Эраст Кузнецов. Пиросмани. Биография. "Вита Нова", СПб, 2012

Биографу Пиросмани не позавидуешь – даже дата рождения под вопросом, как у древних иконописцев, и любое событие тонет в мифах. Бывают такие люди – сделают шаг, скажут слово – как будто зерно падает на землю, и прямо из-под ног вырастает кудрявая легенда, заслоняя слово, жест, выражение лица. Прогулка по этим волшебным садам в поисках истины – занятие увлекательное, но и утомительное: шаг-другой – и тонешь в подробностях и вариантах. Чтобы выбраться из ловушек, автору надо было придумать некий ход, и он его придумал: героя книги, нищего пьяного художника, перед нашими глазами выводит за руку Смерть, как на барочной гравюре, это она начинает танец, длинный хоровод образов и фигур, послушно тянущихся из пыльной деревушки в нарядный многоголосый Тифлис. Как на этих гравюрах, где под каждой фигурой заботливо подписана ее личная стихотворная "партия", персонажи книги обретают голос – все, от родителей Нико и членов семьи, в которой он вырос, после того как в 8 лет осиротел, – до последнего тифлисского духанщика, дававшего бездомному художнику пищу и кров за натюрморт, портрет или очередной "кутеж", написанный тут же на черной клеенке.

Эраст Кузнецов – не только внимательный и любящий биограф, изучавший Пиросмани много лет, но и искусствовед, обладающий редким даром говорить о картинах человеческим языком, картина у него предстает живым существом, наделенным характером, душой, неповторимой внешностью и судьбой. Здесь найдется и гимн черной клеенке, излюбленному материалу, на котором писал Пиросмани, гимн, пропетый со знанием дела – и как ложится краска на тот или иной грунт, и откуда берутся трещины на холсте, и почему их нет на этой самой клеенке. Найдутся и философские размышления о природе черного фона, и описания того, как художник лепит свои творения, как вдыхает в них душу живую, и плач о погибших картинах и фресках, сливающийся с плачем о судьбе самого мастера.

В веренице танцующих образов проплывают и обитатели дома тифлисских армян Калантаровых, дома "добрых женщин и чистых детей", где на странном положении "то ли воспитанника, то ли слуги, то ли приживальщика" жил деревенский мальчик, потом подросток, потом молодой человек Пиросманишвили, откуда он ушел на недолгую службу на железной дороге, а потом – в никуда. Вроде бы он один, маленький художник, мечтающий научиться своему ремеслу как следует, но так навсегда и остающийся самоучкой, а на самом деле их много: горе-молочник Пиросмани, пытающийся стоять в лавке, но потом своими руками губящий дело, к которому не лежит душа, элегантный бездомный художник, живущий в духанах и садах, но всегда чистый и подтянутый, гений-бродяга, вдруг ставший предметом внимания молодых авангардистов и обретший надежду, наконец, опустившийся грязный пропойца с трясущейся головой, всякую надежду потерявший. Проплывает старый Тифлис, распадающийся на несколько пестрых теней – европеизированного центра и восточных окраин, базаров, бань, духанов. Нет, духаны – это отдельные миры, населенные хозяевами этих шумных питейных подвалов, окруженные слугами, носильщиками, разносчиками, бесчисленными гостями заведений, застывшими в торжественных эпических "кутежах".

Немного выпадают из магического круга продвинутые художники той поры, "открывшие" Пиросманишвили, – братья Кирилл и Илья Зданевичи, Михаил Ле-Дантю и их грузинские коллеги, разыскивавшие и покупавшие у духанщиков картины бездомного гения: как будто мир мифов и легенд дает небольшую трещину, и в него проникает воздух реальности, но – оказывается губительным для мастера. Сначала Пиросмани как будто радуется выставкам и публикациям, он окрылен, в нем теплится мечта о некоем возвышенном братстве тифлисских художников, сидящих у самовара за огромным столом, где есть место для всех. Что получается из соприкосновения двух миров, Эраст Кузнецов показывает виртуозно: одна капля ядовитого напитка, столь привычного для мира художественной критики, одна карикатура на Пиросмани, появившаяся в газете, нанесла ему такой удар, от которого он уже не оправился. Dance macabre ускоряется, все, кто встречают художника с этого момента, поражаются, как стремительно он спивается и стареет – элегантность сменяется грязными лохмотьями, мальчишки бросают камнями в оборванца. Вопрос – как же эти изысканные футуристы, охотившиеся за картинами Пиросмани, возносившие до небес его дар, не помогли человеку, художнику, бездомному старику – повисает в воздухе.

А еще по книге разбросаны фотографии старого Тифлиса и его обитателей – носильщиков, духанщиков, красавиц, мальчишек, а ближе к концу припасена щедрая вкладка репродукций. Посмотришь мельком – как будто нечаянно наткнешься между страниц на засушенные цветы, рассмотришь не торопясь, медленно, зачарованно – и понимаешь: они живые.