За сорок минут, которые длилась передача “Прямой эфир”, вышедшая 21 февраля, через четыре дня после того, как стало известно, что Макс Шатто, мальчик, усыновленный из России, погиб, Валентина Чернова сумела произнести не больше трех фраз.
“Вам когда-нибудь приходилось забирать детей у пьяных родителей, забирать их из собачьих будок, забирать детей, изнасилованных своими родителями?” – очень волнуясь, спрашивала Чернова.
“Это не повод продавать их во Францию или Америку", – закричала Маша Арбатова. Тут все гости студии тоже стали кричать и перебивать друг друга, так что закончить фразу Валентине Черновой не удалось.

Я увидела Валентину Чернову – начальника отдела опеки и попечительства управления социальной защиты населения Псковской области – спустя три недели после этого эфира. Именно из Псковской области были усыновлены два погибших гражданина Америки – Макс Шатто и Чейз Харрисон (при рождении – Максим Кузьмин и Дима Яковлев). Видимо, поэтому именно Валентине Черновой во время эфира того выпуска программы, который назывался “Увидеть Техас и умереть”, Мария Арбатова будет кричать в лицо, что именно из-за таких людей, как “госпожа опекунша”, которым “немножко занесли, немножко попросили, немножко смазали”, российские дети и гибнут в Америке.
Тогда Чернова и произнесет последнюю из своих нескольких в этом эфире фраз. Она скажет: “Мне за свою работу не стыдно”.

Первое, о чем я спрашиваю Валентину Чернову: зачем она вообще поехала на эту передачу? Но в этот момент ей не удается ответить, потому что женщины из Областного центра семьи, в помещении которого я впервые вижу Чернову, наперебой начинают кричать, что правильно сделала, что поехала, что стесняться нечего, что работу она свою делает хорошо и чего ей было прятаться. Тогда Александр Гезалов, с которым я и приехала в Псков, скажет: “Вы все правильно сделали, Валентина Владимировна. Поэтому я и приехал с медалью. Кто еще, как не детдомовец, должен вступиться”.

Каждый, кто каким-то образом связан с сиротской и усыновительской тематикой, наверняка знает Александра Гезалова. Он делает сайт “Успешные сироты”, состоит в нескольких общественных организациях, входит в самые разные попечительские советы, эксперт Общественной палаты.

Гезалову 45 лет. Чуть меньше половины из них он скитался по самым разным детским домам, потом ПТУ, потом армия – три года на подводной лодке. Как он потом сам напишет в своей книге “Соленое детство”, на обратном пути из армии ему было совершенно все равно, в каком городе выйти: его везде одинаково не ждали. Он почему-то вышел в Петрозаводске и много лет потом жил в Карелии. Там занимался самой разной общественной работой: кормил бездомных, строил церкви, помогал заключенным.
Несколько лет назад переехал в Москву и довольно быстро стал известен, что называется, в узком кругу. Написал свою книгу “Соленое детство” – про то, как несколько лет его перебрасывали из одного детского дома в другой, как его били воспитатели, воспитанники, и в конце концов о том, как он выжил.
У Гезалова двое родных братьев. “Один наркоман, а другой сидит, – расскажет мне Гезалов в поезде. – А из четырнадцати человек моего выпуска в живых я один”.
Гезалов рассылает свою книгу по детским домам, ездит по ним же – он всегда в смешной панамке, которую он никогда и нигде не снимает, и с гитарой – поет песни, рассказывает о своей жизни, о том, как выживать и к чему стремиться. Ежедневно отвечает на десятки писем от детей из детских домов и интернатов.

Пару лет назад Гезалов придумал медаль “За спасение детства”. На первый комплект из 11 штук дал денег частный предприниматель. (Сейчас Гезалов ищет спонсора, чтобы продолжить вручать медаль.) Эскиз нарисовала Саша Усольцева, девочка, которая двенадцать лет провела в детском доме, а теперь учится в Строгановке. На своей странице в сети "Вконтакте" Гезалов номинирует самых разных людей, которые помогают сиротам: воспитателей, общественников, один раз даже украинского мецената. Номинировать могут и другие. Из номинантов выбирают простым голосованием.
“Как-то я приехал в Самару, выступаю перед детьми, потом посмотрел на задний ряд и говорю воспитателям: они у вас обдолбанные, что ли?” Оказалось, что действительно в интернате проблемы с наркотиками, что руководство интерната не знает, что делать, и что единственный, кто пытается эту проблему решить, – местный руководитель военно-патриотического кружка. “У него подростки бегали, борьбой занимались, гранаты бросали, никаких наркотиков – конечно, я ему дал медаль”.

Вручить медаль Валентине Черновой Гезалов решил еще в октябре. Это важный момент.
“Я входил в жюри проекта “Россия без сирот” – видел, что делают в Псковской области, позвонил им уточнить детали, сразу понял, как Чернова работает, что она в теме. Потом познакомился с ней и в этом своем мнении убедился”. В декабре Валентину Чернову на медаль “За спасение детства” номинировала псковская общественная организация “Помогай-ка”. “В своем маленьком кабинете, который она делит еще с двумя коллегами по отделу, она каждый день принимает и выросших сирот, которым нужно помочь с документами на жилье, и потенциальных усыновителей, и общественные организации. И одновременно успевает проводить творческие конкурсы принимающих семей, сотрудничать с московскими фондами, разрабатывать местные законопроекты”, – было написано в письме-номинации от “Помогай-ки”.

За Чернову стали активно голосовать. “Теперь я хочу прямо зарубиться за нее. Ведь это же травля просто”, – говорит Гезалов.

***
Мы приезжаем в Псков в семь утра. Нас встречает Даниил Новиков, основатель “Помогай-ки”. “Название вам надо менять, конечно, – говорит Гезалов, – а вообще молодцы”.
Новиков рассказывает нам о законе, который разработала Чернова: псковские усыновители с прошлого года получают единовременное пособие в размере 500 тысяч. Уже два года Чернова занимается проектом “Видеопаспорт ребенка”: про детей-сирот снимают маленькие видеоролики, которые показывают по телевидению, крутят на большом экране на главной площади, размещают на местных сайтах (потом Чернова расскажет, что она даже договорилась с местной прокуратурой – теперь на их сайте тоже крутят такие ролики). “В воскресенье, когда идет программа “Пока все дома”, они с утра и до поздней ночи по очереди дежурят в департаменте. Принимают звонки”, – говорит Новиков. Когда “видеопаспорта” псковских сирот показывают по Первому каналу, в отделе опеки всегда шквал звонков.
Еще Новиков рассказывает о программе сопровождения семей, которые решились на опеку или усыновление, и о том, что для выпускников детских домов Чернова с коллегами тоже разработала специальную программу.

“Выпускникам особенно нужна помощь, они выходят совсем не готовыми к жизни. Одна девочка тут проехала по городу на такси, таксист попросил 12 тысяч, она сняла, расплатилась и осталась на весь месяц без денег”. Это мне скажет сама Чернова – все в том же Центре семьи, где у нас есть полчаса на то, чтобы выпить кофе перед вручением медали.
Говорить о ежедневной работе Черновой явно комфортней и привычней – она 12 лет работает в опеке, пять из них начальником, – чем о расследовании, эфире передачи “Прямой эфир”, законе о запрете иностранных усыновлений.
“Идет тотальная проверка. Следствием изъяты все личные дела об опеке, усыновлении, все, что было у нас в работе, всего 3900 дел, – рассказывает Чернова, – всего претензий на девяти листах. Например, девочка была оставлена в больнице в декабре. А работу по ее устройству мы стали вести только сейчас. Спрашивают, что мы делали три месяца. Но там же в деле сказано, что у ребенка открытая форма туберкулеза – она три месяца была в больнице, потому что нуждалась в лечении”.

Проверки начались вовсе не в феврале, когда в России узнали о смерти Макса Шатто, а еще в декабре. В разгар событий, связанных с принятием в России закона, запрещающего усыновлять детей из России гражданам США. Именно тогда в прессе появились сообщения о том, что бабушка Димы Яковлева заявила, что не подписывала отказа от опеки над ребенком. И что ее подпись под отказом поддельная.
Дело, которое уже однажды в 2008 году проверяла прокуратура, возбудили снова. Валентину Чернову и ее начальника Армена Мнацаканяна отстранили от должностей, но потом, без шума, вернули обратно.
20 февраля, за день до эфира передачи, которая разделила жизнь Валентины Черновой на две половины, она вышла от следователя и отправилась на вокзал, чтобы сесть на вечерний московский поезд. Первой, кого Чернова увидела в купе, была Надежда Паукконен. “Я сразу поняла, куда она едет – конечно, на ту же передачу. Нашла, с кем поменяться, и поехала в другом купе”, – рассказывает Чернова.

Надежду Паукконен в прессе называют второй – по отцу – бабушкой Димы Яковлева. Она действительно будет в “Прямом эфире” и тоже скажет, что хотела растить Диму, но в опеке ей не разрешили из-за возраста. Мария Арбатова потом укажет на фотографию приемного отца Димы Яковлева и закричит: “Посмотрите, мужик-то в возрасте, ему дали усыновить, а родной бабушке – нет?!”

***
Райцентр Палкино – в сорока километрах от Пскова. Несколько пятиэтажек, здания администрации, столовая, остановка рейсового автобуса. Вокруг лес и снег.
“Вы первые журналисты, которые входят в этот кабинет. Я держу оборону четвертый месяц. Интервью давать не буду. А кофе вас напою”, – говорит Татьяна Крипайтис, когда мы с журналисткой Марией Эйсмонт входим в кабинет начальника соцзащиты Палкинского района. Именно здесь родился Дима Яковлев и именно здешнюю опеку теперь обвиняют в подделке подписей и в отказе на опеку родственникам.
Крипайтис зовет в кабинет Татьяну Кучерову, она лично заверяла подписи под отказом от опеки над Димой Яковлевым. “Бабушка Зинаида Яковлева – слепая, но она сказала, что читать не может, а подпись свою поставить может. И вот тут написала: Яковлева. Рядом сидел ее муж, который тоже поставил свою подпись”. Татьяна Николаевна показывает ксерокопии отказов. Мария Эйсмонт сфотографирует эти ксерокопии (их можно увидеть на сайте "Пабликпост"). “Я лично эти подписи заверяла в присутствии милиционера”.
Кучерова расскажет, что живут Яковлевы более чем скромно, Зинаида Яковлева – инвалид по зрению, и они сразу отказались от ребенка. “Ни Свету, ни Диму, ни Сережу они воспитывать никогда не собирались. К тому же они живут в одном доме со своей дочерью – матерью детей, а это по закону невозможно”.
Сергея Яковлева, младшего брата Димы Яковлева, усыновила пара из Израиля. А вот Свету, старшую сестру Димы Яковлева, действительно растит Надежда Паукконен. Паукконен не прямая бабушка детям Яковлевым. Она тетя отца. Для того чтобы она смогла оформить опеку, ее племянник – Алексей Паукконен – признал отцовство, а затем был лишен родительских прав. После этого Надежда Паукконен стала законным опекуном.
“Как же она теперь говорит, что мы ей не дали опеку над Димой из-за возраста, если мы ей в это же время дали опеку над Светой?” – возмущается Татьяна Кучерова.
В 2008 году, когда Чейз Харрисон (урожденный Дима Яковлев) погиб, уголовное дело в отношении органов опеки уже было заведено. Тогда тоже приезжали следователи из Москвы и из Пскова, и тоже была проверка. Дело закрыли, никаких ошибок в работе опеки не нашли.
Тогда же, в 2008 году, ни бабушка Яковлева, ни Надежда Паукконен не заявляли о том, что хотели бы заботиться о ребенке, о поддельных подписях.
“У меня зарплата 17 000 рублей, я на эти деньги адвоката, конечно, не потяну, а вообще-то я бы очень хотела подать на них в суд. Просто чтобы защитить свое достоинство”, – говорит Татьяна Кучерова.

Информация о том, что подписи бабушки и дедушки Яковлевых подделаны, появилась в твиттере Павла Астахова. 25 февраля Следственный комитет России заявил, что в результате графологической экспертизы установлено, что подписи действительно принадлежат Зинаиде и Борису Яковлевым.
“Хорошо хоть родственники мальчиков Кузьминых оказались порядочными людьми – те сразу сказали, что о детях заботиться не могут. И, когда вся эта шумиха поднялась, мнения своего не изменили”, – на прощанье говорит Кучерова.
Вчера, 19 марта, стало известно, что Следственный комитет возбудил очередное уголовное дело по факту халатности. Якобы бабушка Кузьминых по отцу хотела посещать их в доме ребенка, а опека скрыла этот факт от суда.
“Стыдно за нашу прокуратуру, – говорит Чернова, – мы же все делаем через суд. При них же. Мы же сами никого родительских прав не лишаем и не усыновляем”.

***
В одной из аудиторий Псковского университета, забитой местными журналистами, студентами и общественниками, Александр Гезалов открывает бархатную коробочку с медалью “За спасение детства”. “В Госдуме и в Совете Федерации я всегда сижу в шапке. Здесь, перед Валентиной Черновой, я хочу снять шапку”, – и действительно снимает свою знаменитую защитного цвета панаму. Чернова быстро говорит несколько слов благодарности и почти сразу же сбегает: скоро опять к следователю, нужно сидеть над бумагами. Гезалов презентует студентам свою новую книгу для выпускников детских домов “Просто о сложном”.

Я спрашиваю Чернову, понимает ли она, что вообще происходит, откуда берутся все эти заявления родственников, проверки?
– Вы когда-нибудь слышали в прессе о том, что в какой-нибудь другой стране, кроме Америки, погиб российский ребенок? – вопросом на вопрос отвечает она.
– Так зачем же вы поехали на эту передачу?
– Скажем так: мне туда настоятельно порекомендовали поехать. На самом высоком уровне.