29 и 30 ноября в Швейцарии, а потом весь декабрь в Сахаровском центре в Москве показывают новый спектакль Михаила Калужского и Александры Поливановой «Второй акт. Внуки». Он для тех, кто помнит, что среди наших дедов были и репрессированные, и те, кто их посадил. Еще больше для тех, кто не хочет вспоминать.
Пока спектакль не начался, мне казалось данью вежливости, что места в зале на 35 зрителей пронумерованы и выдается билет, как в театре с бельэтажем и ярусом. Следующие полтора часа моей жизни прошли вокруг числа 34, которое было написано у меня на билете. Хотя казалось бы, ничего нового — театр, в котором зрителей сажают рядом с актерами, хорошо знаком. Актеры вроде бы не играют, а просто истории рассказывают — тоже известный прием. И о чем Михаил Калужский с Александрой Поливановой сделали свой спектакль, я знаю давно — несколько месяцев они собирали воспоминания внуков советской номенклатуры первой половины XX века. Чекистов, партийцев, сталинских соколов. И сделали «Второй акт. Внуки» из десятка интервью, в которых люди разных возрастов, живущие сегодня, в путинском XXI веке, пытаются разобраться в своих отношениях с тем временем. Разобраться с чувством вины, с детскими воспоминаниями о дедушке, угощавшем конфетами, а потом уходившем на работу заседать в Тройке.
А у меня ничего такого не было. Мои прабабушка с прадедом были замечательными людьми. Он строил мосты и дороги, она открыла первую музыкальную школу для одаренных детей рабочих. Они развелись, и она вышла замуж за не менее прекрасного человека, который писал учебники по радиоэлектронике. Такие нужные и успешные, что нашу дачу на гонорары построили. И как-то их не заметили, как-то они избежали. Разве что школу у прабабушки отняли, и она стала там просто учителем. Но это же не сравнить.
Это мои мысли в первые 10 минут спектакля. Пока чужие истории рассказываются вслух, ты думаешь: «а мне нечего рассказывать. Да бросьте — я не заговорю. Не вздумайте». И с ужасом ждешь, вдруг на экране загорится 34 (начинают говорить, когда загорается номер стула).
И вот идет время, и актеры рассказывают друг другу о заданных и не заданных близким родственникам вопросах, об устройстве жизни, и о том, как и когда поняли, что...
А я к этому моменту уже вспомнила про деда по другой линии, мрачного и скаредного человека, про которого я как-то из воздуха знаю, что он служил в ВОХРе. И еще думаю про свои вопросы, несправедливые, злые, тоже никогда не произнесенные вслух — а как же так получилось, что тех, хороших, пронесло, что почти не задело? Что-то они для этого сделали? Или просто пуля пролетела мимо?
И вот, к тому моменту, когда полтора часа подходят к концу, я уже настолько тоже со всеми, кто рассказывал чужие истории, «поговорила», что с нетерпением жду, когда же, когда загорится «34», – я готова сказать, я тоже хочу наконец-то вслух, потому что мы ничего до конца не понимаем, мы замалчиваем, мы не разбираемся, а из-за этого живем так, как живем, и давайте же разомкнем...
Он загорается, этот 34 номер, я, конечно, молчу, но внутри себя продолжаю и продолжаю этот разговор.
«Груз молчания» – предыдущий спектакль Михаила Калужского, был сделан из
Михаил Калужский
рех историй из книги израильского психолога Дана Бар-Она, которая была издана в 1989 году. В его исследовании немцы рассказывают о своих отцах – нацистских преступниках. И так же, как и во «Внуках» нет никаких подробностей кровавой бойни, ужаса и ада тех времен. Это не про то время, это про взаимоотношения живущих сейчас с ужасным прошлым. Почти все в конце говорят о том, как нужен Нюренбергский процесс, – и я с этим согласна, конечно. Но в каком-то смысле это перекладывание ответственности, нашей, личной. Конечно, важно для всей страны вслух сказать, наконец: Сталин — кровавый палач, это доказал суд. Но еще нам, конечно же, очень хорошо бы разобраться с собой, каждому — и спектакль «Второй акт. Внуки» толкает к этому, нервно и интенсивно.
За неделю до «Внуков» я была на немецком спектакле «Завещание». Артисты театра She She Pop пригласили на сцену своих отцов — и, разыгрывая спектакль по мотивам «Короля Лира», выясняли со своими пожилыми отцами отношения: наследство, ревность к братьям и сестрам, детские обиды, полное непонимание, ужас от ожидающих, вполне возможно, в будущем пролежней и горшков. Это был очень сильный и пронзительный спектакль. Его сделали люди из страны, выяснившей свои отношения с историей — и поэтому, имеющей право и возможность, перейти к частностям. И уже после «Внуков» я думала — а можем ли мы нормально выяснять вот это все, кто кому должен чувства, время, уважение и деньги, не выяснив более важного, не разобравшись с другими бедами и другим чувством вины.
