Ирина Лагунина: В эфире – седьмая глава исторического цикла «1812». Она называется «Путь к войне». Владимир Абаринов и российский историк, знаток наполеоновской эпохи Олег Соколов продолжают диалог о предыстории Отечественной войны 1812 года.
Владимир Абаринов: В прошлый раз мы говорили о своеобразном характере Александра I, о том, что Наполеон называл его «северным Тальма», то есть актером, лицедеем, притворщиком. Сам он видел себя в роли нового Агамемнона – греческого царя, возглавившего поход на Трою. В 1804 году Александр сколачивал антинаполеоновскую коалицию, ожидая удобного повода для начала боевых действий.
Таким поводом стала казнь герцога Энгиенского, представителя младшей ветви династии Бурбонов. Он жил в изгнании, в великом герцогстве Баденском, был похищен оттуда по приказу Наполеона, осужден и расстрелян по обвинению в роялистском заговоре. Олег Валерьевич, зачем Наполеону понадобилась эта казнь? Он отдавал себе отчет в возможных последствиях, не предполагал такую острую реакцию или сознательно провоцировал европейские державы?
Олег Соколов: По поводу дела герцога Энгиенского. Дело в том, что в 1804 году был раскрыт заговор, который оплачивался английскими спецслужбами, заговор с целью устранения первого консула. И когда начали давать показания некоторые заговорщики, выяснилось, что действительно есть какой-то принц, который находится за границей, после устранения физического первого консула этого принца должны были привезти во Францию, и он должен был принять присягу армии, а затем уже должны были привезти во Францию короля Людовика XVIII. И когда Наполеон все это узнал, узнал масштабы этого заговора, он был в бешенстве совершенно. Он воскликнул: «Я что, собака, которую может убить на улице каждый встречный-поперечный? А мои убийцы что – священные коровы, к которым нельзя прикоснуться? На меня нападают, я должен ответить на войну войной».
То есть с одной стороны это гнев, это естественный гнев человека. Не забывайте, что Бонапарт был тогда молодым человеком, горячим, энергичным. Он видит, что на него охотятся, просто как на дикого кабана, естественно желание ответить. Это первое.
Второе: он совершенно уверен, что нужно действительно ответить так, чтобы у заговорщиков и у Бурбонов поджилки затряслись. Но еще очень важный момент: уже к этому моменту речь шла о том, что Бонапарт должен быть провозглашен императором, уже это готовилось. И готовя провозглашение империи, он хотел показать, что эта империя никакого отношения к королевству не имеет. Отдав распоряжение об аресте герцога Энгиенского... я не буду говорить "об убийстве", потому что его арестовали, привезли в Париж и судили военно-полевым судом. Кстати, суд состоял из офицеров бывших революционной армии, которые все абсолютно, потому что герцог Энгиенский был руководитель роялистских войск, человек, под командованием которого убивали французских республиканцев, и никто из них не колебался, приговорили его к смертной казни. И он был расстрелян.
Наполеон потом по этому поводу сказал: «Эти люди хотели посеять во Франции хаос, они хотели убить революцию в моем лице. Я должен был ее защищать и отомстить за нее. Я человек государства. Я – это французская революция».
И интересно, что даже на Святой Елене перед лицом смерти Наполеон написал: «Я приказал арестовать и судить герцога Энгиенского, потому что это было необходимо для безопасности, интересов и чести французского народа. В тот момент граф д'Артуа (младший брат Людовика XVI, будущий король Карл X. - В. А.) содержал, по его же признанию, 60 убийц в Париже. Если бы я оказался в подобных обстоятельствах снова, я поступил бы так же». Он не жалел, он не раскаивался в этом и считал, что он совершил справедливое деяние.
Франция в этом смысле полностью его поддержала. И один из депутатов Законодательного корпуса, некто Кюре, с восторгом воскликнул: «Он действует, как Конвент!». Даже старое дворянство Франции не встало на сторону убиенного герцога Энгиенского тогда. То есть Франция понимала: главе государства угрожают, угрожают убийцы, которые живут в Париже в этот момент, которые готовят страшное злодеяние, и поэтому что-то нужно предпринимать. А предприняв это, он показал всей Европе, что возвращения к старой монархии он не допустит. Отныне он действительно стал, как члены Конвента, цареубийцей, человеком, руки которого тоже были обагрены кровью Бурбонов, и отныне будет новая монархия. И действительно она явилась монархией новой, эта новая династия.
Поэтому действия в отношении герцога Энгиенского не были провокацией. Я уверен, что Наполеон не ожидал той реакции, которая поступит со стороны России. Реакция Пруссии, Австрии вообще была достаточно пассивной. А вот в России – да, в России Александр схватился за это. Еще раз подчеркиваю – это именно повод, за который он схватился.
Без сомнения, казнь герцога Энгиенского повлияла на общественное мнение в России. Но и тут тоже не надо преувеличивать. Помните у Толстого Пьер говорит: «Нет, я считаю, казнь герцога Энгиенского была государственной необходимостью». То есть в России передовое общественное мнение тоже не было потрясено этим событием. Хотя, конечно, без сомнения, популярности Наполеону в России оно не прибавило – это совершенно очевидно.
Но ведь Александр, собрав 17 апреля Государственный совет в 1804 году в Зимнем дворце, он продиктовал такую декларацию, которая говорила: «Его императорское величество, возмущенный столь явным нарушением всяких обязательств, которые могут быть предписаны справедливостью и международным правом, не может сохранять долее отношения с правительством, которое не признает ни узды, ни каких бы то ни было обязанностей, которое запятнано таким ужасным убийством, что на него можно смотреть лишь как на вертеп разбойников». Его с трудом отговорили про «вертеп разбойников». Между прочим, Румянцев, один из выдающихся наших государственных деятелей, вообще сказал: «Произошедшее трагическое событие никак прямо не касается России, а честь империи никак не задета». Можно траур объявить при дворе, можно как-то это событие отметить, но вообще-то событие французское, в лучшем случае еще как-то Германия задействована. То есть многие деятели русские, крупные государственные деятели считали, что это не такое событие, из-за которого Россия должна броситься очертя голову в войну.
Просто Александр раскручивал это событие, вел не то что бы информационную войну, но тем не менее выступал резко против Наполеона.
Владимир Абаринов: Вы пишете, что для Александра казнь герцога была только предлогом для разрыва с Францией. И все же это был решающий момент: в ответ на возмущенную российскую ноту Наполеон напомнил Александру об убийстве Павла, в котором Александр принимал косвенное участие. И с этого момента его неприязнь к Наполеону стала ненавистью.
Олег Соколов: Когда Наполеон в ответ на протест Александра прислал... протест подписал министр иностранных дел России и вернулось тоже в виде письма, подписанного министром иностранных дел Талейраном, где намекалось на то, что, вообще-то говоря, Александр замешан немножко в убийстве своего отца, поэтому не ему выступать в качестве блюстителя европейской нравственности. Это было сказано в завуалированной форме, но тем не менее даже в самой завуалированной, самой мягкой форме этот ответ, конечно, был пощечиной Александру. И опять здесь Наполеон не рассчитал удара: его уже человек ненавидел, пылал ненавистью, а его еще ударили по щеке. С этого момента смысл его жизни был только один: свергнуть Наполеона, уничтожить Наполеона. Нет, не Францию разгромить императорскую или республиканскую, а лично Наполеона. Это была ненависть, которая его наполняла.
Фактически у Александра осталась единственная цель в жизни, все его действия отныне были подчинены только одному – уничтожению Наполеона. Причем для этого ему было совершенно не жалко, что погибнет миллион русских людей, миллион французских – об этом вообще нечего говорить, только уничтожить Наполеона.
Владимир Абаринов: Получив 12 мая 1804 года российскую ноту, Наполеон написал своему министру иностранных дел Талейрану:
Объясните им хорошенько, что я не хочу войны, но я никого не боюсь. И если рождение империи должно стать таким же славным, как колыбель революции, его отметит новая победа над врагами Франции.
В ответной ноте, направленной в Санкт-Петербург, Талейран выразился так:
Жалоба, которую Россия предъявляет сегодня, заставляет спросить, если бы когда Англия замышляла убийство Павла I, удалось бы узнать, что заговорщики находятся в одном лье от границы, неужели не поспешили бы их арестовать?
Это и было то самое оскорбление, которого не мог стерпеть Александр. И еще одна цитата – из мемуаров Николая Греча.
Эта кровная обида запала в сердце Александра и поселила в нем неизгладимую ненависть к Наполеону, руководствующую всеми его помыслами и делами впоследствии. Принужденный заключить с ним мир в Тильзите, Александр принес в жертву своему долгу и России угрызавшее его чувство, но ни на минуту не терял его и, когда пришло время, отомстил дерзновенному совершенною его гибелью. Вообще Александр был злопамятен и никогда в душе своей не прощал обид, хотя часто из видов благоразумия и политики скрывал и подавлял в себе это чувство.
Владимир Абаринов: В прошлый раз мы говорили о своеобразном характере Александра I, о том, что Наполеон называл его «северным Тальма», то есть актером, лицедеем, притворщиком. Сам он видел себя в роли нового Агамемнона – греческого царя, возглавившего поход на Трою. В 1804 году Александр сколачивал антинаполеоновскую коалицию, ожидая удобного повода для начала боевых действий.
Таким поводом стала казнь герцога Энгиенского, представителя младшей ветви династии Бурбонов. Он жил в изгнании, в великом герцогстве Баденском, был похищен оттуда по приказу Наполеона, осужден и расстрелян по обвинению в роялистском заговоре. Олег Валерьевич, зачем Наполеону понадобилась эта казнь? Он отдавал себе отчет в возможных последствиях, не предполагал такую острую реакцию или сознательно провоцировал европейские державы?
Олег Соколов: По поводу дела герцога Энгиенского. Дело в том, что в 1804 году был раскрыт заговор, который оплачивался английскими спецслужбами, заговор с целью устранения первого консула. И когда начали давать показания некоторые заговорщики, выяснилось, что действительно есть какой-то принц, который находится за границей, после устранения физического первого консула этого принца должны были привезти во Францию, и он должен был принять присягу армии, а затем уже должны были привезти во Францию короля Людовика XVIII. И когда Наполеон все это узнал, узнал масштабы этого заговора, он был в бешенстве совершенно. Он воскликнул: «Я что, собака, которую может убить на улице каждый встречный-поперечный? А мои убийцы что – священные коровы, к которым нельзя прикоснуться? На меня нападают, я должен ответить на войну войной».
То есть с одной стороны это гнев, это естественный гнев человека. Не забывайте, что Бонапарт был тогда молодым человеком, горячим, энергичным. Он видит, что на него охотятся, просто как на дикого кабана, естественно желание ответить. Это первое.
Второе: он совершенно уверен, что нужно действительно ответить так, чтобы у заговорщиков и у Бурбонов поджилки затряслись. Но еще очень важный момент: уже к этому моменту речь шла о том, что Бонапарт должен быть провозглашен императором, уже это готовилось. И готовя провозглашение империи, он хотел показать, что эта империя никакого отношения к королевству не имеет. Отдав распоряжение об аресте герцога Энгиенского... я не буду говорить "об убийстве", потому что его арестовали, привезли в Париж и судили военно-полевым судом. Кстати, суд состоял из офицеров бывших революционной армии, которые все абсолютно, потому что герцог Энгиенский был руководитель роялистских войск, человек, под командованием которого убивали французских республиканцев, и никто из них не колебался, приговорили его к смертной казни. И он был расстрелян.
Наполеон потом по этому поводу сказал: «Эти люди хотели посеять во Франции хаос, они хотели убить революцию в моем лице. Я должен был ее защищать и отомстить за нее. Я человек государства. Я – это французская революция».
И интересно, что даже на Святой Елене перед лицом смерти Наполеон написал: «Я приказал арестовать и судить герцога Энгиенского, потому что это было необходимо для безопасности, интересов и чести французского народа. В тот момент граф д'Артуа (младший брат Людовика XVI, будущий король Карл X. - В. А.) содержал, по его же признанию, 60 убийц в Париже. Если бы я оказался в подобных обстоятельствах снова, я поступил бы так же». Он не жалел, он не раскаивался в этом и считал, что он совершил справедливое деяние.
Франция в этом смысле полностью его поддержала. И один из депутатов Законодательного корпуса, некто Кюре, с восторгом воскликнул: «Он действует, как Конвент!». Даже старое дворянство Франции не встало на сторону убиенного герцога Энгиенского тогда. То есть Франция понимала: главе государства угрожают, угрожают убийцы, которые живут в Париже в этот момент, которые готовят страшное злодеяние, и поэтому что-то нужно предпринимать. А предприняв это, он показал всей Европе, что возвращения к старой монархии он не допустит. Отныне он действительно стал, как члены Конвента, цареубийцей, человеком, руки которого тоже были обагрены кровью Бурбонов, и отныне будет новая монархия. И действительно она явилась монархией новой, эта новая династия.
Поэтому действия в отношении герцога Энгиенского не были провокацией. Я уверен, что Наполеон не ожидал той реакции, которая поступит со стороны России. Реакция Пруссии, Австрии вообще была достаточно пассивной. А вот в России – да, в России Александр схватился за это. Еще раз подчеркиваю – это именно повод, за который он схватился.
Без сомнения, казнь герцога Энгиенского повлияла на общественное мнение в России. Но и тут тоже не надо преувеличивать. Помните у Толстого Пьер говорит: «Нет, я считаю, казнь герцога Энгиенского была государственной необходимостью». То есть в России передовое общественное мнение тоже не было потрясено этим событием. Хотя, конечно, без сомнения, популярности Наполеону в России оно не прибавило – это совершенно очевидно.
Но ведь Александр, собрав 17 апреля Государственный совет в 1804 году в Зимнем дворце, он продиктовал такую декларацию, которая говорила: «Его императорское величество, возмущенный столь явным нарушением всяких обязательств, которые могут быть предписаны справедливостью и международным правом, не может сохранять долее отношения с правительством, которое не признает ни узды, ни каких бы то ни было обязанностей, которое запятнано таким ужасным убийством, что на него можно смотреть лишь как на вертеп разбойников». Его с трудом отговорили про «вертеп разбойников». Между прочим, Румянцев, один из выдающихся наших государственных деятелей, вообще сказал: «Произошедшее трагическое событие никак прямо не касается России, а честь империи никак не задета». Можно траур объявить при дворе, можно как-то это событие отметить, но вообще-то событие французское, в лучшем случае еще как-то Германия задействована. То есть многие деятели русские, крупные государственные деятели считали, что это не такое событие, из-за которого Россия должна броситься очертя голову в войну.
Просто Александр раскручивал это событие, вел не то что бы информационную войну, но тем не менее выступал резко против Наполеона.
Владимир Абаринов: Вы пишете, что для Александра казнь герцога была только предлогом для разрыва с Францией. И все же это был решающий момент: в ответ на возмущенную российскую ноту Наполеон напомнил Александру об убийстве Павла, в котором Александр принимал косвенное участие. И с этого момента его неприязнь к Наполеону стала ненавистью.
Олег Соколов: Когда Наполеон в ответ на протест Александра прислал... протест подписал министр иностранных дел России и вернулось тоже в виде письма, подписанного министром иностранных дел Талейраном, где намекалось на то, что, вообще-то говоря, Александр замешан немножко в убийстве своего отца, поэтому не ему выступать в качестве блюстителя европейской нравственности. Это было сказано в завуалированной форме, но тем не менее даже в самой завуалированной, самой мягкой форме этот ответ, конечно, был пощечиной Александру. И опять здесь Наполеон не рассчитал удара: его уже человек ненавидел, пылал ненавистью, а его еще ударили по щеке. С этого момента смысл его жизни был только один: свергнуть Наполеона, уничтожить Наполеона. Нет, не Францию разгромить императорскую или республиканскую, а лично Наполеона. Это была ненависть, которая его наполняла.
Фактически у Александра осталась единственная цель в жизни, все его действия отныне были подчинены только одному – уничтожению Наполеона. Причем для этого ему было совершенно не жалко, что погибнет миллион русских людей, миллион французских – об этом вообще нечего говорить, только уничтожить Наполеона.
Владимир Абаринов: Получив 12 мая 1804 года российскую ноту, Наполеон написал своему министру иностранных дел Талейрану:
Объясните им хорошенько, что я не хочу войны, но я никого не боюсь. И если рождение империи должно стать таким же славным, как колыбель революции, его отметит новая победа над врагами Франции.
В ответной ноте, направленной в Санкт-Петербург, Талейран выразился так:
Жалоба, которую Россия предъявляет сегодня, заставляет спросить, если бы когда Англия замышляла убийство Павла I, удалось бы узнать, что заговорщики находятся в одном лье от границы, неужели не поспешили бы их арестовать?
Это и было то самое оскорбление, которого не мог стерпеть Александр. И еще одна цитата – из мемуаров Николая Греча.
Эта кровная обида запала в сердце Александра и поселила в нем неизгладимую ненависть к Наполеону, руководствующую всеми его помыслами и делами впоследствии. Принужденный заключить с ним мир в Тильзите, Александр принес в жертву своему долгу и России угрызавшее его чувство, но ни на минуту не терял его и, когда пришло время, отомстил дерзновенному совершенною его гибелью. Вообще Александр был злопамятен и никогда в душе своей не прощал обид, хотя часто из видов благоразумия и политики скрывал и подавлял в себе это чувство.
