Поэтов не удовлетворяют словарные определения поэзии. Словари говорят слову: «Замри!». Поэты говорят слову: «Отомри!». Уильям Вордсворт утверждает, что поэзия – это «спонтанный поток всепоглощающих чувств». Борис Пастернак даёт целый перечень определений поэзии: «это - ночь, леденящая лист», «это - двух соловьёв поединок» и т.д.
С вином, определением его вкуса, цвета, запаха, происходит нечто подобное. О них принято говорить по касательной. В них находят свойства красной и белой смородины, зимнего заката, старого кожаного седла, свежего асфальта, коричного шиповника, горького шоколада, пармской фиалки и т.п. Особенно изобретательны в поисках сравнений писатели. Герои романа Ивлина Во «Возвращение в Брайдсхед», сидя в гостиной, строго следуют правилам дегустации: разогревают бокалы над пламенем свечи, наполняют их на треть, вращают, взбалтывают, разглядывают на свет, перекатывают на языке, так что «вино звенит о нёбо», и главное - ищут и находят слова:
- Оно напоминает маленькую робкую газель
- Или эльфа
- Будто в крапинку, на ковровом лугу
- Да, звук флейты у пруда
- А это мудрое старое вино
- Пророк в пещере
- А вот это – жемчужное ожерелье на белой шее
- Или лебедь
- Или последний единорог…
Ивлин Во ироничен. Он словно стесняется своего лирического дара. Но большинство винных критиков не стесняются «поэтической» лексики, и потому звучат курьёзно. Подобному «лирическому» подходу противостоят профессора кислых вин, университетские магистры и доценты винных академий. Для них вино – это гедоническая шкала, ферментная мезга, ассамбляж и купаж, дыхание дрожжей.
В той же – винной – главе романа «Возвращение в Брайдсхед» герои начинают свой винный марафон с посещения погреба. Но сам ритуал дегустации проходит в «Расписной гостиной». Выбор места в столь важном деле чрезвычайно ответственен. Вкус вина напрямую связан с интерьером помещения. Уже много лет я живу в районе Праги, пропахшем пильзенскими опивками и захарканном пивной пеной. Но и в Праге можно найти винные пристанища. Одно из них бар «Монарх» (Na Perstyne 15). Другое моё открытие, сделанное недавно во время поездки в Австрию, – венский винный бар Osterreicher im MAK (Stubenring 5). В нём можно сосредоточиться и подумать. Этот самый MAK- Музей прикладного искусства. Он размещается на трёх этажах, на которых устраивают всякие важные выставки. На одном этаже с винным баром расположены залы готики, барокко, рококо. Вино смело можно отнести к прикладным искусствам. В баре музея, как и положено, преобладает дерево и стекло. От бокала белого штирийского Gelber Muskateller тянет весной и ароматом антютиных глазок.
Как ещё определяет поэзию Пастернак?
Это – щёлканье сдавленных льдинок.
Нет, вино здесь ни при чём. Льдинки скорее ассоциируются с виски. Что ещё приходит на ум? Перси Биш Шелли в трактате «Защита поэзии» писал: «Поэзия приоткрывает завесу над скрытой красотой мира и превращает знакомые предметы в незнакомые». У Александра Блока с юности были самые тесные отношения с вином («Я пригвождён к трактирной стойке»). Вся его поэзия – в хмельной дымке. Но есть у него строфа, которой не стоит верить на слово:
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран –
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман.
Рискну высказать дерзкое предположение. У блоковского карманного ножа был штопор, и последние два стиха – насквозь винные. Да, возвращаясь к цитате из Шелли: вычеркиваем слово «поэзия» и начинаем предложение со слова «вино». Вот теперь всё на месте.
