В отличие от общепринятого мнения о том, что установка советских ядерных ракет на Кубе была ответом Кремля на Берлинский кризис или на размещение американских ракет у советских границ Сергей Никитич Хрущев убежден, что его отец руководствовался лишь одним основным соображением.
– После 1961 года Куба стала для Советского Союза тем же, чем Берлин для США. С одной стороны, символом, с другой стороны, совершенно бесполезным клочком территории. Но если его не защитить, даже рискуя ядерной войной, ты потеряешь лицо. Считалось, что Соединенные Штаты готовы применить ядерное оружие для защиты Западного Берлина от захвата Советским Союзом. Встал вопрос: как Советский Союз может защитить Кубу. Разведка сообщала, что США проводят операцию «Мангуста» и другие операции, которые должны привести к высадке американских сил на Кубе (Вашингтон сейчас это отрицает), которая произойдет осенью 1962 года. Тогда Хрущеву пришла мысль послать туда ракеты. Когда Микоян ему сказал, что это очень опасно, Хрущев ответил, что это даже авантюристично, но мы живем в условиях, когда Даллес провозгласил политику на грани войны. Если мы отступим на какой-то шаг, то наш противник сделает шаг вперед, и мы все равно будем на том же рубеже.
– Некоторые американские эксперты считают, что Хрущёв пошел на авантюристичный, по его же признанию, шаг, потому после встречи в Вене он посчитал, что Кеннеди может поддаться на давление.
– Он никогда не считал Кеннеди слабым политиком, он всегда считал его эффективным партнером, особенно после их встречи в Вене. Говорил, что он сам хозяин своей внешней политики, в отличие от Эйзенхауэра. Да и вообще наивно предполагать, что политик-реалист может верить в то, что ему удастся давить на президента США, неважно, кто этот президент – Никсон, Обама или кто другой.
– Тем не менее, мог ли Хрущев предполагать такой ответ США – или он все же ожидал более, так сказать, мягкой реакции со стороны Кеннеди?
– Он рассчитывал, что ответ будет немного более мягким, как вы выражаетесь. Он, видимо, не учел того, что в отличие от других кризисов, кубинский кризис станет серьезным психологическим испытанием для американцев. Когда нация перепугалась до смерти, создалась большая проблема и для Хрущева, и для Белого Дома, потому что все кричали: «Нужно нападать! Нужно убрать оттуда ракеты». Кстати, в Экскоме (исполнительном комитете, составленном из основных членов администрации Кеннеди), который собирался в Белом Доме, как мы теперь знаем, все до единого высказывались за военное разрешение этой проблемы, в отличие от того, что многие из них говорят в своих мемуарах. Только один Кеннеди, как главнокомандующий, сказал: «Я принимаю решение о ведении переговоров».
– Один из самых драматических моментов кризиса: Кеннеди обращается к народу с объявлением о введении режима карантина Кубы. Какова была реакция в Кремле?
– Когда Хрущев узнал о том, что Кеннеди обращается к американскому народу, он был на взводе. Что скажет Кеннеди? Если он объявит о вторжении – это один вариант действий, тем более, что Кеннеди не знал, а Хрушев знал о том, что на Кубе уже находится почти сто ядерных зарядов, готовых к применению. И он уехал в Кремль. Там собралось руководство. За час до выступления текст обращения президента был передан послу Добрынину, он позвонил в Москву, продиктовал его по телефону. Это было воспринято с облегчением: американцы готовы к переговорам, давайте говорить.
– А какой был самый напряженный момент для советского руководства?
– Когда была передана фальшивая информация о том, что американцы будут высаживаться на Кубе, и американский журналист Роджерс едет комментировать эту высадку. И тогда Хрущев послал Кеннеди эмоциональное письмо, никем не редактированное, где он написал о том, что у них в руках находятся два конца каната, завязанного узлом, и если каждая сторона будет тянуть канат на себя, то он затянется так, что его невозможно будет развязать. Нужно будет перерубать его. В этот момент и Кеннеди пришел к такому же выводу, и оба они послали друг другу предложения: американцы сказали: мы и наши союзники не будем вторгаться на Кубу, а вы уберите ваши ракеты. Хрущев согласился. На этом кризис был исчерпан.
– Сегодня, пятьдесят лет спустя, уместно ли, по-вашему, делать вывод о том, кто одержал верх в кубинском ракетном кризисе?
– Раньше американцы считали, что они выиграли. На последнем обсуждении в библиотеке Кеннеди точка зрения поменялась. Они сказали: «Выиграл Кастро». Может это и правильно: Хрушева нет, Кеннеди нет, а Кастро есть.
– После 1961 года Куба стала для Советского Союза тем же, чем Берлин для США. С одной стороны, символом, с другой стороны, совершенно бесполезным клочком территории. Но если его не защитить, даже рискуя ядерной войной, ты потеряешь лицо. Считалось, что Соединенные Штаты готовы применить ядерное оружие для защиты Западного Берлина от захвата Советским Союзом. Встал вопрос: как Советский Союз может защитить Кубу. Разведка сообщала, что США проводят операцию «Мангуста» и другие операции, которые должны привести к высадке американских сил на Кубе (Вашингтон сейчас это отрицает), которая произойдет осенью 1962 года. Тогда Хрущеву пришла мысль послать туда ракеты. Когда Микоян ему сказал, что это очень опасно, Хрущев ответил, что это даже авантюристично, но мы живем в условиях, когда Даллес провозгласил политику на грани войны. Если мы отступим на какой-то шаг, то наш противник сделает шаг вперед, и мы все равно будем на том же рубеже.
– Некоторые американские эксперты считают, что Хрущёв пошел на авантюристичный, по его же признанию, шаг, потому после встречи в Вене он посчитал, что Кеннеди может поддаться на давление.
– Он никогда не считал Кеннеди слабым политиком, он всегда считал его эффективным партнером, особенно после их встречи в Вене. Говорил, что он сам хозяин своей внешней политики, в отличие от Эйзенхауэра. Да и вообще наивно предполагать, что политик-реалист может верить в то, что ему удастся давить на президента США, неважно, кто этот президент – Никсон, Обама или кто другой.
– Тем не менее, мог ли Хрущев предполагать такой ответ США – или он все же ожидал более, так сказать, мягкой реакции со стороны Кеннеди?
– Он рассчитывал, что ответ будет немного более мягким, как вы выражаетесь. Он, видимо, не учел того, что в отличие от других кризисов, кубинский кризис станет серьезным психологическим испытанием для американцев. Когда нация перепугалась до смерти, создалась большая проблема и для Хрущева, и для Белого Дома, потому что все кричали: «Нужно нападать! Нужно убрать оттуда ракеты». Кстати, в Экскоме (исполнительном комитете, составленном из основных членов администрации Кеннеди), который собирался в Белом Доме, как мы теперь знаем, все до единого высказывались за военное разрешение этой проблемы, в отличие от того, что многие из них говорят в своих мемуарах. Только один Кеннеди, как главнокомандующий, сказал: «Я принимаю решение о ведении переговоров».
– Один из самых драматических моментов кризиса: Кеннеди обращается к народу с объявлением о введении режима карантина Кубы. Какова была реакция в Кремле?
– Когда Хрущев узнал о том, что Кеннеди обращается к американскому народу, он был на взводе. Что скажет Кеннеди? Если он объявит о вторжении – это один вариант действий, тем более, что Кеннеди не знал, а Хрушев знал о том, что на Кубе уже находится почти сто ядерных зарядов, готовых к применению. И он уехал в Кремль. Там собралось руководство. За час до выступления текст обращения президента был передан послу Добрынину, он позвонил в Москву, продиктовал его по телефону. Это было воспринято с облегчением: американцы готовы к переговорам, давайте говорить.
– А какой был самый напряженный момент для советского руководства?
– Когда была передана фальшивая информация о том, что американцы будут высаживаться на Кубе, и американский журналист Роджерс едет комментировать эту высадку. И тогда Хрущев послал Кеннеди эмоциональное письмо, никем не редактированное, где он написал о том, что у них в руках находятся два конца каната, завязанного узлом, и если каждая сторона будет тянуть канат на себя, то он затянется так, что его невозможно будет развязать. Нужно будет перерубать его. В этот момент и Кеннеди пришел к такому же выводу, и оба они послали друг другу предложения: американцы сказали: мы и наши союзники не будем вторгаться на Кубу, а вы уберите ваши ракеты. Хрущев согласился. На этом кризис был исчерпан.
– Сегодня, пятьдесят лет спустя, уместно ли, по-вашему, делать вывод о том, кто одержал верх в кубинском ракетном кризисе?
– Раньше американцы считали, что они выиграли. На последнем обсуждении в библиотеке Кеннеди точка зрения поменялась. Они сказали: «Выиграл Кастро». Может это и правильно: Хрушева нет, Кеннеди нет, а Кастро есть.
