две дочки и маленький внук не получают ни компенсацию, ни отсрочку на выплату кредита, потому что право собственности на полуразрушенные дома перейдет к ним нескоро.
Могила Помазана и десятки таких же – новых – могил посреди поля пожухших подсолнухов – краткая современная история Крымска.
Под траурными венками видны фотографии улыбающихся, здоровых, загорелых людей. На них смотрят их родные, которые чудом остались в живых, и теперь все время плачут: на кладбище и за его пределами. И где те пределы, когда весь Крымск превратился в кладбище? На нем похоронен жизненный уклад, по которому можно было существовать без политики и даже без государства.
Именно так жили большинство крымчан: не соприкасаясь с государством. Последние два десятилетия они создавали себе убежища, скрываясь от того, что за эти годы заменило в стране политику. Самый популярный бизнес в Крымске – строительный. Количество строительных магазинов едва ли не превышает количество частных домов – самого распространенного в Крымске вида жилья. Для многих жизнь в убежище– в собственном доме, при огороде, саде, кроликах, утках, курицах, свиньях и коровах – не предполагала прямых контактов с чиновниками по таким, например, поводам, как получение прописки, оформление собственности или заключение договора аренды дома. Она вообще подразумевала полную автономность: никаких ТСЖ, инициативных групп жильцов и прочих объединений. Люди наживали добро, укрепляя свои убежища.
Наводнение разрушило не дома. Наводнение разрушило эти убежища. И теперь люди в Крымске и пострадавшей станице Нижнебаканская истощены от столкновения с собственным государством не меньше, чем от стихии. Им, лишенным убежищ, приходится доказывать государству, например, что они тонули. Что их дети – это их дети, а их дома – это их дома.
При этом действия государства в Крымске после "Курска", Беслана, Норд-Оста и не прекращающейся второй чеченской войны ни для кого не должны были стать сюрпризом. Особенно в Крымске, где помнят наводнение 2002-го, которое разрушило дома, но, к счастью, не унесло ничьи жизни. Сегодня жители говорят, что по логике развития событий следующее наводнение должно случиться в 2022 году и смыть с лица Земли весь Крымск.
Но эта логика, кажется, не распространяется на жителей Крымска. Десять лет подряд в каждый сильный дождь они выходили с фонарями к реке (все десять лет так и остававшейся нечищенной), чтобы следить за уровнем воды. И – если у кого-то из них возникало дурное предчувствие - давали детям документы и деньги и отправляли на высокую часть города.
За эти годы они не сделали ничего, чтобы такую власть сменить и перестать при сильном дожде отсылать детей с документами на возвышенность.
Болезненность, с которой протекает общение жителей Крымска и Нижнебаканской с отечественной бюрократией, объясняется не только унижениями, которым подвергают их чиновники, но и тем, что разрушена привычная схема взаимоотношений с государством: с него, государства, приходится спрашивать защиты своих прав, что есть вещь неслыханная.
Наводнение лишило людей убежищ, но его последствия их объединили - в очереди в суд или администрацию, за компенсациями. Но объединения крымчан стихийны и временны. Они длятся столько, сколько длится эта самая очередь или бесплатный обед в доме культуры, и сами жители зыбкость таких объединений понимают. Валентина Гольц, живущая с семьей на раскладушках под открытым небом между своим разрушенным домом и зданием местного отделения Роспотребнадзора, лаконичнее всех сформулировала общее ощущение: "Нет оппозиции, потому что нет вожака; а появится – все запишемся".
С волнением, близким к восторгу эти люди прочитали маленькую анонимную заметку, которая спустя месяц после наводнения появилась в местной газете "Электрон-ТВ". В тексте под заголовком "Чтоб не пропасть поодиночке…" некто предлагал "… объединиться в единое целое", чтобы "… отстоять интересы пострадавших в наводнении перед бюрократической машиной" и "… сделать все, чтобы случившаяся трагедия не повторилась".
Автором этого текста оказался Вадим Махно – предприниматель, у которого в наводнении пострадало имущество. Разговор он начинает с рассказа о своей аполитичности, но через несколько минут обнаруживается, что он, как и большая часть крымчан, просто брезгует политикой. За нее, как выясняется, он принимает ее имитацию, которую он наблюдал на телеэкране последние шестнадцать лет. "У нас, конечно, системный кризис, но если сразу назвать объединение политическим, то пойдут сплошные политические игры". К таким играм он относит - "несмотря на то, что выборы должны быть честными" - и московские митинги. А Крымск, как и остальная Россия, – это "другая планета".
Строитель Геннадий Пелипенко, который не может добиться компенсации для своей жены – потому что она гражданка Украины – продолжает мысль Махно: если бы не наводнение, о Крымске никто бы никогда не узнал. А узнавшие об этом городе – волонтеры, журналисты, благотворители – в большинстве своем не сильно отличаются от Вадима Махно: они брезгуют политикой (или побаиваются ее?), заменяя ее малыми делами и только ими.
Вскоре после наводнения полиция Краснодарского края попросила жителей сдать оружие. Сдали далеко не все. Люди осознали, что их боятся, и что сильные – это они, пережившие наводнение, потерю близких и всего нажитого. Им нечего терять и им уже ничего не страшно. Такие люди дождутся вожака, этот спрос без предложения не остается никогда. И долги Крымску, так тяжело расплатившимуся за общую системную беду, он заставит вернуть. Вопрос лишь – кто будет платить.
* * *
После прямых включений сайта Радио Свобода из Крымска и Нижнебаканской станицы в редакцию обратились люди, которые захотели помочь семьям, пострадавшим от наводнения и бюрократической волокиты. Один миллион рублей уже перечислен на счета нескольких семей в Крымске. Сбор средств продолжается.
