18 ноября завершается десятидневный Международный лондонский джазовый фестиваль. На десять дней британская столица превратилась в грандиозный праздник джазовой музыки, собравший крупнейших джазменов Европы и Америки.
Ежегодно с 1993 года организаторы Лондонского джазового фестиваля – Английский совет по делам искусств и Радио-3 Би-би-си – собирают в ноябре в британской столице крупнейших джазовых музыкантов Америки и Европы. Как правило, на фестивале выступают музыканты, играющие джаз самых разных стилей, – от диксиленда до фри-джаза и фьюжн. Десятидневная фестивальная программа этого года поражает своей грандиозностью. Она состоит из более трехсот концертов и импровизированных выступлений на более чем пятидесяти площадках. В отличие от других таких фестивалей, Лондонский фестиваль не проводится в одном концертном зале. В течение всех десяти фестивальных дней джаз звучит не только в четырех крупнейших лондонских концертных залах, но и в клубах, ресторанах, кафе и даже пабах. Выступают более трёхсот музыкантов из США и европейских стран. Весь Лондон превращен в огромную концертную площадку.
Родина джаза в этом году представлена плеядой выдающихся джазовых звезд: в Барбикан-центре выступает 82-летний классик джаза саксофонист Сонни Роллинс; впервые с сольной программой приехал пианист Херби Хенкок; выступают дуэт пианиста Чика Кориа и басиста Кристиана Макбрайда, гитарист Джим Холл, трио пианиста Брэда Мелдау, биг-бэнд саксофониста Дэвида Мёррея. Среди европейских джазовых звёзд – норвежский саксофонист Ян Гарбарек, британские трубачи Кенни Уилер и Гай Баркер, певица Норма Уинстон; саксофонист Питер Брёцман из Германии; ансамбль французского саксофониста Гильома Перре; финский квартет саксофониста Юхани Аалтонена.
Центральное событие заключительного дня фестиваля, 18 ноября, – выступление в зале Барбикан-центра оркестра выдающегося американского тенор-саксофониста Дэвида Мёррея, солирующего практически во всех композициях. О Дэвиде Мёррее и его музыке говорит лондонский джазовый критик Ефим Барбан:
– 57-летний Дэвид Мёррей – один из крупнейших тенор-саксофонистов постколтрейновской поры. Не исключено, что его искусство составит эпоху в истории игры на этом инструменте в джазе, как это случилось с творчеством Хокинса, Роллинса или Колтрейна. Во всяком случае, признаки этого появились в его музыке последних лет.
Казалось бы, технические возможности тенор-саксофона в джазе исчерпаны великими мастерами прошлого. Однако главное достоинство Мёррея в его интуитивной способности к синтезу – как техническому (в смысле инструментального мастерства), так и эстетическому (в смысле стилистической природы своих импровизаций и композиций). Дэвиду Мёррею удалось восстановить связь времен в джазе, всё еще разделенном на традиционалистов и авангардистов. Причем способ, которым он это сделал, воспринимается до такой степени органичным синтезом традиции и новаторства, что язык не поворачивается назвать его музыку эклектичной.
Начиная примерно с 1980 года, Мёррей демонстрирует зрелую и самобытную индивидуальность, содержательно насыщенную музыку. Опираясь на традицию Дюка Эллингтона, Дэвид Мёррей в своих композиторских проектах тяготеет к музыке крупной формы – жанрам джазовой сюиты и оратории. Семичастная сюита «Пикассо» для октета и ораториальная композиция для певцов, чтеца, джазового секстета и классического струнного квартета под названием «Пушкин» – пожалуй, самые значительные его опусы в этих жанрах. «Пушкина» с его фрагментами из «Арапа Петра Великого» и «Евгения Онегина» вполне можно было бы отнести к музыке «третьего течения», если бы Мёррей не оставил на его стилистике такого количества джазовых «отпечатков пальцев». Любопытно, что Дэвид Мёррей не советует молодым саксофонистам идти по его стопам в джазе. Когда мы встретились в Лондоне, он заметил, что всегда настаивал на том, чтобы молодые музыканты, прежде чем играть в его стиле или, скажем, в стиле Альберта Эйлера, должны освоить идеи Коулмана Хокинса, потому что, по его мнению, именно Хокинс – отец современного тенор-саксофона. Сам Мёррей, конечно, не только блестяще усвоил его идеи, но и обогатил их новым смыслом.
Ежегодно с 1993 года организаторы Лондонского джазового фестиваля – Английский совет по делам искусств и Радио-3 Би-би-си – собирают в ноябре в британской столице крупнейших джазовых музыкантов Америки и Европы. Как правило, на фестивале выступают музыканты, играющие джаз самых разных стилей, – от диксиленда до фри-джаза и фьюжн. Десятидневная фестивальная программа этого года поражает своей грандиозностью. Она состоит из более трехсот концертов и импровизированных выступлений на более чем пятидесяти площадках. В отличие от других таких фестивалей, Лондонский фестиваль не проводится в одном концертном зале. В течение всех десяти фестивальных дней джаз звучит не только в четырех крупнейших лондонских концертных залах, но и в клубах, ресторанах, кафе и даже пабах. Выступают более трёхсот музыкантов из США и европейских стран. Весь Лондон превращен в огромную концертную площадку.
Родина джаза в этом году представлена плеядой выдающихся джазовых звезд: в Барбикан-центре выступает 82-летний классик джаза саксофонист Сонни Роллинс; впервые с сольной программой приехал пианист Херби Хенкок; выступают дуэт пианиста Чика Кориа и басиста Кристиана Макбрайда, гитарист Джим Холл, трио пианиста Брэда Мелдау, биг-бэнд саксофониста Дэвида Мёррея. Среди европейских джазовых звёзд – норвежский саксофонист Ян Гарбарек, британские трубачи Кенни Уилер и Гай Баркер, певица Норма Уинстон; саксофонист Питер Брёцман из Германии; ансамбль французского саксофониста Гильома Перре; финский квартет саксофониста Юхани Аалтонена.
Центральное событие заключительного дня фестиваля, 18 ноября, – выступление в зале Барбикан-центра оркестра выдающегося американского тенор-саксофониста Дэвида Мёррея, солирующего практически во всех композициях. О Дэвиде Мёррее и его музыке говорит лондонский джазовый критик Ефим Барбан:
– 57-летний Дэвид Мёррей – один из крупнейших тенор-саксофонистов постколтрейновской поры. Не исключено, что его искусство составит эпоху в истории игры на этом инструменте в джазе, как это случилось с творчеством Хокинса, Роллинса или Колтрейна. Во всяком случае, признаки этого появились в его музыке последних лет.
Казалось бы, технические возможности тенор-саксофона в джазе исчерпаны великими мастерами прошлого. Однако главное достоинство Мёррея в его интуитивной способности к синтезу – как техническому (в смысле инструментального мастерства), так и эстетическому (в смысле стилистической природы своих импровизаций и композиций). Дэвиду Мёррею удалось восстановить связь времен в джазе, всё еще разделенном на традиционалистов и авангардистов. Причем способ, которым он это сделал, воспринимается до такой степени органичным синтезом традиции и новаторства, что язык не поворачивается назвать его музыку эклектичной.
Начиная примерно с 1980 года, Мёррей демонстрирует зрелую и самобытную индивидуальность, содержательно насыщенную музыку. Опираясь на традицию Дюка Эллингтона, Дэвид Мёррей в своих композиторских проектах тяготеет к музыке крупной формы – жанрам джазовой сюиты и оратории. Семичастная сюита «Пикассо» для октета и ораториальная композиция для певцов, чтеца, джазового секстета и классического струнного квартета под названием «Пушкин» – пожалуй, самые значительные его опусы в этих жанрах. «Пушкина» с его фрагментами из «Арапа Петра Великого» и «Евгения Онегина» вполне можно было бы отнести к музыке «третьего течения», если бы Мёррей не оставил на его стилистике такого количества джазовых «отпечатков пальцев». Любопытно, что Дэвид Мёррей не советует молодым саксофонистам идти по его стопам в джазе. Когда мы встретились в Лондоне, он заметил, что всегда настаивал на том, чтобы молодые музыканты, прежде чем играть в его стиле или, скажем, в стиле Альберта Эйлера, должны освоить идеи Коулмана Хокинса, потому что, по его мнению, именно Хокинс – отец современного тенор-саксофона. Сам Мёррей, конечно, не только блестяще усвоил его идеи, но и обогатил их новым смыслом.
