Однажды в присутствии священника я неосторожно употребила выражение «библейская мифология». Человек, которого все привыкли видеть в прекрасном расположении духа, вскинул брови и потемнел лицом. Он был так возмущен, что поначалу смог вымолвить только горестное «ах!». Объясняться не хотелось. Но пришлось.

Пришлось уточнять: до сих пор в российском обществе есть люди, для которых Библия – это только памятник литературы, хотя и важный памятник, влияние которого на мировую культуру трудно переоценить. Что такие люди к библейским сюжетам относятся примерно так же, как к мифам Древней Греции или Древнего Египта.

Наконец, окончательно осмелев, я заявила, что никому своих атеистических убеждений не навязываю, но также прошу не навязывать мне религиозных. На том и поладили – правда, с грехом пополам. Этот эпизод произошел давно, несколько лет назад, а запомнился как яркий пример того, как радикально стали размежевываться смыслы одних и тех же привычных слов. Для верующих любых конфессий их священные книги – свод непреложных истин. Для прочих – всего лишь тексты. Пока эти два толкования держатся на равных. Что будет в недалеком будущем, остается только гадать. Не исключено, что выражение «библейская мифология» сочтут оскорбляющим чувства верующих.

Соответствующий закон Государственной думой еще не принят, более того, правительство выступило против введения в Уголовный кодекс статьи, предусматривающей наказание за оскорбление чувств верующих, но почему-то кажется, что это дело времени.

Пока мы находимся на распутье. Пока язык религиозных субкультур существует параллельно общелитературному языку. Заглянем на Gramota.ru, где помещен «Словарь православной церковной лексики», подготовленный Московской патриархией. Словарь предписывает расширенное употребление прописных букв. Это распространяется даже на местоимения, в соответствии со старой церковной традицией. Вот цитата: «Приими моление недостойных раб Твоих, да ходатайствуеши к Рождшемуся от Тебе».

В светских изданиях в таких случаях местоимения по-прежнему пишутся с маленькой буквы, правда, Бог, Богородица и ряд других слов – уже с большой.

Другой пример разночтений – слово «духовность». Кто-то по-прежнему трактует это понятие как синоним культуры (в самом широком значении), но все чаще под духовностью, духовной жизнью и духовными ценностями подразумевается религиозность. Во всяком случае, об этом толковали наряженные казаками люди, совершавшие очистительный молебен у «Винзавода», где проходила выставка «Духовная брань».

Диссертация и ряд других трудов культуролога Оксаны Куропаткиной посвящены религиозным субкультурам. Исследователь отмечает:

– Мне приходилось разговаривать с православными консерваторами, и в личном, спокойном общении мы к какому-то консенсусу приходили. Возможно, мне было проще, поскольку я сама человек верующий. Как бы то ни было, у принадлежащих к подобным субкультурам людей если еще не существует, то уже начинает формироваться собственный политический язык. Его главная примета – вкрапления сугубо религиозной лексики. Так в публицистику с недавних пор проникло полузабытое слово «кощунницы». Временами получается что-то неудобоваримое, однако бывает и удачная языковая игра. Особенно это касается православно-консервативных СМИ. Чего только не придумывают: и «пуссифилия», и «иудопуссирайот»! Оппозиционеров называют «болотными огоньками». Один из заголовков – «Вылезет ли Россия из тумана Болота». Другой – «Оранжевое Болото подернулось трясиной».

– Получается, столь креативные люди на этом поле выигрывают?

– Если иметь в виду светские либеральные СМИ, то у них по части острого языка все в порядке. Если же православные консерваторы и выигрывают, то на поле взаимодействия различных религиозных субкультур. В первую очередь я имею в виду среду православных либералов, условно говоря, тех, кто поддерживает оппозицию и выступает против преследования группы Pussy Riot, – говорит Оксана Куропаткина.