Тридцать пять лет назад умер Александр Галич – погиб от удара электрическим током в своей квартире в Париже, когда устанавливал музыкальную аппаратуру.
Мы до сих пор не знаем, что там произошло – несчастный случай или убийство. Я помню, как в 1993 году в Мюнхене ныне покойный режиссер-документалист Василий Катанян рассказывал о Галиче (они дружили), цитировал песни и байки – и закончил неизбежным: “Что это было – кто ж знает...”
С этим “кто ж знает” приходится жить. И это довольно мучительно.
Галич эмигрировал в 1974 году и с этого же времени работал на Радио Свобода, вел радиодневник; он вспоминал истории создания своих песен, а потом пел их, рассказывал о гастролях и встречах, комментировал происходящее в Союзе.
Вот его знаменитая песня в довольно известной записи от 12 октября 1974 года.
И еще одна запись 23 ноября 1974 года.
А вот запись более поздняя и менее известная: Галич рассказывает о своей поездке в Италию.
И еще одна, совсем незадолго до смерти: Галич читает советские газеты.
В 1993 году на разоблачительно-исповедальной конференции “КГБ: вчера, сегодня, завтра” бывший генерал КГБ Олег Калугин, многократно каявшийся и приоткрывавший завесы тайн Лубянки, говорил, что у КГБ было два основных врага: внутренний – Андрей Дмитриевич Сахаров и внешний – радиостанция Свобода. Нетрудно предположить, что Галич с его обаянием, харизмой и едкостью, Галич, регулярно выходящий в эфир и не сдерживающийся в оценках, был для КГБ врагом не меньшим.
И, конечно, после смерти Галича при невыясненных обстоятельствах у родственников его, друзей и еще у очень многих людей были основания сомневаться, подозревать, не верить. Но это было именно ощущение – не доказательство.
Я слушаю запись программы Ивана Толстого “Мифы и репутации” от 16 декабря 2007 года, подготовленную к тридцатилетию со дня смерти Галича; там звучит реплика поэта и переводчика, друга Галича Василия Бетаки:
“Мы с Максимовым через пятнадцать минут (после смерти Галича. – А.Н.) были там, там находилась пожарная команда, которая, кстати, напротив располагалась на его же улице, и врач-реаниматор, который показал нам, во-первых, черные полосы на ладонях, а во-вторых, плоскогубцы, которые валялись рядом с антенной. Все это было нетронуто до прихода следователя. То есть врач изложил нормальную штуку: Галич хотел включить купленную в этот день антенну, не дождался никого из нас, кто вообще хоть чуть-чуть понимает – он в технике ничего не понимал и руками не умел работать абсолютно, вусмерть... Дело в том, что вилка этой антенны была более широкая, рассчитанная на другие отверстия, не на обычные. И такое гнездо в этой системе музыкальной — он ее за несколько дней до того купил — было одно, Галич его не заметил. Он видит, вилка не лезет в гнездо... Вот как объяснил врач: он взял плоскогубцы и эти самые шпеньки этой вилки стал сжимать и все-таки воткнул в какое-то гнездо, которое было под током. А потом взялся двумя руками за рога антенны двурогой, как это обычно делается, и стал ее поворачивать, регулировать и так далее. Вот вам и удар током, и полосы на руках...”
То есть друг и коллега Галича уверен в том, что 15 декабря 77 года произошел несчастный случай. Беру книгу Михаила Аронова “Александр Галич. Полная биография”, вышедшую около года назад в издательстве НЛО, – автор, исследовавший обстоятельства гибели Галича, приходит к совсем другим выводам. Звоню Аронову: на вопрос про отношения Галича с техникой он отвечает впечатляющим количеством цитат:
— Я могу зачитать свидетельства, которые доказывают, что Галич в технике разбирался хорошо. Вот, скажем, Израиль Клейнер, сотрудник радиостанции Свобода, пишет в воспоминаниях: “Я обратил внимание на стоящий на столе разобранный телевизор. Это меня удивило, но потом коллеги из русской редакции Свободы сказали мне, что у Галича странное хобби — он ремонтирует телевизоры для своих друзей и делает это вполне профессионально...” Филолог и переводчик Ефим Эткинд: “Я не могу поверить, чтобы Саша Галич, который так хорошо знал именно эту технику – проигрыватели, магнитофоны, – чтобы он вдруг воткнул антенну в сеть и схватился за нее руками...”
Петр Акарьин, который встречался с Галичем на Венецианской бьеннале, вспоминает: “...Он заговорил о радио, о том, что обожает всякую электронную технику, что это увлечение просто переходит в психоз, что нет большего удовольствия для него, чем возиться с магнитофоном, проигрывателем, приемником...”; Мария Розанова, жена Андрея Синявского: “Галич всю жизнь увлекался музыкой, радио, возился с радиоприемниками, транзисторами, проигрывателями....”; Павел Леонидов, троюродный дядя Владимира Высоцкого и знакомый Галича: “Галич обожал радиоаппаратуру и покупал самые разные заграничные модели лет двадцать-тридцать. Скорее тридцать. Он мог что угодно из радиодел: собрать, разобрать, починить, поломать. Он почти профессионалом был со всеми этими радиоштуковинами...” Ну вот. Я думаю, что этого вполне достаточно, чтобы убедиться, что Галич вполне профессионально разбирался в радиотехнике.
Эти воспоминания впечатляют, но сами по себе доказательством не являются. Аронов продолжает:
— Есть важное свидетельство Андрея Дмитриевича Сахарова. 30 октября 1976 года в интервью норвежскому корреспонденту он сказал, что в конце декабря 1975 года мать Галича Фанни Борисовна получила по почте письмо с одной фразой: “Принято решение убить вашего сына Александра”.
Дальше. 13 января 1976 года газета "Правда" публикует первую разгромную статью, посвященную радиостанции Свобода, – с упоминанием Галича. Статья называлась “Вопреки интересам разрядки: радиодиверсанты империализма”. Эта статья положила начало газетной травле Галича, которая длилась около полутора лет и закончилась примерно в июне-июле 1977 года. Дальше следует перерыв, в декабре 1977 года Галич погибает в результате якобы несчастного случая. Я подробно это излагаю, потому что это методика, которая применялась КГБ постоянно. Не только в случае с Галичем.
В разговоре Аронов не может полностью воспроизвести главу из своей книги под названием “Что случилось 15 декабря 1977 года”, а там он подробнейшим образом анализирует исторический контекст, разбирая великое множество диверсий КГБ по отношению к “неугодным”. Убийства Константина Богатырева, Юрия Домбровского, Василия Шукшина, Зои Федоровой, Евгения Рухина, Виктора Попкова, отца Александра Меня, Брониса Лауринавичюса; покушения на Владимира Войновича, Андрея Сахарова, Александра Солженицына, Дмитрия Лихачева, Серену Витали, Жоржа Нива – ничтожная часть списка, известного и от этого не теряющего своей чудовищности. Характерный почерк прослеживается во всех подобных делах: записки с угрозами, газетная травля, приписывание своих деяний любым антисоветским организациям, среди прочих методов “нейтрализации” – убийство с помощью электрического тока.
Картина объемная и убедительнее некуда, но все равно пока это не доказательство. Аронов рассказывает дальше:
– После смерти Галича советская пресса долго молчала – ждали, какая будет реакция у мировой общественности. А поскольку мировая общественность, конечно, обвинила в этой смерти КГБ, то в Кремле решили принять меры. И в апреле 1978 года в газете “Неделя” – это приложение к “Известиям” – появилась разгромная статья “Это случилось на Свободе”. Ее авторы – некие С. Григорьев и Ф. Шубин, которых я идентифицировал как сотрудников КГБ Леонида Колосова и Вадима Кассиса, поскольку эта статья через год вошла в одну из книг Колосова “Голоса с чужого берега” и в книге получила название “Странная смерть барда”. Это был старт – после этой статьи появился шквал других публикаций, в которых Галича поносили и приписывали его смерть ЦРУ. И вот кроме Галича я хотел бы упомянуть еще один случай – Андрея Амальрика, советского диссидента. В 1975 году он эмигрировал во Францию, а 12 ноября 1980 года погиб якобы в результате автомобильной аварии. Он ехал из Франции в Мадрид, на узком шоссе его машина столкнулась с грузовиком. Борт этого грузовика был обшит железными полосками, одна из них пробила окно машины, в которой ехал Амальрик, и вонзилась ему в сонную артерию. Он погиб на месте. Через два месяца в московской газете New Times, которая издавалась для иностранцев, появилась статья That car crash. Ее авторы – никому не известные Л. Азов и В. Барсов, в которых безошибочно угадываются те же Колосов и Кассис.
– Вы это определяете как – по стилистике? – спрашиваю я.
– Да, стилистика совпадает буквально, речевые обороты один к одному. Несложный филологический анализ. В этой статье они приписывают гибель Амальрика западным спецслужбам. Они выдумывают, что однажды Амальрик негативно высказался о председателе исполнительного бюро НТС Евгении Романове, и тот обещал отомстить. И дальше они подводят читателя к той мысли, что Романов убил Амальрика. Те же люди, та же методика. И здесь я хочу процитировать еще одну важную фразу, ее приводит в одной из своих статей политолог Дмитрий Шушарин – во время перестройки он беседовал с неким чиновником, который удивлялся фразе своего коллеги, более крупного чина из Пятого управления КГБ: “Нейтрализация Галича и Амальрика – наше большое достижение”. Нейтрализация на языке КГБ – это убийство. А литератор Василий Пригодич вспоминал о своем разговоре с одним полковником КГБ – разговор состоялся примерно через неделю после гибели Галича. И этот полковник сказал ему, что это было убийство. Что в отсутствие Галича чекисты проникли в его квартиру, перебросили напряжение на гнездо антенны, и Галич был убит.
Слово “нейтрализация” в таком исполнении действительно не может трактоваться двояко. Но с другой стороны, анонимные источники, свидетельства из третьих рук – все то же тяжелое ощущение: ну да, все ясно, но можно ли что-то утверждать? В нашем разговоре Аронов дает эти примеры, а в книге его их гораздо больше; среди многого прочего он приводит историю, рассказанную дочерью Галича, Аленой Архангельской: в 2008 году к ней пришел какой-то опустивший тип, из бывших сотрудников КГБ, и поведал, что в 70-х в ЦК были две группировки – одна ратовала за нейтрализацию Галича, другая выступала за его возвращение в Союз. Вероятно, пишет Аронов, решение об убийстве было принято в 1975 году (записка матери Галича с угрозой пришла в конце 75-го), но для подстраховки был запущен и второй вариант – с возвращением поэта на родину. Особая красота ситуации в том, что в Париж в “творческую командировку” (то есть с заданием уговорить Галича вернуться) поехал вышеупомянутый Леонид Колосов. Он подоспел ровно к гибели Галича (опоздал на три дня), поговорил с его вдовой Ангелиной Николаевной и объяснялся ей в любви к песням ее мужа.
Все складывается. Совпадения не оставляют сомнений. Гэбэшники работают стилистически узнаваемо. Но общее мучительное ощущение “ну все ясно же!” требует какого-то железного документального подтверждения, а его нет. Аронов пишет, что для того, чтобы прояснить детали, нужно идти в архив ФСБ и французской полиции.
– Я в архив ФСБ решил не обращаться. Я был уверен, что они никогда не выдадут дело диссидента, ими же убитого. Представьте себе ситуацию: немецкий следователь приходит в архив продолжающего свою деятельность гестапо и говорит: где у вас тут материалы по газовым печам? Что касается архива французской полиции – дело Галича засекречено на пятьдесят лет, до 2027 года.
Мы прощаемся с Ароновым, я вешаю трубку и вспоминаю свой почти уже двадцатилетней давности разговор с Катаняном и грустный рефрен “кто ж знает...” Я могу сколько угодно досадовать на историка, решившего ограничиться только открытыми источниками, и в то же время понимаю его как никто: прошлое наткнется на настоящее. Мы застряли на какой-то странной точке, и чем глубже погружение в историю вопроса, тем сложнее смириться с тем, что мы вроде бы очень немало уже изучили, но по-прежнему ничего не знаем. Мне нужно знать, как погиб Галич, не потому, что я что-то новое пойму про комитет госбезопасности. Мое мнение о нем вряд ли изменится, вне зависимости от того, имеет он отношение к этой смерти или нет. Мне нужно знать, как умер Галич, потому что невозможность это установить – плохой симптом моего времени, а вернее, его диагноз-приговор.
Это последняя песня Галича: он записал ее за четыре часа до смерти, в студии радио Свобода. Петь не хотел – был не в голосе, но решил попробовать, наиграть. Анатолий Шагинян потихоньку нажал на кнопку записи. Так сохранилась эта песня.
Здесь – запись программы Ивана Толстого "Мифы и репутации" памяти Галича, вышедшая в день тридцатилетия со дня смерти поэта.
Мы до сих пор не знаем, что там произошло – несчастный случай или убийство. Я помню, как в 1993 году в Мюнхене ныне покойный режиссер-документалист Василий Катанян рассказывал о Галиче (они дружили), цитировал песни и байки – и закончил неизбежным: “Что это было – кто ж знает...”
С этим “кто ж знает” приходится жить. И это довольно мучительно.
Галич эмигрировал в 1974 году и с этого же времени работал на Радио Свобода, вел радиодневник; он вспоминал истории создания своих песен, а потом пел их, рассказывал о гастролях и встречах, комментировал происходящее в Союзе.
Вот его знаменитая песня в довольно известной записи от 12 октября 1974 года.
И еще одна запись 23 ноября 1974 года.
А вот запись более поздняя и менее известная: Галич рассказывает о своей поездке в Италию.
И еще одна, совсем незадолго до смерти: Галич читает советские газеты.
В 1993 году на разоблачительно-исповедальной конференции “КГБ: вчера, сегодня, завтра” бывший генерал КГБ Олег Калугин, многократно каявшийся и приоткрывавший завесы тайн Лубянки, говорил, что у КГБ было два основных врага: внутренний – Андрей Дмитриевич Сахаров и внешний – радиостанция Свобода. Нетрудно предположить, что Галич с его обаянием, харизмой и едкостью, Галич, регулярно выходящий в эфир и не сдерживающийся в оценках, был для КГБ врагом не меньшим.
И, конечно, после смерти Галича при невыясненных обстоятельствах у родственников его, друзей и еще у очень многих людей были основания сомневаться, подозревать, не верить. Но это было именно ощущение – не доказательство.
Я слушаю запись программы Ивана Толстого “Мифы и репутации” от 16 декабря 2007 года, подготовленную к тридцатилетию со дня смерти Галича; там звучит реплика поэта и переводчика, друга Галича Василия Бетаки:
“Мы с Максимовым через пятнадцать минут (после смерти Галича. – А.Н.) были там, там находилась пожарная команда, которая, кстати, напротив располагалась на его же улице, и врач-реаниматор, который показал нам, во-первых, черные полосы на ладонях, а во-вторых, плоскогубцы, которые валялись рядом с антенной. Все это было нетронуто до прихода следователя. То есть врач изложил нормальную штуку: Галич хотел включить купленную в этот день антенну, не дождался никого из нас, кто вообще хоть чуть-чуть понимает – он в технике ничего не понимал и руками не умел работать абсолютно, вусмерть... Дело в том, что вилка этой антенны была более широкая, рассчитанная на другие отверстия, не на обычные. И такое гнездо в этой системе музыкальной — он ее за несколько дней до того купил — было одно, Галич его не заметил. Он видит, вилка не лезет в гнездо... Вот как объяснил врач: он взял плоскогубцы и эти самые шпеньки этой вилки стал сжимать и все-таки воткнул в какое-то гнездо, которое было под током. А потом взялся двумя руками за рога антенны двурогой, как это обычно делается, и стал ее поворачивать, регулировать и так далее. Вот вам и удар током, и полосы на руках...”
То есть друг и коллега Галича уверен в том, что 15 декабря 77 года произошел несчастный случай. Беру книгу Михаила Аронова “Александр Галич. Полная биография”, вышедшую около года назад в издательстве НЛО, – автор, исследовавший обстоятельства гибели Галича, приходит к совсем другим выводам. Звоню Аронову: на вопрос про отношения Галича с техникой он отвечает впечатляющим количеством цитат:
— Я могу зачитать свидетельства, которые доказывают, что Галич в технике разбирался хорошо. Вот, скажем, Израиль Клейнер, сотрудник радиостанции Свобода, пишет в воспоминаниях: “Я обратил внимание на стоящий на столе разобранный телевизор. Это меня удивило, но потом коллеги из русской редакции Свободы сказали мне, что у Галича странное хобби — он ремонтирует телевизоры для своих друзей и делает это вполне профессионально...” Филолог и переводчик Ефим Эткинд: “Я не могу поверить, чтобы Саша Галич, который так хорошо знал именно эту технику – проигрыватели, магнитофоны, – чтобы он вдруг воткнул антенну в сеть и схватился за нее руками...”
Петр Акарьин, который встречался с Галичем на Венецианской бьеннале, вспоминает: “...Он заговорил о радио, о том, что обожает всякую электронную технику, что это увлечение просто переходит в психоз, что нет большего удовольствия для него, чем возиться с магнитофоном, проигрывателем, приемником...”; Мария Розанова, жена Андрея Синявского: “Галич всю жизнь увлекался музыкой, радио, возился с радиоприемниками, транзисторами, проигрывателями....”; Павел Леонидов, троюродный дядя Владимира Высоцкого и знакомый Галича: “Галич обожал радиоаппаратуру и покупал самые разные заграничные модели лет двадцать-тридцать. Скорее тридцать. Он мог что угодно из радиодел: собрать, разобрать, починить, поломать. Он почти профессионалом был со всеми этими радиоштуковинами...” Ну вот. Я думаю, что этого вполне достаточно, чтобы убедиться, что Галич вполне профессионально разбирался в радиотехнике.
Эти воспоминания впечатляют, но сами по себе доказательством не являются. Аронов продолжает:
— Есть важное свидетельство Андрея Дмитриевича Сахарова. 30 октября 1976 года в интервью норвежскому корреспонденту он сказал, что в конце декабря 1975 года мать Галича Фанни Борисовна получила по почте письмо с одной фразой: “Принято решение убить вашего сына Александра”.
Дальше. 13 января 1976 года газета "Правда" публикует первую разгромную статью, посвященную радиостанции Свобода, – с упоминанием Галича. Статья называлась “Вопреки интересам разрядки: радиодиверсанты империализма”. Эта статья положила начало газетной травле Галича, которая длилась около полутора лет и закончилась примерно в июне-июле 1977 года. Дальше следует перерыв, в декабре 1977 года Галич погибает в результате якобы несчастного случая. Я подробно это излагаю, потому что это методика, которая применялась КГБ постоянно. Не только в случае с Галичем.
В разговоре Аронов не может полностью воспроизвести главу из своей книги под названием “Что случилось 15 декабря 1977 года”, а там он подробнейшим образом анализирует исторический контекст, разбирая великое множество диверсий КГБ по отношению к “неугодным”. Убийства Константина Богатырева, Юрия Домбровского, Василия Шукшина, Зои Федоровой, Евгения Рухина, Виктора Попкова, отца Александра Меня, Брониса Лауринавичюса; покушения на Владимира Войновича, Андрея Сахарова, Александра Солженицына, Дмитрия Лихачева, Серену Витали, Жоржа Нива – ничтожная часть списка, известного и от этого не теряющего своей чудовищности. Характерный почерк прослеживается во всех подобных делах: записки с угрозами, газетная травля, приписывание своих деяний любым антисоветским организациям, среди прочих методов “нейтрализации” – убийство с помощью электрического тока.
Картина объемная и убедительнее некуда, но все равно пока это не доказательство. Аронов рассказывает дальше:
– После смерти Галича советская пресса долго молчала – ждали, какая будет реакция у мировой общественности. А поскольку мировая общественность, конечно, обвинила в этой смерти КГБ, то в Кремле решили принять меры. И в апреле 1978 года в газете “Неделя” – это приложение к “Известиям” – появилась разгромная статья “Это случилось на Свободе”. Ее авторы – некие С. Григорьев и Ф. Шубин, которых я идентифицировал как сотрудников КГБ Леонида Колосова и Вадима Кассиса, поскольку эта статья через год вошла в одну из книг Колосова “Голоса с чужого берега” и в книге получила название “Странная смерть барда”. Это был старт – после этой статьи появился шквал других публикаций, в которых Галича поносили и приписывали его смерть ЦРУ. И вот кроме Галича я хотел бы упомянуть еще один случай – Андрея Амальрика, советского диссидента. В 1975 году он эмигрировал во Францию, а 12 ноября 1980 года погиб якобы в результате автомобильной аварии. Он ехал из Франции в Мадрид, на узком шоссе его машина столкнулась с грузовиком. Борт этого грузовика был обшит железными полосками, одна из них пробила окно машины, в которой ехал Амальрик, и вонзилась ему в сонную артерию. Он погиб на месте. Через два месяца в московской газете New Times, которая издавалась для иностранцев, появилась статья That car crash. Ее авторы – никому не известные Л. Азов и В. Барсов, в которых безошибочно угадываются те же Колосов и Кассис.
– Вы это определяете как – по стилистике? – спрашиваю я.
– Да, стилистика совпадает буквально, речевые обороты один к одному. Несложный филологический анализ. В этой статье они приписывают гибель Амальрика западным спецслужбам. Они выдумывают, что однажды Амальрик негативно высказался о председателе исполнительного бюро НТС Евгении Романове, и тот обещал отомстить. И дальше они подводят читателя к той мысли, что Романов убил Амальрика. Те же люди, та же методика. И здесь я хочу процитировать еще одну важную фразу, ее приводит в одной из своих статей политолог Дмитрий Шушарин – во время перестройки он беседовал с неким чиновником, который удивлялся фразе своего коллеги, более крупного чина из Пятого управления КГБ: “Нейтрализация Галича и Амальрика – наше большое достижение”. Нейтрализация на языке КГБ – это убийство. А литератор Василий Пригодич вспоминал о своем разговоре с одним полковником КГБ – разговор состоялся примерно через неделю после гибели Галича. И этот полковник сказал ему, что это было убийство. Что в отсутствие Галича чекисты проникли в его квартиру, перебросили напряжение на гнездо антенны, и Галич был убит.
Слово “нейтрализация” в таком исполнении действительно не может трактоваться двояко. Но с другой стороны, анонимные источники, свидетельства из третьих рук – все то же тяжелое ощущение: ну да, все ясно, но можно ли что-то утверждать? В нашем разговоре Аронов дает эти примеры, а в книге его их гораздо больше; среди многого прочего он приводит историю, рассказанную дочерью Галича, Аленой Архангельской: в 2008 году к ней пришел какой-то опустивший тип, из бывших сотрудников КГБ, и поведал, что в 70-х в ЦК были две группировки – одна ратовала за нейтрализацию Галича, другая выступала за его возвращение в Союз. Вероятно, пишет Аронов, решение об убийстве было принято в 1975 году (записка матери Галича с угрозой пришла в конце 75-го), но для подстраховки был запущен и второй вариант – с возвращением поэта на родину. Особая красота ситуации в том, что в Париж в “творческую командировку” (то есть с заданием уговорить Галича вернуться) поехал вышеупомянутый Леонид Колосов. Он подоспел ровно к гибели Галича (опоздал на три дня), поговорил с его вдовой Ангелиной Николаевной и объяснялся ей в любви к песням ее мужа.
Все складывается. Совпадения не оставляют сомнений. Гэбэшники работают стилистически узнаваемо. Но общее мучительное ощущение “ну все ясно же!” требует какого-то железного документального подтверждения, а его нет. Аронов пишет, что для того, чтобы прояснить детали, нужно идти в архив ФСБ и французской полиции.
– Я в архив ФСБ решил не обращаться. Я был уверен, что они никогда не выдадут дело диссидента, ими же убитого. Представьте себе ситуацию: немецкий следователь приходит в архив продолжающего свою деятельность гестапо и говорит: где у вас тут материалы по газовым печам? Что касается архива французской полиции – дело Галича засекречено на пятьдесят лет, до 2027 года.
Мы прощаемся с Ароновым, я вешаю трубку и вспоминаю свой почти уже двадцатилетней давности разговор с Катаняном и грустный рефрен “кто ж знает...” Я могу сколько угодно досадовать на историка, решившего ограничиться только открытыми источниками, и в то же время понимаю его как никто: прошлое наткнется на настоящее. Мы застряли на какой-то странной точке, и чем глубже погружение в историю вопроса, тем сложнее смириться с тем, что мы вроде бы очень немало уже изучили, но по-прежнему ничего не знаем. Мне нужно знать, как погиб Галич, не потому, что я что-то новое пойму про комитет госбезопасности. Мое мнение о нем вряд ли изменится, вне зависимости от того, имеет он отношение к этой смерти или нет. Мне нужно знать, как умер Галич, потому что невозможность это установить – плохой симптом моего времени, а вернее, его диагноз-приговор.
Это последняя песня Галича: он записал ее за четыре часа до смерти, в студии радио Свобода. Петь не хотел – был не в голосе, но решил попробовать, наиграть. Анатолий Шагинян потихоньку нажал на кнопку записи. Так сохранилась эта песня.
Здесь – запись программы Ивана Толстого "Мифы и репутации" памяти Галича, вышедшая в день тридцатилетия со дня смерти поэта.
