Когда скульптурная группа "Рабочий и колхозница" Веры Мухиной пришла в такое состояние, что стало ясно: медлить с реставрацией дальше нельзя, было принято решение построить для памятника стилобат. Дескать, нет худа без добра. Если уж все равно придется демонтировать скульптуру, то пусть затем она вернется не на куцый постамент, который сама Вера Мухина досадливо называла "пеньком". Нет, основанием должен стать павильон, максимально приближенный к тому, на котором были установлены "Рабочий и колхозница" в Париже на Всемирной выставке 1937 года.

Поначалу в павильоне – копии творения архитектора Бориса Иофана – московские власти хотели разместить банальный торгово-развлекательный комплекс. Потом стилобатную часть памятника пообещали отдать Музею кино. В конце концов решили: здесь быть Музейно-выставочному центру, где часть площадей отводится под постоянную экспозицию, посвященную истории создания знаменитой скульптуры, а часть – под сменные выставки.
Время показало, что как ни жаль бездомный Музей кино, все же окончательное решение оправданно. По сути, оно такое же, как у недалекого соседа – монумента "Покорителям космоса", в цокольной части которого находится тематически созвучный Музей космонавтики.

Должно быть, отношение к самому знаменитому творению Веры Мухиной навсегда останется амбивалентным. С одной стороны, это шедевр монументальной скульптуры. С другой – пропагандистское советское искусство, наследие тоталитарного прошлого. А теперь представьте, что здесь все-таки был бы Музей кино. Материалы о "Кубанских казаках" – куда как хорошо! Дзига Вертов – возможно. А Тарковский? Пожалуй, нет. Почти кощунственное соседство.

Между тем, все, что показывали в выставочном центре "Рабочий и колхозница" в течение двух с половиной лет его существования, – из того же ряда и контекста, что и статуя. Вот и сейчас тут открылась выставка, название которой почти совпадает с названием работы Мухиной, то есть "Рабочие и колхозницы". В экспозиции – живопись, скульптура и фотографии 30–50-х годов прошлого века. Все они посвящены одной из главных тем советского искусства – радости коллективного труда, осуществляемого в каком-то большом общественном пространстве. В поле, по которому плывут, как корабли, комбайны. На шахте, стройке или заводе.



Миф был разработан во всей полноте. Строители коммунизма чаще всего молоды и бодры.


Если не все молоды, то уж точно веселы и полны энтузиазма.


Устроители выставки отнеслись с полным доверием и уважением к своим посетителям. Можно было пройти проторенным путем – каждую пропагандистскую вещь снабдить каким-нибудь разоблачительным документом. Однако проект рассчитан на тех, кому указующий перст не нужен.

Явно постановочные снимки для обложки "Огонька". Незнакомая немолодая женщина случайно оказывается рядом со мной. Вглядывается в горы золотой пшеницы, в счастливых крестьянок, только что обряженных в новые сорочки, в этикетку и не может не поделиться: "1954 год! Это же только год как умер Сталин. Они же все без паспортов!".

Куратор проекта "Рабочие и колхозницы" Марина Лошак вспоминает, как много лет назад впервые побывала в Нью-Йорке:


– Там я много ходила по музеям и самым важным галереям, в которых продаются работы ранних американских художников. Самыми дорогими оказались большие полотна на исторические сюжеты, где изображены индейцы, сражающиеся с первыми переселенцами из Европы, а также мужественные белые люди, осваивающие новый континент. Все это были жуткие жанровые картины, нестерпимо ужасные по качеству. Между тем, они оказались самыми дорогими, самыми любимыми и самыми покупаемыми американскими коллекционерами. Нет сомнения, коллекционеры понимали, что это плохая живопись. Неважно – сюжеты, связанные с историей собственной страны, вызывали у них эмоциональный отклик.

Думаю, такой же отклик будет у российских посетителей выставки "Рабочие и колхозницы". Да, невозможно отрешиться от идеологической составляющей. Но эта идеология – тоже наша история. И нас не перестает волновать, что был период исключительно парадных сюжетов в искусстве. К тому же, люди, писавшие такие вещи, старались остаться художниками. Каждый исхитрялся как мог. У кого-то шахта в импрессионистической манере написана. Кто-то, как на картине "Шарикоподшипниковый завод", которую по всем западным выставкам таскают, был занят поисками жемчужно-серого цвета в архитектуре. Словом, в отличие от упомянутых "американцев", художники нашей выставки – профессионалы.


Устойчивый мотив – техника на службе у человека, даже в бытовой жизни. Между прочим, это наследие футуризма, так любившего автомобили, трамваи, паровозы и дирижабли. Многие говорят, что советский реализм – прямой потомок передвижников, но это совершенно не так. Передвижники изобличали язвы и скорбели о тяжкой жизни простого народа. Художники соцреализма – мифотворцы. Они не критикуют, а воспевают. Но это совершенно не мешало ставить перед собой художественные задачи и их осуществлять.





Впечатления посетителя выставки журналиста РС Марии Шубиной:

Когда шла речь о том, что "Рабочего и колхозницу" после реставрации вернут вместе с постаментом Иофана, долго спорили, чем его займут. Был идеальный план, – здесь должен был разместиться Музей кино Наума Клеймана. Места ему бы хватило, находиться рядом с ВГИКом логично, а постоянных показов редкого кино, встреч с киноведами, уникальной экспозиции, которая сейчас спасается несколькими энтузиастами, Москве очень не хватает. Но Музея кино здесь не случилось – в итоге это еще одно выставочное пространство, отданное Капковым в хорошие руки Марины Лошак, которая руководит Манежем. И выставка "Рабочие и колхозницы", которую она курирует, здесь очень к месту – советский стиль в ногах у самого советского памятника.

Я специально приехала на эту выставку в воскресенье, во второй половине дня – время как раз для обычных посетителей выставочных пространств, находящихся не в центре города. К моему удивлению, посетители были на каждом этаже – чтобы посмотреть выставку, надо подняться на лифте на самый верх и спускаться по пандусу, опоясывающему выставочные залы. Пандус напоминает Еврейский музей в Берлине – но это единственное сравнение с европейским пространством, в остальном внутреннее убранство (хочется употреблять именно такие слова) – смесь советского сталинского ампира и турецкого евроремонта. Честно скажу, реконструкции гостиниц "Украина" и "Ленинградская" удались гораздо лучше.

Но дело вовсе не в качестве строительства. Если бы здесь поселилось что-то живое, настоящее, что-то про новую или по-настоящему ценную старую культуру, через месяц было бы вообще не важно, как здесь что выглядит. Кинозалы, заполненные студентами. Лекции. Фестивали. Кого волнует, что ЦДХ – уродливый параллелепипед, когда там проходит Арт-Москва, книжный фестиваль Non/Fiction или фестиваль документального кино?

Здесь же пока атмосфера советского музейного полушепота: большие пространства с экспозицией, с трудом заполняющей их, заставляют людей переговариваться приглушенно. Не добавляют легкости и охранники с рациями вместо классических служительниц на этажах.

И вот ты спускаешься по пандусу, изображающему Европу, заходишь в зал, где экспозиция тоже изображает Европу, – хорошие стенды, продуманная развеска. Но только пока в России, где реконструкцией советского успешно занимаются власти, совсем невозможен отстраненный взгляд на фотографии начала пятидесятых годов с румяными рабочими и колхозницами – чистые "Кубанские казаки". И когда ты внизу оказываешься в буфете, где за 15 рублей продаются не очень вкусные булочки, окончательно становится не по себе от этой машины времени.

А мимо больших полотен маслом с цехами заводов и домнами и фотографий радостей социалистического труда проходят молодые люди – помню, как точно такие же ходили в Музей кино на ретроспективу Трюффо, и могли бы и сейчас ходить, но некуда. Есть только очень осовремененный, но совершенно советский стиль.