По общему мнению представителей неправительственного сектора, Закон о деятельности НКО, вступивший в силе 21 ноября, написан столь непрофессионально, что властям не удастся использовать его для давления на некоммерческие организации. Однако и без всякого специального закона в России по указанию, фигурально говоря, из Кремля может быть закрыта любая НПО. Так считает директор Фонда дикой природы в России Игорь Честин - глава организации, не занимающейся деятельностью в тех сферах, которые традиционно связываются российскими властями со «шпионажем» и «нанесением вреда национальным интересам».
- Мы не собираемся регистрироваться в качестве «иностранного агента». Мы вообще не собираемся предпринимать никаких действий до тех пор, пока нам не предпишет их принять суд, а тогда уже будем принимать решение. Давайте посмотрим на закон, в нем есть два квалифицирующих признака. Первый - «иностранные» деньги. Но иностранные деньги в России получают все без исключения политические партии и общественные организации, так что этот квалифицирующий признак, на самом деле, таковым не является. По разным оценкам, от 40 до 80 процентов российского бизнеса принадлежит оффшорам, поэтому любая спонсорская помощь, особенно в области крупного российского бизнеса, по данному закону, квалифицируется как «иностранные деньги». Это относится ко всем организациям, включая, например, и Русское географическое общество, председателем попечительского совета которого является президент.
Второй квалифицирующий признак - «политическая деятельность», которая определяется как публичная деятельность, как акции, направленные на изменение политики государства и изменение государственных решений. Но этим тоже занимаются все общественные организации, речь ведь может идти и о борьбе с ЕГЭ со стороны учителей, это тоже - изменение государственных решений. И мы, конечно, этим тоже занимаемся. На более поздних стадиях рассмотрения закона из понятия "политическая деятельность" прямо исключены некоторые виды деятельности, в том числе защита животных и растений. Нашу деятельность можно вполне под эту категорию подвести. Поэтому мы считаем, что закон к нам отношения не имеет, что вся наша деятельность, так или иначе, связана с защитой животных и растений, и в связи с этим мы не будем регистрироваться. Если нас будут заставлять, то мы будем думать, продолжать ли работу в России вообще.
- В чем вы видите главные недостатки закона об НКО?
- В первую очередь в его непрофессионализме. Ну вот есть принципиальная вещь: не может быть агента без принципала, то есть без благоприобретателя, ведь агент должен действовать в чьих-то интересах. Наверное, можно предположить, что организация, которая, например, на 50, 60 или 70 процентов спонсируется одним иностранным донором, теоретически может действовать в его корыстных интересах. Но для большинства организаций, включая нашу, это бессмыслица: у нас нет ни одного донора, от которого мы бы получали больше 10 процентов наших средств. Говорить о том, что мы в чьих-то интересах действуем - это напоминает 1937 год, когда разоблачали одновременно агентов и немецкой, и японской, и иранской, и еще какой-нибудь там разведок, хотя у всех этих стран были прямо противоположные политические интересы. Кроме того, закон предполагает непомерную дополнительную административную нагрузку на некоммерческие организации. Весь сектор несет и репутационные риски, а многие организации просто не потянут эту административную нагрузку, особенно небольшие.
- Многие ваши коллеги опасаются, что новый закон даст возможность для прямого давления властей на НКО. Ну вот, к примеру, вы выступаете, из-за нарушения экологических норм ,против строительства какого-нибудь Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Или считаете, что тот способ, которым стерхов перевозят из одного района страны в другой, с дельтапланами - неправильный. А вам вчиняют антигосударственную деятельность на основании этого закона. Может такое быть?
- Думаю, что на основании нового закона этого сделать нельзя. Мы скажем, что мы выступаем против Байкальского комбината, потому что он угрожает жизни рачков, которые обитают в Байкале, мы не занимаемся политической деятельностью. Со стерхами еще проще - мы просто защищаем стерхов. Однако я и прежде как-то не сомневался в способностях государства закрывать любые организации, сажать людей в тюрьму не за что. Просто до сегодняшнего дня у нас в стране просто не было правосудия, но было какое-то правовое поле, а сейчас не стало и правового поля. Однако фактически: при нынешней системе правосудия я не вижу никакой разницы, есть это поле или нет.
- Вы работаете в глобальной международной организации - "Фонд дикой природы". Как вы вообще решаете вопросы отношения к изменениям национального законодательства?
- Мы не являемся ничьей частью, мы российская организация, учрежденная шестью российскими гражданами. Никакого головного офиса или штаб-квартиры у Фонда не существует, это сеть национальных организаций, таких же, как мы, со своими правлениями, с бюджетами и так далее. За право использования логотипа ФДП - панды - мы перечисляем порядка 60 тысяч евро ежегодно. В бизнесе это называется франшиза. Своей юридической экспертизы закона мы не проводили, поскольку эффективно сотрудничаем с с другими некоммерческими. Просто воспользовались результатам работы профильных общественных организаций.
- Мы не собираемся регистрироваться в качестве «иностранного агента». Мы вообще не собираемся предпринимать никаких действий до тех пор, пока нам не предпишет их принять суд, а тогда уже будем принимать решение. Давайте посмотрим на закон, в нем есть два квалифицирующих признака. Первый - «иностранные» деньги. Но иностранные деньги в России получают все без исключения политические партии и общественные организации, так что этот квалифицирующий признак, на самом деле, таковым не является. По разным оценкам, от 40 до 80 процентов российского бизнеса принадлежит оффшорам, поэтому любая спонсорская помощь, особенно в области крупного российского бизнеса, по данному закону, квалифицируется как «иностранные деньги». Это относится ко всем организациям, включая, например, и Русское географическое общество, председателем попечительского совета которого является президент.
Второй квалифицирующий признак - «политическая деятельность», которая определяется как публичная деятельность, как акции, направленные на изменение политики государства и изменение государственных решений. Но этим тоже занимаются все общественные организации, речь ведь может идти и о борьбе с ЕГЭ со стороны учителей, это тоже - изменение государственных решений. И мы, конечно, этим тоже занимаемся. На более поздних стадиях рассмотрения закона из понятия "политическая деятельность" прямо исключены некоторые виды деятельности, в том числе защита животных и растений. Нашу деятельность можно вполне под эту категорию подвести. Поэтому мы считаем, что закон к нам отношения не имеет, что вся наша деятельность, так или иначе, связана с защитой животных и растений, и в связи с этим мы не будем регистрироваться. Если нас будут заставлять, то мы будем думать, продолжать ли работу в России вообще.
- В чем вы видите главные недостатки закона об НКО?
- В первую очередь в его непрофессионализме. Ну вот есть принципиальная вещь: не может быть агента без принципала, то есть без благоприобретателя, ведь агент должен действовать в чьих-то интересах. Наверное, можно предположить, что организация, которая, например, на 50, 60 или 70 процентов спонсируется одним иностранным донором, теоретически может действовать в его корыстных интересах. Но для большинства организаций, включая нашу, это бессмыслица: у нас нет ни одного донора, от которого мы бы получали больше 10 процентов наших средств. Говорить о том, что мы в чьих-то интересах действуем - это напоминает 1937 год, когда разоблачали одновременно агентов и немецкой, и японской, и иранской, и еще какой-нибудь там разведок, хотя у всех этих стран были прямо противоположные политические интересы. Кроме того, закон предполагает непомерную дополнительную административную нагрузку на некоммерческие организации. Весь сектор несет и репутационные риски, а многие организации просто не потянут эту административную нагрузку, особенно небольшие.
- Многие ваши коллеги опасаются, что новый закон даст возможность для прямого давления властей на НКО. Ну вот, к примеру, вы выступаете, из-за нарушения экологических норм ,против строительства какого-нибудь Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Или считаете, что тот способ, которым стерхов перевозят из одного района страны в другой, с дельтапланами - неправильный. А вам вчиняют антигосударственную деятельность на основании этого закона. Может такое быть?
- Думаю, что на основании нового закона этого сделать нельзя. Мы скажем, что мы выступаем против Байкальского комбината, потому что он угрожает жизни рачков, которые обитают в Байкале, мы не занимаемся политической деятельностью. Со стерхами еще проще - мы просто защищаем стерхов. Однако я и прежде как-то не сомневался в способностях государства закрывать любые организации, сажать людей в тюрьму не за что. Просто до сегодняшнего дня у нас в стране просто не было правосудия, но было какое-то правовое поле, а сейчас не стало и правового поля. Однако фактически: при нынешней системе правосудия я не вижу никакой разницы, есть это поле или нет.
- Вы работаете в глобальной международной организации - "Фонд дикой природы". Как вы вообще решаете вопросы отношения к изменениям национального законодательства?
- Мы не являемся ничьей частью, мы российская организация, учрежденная шестью российскими гражданами. Никакого головного офиса или штаб-квартиры у Фонда не существует, это сеть национальных организаций, таких же, как мы, со своими правлениями, с бюджетами и так далее. За право использования логотипа ФДП - панды - мы перечисляем порядка 60 тысяч евро ежегодно. В бизнесе это называется франшиза. Своей юридической экспертизы закона мы не проводили, поскольку эффективно сотрудничаем с с другими некоммерческими. Просто воспользовались результатам работы профильных общественных организаций.
