По дороге на Берлинский кинофестиваль я остановился в Дрездене, чтобы посмотреть Creation-2012: финальную часть танцевальной трилогии Дэйва Сен-Пьера. Балеты Сен-Пьера называют «шокирующими», потому что артисты, изображающие купидонов и ангелиц, танцуют нагишом, если не считать белых крылышек. На самом деле ничего шокирующего в этом нет; балет, скорее, напоминает фантазию советского человека о заграничном разврате, вроде оркестра в комедии «Окно в Париж», где музыкантов заставляли снимать штаны.
«Немцы потеряли стыд. Конечно, можно бегать по сцене с эрекцией, но для этого нужны серьезные основания, а не просто прилив крови», – брюзжит герой фильма «Голая опера», с премьеры которого началось для меня Берлинале. Марк Роллингер, начальник отдела кадров люксембургской компании, состоятельный и одинокий господин, болен неизлечимой болезнью. У него повышенная хрупкость костей, тело держится на шурупах, однажды он сломал лодыжку, когда натягивал носок. Врачи сказали его родителям, что долго он не протянет, но вот ему уже 36 лет, случиться может всякое, так что Марк живет сегодняшним днем и безудержно развлекается. У него много страстей, одна особенно дорогостоящая: Марк путешествует по миру так, чтобы как минимум раз в месяц послушать «Дон Жуана» в каком-нибудь новом театре — он одержим этой оперой. Есть в его жизни и реальный Дон Жуан — порнозвезда Джордан Фокс, который оказывает эскорт-услуги широкого профиля: в частности, ходит с клиентами в музеи и театры. Множество других хастлеров развлекают несчастного неказистого Марка, приезжая в Люксембург по его вызову из не столь богатых европейских стран. Марк любит дорогое шампанское и поглощает его в изрядных количествах. Еще одно его увлечение — фотографировать айфоном юных друзей, оперные театры, комнаты дорогих отелей и венецианские пейзажи. Если бы все это было придумано, фильм наверняка оказался бы скучным фарсом, но это документ: Марк Роллингер, реальный люксембуржец, отважно открыл съемочной группе подробности своей сумасбродной жизни. Особую красоту «Голой опере» придают фрагменты из замечательной киноверсии «Дона Жуана» — постановка Джозефа Лоузи (1979).
Марк Роллингер — настоящий герой старой Европы: изощренный, извращенный, утомленный и нездоровый, но при этом изобретательный, живой и остроумный. («Рецензенты уже сравнили меня с Труменом Капоте и Густавом фон Ашенбахом, — говорит он, — но я не хочу походить ни на мертвеца, ни на вымышленного персонажа».) Почти все его прихоти удовлетворяются мгновенно, не получается только заключить брак, нет подходящих женихов. В дни Берлинского фестиваля депутаты французского парламента чуть ли не круглосуточно обсуждали и в конце концов одобрили законопроект об однополых союзах. О том, что еще недавно во Франции такого свободомыслия не было, напоминает документальный фильм Себастьена Лифшица «Бемби».
Первые 17 лет своей жизни Бемби провела в Алжире. Тогда она была пригожим мальчиком по имени Жан-Пьер, но тайно покупала женские платья. Мечта о перевоплощении осуществилась, когда Бемби сбежала в Париж и устроилась в знаменитое кабаре «Карусель», где выступали трансвеститы. Это были мрачные 50-е годы: начальник парижской полиции нравов поклялся искоренить извращенцев, агенты следили за кабаре и задерживали всех, кто осмеливался выходить на улицу в женском платье. Бемби решила принимать гормоны, а потом и сменить пол. Но тут произошел парадоксальный переворот: сделав транссексуальную операцию и окончательно превратившись в сногсшибательную блондинку, Бемби рассталась с бойфрендом и впервые в жизни влюбилась в женщину. Она уволилась из кабаре, окончила Сорбонну и стала школьной учительницей. 30 лет она отработала в скромных провинциальных школах, больше всего опасаясь, что кто-нибудь узнает в ней трансвестита из парижского кабаре. Но все обошлось, и Бемби спокойно вышла на пенсию. Все эти годы она провела со своей подругой и сейчас, в 77 лет, выглядит сногсшибательно. Когда после премьеры Бемби спросили, не жалеет ли она о том, что сделала операцию, она сказала, что не жалеет ничуть, хотя ее подруге пришлось не очень просто.
Другой герой Берлинале тоже принадлежал к подпольному миру, а сегодня считается крупнейшим бразильским художником XX века. Элио Ойтисика (1937–1980) начал работать в годы военной диктатуры. Убежденный анархист, он не шел ни на какие компромиссы с режимом и, когда в Бразилии стало совсем тошно, уехал в Нью-Йорк и оказался в кругу художников и режиссеров, работавших с Уорхолом и Джеком Смитом. Картину о бурной жизни Элио Ойтисики в Бразилии и Америке смонтировал его племянник. Он использовал восьмимиллиметровые экспериментальные фильмы, снятые Ойтисикой и его другом Невиллом Д'Альмейдой. Что поделать, и в этой истории появляется трансвестит — Марио Монтес, сладострастно поедавший банан у Энди Уорхола. Ойтисика дружил с ним и снял Монтеса в фильме «Агриппина». В 1973 году Ойтисика и Д'Альмейда придумали первую в истории аудиовизуальную инсталляцию под названием «Космокока». Одну ее часть можно теперь посмотреть в берлинском музее «Хамбургер Банхоф», а в ночь на среду космококаиновое слайд-шоу показывали гостям фестиваля, плавающим в бассейне «Ликвидром». Ойтисика и Д'Альмейда рисовали кокаином: очень ловко при помощи белых линий изменяли рисунки на конвертах пластинок, обложках журналов и книг. Когда благообразного старика Д'Альмейду, приехавшего представлять выставку и фильм в Берлин, спросили о проказах молодости, он отмахнулся: «Художник должен заботиться о своей свободе, а не о каких-то законах. Законы меняются. 90 лет назад в Америке за бутылку пива сажали в тюрьму, а кокаин был легален. И вообще: представьте, что кокаин изобрели бы во Франции, а шампанское в Боливии — что было бы сегодня запрещено?»
Еще один экстравагантный художник — герой документального фильма «Фифи воет от счастья». Бахман Мохассес (1931–2010) был знаменитостью в Иране. Скульптуры ему заказывали шах и императрица. После исламской революции большая часть его монументальных работ была разрушена новыми властями, а многие картины Мохассес в приступе депрессии уничтожил сам. Сейчас в Иране его имя забыто. Кинорежиссер Митра Фарахани, живущая в Париже, отыскала Бахмана Мохассеса в скромном римском отеле. «Фифи воет от счастья» («Фифи» — название ранней картины, которую Мохассес сохранил) — это фильм о последних двух месяцах жизни художника (он умирает буквально во время съемок) — остроумного и циничного богохульника, плачущего, когда показывают «Леопарда» Висконти.
Вполне возможно, что главный приз Берлинале получит другой иранский фильм — «Закрытая штора». Сняли его режиссер-диссидент Джафар Панахи, которому суд запретил работать в кино и выезжать за границу, и его друг сценарист Камбозия Партови. Интеллигентный старик (Партови) прячет собаку и не может выпустить ее на улицу. Исламские власти отлавливают псов и убивают, поскольку они считаются животными нечистыми. Бесстыжий мир, где разрешены однополые браки и картины рисуют кокаином, кажется особенно привлекательным, когда появляется возможность сравнить его вот с таким миром, где мораль на высоте, но собаку держать запрещают.
«Немцы потеряли стыд. Конечно, можно бегать по сцене с эрекцией, но для этого нужны серьезные основания, а не просто прилив крови», – брюзжит герой фильма «Голая опера», с премьеры которого началось для меня Берлинале. Марк Роллингер, начальник отдела кадров люксембургской компании, состоятельный и одинокий господин, болен неизлечимой болезнью. У него повышенная хрупкость костей, тело держится на шурупах, однажды он сломал лодыжку, когда натягивал носок. Врачи сказали его родителям, что долго он не протянет, но вот ему уже 36 лет, случиться может всякое, так что Марк живет сегодняшним днем и безудержно развлекается. У него много страстей, одна особенно дорогостоящая: Марк путешествует по миру так, чтобы как минимум раз в месяц послушать «Дон Жуана» в каком-нибудь новом театре — он одержим этой оперой. Есть в его жизни и реальный Дон Жуан — порнозвезда Джордан Фокс, который оказывает эскорт-услуги широкого профиля: в частности, ходит с клиентами в музеи и театры. Множество других хастлеров развлекают несчастного неказистого Марка, приезжая в Люксембург по его вызову из не столь богатых европейских стран. Марк любит дорогое шампанское и поглощает его в изрядных количествах. Еще одно его увлечение — фотографировать айфоном юных друзей, оперные театры, комнаты дорогих отелей и венецианские пейзажи. Если бы все это было придумано, фильм наверняка оказался бы скучным фарсом, но это документ: Марк Роллингер, реальный люксембуржец, отважно открыл съемочной группе подробности своей сумасбродной жизни. Особую красоту «Голой опере» придают фрагменты из замечательной киноверсии «Дона Жуана» — постановка Джозефа Лоузи (1979).
Марк Роллингер — настоящий герой старой Европы: изощренный, извращенный, утомленный и нездоровый, но при этом изобретательный, живой и остроумный. («Рецензенты уже сравнили меня с Труменом Капоте и Густавом фон Ашенбахом, — говорит он, — но я не хочу походить ни на мертвеца, ни на вымышленного персонажа».) Почти все его прихоти удовлетворяются мгновенно, не получается только заключить брак, нет подходящих женихов. В дни Берлинского фестиваля депутаты французского парламента чуть ли не круглосуточно обсуждали и в конце концов одобрили законопроект об однополых союзах. О том, что еще недавно во Франции такого свободомыслия не было, напоминает документальный фильм Себастьена Лифшица «Бемби».
Первые 17 лет своей жизни Бемби провела в Алжире. Тогда она была пригожим мальчиком по имени Жан-Пьер, но тайно покупала женские платья. Мечта о перевоплощении осуществилась, когда Бемби сбежала в Париж и устроилась в знаменитое кабаре «Карусель», где выступали трансвеститы. Это были мрачные 50-е годы: начальник парижской полиции нравов поклялся искоренить извращенцев, агенты следили за кабаре и задерживали всех, кто осмеливался выходить на улицу в женском платье. Бемби решила принимать гормоны, а потом и сменить пол. Но тут произошел парадоксальный переворот: сделав транссексуальную операцию и окончательно превратившись в сногсшибательную блондинку, Бемби рассталась с бойфрендом и впервые в жизни влюбилась в женщину. Она уволилась из кабаре, окончила Сорбонну и стала школьной учительницей. 30 лет она отработала в скромных провинциальных школах, больше всего опасаясь, что кто-нибудь узнает в ней трансвестита из парижского кабаре. Но все обошлось, и Бемби спокойно вышла на пенсию. Все эти годы она провела со своей подругой и сейчас, в 77 лет, выглядит сногсшибательно. Когда после премьеры Бемби спросили, не жалеет ли она о том, что сделала операцию, она сказала, что не жалеет ничуть, хотя ее подруге пришлось не очень просто.
Другой герой Берлинале тоже принадлежал к подпольному миру, а сегодня считается крупнейшим бразильским художником XX века. Элио Ойтисика (1937–1980) начал работать в годы военной диктатуры. Убежденный анархист, он не шел ни на какие компромиссы с режимом и, когда в Бразилии стало совсем тошно, уехал в Нью-Йорк и оказался в кругу художников и режиссеров, работавших с Уорхолом и Джеком Смитом. Картину о бурной жизни Элио Ойтисики в Бразилии и Америке смонтировал его племянник. Он использовал восьмимиллиметровые экспериментальные фильмы, снятые Ойтисикой и его другом Невиллом Д'Альмейдой. Что поделать, и в этой истории появляется трансвестит — Марио Монтес, сладострастно поедавший банан у Энди Уорхола. Ойтисика дружил с ним и снял Монтеса в фильме «Агриппина». В 1973 году Ойтисика и Д'Альмейда придумали первую в истории аудиовизуальную инсталляцию под названием «Космокока». Одну ее часть можно теперь посмотреть в берлинском музее «Хамбургер Банхоф», а в ночь на среду космококаиновое слайд-шоу показывали гостям фестиваля, плавающим в бассейне «Ликвидром». Ойтисика и Д'Альмейда рисовали кокаином: очень ловко при помощи белых линий изменяли рисунки на конвертах пластинок, обложках журналов и книг. Когда благообразного старика Д'Альмейду, приехавшего представлять выставку и фильм в Берлин, спросили о проказах молодости, он отмахнулся: «Художник должен заботиться о своей свободе, а не о каких-то законах. Законы меняются. 90 лет назад в Америке за бутылку пива сажали в тюрьму, а кокаин был легален. И вообще: представьте, что кокаин изобрели бы во Франции, а шампанское в Боливии — что было бы сегодня запрещено?»
Еще один экстравагантный художник — герой документального фильма «Фифи воет от счастья». Бахман Мохассес (1931–2010) был знаменитостью в Иране. Скульптуры ему заказывали шах и императрица. После исламской революции большая часть его монументальных работ была разрушена новыми властями, а многие картины Мохассес в приступе депрессии уничтожил сам. Сейчас в Иране его имя забыто. Кинорежиссер Митра Фарахани, живущая в Париже, отыскала Бахмана Мохассеса в скромном римском отеле. «Фифи воет от счастья» («Фифи» — название ранней картины, которую Мохассес сохранил) — это фильм о последних двух месяцах жизни художника (он умирает буквально во время съемок) — остроумного и циничного богохульника, плачущего, когда показывают «Леопарда» Висконти.
Вполне возможно, что главный приз Берлинале получит другой иранский фильм — «Закрытая штора». Сняли его режиссер-диссидент Джафар Панахи, которому суд запретил работать в кино и выезжать за границу, и его друг сценарист Камбозия Партови. Интеллигентный старик (Партови) прячет собаку и не может выпустить ее на улицу. Исламские власти отлавливают псов и убивают, поскольку они считаются животными нечистыми. Бесстыжий мир, где разрешены однополые браки и картины рисуют кокаином, кажется особенно привлекательным, когда появляется возможность сравнить его вот с таким миром, где мораль на высоте, но собаку держать запрещают.