Иван Толстой: В эфире программа “Алфавит инакомыслия”. У микрофона Андрей Гаврилов и Иван Толстой. “Вне алфавита”, - так назвали мы наш сегодняшний выпуск. Я думаю, Андрей, что надо пояснить.

Андрей Гаврилов: А что пояснять? Когда мы ведем наши программы, мы никогда не выстраиваем наших героев, явления или события, которые являются у нас героями программы, по какому-то ранжиру. Просто иногда получается так, что отсутствие или наличие какого-то материала, времени, очень трудно даже объяснить, почему, приводит к тому, что накапливаются люди, имена, события, которым, конечно, надо было бы уделить внимание в наших программах, но так получилось, что они выпадают. Это не потому, что они хуже, меньше, мельче, менее значительные или менее интересные. Нет, это просто обычный рабочий процесс.
Наша программа называется сегодня “Вне алфавита” именно потому, что мы хотим познакомить наших слушателей, вспомнить самим, поговорить о тех людях, событиях, явлениях на букву “В”, которая у нас сегодня заканчивается.

Иван Толстой: И с чего начнем?

Андрей Гаврилов: А вы знаете, Иван, я предлагаю начать с буквы “В”.

Иван Толстой: Что это значит?

Андрей Гаврилов: Очень мало кто помнит, и я вижу по вашему вопросу, что даже вы не помните, что был такой “Бюллетень “В”. Можно сказать, что “Бюллетень “В” это была попытка создать что-то вроде диссидентского информационного агентства. Было информационное агентство ТАСС, информационное агентство “Новости” – АПН, но не было агентства, которое сообщало бы (и это естественно в советское время) новости о диссидентском движении или о подавлении прав и свобод в СССР. Так вот, “Бюллетень “В” и должен был бы, если бы была нормальная жизнь в советском обществе, заполнить эту лакуну.
Что такое “Бюллетень “В”? Это было самиздатовское издание, которое отличалось от остальных, типа “Хроники текущих событий”, тем, что помещало непроверенную информацию. И именно поэтому “Бюллетень “В” не предназначался для широкой циркуляции. Хотя какая широкая может быть циркуляция материалов в самиздате? Это мы так говорим, что материалы самиздата “широко распространялись по стране”, но мы же понимаем, что эти тиражи, пусть даже на машинке, были очень и очень маленькими.

Иван Толстой: Помните, как у первобытных народов - раз, два, три, много.

Андрей Гаврилов: Так вот, “Бюллетень “В” был даже меньше, чем “много”, он был, скорее, раз, два, три. Он предназначался для редакций “Хроники текущих событий”, для “Московской Хельсинкской группы” и для “Вестей из СССР”, которые выпускались в Мюнхене. Уже задача этих редакций была посмотреть, насколько правильна информация, отсеять то, что нельзя было проверить, или то, что вызывало сомнение, и уже более проверенные, надежные факты поместить на своих страницах.

Иван Толстой: Кого возьмем все-таки реальным персонажем для нашего разговора? У вас есть предложение или дадите возможность представить моего кандидата?

Андрей Гаврилов: Я вам сейчас дам эту возможность, я просто хочу сказать, что если играть в лингвистические игры, то за “Бюллетенем “В”, если можно, я вспомню странное слово-букво-цифросочетание ВС-389. Сочетание этих знаков имеет непосредственное отношение к теме наших программ. ВС-389 - это были пермские политические лагеря. Три лагеря в Чусовском районе Пермской области, вблизи города Чусово, которые подчинялись управлению в поселке Скальный. Так вот, это управление и назвалось Учреждение ВС-389. Очень многие из героев наших программ на собственной коже испытали всю прелесть ВС-389. Но я хочу закончить этот мрачный пассаж и предоставляю слово вам.

Иван Толстой: Пока вы рассказывали Андрей, я открыл одну книжку и нашел нужную мне фотографию. Под ней подписано: “Евгений Александрович Вагин”. Фотография явно тюремная или лагерная - человек бритый почти наголо, в рабочей робе, с задумчивым, грустным, но умудренным уже выражением лица и глаз, смотрит в объектив фотоаппарата. Итак, Евгений Вагин. В нашем архиве сохранился ряд выступлений Евгения Вагина и, в частности, его первое интервью, данное Радио Свобода 12 декабря 1976 года, через три месяца после того, как Вагин покинул Советский Союз.
Кто же он такой? Он один из основателей Всероссийского Социал-христианского Союза “Освобождения народа” или, сокращенно, ВСХСОН. Это один из видных деятелей, затем православный человек, эмигрант, с которым были связаны всякие скандальные истории с Библиотекой имени Гоголя в Риме, и так далее. Человек очень сложной судьбы, но он в интервью Радио Свобода расскажет сам о себе. По алфавиту он у нас идет законно первым - Вагин Евгений Александрович. А заодно и ВСХСОН. Послушаем. Беседу ведет Глина Зотова, запись 76 года.

Евгений Вагин: Всероссийский Социал-христианский Союз "Освобождение народа" был основан в 1964 году в Ленинграде группой единомышленников, людей, связанных узами личной дружбы, знакомых между собой еще с университетских лет. Союз этот представляет собой очень интересное явление среди всех тех молодежных объединений, которые стали известны за последние 15-20 лет. Дело в том, что помимо резкой и радикальной критики марксистской доктрины и материалистического мировоззрения в целом, которая содержится в программе нашего Союза, мы попытались впервые, насколько мне известно, предложить и некую идеальную модель для будущей свободной России. В этом существенное и важное отличие нашего Союза от, скажем, демократического движения и некоторых других направлений инакомыслящих. В этой своей положительной программе мы сознательно с самого начала ориентировались на ценности христианские, пытаясь в свете христианства, в свете вечных истин Евангелия решить целый ряд социальных проблем и проблем политических. Насколько нам это удалось удовлетворительно описать, судить лучше всего нашим читателям, поскольку в прошлом году в издательстве "Имка-Пресс" вышла книга, посвященная нашей организации, где помещен впервые был полный текст нашей программы.

Дело в том, что формальному основанию нашего Союза, каковое состоялось 2 февраля 1964 года, предшествовал довольно длительный период предварительной подготовки и разработки не только самого программного документа, но и целей всего нашего движения, всей нашей организации в целом. И в эти годы, с 1962 года приблизительно, перед нами постепенно, все яснее и четче вырисовывались те основные направления, которые мы предполагали сделать основными в нашей работе и в которых видели основные направления развития и свободной независимой русской общественности.
Коротко говоря, можно свести главные мысли положительной части программы ВСХСОН к трем моментам. Это христианизация политики, христианизация экономики и христианизация культуры. Это очень коротко, очень сжато, но это было сделано одним самиздатским автором в статье о нашей организации, и мне кажется, по своей краткости и лаконичности, удачной характеристикой.

Галина Зотова: Вы были арестованы. Ваша деятельность продолжалась примерно два или три года?

Евгений Вагин: Три года.

Галина Зотова: Вот расскажите об этом аресте вашем.

Евгений Вагин: В феврале 1967 года, по доносу провокатора, наша организация была разгромлена, все члены ее были арестованы, после долгого следствия, после суда, члены ВСХСОН были приговорены к разным срокам наказания, в том числе, руководители ВСХСОН Огурцов и Садо получили особенно жестокие и длительные сроки наказания - до сих пор они находятся в концлагере.

Галина Зотова: Один - 15 лет, другой - 13.

Евгений Вагин: Да, у Огурцова - 15 лет, из них 7 лет тюрьмы, и плюс еще пять лет ссылки, то есть в общей сложности 20 лет неволи. И у Михаила Садо 13 лет.

Галина Зотова: Вы отсидели 8 лет?

Евгений Вагин: Да, я отсидел 8 лет в мордовских лагерях строгого режима.

Галина Зотова: Скажите, после того как вас арестовали, прекратилась деятельность, конечно, именно этой группы. Но что теперь, каковы ваши надежды на будущее?

Евгений Вагин: Безусловно, ВСХСОН как организация, как организационная структура, как объединение вполне осознанное, прекратило свое существование с арестом ее членов в феврале 1967 года. Но явление очень важное, очень интересное, то, что наши идеи, наши положительные идеи, которые отчасти только были выражены в программе, они не прекратили своего существования, не угасли с этим нашим арестом. Наоборот, они получили во многом неожиданное даже для нас самих продолжение, продолжение живое, и не только в среде бывших членов ВСХСОН, но в среде гораздо более широкой и более молодой, как я могу теперь сказать. Я вижу в этом знак того, что мы не ошиблись, ставя акцент на определенных явлениях зарождающейся независимой общественности в России, это действительно имеет продолжение, это жизненные идеи, которые, безусловно, будут иметь и будущее.

Иван Толстой: Это было интервью, данное Евгением Вагиным на Радио Свобода в Мюнхене в 1976 году.

Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, мне всегда была интересна история ВСХСОНа, поскольку это одна из, насколько мне известно, немногочисленных организаций, которая открыто в своем уставе признавала возможность вооруженной борьбы против советской власти. Может быть, этим объяснится (да наверняка этим и объясняется) жестокость приговоров, которые получили создатели, участники, руководители этого Союза. Кстати, если мне не изменяет память, по-моему, несмотря на все изменения, которые произошли на территории, раньше называвшейся СССР, Евгений Вагин до сих пор не реабилитирован. Практически все диссиденты, сидельцы получили реабилитацию, но руководители ВСХСОН нет до сих пор. По-моему, я не ошибаюсь.

Иван Толстой: Евгений Александрович Вагин скончался в Риме три года назад.

Андрей Гаврилов: Раз уж мы заговорили и про пермские лагеря, и про Вагина, который был посажен за свою детальность, я предлагаю чуть-чуть отойти в сторону от строго алфавита и вспомнить еще одного человека на букву “В”, но, несколько опосредованно. Я предлагаю послушать одну запись, сделанную Анри Волохонским. Анри Волохонский тоже будет героем нашей сегодняшней программы. Я предлагаю взять трек с диска, который был издан совсем недавно, он называется “Сноп снов”, у него официально четыре автора - Анри Волохонский, Алексей Хвостенко, Леонид Федоров и Владимир Волков. Хвостенко и Волохонский уже звучали в наших программах, Леонид Федоров и Владимир Волков – современные петербургские музыканты. Так вот, на этом диске “Сноп снов” есть замечательный трек, замечательная, я не могу назвать это песней, замечательная запись, которая называется “Французская”. Вот если мы ее сейчас послушаем, будет понятно, почему я хочу ее вставить именно в этот момент нашего разговора.

(Песня)

Это была запись Анри Волохонского, которая называется “Французская”. Нет пояснения - французская песня, французская миниатюра, французская история, просто - “Французская”.

Иван Толстой: Движемся по алфавиту дальше. Борис Вайль. Годы жизни - 1939-2010. Елена Пенская, которая написала некролог Борису Вайлю, начинает его с того, что Вайлей путают. “Петр Вайль?” - прежде всего, спрашивают. Нет, речь в некрологе идет о Борисе Вайле, это очень известный правозащитник 50-х, 60-х и 70-х годов, человек почти приключенческой судьбы и, рассказывая о нем, я буду пользоваться материалами этого некролога, написанного Еленой Пенской, и воспоминаниями друга Бориса Вайля Револьта Пименова.

Борис Вайль - участник марксистских кружков 50- 60-х годов… Он умер в Копенгагене, где прожил 22 года, написал и издал мемуары, работал библиографом в Королевской библиотеке, занимался историей России и СССР ХХ века. Поступил в 50-е годы в Ленинграде в Библиотечный институт. В 50-х разгоралась мода на международный язык эсперанто, Вайль быстро нашел единомышленников, собиравшихся на Петроградской стороне, в Доме Культуры Промкооперации.
Мне особенно приятно это было прочитать у Елены Пенской, потому Дом Культуры Промкооперации виден из того окна, где я родился в Ленинграде, и этот дом у нас просто назывался “Промкой”, и мы туда бегали в кино.

Так вот в Доме Культуры Промкооперации, под руководством бывших лагерников, Борис Вайль получил разрешение вести занятия в свободной институтской аудитории. “Я учился этому языку сам и одновременно учил других, что невозможно ни с каким другим языком, кроме эсперанто”.

Студенческие годы Вайля – это еще и бурная жизнь очередного литературного объединения, это польские и венгерские события, напоминает Елена Пенская, издание нелегального журнала "Ересь", а главное - знакомство с математиком и диссидентом Револьтом Ивановичем Пименовым. После первой попытки провести публичную дискуссию на Площади Искусств в Ленинграде, студентов арестовали, Вайль исключен из комсомола. Но точка отсчета всего дальнейшего именно здесь, узел судьбы подпольщика завязался накрепко, но пока лишь – первая ступень. Начальная школа.

1957– 1958 — арест в общежитии. Внутренняя тюрьма УКГБ на Шпалерной улице. Одиночная камера. Допросы. Вскоре еще арест участников "антисоветской организации", куда кроме Бориса Вайля, вошли Револьт Пименов и его жена Ирина, Заславский и Данилов.

Суд. Приговор: Пименову – 6 лет, Вайлю – 3 года, остальным – 2 года.

1958 год— Этап в Тайшет. Свердловская и Новосибирская пересыльные тюрьмы. Там же в лагере переходит на следующую ступень подполья, вступив в организацию "Гражданский союз". Ею руководил Олег Синкевич.

1958– 1959, март. — Вызов на этап. Сначала Тайшетская пересыльная, потом Иркутская тюрьма. Листовки, листовки, листовки. Изоляция. Карцер. Чтение марксистской литературы. Суд. Приговор: 7 лет.

Штрихи к вайлевскому портрету того времени находим у Револьта Пименова:

“Борька Вайль чуть было не посадил меня еще раз. Не умышленно, упаси бог, невзначай! Этапировали его из Ленинграда 14 апреля, после Иры. Как и меня, направили его не в мягкий мордовский лагерь, а подальше в Озерлаг, где даже на общем режиме зачеты почти не начислялись, так что досрочное освобождение мало кому светило. Оттуда - на Чуну. Там он сходу пустился "делать доклады" и "читать лекции" о современном состоянии освободительного движения в Ленинграде. Поведать он мог много о чем: о нашем деле; о деле Трофимова - Тельникова со слов самого Трофимова; о деле Лени Тарасюка…”

Я напомню, что Тарасюк - это замечательный искусствовед, специалист по холодному оружию, главным образом французскому, а впоследствии руководитель специального отдела в Эрмитаже. Человек, вынужденный потом эмигрировать, потому что его выдавили из Эрмитажа за смелые поступки и слова.

“…все околоуниверситетская молодежь. Ну, он и рассказывал! А собиравшиеся слушатели, оказывается, были сорганизованы: они числили себя некоей организацией, в которой для удобства были поделены "министерства". Ну и как это часто бывает, ихний "министр безопасности" Мещеряков служил стукачом, так что "госбезопасность" сорвала сей плод, едва лишь он налился румянцем. Их арестовали в сентябре 1958 года и заперли в шизо. Подробности можно прочесть в "Особо опасном" Б.Б.Вайля… Лихость Вайля не ведала границ. Сидя уже под следствием, он продолжал разбрасывать листовки, спуская их в щель воронка, которым его возили из тюрьмы в следственное управление (в Иркутске они разделены значительным расстоянием). Эти рукописные листовки, начинавшиеся обращением: "Товарищ! Оглянись вокруг...", - наделали хлопот УКГБ по ИО, искавшему авторов повсюду, только не у себя под носом. Лишь когда сокамерник Вайля бытовик Попов проболтался, тогда нашли. Вайлю добавился еще один эпизод в приговор”.

Так вспоминает Револьт Пименов, и эту цитату приводит в своем некрологе Елена Пенская. Но биография Вайля на этом не закончилась - он и еще сидел, и еще допрашивался, и еще обыскивался, в конце концов вынужден был эмигрировать, и, как мы сказали раньше, прослужил 22 года библиотекарем в Королевской библиотеке в Копенгагене. Где счастливым себя не нашел, скучал по родному языку, правда, у него не было ностальгии по России, и в этом он признавался своим друзьям. Он вообще прожил жизнь белой вороной, ни на кого не похожий, инакомыслящий человек Борис Вайль.

Мы рассказываем о тех людях, о тех героях нашего цикла, которые просто технически, по размеру вагона, который мы продумали, не влезают, а не потому, что они второстепенные. Я вообще хотел бы сказать, что из тех, кто попал в сегодняшнюю программу, да между прочим и в некоторые следующие, по этому списку можно было бы составить снова историю правозащитного, инакомысленного движения в СССР. Потому что количество людей, которые достойны отдельного разговора, превосходит все мыслимое. Особенно, если мы говорим о людях на букву “В”. Я сейчас об этом рассуждаю и думаю, что, например, в истории Радио Свобода сменилось столько редакций, столько сотрудников, что можно было составить много команд Русской службы Радио Свобода, и каждая была бы представительна, и каждая была бы совершенно законна, и каждая в реальности - была. То же самое и с инакомыслящими на букву “В”.
Андрей, мы послушали песню на слова Анри Волохонского, но ничего не сказали о самом авторе, а ведь он на букву “В”. Давайте исправим эту несправедливость.

Андрей Гаврилов: Давайте исправим, тем более, что это не совсем была песня, это была миниатюра под музыку, что, кстати, очень характерно для Волохонского. Но сам Анри Гиршевич Волохонский родился в 1936 году в Ленинграде, он современный русскоязычный поэт, прозаик, переводчик, философ, хотя по образованию он химик, химик-фармацевт, и по своей основной специальности он даже успел несколько лет поработать. Более ста песен и драматургических отрывков (я не уверен, что их можно всегда называть пьесами, хотя там есть и полномасштабные пьесы) он написал в соавторстве со своим другом Хвостенко, и эти произведения они подписывали общим псевдонимом “АХВ”. Так же, кстати, выпускались некоторые книги. Когда я впервые увидел сначала в самиздате, а потом в тамиздате книгу “АХВ”, я не сразу даже понял, кто ее автор. Все, что писал Анри Волохонский до 1972 года, распространялось только в самиздате, в частности, в машинописных сборниках, которые собирал и издавал на машинке Владимир Эрль. В 72 году произошла революция - одно стихотворение Волохонского было опубликовано в СССР, а именно басня “Кентавр”. Это произошло в ленинградском журнале “Аврора”. Это было первое его издание в СССР и, насколько я помню, последнее, потому что уже в 73 году он получил разрешение на выезд заграницу и с декабря 73 года жил в Израиле, а в 85 году переселился в Мюнхен. Кстати, вы говорили про сотрудников Радио Свобода. Насколько я помню, Волохонский работал переводчиком на Радио Свобода. Не знаю, в штате или просто сотрудничал, но к Радио Свобода он имел непосредственное отношение.

Иван Толстой: Вы совершенно правы, Андрей, Анри Волохонский одно время вел выпуски новостей из Мюнхена, и когда я, дай бог памяти, в 1979 (?) году слушал Свободу в Пушкинских горах, где великолепно было слышно, то у микрофона был как раз Анри Волохонский, и там я впервые слышал его голос и даже запомнил, что, произнося одну китайскую фамилию, которая звучит по-русски очень неприлично, он как-то позволил себя даже слегка запнуться и самому себе усмехнуться. Впрочем, потом, как ни в чем не бывало, он продолжил выпуск новостей. Я вам потом, Андрей, скажу, какая это была китайская фамилия.

Андрей Гаврилов: Но всесоюзную и всероссийскую известность Анри Волохонский получил благодаря своей песне, у которой много названий. Официальное название – “Рай”. Также она известна под названием “Город” и под названием “Под небом голубым”, хотя на самом деле правильная строчка - “Над небом голубым”. Песня, которая разошлась в миллионах копий в свое время по СССР благодаря тому, что в фильме “Асса” ее исполнил Борис Гребенщиков. Но первым исполнителем этой песни был друг Волохонского Хвостенко, и я предлагаю сейчас послушать песню именно под названием “Рай”, в исполнении того человека, для которого она была написана. Хвостенко поет песню Волохонского “Рай”.

(Песня)

Иван Толстой: Андрей, позволите ли вы мне от поэтической темы перейти к теме прозаической? Я хотел бы, чтобы в нашей программе непременно прозвучало имя Бориса Борисовича Вахтина. Он родился в 1930 году в Ростове-на-Дону, а скончался в 1981 в Ленинграде. Это советский писатель, драматург, сценарист, философ, переводчик, востоковед-синолог. Его мать известна каждому читающему русскому человеку – Вера Панова. Его отец был журналистом. У Бориса Вахтина, человека необычайной обаятельности, что признавали все, и по его сыну Юрию Борисовичу Вахтину тоже видно, каким был обаятельным его отец, была официальная часть биографии, открытая, на поверхности шедшая, и биография самиздатская, инакомысленная. Вот к официальной части биографии относится следующее (я беру информацию из “Википедии”):

В 1954 году он окончил китайское отделение Восточного факультета ЛГУ, в 1957 году — аспирантуру. Учился у академиков Василия Алексеева и Николая Конрада.

Кстати, с академиком Конрадом у него была необычайно сильная духовная дуга, которая их связывала, и Николай Конрад передавал весь свой духовный опыт молодому ученику. Вообще об этой духовной связи старика и юного человека можно было бы сделать особую программу, и я даже знаю, кого пригласить рассказать об этом. Это известный историк науки, сейчас заведующая сектором истории Русского Зарубежья в Доме Русского Зарубежья имени Солженицына на Таганке Марина Сорокина.

С 1952 года Борис Вахтин работал в Ленинградском отделении института народов Азии АН СССР, где в 1962—1964 годах заведовал Дальневосточным кабинетом. Он автор сценариев нескольких художественных фильмов, в том числе популярного телефильма “На всю оставшуюся жизнь”. По-моему, это выражение вошло дурным каким-то способом в русский язык тех лет, и сохраняется до сих пор, и уж мелодия из телефильма звучала бесконечно. В действительности это экранизация романа матери Бориса Вахтина Веры Пановой “Спутники”. Фильм сделан в соавторстве с режиссером Петром Фоменко.

А вот неофициальная часть жизни Бориса Вахтина тоже очень интересна.

В 1950-х гг. начал писать прозу. В 1964 году вместе с Владимиром Марамзиным, Игорем Ефимовым и Владимиром Губиным создал литературную группу “Горожане”, к которой позднее уже, в конце 60-х, неофициально примыкал Сергей Довлатов.

Составленный ими одноименный сборник “Горожане”, к которому Вахтин написал предисловие, был предложен в издательство “Советский писатель”, но после долгих обсуждений издательство его отвергло, и сборник распространялся в самиздате. В советской печати у Бориса Вахтина вышло три рассказа, два в 1965 в альманахе “Молодой Ленинград”, один в 1970 в журнале “Аврора”, а начиная с 1977 г. Еще при его жизни его рассказы и повести печатались в эмигрантских журналах “Время и мы”, “Эхо”.

Память о дружбе с Борисом Вахтиным особо курировал один из издателей и соиздателей “Эха” Владимир Марамзин, вторым соиздателем был Алексей Хвостенко. В бесцензурном альманахе “Метрополь”, который был выпущен в Москве, а потом в “Ардисе”, в Америке, переиздан уже типографским образом, Вахтин выступил с сатирической повестью “Дубленка’’.

Написал и несколько пьес, лишь в 2000-х годах поставленных в Петербурге. Например, спектакль по повести “Одна абсолютно счастливая деревня” был поставлен Московским театром-студией Петра Фоменко.

Андрей Гаврилов: Я помню, когда мне впервые попал в руки “Метрополь”, я, кстати, даже не помню, в каком варианте, в самиздатовском или в типографском, именно “Дубленка” на меня произвела сильное впечатление. Это не значит, что мне не понравились другие произведения, опубликованные в альманахе, но вот “Дубленка” почему-то особенно, когда я где-то в середине вдруг понял, меня озарило, что это, конечно, “Шинель” гоголевская, это было для меня откровением, и я помню, что долгие годы я помнил практически наизусть эту повесть. Сейчас, к сожалению, конечно же, нет.

Иван Толстой: Я должен сказать, что Борис Вахтин не только остроумный, в первом значении этого слова, автор, но и удивительно стилистически привлекательный. Вот как он был привлекателен внешне и своим поведением, вот так он удивительно привлекателен, как автор. К сожалению, он относится к когорте писателей, совершенно выпавших куда-то, если не полностью забытых, то, знаете, завалившихся куда-то за диван, и это удивительно жалко. Потому что, если бы меня спросили, кто незаслуженно забытые писатели 60-70-х годов, то в числе первых я назвал бы, безусловно, Бориса Борисовича Вахтина.

Андрей Гаврилов: Я только поправлю, что, наверное, все-таки не за диван, а за книжную полку завалился.

Иван Толстой: Когда за книжную полку заваливается, это благородное заваливание, а наша память, к сожалению, читательская и общественная, она стремится за диван, туда, куда и пыль, и это показывает весь эстетический наш уровень по Гамбургскому счету.

Андрей Гаврилов: Если можно, я подхвачу вашу писательскую тему, но все-таки от прозы поверну к поэзии, буквально на минутку. У нас сегодня будет упоминаться такое сокращение, как СМОГ, и вот следующий герой - один из членов этого объединения, этой группы, Александр Леонидович Величанский. Я испытываю к этому человеку очень теплые чувства, во-первых, потому, что он всегда очень любил Грецию, страну, которую очень люблю и я, а, во-вторых, потому, что я помню, как меня поразило, что когда началась перестройка и начали издатели хватать самых, самых, казалось бы, тех, кого будут печатать, как-то Величанский как раз выпал, если не за диван, то в какую-то щель между издательскими интересами, и свои первые сборники издавал сам, за свои деньги. Было такое издательство “Прометей”, которое то ли помогало людям издавать их книжки, то ли пользовалось тем, что по-другому их издать было нельзя. И вот именно в издательстве “Прометей” выходили первые книжки Величанского. Я помню, как меня это поразило, мне казалось, что издательства крупные, большие, должны были ухватиться за этого поэта. Но он не стал этого ждать и издавал себя сам. Напомню только, что его поэзию очень высоко ценил Бродский, а его первая официальная публикация была в 1969 году в том самом номере “Нового мира”, который был последний подписан рукой Твардовского. После этой публикации, вплоть до первых брошюр издательства “Прометей”, Величанский был представлен только в самиздате. Я позволю себе прочесть маленькое стихотворение Величанского, просто такая чудесная миниатюра:

Нет, не стать мне конформистом,
дорогой товарищ.
Чистый, чтобы подкормиться,
звук не отоваришь.
Мне не петь в народном хоре
лихо, разудало:
"Во Содоме, во Гоморре
девица гуляла..."

Иван Толстой: Да, это чудесные стихи, я их хорошо помню, очень хорошо, Андрей, что вы их привели в нашей программе. Но, говоря о Величанском, говоря о СМОГе, вы должны вспомнить и другую участницу СМОГа, вероятно, самую молодую и в СМОГе, и в общественном правозащитном движении. Я имею в виду, конечно…

Андрей Гаврилов: Юлию Вишневскую.

Иван Толстой: Не расскажете ли в пандан еще и о ней, тем более, что она действительно законным образом входит сегодня в концепцию и в список нашей программы “Вне алфавита”?

Андрей Гаврилов: Юлия Вишневская - участница, так называемого, “Митинга гласности”. “Митинг гласности” это была первая в СССР правозащитная манифестация, которая произошла в Москве 5 декабря 1965 года, в День Конституции СССР, под требованиями гласности во время суда над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. Вторым лозунгом этой демонстрации был лозунг “Уважайте собственную Конституцию”. Инициатором митинга был Александр Вольпин, но поскольку он больше известен как Есенин-Вольпин, мы о нем поговорим чуть позже. Он же был автором и гражданского обращения, листовки, которая приглашала прийти на “Митинг гласности”. Кстати, я только сейчас сообразил, что слово “гласность” в политический оборот как раз и ввела эта группа манифестантов, которая 5 декабря 1965 года вышла на Пушкинскую площадь. Как мы видим, слово потом аукнулось спустя много лет. Манифестанты, конечно, были разогнаны, кого-то задержали, но среди участников всех этих событий была и Юлия Вишневская, ученица 10 класса. И вот это поразительный факт. Это, я думаю, единственный пример в нашей истории, по крайней мере, в истории 60-х годов, когда юная школьница абсолютно осознанно, зная, на что она идет, принимает участие в запрещенном митинге. Я специально не беру события последних двух-трех лет, когда история, кажется, начала немного повторяться, но в то время Юлия Вишневская была совершенно уникальна. Она очень смешно об этом вспоминала сама, она говорила, так: “Я пошла на какое-то литобъединение, которое вел Эдик Иодковский, и там сидела куча людей, бегал Батшев с большой кипой обращений, которые они распечатали, не поленились, и раздавал их. И меня черт понес тоже их раздавать. Какой-то человек начал возмущаться этим безобразием, я с ним спорила (…) Он и настучал. И на следующий день выхожу в школу на большую перемену, а папа с мамой сидят у директора, на них лица нет. Оказывается, меня из комсомола исключают за антисоветскую агитацию”.
Очень интересные воспоминания, очень советую всем почитать, потому что таких наблюдений, наблюдений школьницы, очень юной девушки, там довольно много, и взгляд молодого человека, конечно, очень интересен. Мы привыкли к более зрелым взглядам, более зрелым оценкам, тем эти воспоминания интереснее. Кстати, Юлия Вишневская была удостоена чести вместе с Владимиром Батшевым разделить судьбу Буковского и попасть в психиатрическую лечебницу.

А если говорить и дальше о Юлии Вишневской, то ее правозащитная деятельность на этом не закончилась, она продолжалась и в 70-е годы, и есть интереснейший документ, записка Андропова в ЦК КПСС о завершении судебного процесса над Горбаневской. В этой записке есть следующая фраза. Он говорит о том, что группа людей, группа сторонников Горбаневской, которая не попала в здание Мосгорсуда, пыталась в окно заглянуть, чтобы понять, что же происходит в зале суда. “По указанию председательствующего в суде члена Мосгорсуда Богданова В.В., дежуривший у здания суда милиционер предложил этой группе лиц отойти от окон и соблюдать установленные правила. В ответ на это Тельников, Вишневская и другие, окружив плотным кольцом милиционера, вступили с ним в пререкания, а затем применили к нему физическое воздействие, и при этом у милиционера было похищено служебное удостоверение”.

Иван, мы с вами ограничили наши разговоры, в общем, эпохой конца СССР, это как бы наша грань, но когда я читаю эту записку Андропова, у меня полное ощущение, что речь идет о событиях, совсем недавних событиях на Болотной площади и вокруг нее.

Иван Толстой: Андрей, какой же тут секрет? Разве не для этого подспудно мы готовим эти программы, не для того, чтобы напоминать нашим слушателям и, в первую очередь, самим себе о том, что связь времен не прерывалась и на самом деле никогда не прерывается? Память есть такой странный континуум, который связывает нас с мезозоем, палеолитом и с чем хотите, и с какими-то будущими временами, все мы живем не столько в своем времени, сколько в этом пространстве, где мы ищем своих союзников, своих единомышленников, какое-то духовное родство, какую-то поэтическую перекличку ощущаем. По-моему, это совершенно естественно, и в этом, в конце концов, в каком-то дальнем прицеле - маленькая цель нашего цикла “Алфавит инакомыслия”.

Продолжаем, и я хотел бы перейти от фигур литературных к фигуре совсем не литературной, а даже, как бы, и наоборот.

Евгений Самуилович Варга - человек сейчас, тоже, к сожалению, забытый, академик, советский экономист венгерского происхождения, По-венгерски его имя не Евгений, а Енё. Родился в 1879 году в Будапеште, скончался в Москве в 1964 году. Это известный учёный в области политической экономии капитализма и мировой экономики.
Академик АН СССР, лауреат Ленинской премии 1963 года, и так далее, и тому подобное.

В 1955 году академик Варга подписал коллективное “Письмо трёхсот” (имеется в виду трехсот ученых) против деятельности академика Лысенко, и его имя в этой связи было конечно записано в число советских либералов. Вот, может быть, почему долгое время после смерти Варге приписывалась авторство рукописи ходившей под названиями “Российский путь перехода к социализму и его результаты”, или под другим названием “Вскрыть через 25 лет”, или третье название “Завещание Варги”. Этот текст содержал резкую критику сталинизма, в которой в частности утверждалось, что “Советский Союз превратился в государство, в котором полностью правит господствующая бюрократия», но в 1994 стало известно, что она была написана не им, а профессором МГУ Геннадием Поспеловым. Что, конечно, не отменяет исторического интереса к фигуре академика Варги.

Еще один человек не литературный - баптист Георгий Винс. Это был человек, в роду которого диссиденты были во многих поколениях. Сам он был одним из лидеров движения баптистов-инициативников. Это название вошло в историю и закрепилось за теми баптистами, которые выразили резкий протест против масштабной антирелигиозной капании, развернутой в годы правления Никиты Хрущева. А предки Винса по обеим линиям, отцовской и материнской, относились к религиозным диссидентам: предки матери были молоканами Тамбовской губернии, а родословная отца восходила к голландским анабаптистам и меннонитам.

В 1979 году пастор Винс был выслан вместе с другими политическим заключенными Валентином Морозом, Александром Гинзбургом, одним из самых известных наших диссидентов, Эдуардом Кузнецовым и Валерием Дымшицем в США.

Андрей, время наше программы неумолимо движется к концу, а людей, достойных рассказа, еще очень и очень много. Мы не перечислили и полвины, о которой могли бы рассказать прямо сегодня в этой программе. Но, может быть, есть у вас что-то еще на финал интересное – ягодка, вишенка, изюминка?

Андрей Гаврилов: Я хотел бы закончить еще одной странной записью нашего сегодняшнего героя Анри Волохонского. На диске, который называется “Зимы не будет” (его официальные авторы - Леонид Федоров, Владимир Волков и Святослав Курашов) есть запись, которую Леонид Федоров нашел у себя на автоответчике. Ему позвонил Анри Волохонский и познакомил с замыслом новой песни. И вот здесь, как говорится, ни прибавить, ни убавить. Никто из музыкантов не стал ничего добавлять, как Волохонский наговорил, так эта запись в диск и вошла, и предлагаю именно эту запись и послушать. Именно саму песню, не разъяснения потом Волохонского (они тоже присутствуют на диске), как бы хорошо ее было исполнить. Должна же быть какая-то тайна. Послушайте, что он наговорил в конце этого трека. А вот именно то, как он представляет свою песню. Песня “Леди Дай” в исполнении нашего сегодняшнего героя Анри Волохонского.

Иван Толстой: Заканчивая нашу программу песней Анри Волохонского, мы нисколько не забываем, что еще масса героев на букву “В” ждут своего рассказа. Это и Александр Воронель, руководитель известного Московского семинара, это писательница и издательница журнала “Мария” Юлия Вознесенская, и многие другие. Но наша передача заканчивается, пишите нам, пожалуйста, по адресу svoboda-radio@mail.ru