Более полувека назад трое американских психологов примкнули к одной эсхатологической секте, предсказывавшей скорый конец света, чтобы проверить, какова будет реакция ее членов на то, что их прогноз не сбылся. Отреагировали сектанты вполне предсказуемым образом: еще более активной пропагандой своей веры. Их эмоции и духовная жизнь были слишком завязаны на апокалипсической догме, и отречься от нее им было не под силу.
Такая философская подводка потребовалось нобелевскому лауреату по экономике и профессору Принстона Полу Кругману, чтобы обрушиться в «Нью-Йорк Таймс» на тех коллег, которые пророчат Америке неисчислимые беды, если она будет и далее тратить крупные суммы из бюджета на стимулирование трудовой занятости, невзирая на рост дефицита.
Сколько раз мы слышали плач, что увеличение дефицита неминуемо разгонит маховик инфляции и заставит подняться учетную ставку до немыслимых высот? –подтрунивает над оппонентами Пол Кругман. – Столько же, сколько раз она опускалась, несмотря на увеличение дефицита. И столько же, сколько мои критики отказывались признавать, что в условиях общего спада производства учетная ставка не повысится, даже если дефицит будет расти. Напротив, реальная опасность для экономики проистекает из попыток сократить этот дефицит форсированными темпами.
Диагноз «американскую экономику ждет крах, если мы не уменьшим дефицит» – ложный, и последствия его ужасны. Без малого четыре миллиона американцев состоят в армии безработных уже более года. Часть этих людей никогда больше не вернется к производительному труду. И молодым людям крайне трудно найти работу. Чем медленнее они включаются в экономическую деятельность, тем меньше будут их доходы на протяжении всей трудовой жизни. А чем меньше доходы, тем меньше налоги, которые они платят, и тем хуже, следовательно, будет ситуация даже с этим пресловутым дефицитом.
Экономике Китая многие на Западе, похоже, поторопились поставить противоположный диагноз: «совершенно здорова». С этим тезисом выступает обозреватель журнала «Форбс» Гордон Чан.
Шесть городов в провинции Льяонин демонтируют заброшенные промышленные объекты и перепрофилируют земельные участки под ними в сельхозугодия. Эти города, бывшие еще недавно витриной растущей индустриальной мощи Китая, находятся ныне на грани банкротства.
Всего два года назад Китай обогнал США по объему промышленного производства, а сегодня перед ним маячит перспектива глубокой деиндустриализации, и Пекин мало что может сделать, чтобы обернуть вспять эту тенденцию, пишет Гордон Чан.
Зарубежные предприятия начали переводить свои мощности в приморские города Китая еще в начале 80-х, туда их влекли дешевая рабочая сила и слабое госрегулирование хозяйственной деятельности. Чем больше предприятий переезжали в Китай, тем больше туда спешили их конкуренты. За сборщиками последовали изготовители, и вместе они создали эффективные промышленные комплексы. В рекордные сроки Китай вырос в индустриального гиганта, крупнейшего в мире производителя широчайшего ассортимента продукции от стали и фотоаппаратов до детских игрушек, спортивного инвентаря, обуви, одежды, телевизоров и мобильных телефонов.
Однако, как гласит китайская поговорка, «пир не длится вечно». Несколько новых трендов, появившихся одновременно, стерли конкурентные преимущества Китая.
Во-первых, под давлением общественности власти приняли более жесткие меры по охране окружающей среды. Во-вторых, иностранные производители стали покидать Китай, убедившись в том, что государство не оберегает от хищения их интеллектуальную собственность. В-третьих, сильно возросли политические риски: правительство стало чинить препоны компаниям из тех стран, которые, так или иначе, вступали в геополитическую конкуренцию с Пекином, - Япония, Норвегия, США, европейские державы. В глазах экономических игроков, указывает Гордон Чан, Китай утратил репутацию надежного партнера. В-четвертых, прогресс в области транспорта и неослабевающая конкуренция побуждают фирмы вновь географически приблизить производство к конечному потребителю. И, наконец, в-пятых, дешевая рабочая сила, по причине которой производители исходно и перебрались в Китай, перестала быть дешевой. Численность трудовых ресурсов достигла своего пика в 2010 году, на шесть лет раньше расчетного срока, и больше не растет; желание крестьян трудиться в жутких заводских условиях заметно поубавилось, а готовность бастовать – окрепла; нехватка рабочих рук привела к повышению заработной платы, опережающему сегодня и темпы инфляции, и рост производительности труда.
По большому счету, фактор, устраняющий конкурентные преимущества Китая как мировой промышленной площадки, – это автоматизация. Производство, основанное на робототехнике, ничуть не дешевле в Китае, чем в Калифорнии или Техасе, резюмирует обозреватель журнала «Форбс» Гордон Чан.
«Фискальный утес не такой уж и крутой, сорвавшись с него, Америка не разобьется. Прекратят действовать отдельные налоговые льготы, чей срок и так истекает, государство будет вынуждено сократить кое-какие расходы. И все. Разговоры о катастрофе бюджетной только отвлекают наше внимание от опасности реальной катастрофы, имя которой «чрезмерная стабильность», –декларирует в своем блоге профессор нью-йоркского Политеха, известный аналитик и парадоксалист Николас Талеб.
Оборотная сторона чрезмерной стабильности – это аккумулирование в системе множества скрытых рисков, которые могут пустить ее вразнос даже при малейшем внешнем возмущении. Так, Центральный банк США в стремлении к стабильности гасил естественные перепады в хозяйственной деятельности, сохраняя низкую учетную ставку. Это привело к перегреву всей финансово-кредитной системы и кризису 2008 г. Ради той же призрачной стабильности государство в ответ на кризис скупало сомнительные активы частных банков, позволяя им тем самым упорствовать в своих заблуждениях и укрупняться, ведь если банк большой, Вашингтон не даст ему рухнуть из-за опасения дестабилизировать систему.
Вместо ставки на стабильность, заявляет Николас Талеб, нам следует упирать на ответственность всех участников рынка и на децентрализацию, которая не допускает накопления крупных рисков, угрожающих выживанию всей системы. Так обстоит дело в калифорнийской Кремниевой долине, где предпринимателей учат не бояться ошибок. Прекрасным примером подобного демократического децентрализма является также Швейцария; каждый из ее 26 кантонов во многом автономен в своих бюджетных решениях.
Такая философская подводка потребовалось нобелевскому лауреату по экономике и профессору Принстона Полу Кругману, чтобы обрушиться в «Нью-Йорк Таймс» на тех коллег, которые пророчат Америке неисчислимые беды, если она будет и далее тратить крупные суммы из бюджета на стимулирование трудовой занятости, невзирая на рост дефицита.
Сколько раз мы слышали плач, что увеличение дефицита неминуемо разгонит маховик инфляции и заставит подняться учетную ставку до немыслимых высот? –подтрунивает над оппонентами Пол Кругман. – Столько же, сколько раз она опускалась, несмотря на увеличение дефицита. И столько же, сколько мои критики отказывались признавать, что в условиях общего спада производства учетная ставка не повысится, даже если дефицит будет расти. Напротив, реальная опасность для экономики проистекает из попыток сократить этот дефицит форсированными темпами.
Диагноз «американскую экономику ждет крах, если мы не уменьшим дефицит» – ложный, и последствия его ужасны. Без малого четыре миллиона американцев состоят в армии безработных уже более года. Часть этих людей никогда больше не вернется к производительному труду. И молодым людям крайне трудно найти работу. Чем медленнее они включаются в экономическую деятельность, тем меньше будут их доходы на протяжении всей трудовой жизни. А чем меньше доходы, тем меньше налоги, которые они платят, и тем хуже, следовательно, будет ситуация даже с этим пресловутым дефицитом.
Экономике Китая многие на Западе, похоже, поторопились поставить противоположный диагноз: «совершенно здорова». С этим тезисом выступает обозреватель журнала «Форбс» Гордон Чан.
Шесть городов в провинции Льяонин демонтируют заброшенные промышленные объекты и перепрофилируют земельные участки под ними в сельхозугодия. Эти города, бывшие еще недавно витриной растущей индустриальной мощи Китая, находятся ныне на грани банкротства.
Всего два года назад Китай обогнал США по объему промышленного производства, а сегодня перед ним маячит перспектива глубокой деиндустриализации, и Пекин мало что может сделать, чтобы обернуть вспять эту тенденцию, пишет Гордон Чан.
Зарубежные предприятия начали переводить свои мощности в приморские города Китая еще в начале 80-х, туда их влекли дешевая рабочая сила и слабое госрегулирование хозяйственной деятельности. Чем больше предприятий переезжали в Китай, тем больше туда спешили их конкуренты. За сборщиками последовали изготовители, и вместе они создали эффективные промышленные комплексы. В рекордные сроки Китай вырос в индустриального гиганта, крупнейшего в мире производителя широчайшего ассортимента продукции от стали и фотоаппаратов до детских игрушек, спортивного инвентаря, обуви, одежды, телевизоров и мобильных телефонов.
Однако, как гласит китайская поговорка, «пир не длится вечно». Несколько новых трендов, появившихся одновременно, стерли конкурентные преимущества Китая.
Во-первых, под давлением общественности власти приняли более жесткие меры по охране окружающей среды. Во-вторых, иностранные производители стали покидать Китай, убедившись в том, что государство не оберегает от хищения их интеллектуальную собственность. В-третьих, сильно возросли политические риски: правительство стало чинить препоны компаниям из тех стран, которые, так или иначе, вступали в геополитическую конкуренцию с Пекином, - Япония, Норвегия, США, европейские державы. В глазах экономических игроков, указывает Гордон Чан, Китай утратил репутацию надежного партнера. В-четвертых, прогресс в области транспорта и неослабевающая конкуренция побуждают фирмы вновь географически приблизить производство к конечному потребителю. И, наконец, в-пятых, дешевая рабочая сила, по причине которой производители исходно и перебрались в Китай, перестала быть дешевой. Численность трудовых ресурсов достигла своего пика в 2010 году, на шесть лет раньше расчетного срока, и больше не растет; желание крестьян трудиться в жутких заводских условиях заметно поубавилось, а готовность бастовать – окрепла; нехватка рабочих рук привела к повышению заработной платы, опережающему сегодня и темпы инфляции, и рост производительности труда.
По большому счету, фактор, устраняющий конкурентные преимущества Китая как мировой промышленной площадки, – это автоматизация. Производство, основанное на робототехнике, ничуть не дешевле в Китае, чем в Калифорнии или Техасе, резюмирует обозреватель журнала «Форбс» Гордон Чан.
«Фискальный утес не такой уж и крутой, сорвавшись с него, Америка не разобьется. Прекратят действовать отдельные налоговые льготы, чей срок и так истекает, государство будет вынуждено сократить кое-какие расходы. И все. Разговоры о катастрофе бюджетной только отвлекают наше внимание от опасности реальной катастрофы, имя которой «чрезмерная стабильность», –декларирует в своем блоге профессор нью-йоркского Политеха, известный аналитик и парадоксалист Николас Талеб.
Оборотная сторона чрезмерной стабильности – это аккумулирование в системе множества скрытых рисков, которые могут пустить ее вразнос даже при малейшем внешнем возмущении. Так, Центральный банк США в стремлении к стабильности гасил естественные перепады в хозяйственной деятельности, сохраняя низкую учетную ставку. Это привело к перегреву всей финансово-кредитной системы и кризису 2008 г. Ради той же призрачной стабильности государство в ответ на кризис скупало сомнительные активы частных банков, позволяя им тем самым упорствовать в своих заблуждениях и укрупняться, ведь если банк большой, Вашингтон не даст ему рухнуть из-за опасения дестабилизировать систему.
Вместо ставки на стабильность, заявляет Николас Талеб, нам следует упирать на ответственность всех участников рынка и на децентрализацию, которая не допускает накопления крупных рисков, угрожающих выживанию всей системы. Так обстоит дело в калифорнийской Кремниевой долине, где предпринимателей учат не бояться ошибок. Прекрасным примером подобного демократического децентрализма является также Швейцария; каждый из ее 26 кантонов во многом автономен в своих бюджетных решениях.
