В московском Театре на Таганке 24 апреля премьера спектакля "Нет лет" на стихи Евгения Евтушенко в постановке Вениамина Смехова. Спектакль посвящен памяти художественного руководителя театра Валерия Золотухина, скончавшегося 30 марта. Вениамин Смехов в интервью Радио Свобода рассказывает о спектакле и о своем отношении к нынешнему Театру на Таганке.
- Посвящение спектакля "Нет лет" Валерию Золотухину -это ваше личное посвящение как режиссера или посвящение всего Театра на Таганке?
- Сказать, что я что-то делаю от имени театра, я не могу, потому что не работаю в том театре, который по-прежнему называется "Театр на Таганке".Я появился там сейчас в честь того жанра, который Юрий Петрович Любимов вместе с нами когда-то открыл - жанра поэтического представления, когда из стихов совершается некая композиция и оказывает на зрителя не меньшее театральное воздействие, чем классическая пьеса. Это было когда-то с Вознесенским, с Пушкиным, Маяковским, Евтушенко, Есениным на сцене той «золотой» Таганки. Первоначально я сговорился с Валерием Золотухиным и с Евгением Александровичем Евтушенко, что придумаю композицию - как когда-то у Любимова. Во время первого этапа подготовки спектакля, то есть в ноябре прошлого года, Золотухин уже заболевал. Как участник спектакля он вышел из игры в январе. В день, когда случилась беда, я объявил перерыв, а потом все-таки решили продолжить репетицию уже под воздействием этого удара. Я предложил, чтобы спектакль имел посвящение Валерию Сергеевичу. Это вырвалось само собой и немедленно нашло отклик у всей команды моих артистов.
- А кто заменил Золотухина? Кто участвует в этом спектакле?
- Валерий участвовал только в самом начале, еще до репетиций на сцене. Поэтому его тексты как-то разошлись по актерам. Основную функцию, совмещенную роль ведущего поэта и одного из всей команды, которая на сцене играет, поет, танцует и печалится, исполняет Анатолий Васильев. Мне это было и сразу важно, а теперь еще важнее. Потому что мы «кореша» и «корешки», то есть те самые остатки начала "золотого века" Таганки, кто с Любимовым в 1964 году запел эту песню. Это была ранняя Таганка, где Любимов многое инициировал, в том числе и стиль совместного соавторства, та Таганка, которая для меня была и остается родным домом.
- Чем вас привлекли стихи Евгения Евтушенко, которые вы ставите?
- Сначала привлекла сама по себе идея Жени, с которым мы в очень добрых отношениях и помимо каких-то дел в Театре на Таганке. Стихи, что вошли в эту композицию, осмысливались мною в драматургии жанра поэтического представления. Как-то все идет симпатично для этого жанра, где связаны воедино и гротеск, и печаль, и радость. А что касается поэзии Евтушенко, то это и отчетливо гражданская лирика, и нежная лирическая поэзия, которую я заново осваивал. Конечно, знаменитых строк и знаменитых первострочий у Евтушенко гораздо больше, чем в спектакле. Для них я тоже нашел какое-то место в финале, в сцене прощания со зрительным залом. Много-много замечательных строк и стихотворений. Я их заботливо перемешал, как когда-то поступал стихами Некрасова, Маяковского и Пушкина для такого рода композиций. Это очень интересное занятие - такой драматический монтаж. Отбирал по своему, конечно, вкусу, но при этом ориентировался на тех, кого знаю и очень уважаю.
- Если я вас правильно понял, вы отделяете себя от того театра, который сейчас существует в Москве под названием "Театр на Таганке". Можно ли судить о том, какова там обстановка сейчас, когда этот театр в очередной раз лишился художественного руководителя? Предполагать, кто может занять этот пост после Валерия Золотухина?
- Я не склонен говорить о том, что меня не касается. Я этого не знаю. Это чужие тайны. Это чужой театральный роман. Если вы отважитесь добиться билетов на "Театральный роман" Петра Фоменко, его завещательный гениальный спектакль, то это еще вдвойне после романа Михаила Булгакова наведет вас на мысль, что театральные романы - это и прекрасная, или отвратительная болезнь так называемого "репертуарного" театра России. У нас была своя история до 1985 года. Потом был Эфрос - это еще одна история, не успевшая стать продолжительной, к несчастью. Это все завершилось тем, чего хотело начальство - и гражданской смертью Любимова, и физической смертью Эфроса. А потом был период каких-то надежд - как в стране и в мире, так и в "Театре на Таганке". Но не случилось.
Я давал интервью программе «Вести», говорил о спектакле. О молодежи, которая мне очень нравится, потому что это – школа Любимова. Это мне очень приятно. В конце, когда они меня спросили про Любимова, я сказал, что ничего говорить не буду, потому что это моя лирика, моя личная жизнь. Говорить о художнике Любимове, режиссере Любимове - да. А человеческие дела никого не касаются, кроме семьи. Любимов услышал, что в эфире я сказал: «Говорить ничего не буду, а Юрию Петровичу скажу: "Юрий Петрович, приходите к нам на спектакль. Я вас очень приглашаю. Спасибо". Любимов это услышал, увидел, дал знать об этом. Я позвонил. Мы имели долгую беседу на разные темы, в том числе помянули и Валерия Золотухина, и Давида Боровского. Я ему сказал, что вчера был с женой Галей на премьере у Кирилла Серебренникова. Он сказал: «Как они с бедным с ним обращаются!» Я говорю: "Да, обращаются, а он, как и вы когда-то, выстоял. У него замечательное новое театральное дело, спектакль новый хороший». Это Любимову понравилось. Говорили о прошлом и о временах, когда его изгоняли из страны, а теперь зловредные критики или нытики-журналисты называют его человеком добровольной эмиграции, то есть человеком, который скрылся с родины, чтобы ему стало лучше. Его это очень возмущает.
Не знаю, ответил я вам на вопрос или нет. Я не умею напрямую отвечать, когда это касается меня лично. Вы приходите в дом, где вы жили, где вам было очень хорошо 30 лет тому назад. Он другой, но у вас здесь появились новые знакомые. Ничто не отменяет прошлого, не изменяет настоящего. Я не вхожу в сегодняшние хитросплетения тамошней таганковской жизни. Я очень сочувствую и актерам, я сочувствую Любимову так же, наверное, как и вы.
- То есть вы не представляете себе, что "золотой век" Таганки можно возродить, не хотите даже думать об этом?
- Одна из трех моих любимых ролей на этой сцене называется Воланд. Там есть фраза: "Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?".
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
- Посвящение спектакля "Нет лет" Валерию Золотухину -это ваше личное посвящение как режиссера или посвящение всего Театра на Таганке?
- Сказать, что я что-то делаю от имени театра, я не могу, потому что не работаю в том театре, который по-прежнему называется "Театр на Таганке".Я появился там сейчас в честь того жанра, который Юрий Петрович Любимов вместе с нами когда-то открыл - жанра поэтического представления, когда из стихов совершается некая композиция и оказывает на зрителя не меньшее театральное воздействие, чем классическая пьеса. Это было когда-то с Вознесенским, с Пушкиным, Маяковским, Евтушенко, Есениным на сцене той «золотой» Таганки. Первоначально я сговорился с Валерием Золотухиным и с Евгением Александровичем Евтушенко, что придумаю композицию - как когда-то у Любимова. Во время первого этапа подготовки спектакля, то есть в ноябре прошлого года, Золотухин уже заболевал. Как участник спектакля он вышел из игры в январе. В день, когда случилась беда, я объявил перерыв, а потом все-таки решили продолжить репетицию уже под воздействием этого удара. Я предложил, чтобы спектакль имел посвящение Валерию Сергеевичу. Это вырвалось само собой и немедленно нашло отклик у всей команды моих артистов.
- А кто заменил Золотухина? Кто участвует в этом спектакле?
- Валерий участвовал только в самом начале, еще до репетиций на сцене. Поэтому его тексты как-то разошлись по актерам. Основную функцию, совмещенную роль ведущего поэта и одного из всей команды, которая на сцене играет, поет, танцует и печалится, исполняет Анатолий Васильев. Мне это было и сразу важно, а теперь еще важнее. Потому что мы «кореша» и «корешки», то есть те самые остатки начала "золотого века" Таганки, кто с Любимовым в 1964 году запел эту песню. Это была ранняя Таганка, где Любимов многое инициировал, в том числе и стиль совместного соавторства, та Таганка, которая для меня была и остается родным домом.
- Чем вас привлекли стихи Евгения Евтушенко, которые вы ставите?
- Сначала привлекла сама по себе идея Жени, с которым мы в очень добрых отношениях и помимо каких-то дел в Театре на Таганке. Стихи, что вошли в эту композицию, осмысливались мною в драматургии жанра поэтического представления. Как-то все идет симпатично для этого жанра, где связаны воедино и гротеск, и печаль, и радость. А что касается поэзии Евтушенко, то это и отчетливо гражданская лирика, и нежная лирическая поэзия, которую я заново осваивал. Конечно, знаменитых строк и знаменитых первострочий у Евтушенко гораздо больше, чем в спектакле. Для них я тоже нашел какое-то место в финале, в сцене прощания со зрительным залом. Много-много замечательных строк и стихотворений. Я их заботливо перемешал, как когда-то поступал стихами Некрасова, Маяковского и Пушкина для такого рода композиций. Это очень интересное занятие - такой драматический монтаж. Отбирал по своему, конечно, вкусу, но при этом ориентировался на тех, кого знаю и очень уважаю.
- Если я вас правильно понял, вы отделяете себя от того театра, который сейчас существует в Москве под названием "Театр на Таганке". Можно ли судить о том, какова там обстановка сейчас, когда этот театр в очередной раз лишился художественного руководителя? Предполагать, кто может занять этот пост после Валерия Золотухина?
- Я не склонен говорить о том, что меня не касается. Я этого не знаю. Это чужие тайны. Это чужой театральный роман. Если вы отважитесь добиться билетов на "Театральный роман" Петра Фоменко, его завещательный гениальный спектакль, то это еще вдвойне после романа Михаила Булгакова наведет вас на мысль, что театральные романы - это и прекрасная, или отвратительная болезнь так называемого "репертуарного" театра России. У нас была своя история до 1985 года. Потом был Эфрос - это еще одна история, не успевшая стать продолжительной, к несчастью. Это все завершилось тем, чего хотело начальство - и гражданской смертью Любимова, и физической смертью Эфроса. А потом был период каких-то надежд - как в стране и в мире, так и в "Театре на Таганке". Но не случилось.
Я давал интервью программе «Вести», говорил о спектакле. О молодежи, которая мне очень нравится, потому что это – школа Любимова. Это мне очень приятно. В конце, когда они меня спросили про Любимова, я сказал, что ничего говорить не буду, потому что это моя лирика, моя личная жизнь. Говорить о художнике Любимове, режиссере Любимове - да. А человеческие дела никого не касаются, кроме семьи. Любимов услышал, что в эфире я сказал: «Говорить ничего не буду, а Юрию Петровичу скажу: "Юрий Петрович, приходите к нам на спектакль. Я вас очень приглашаю. Спасибо". Любимов это услышал, увидел, дал знать об этом. Я позвонил. Мы имели долгую беседу на разные темы, в том числе помянули и Валерия Золотухина, и Давида Боровского. Я ему сказал, что вчера был с женой Галей на премьере у Кирилла Серебренникова. Он сказал: «Как они с бедным с ним обращаются!» Я говорю: "Да, обращаются, а он, как и вы когда-то, выстоял. У него замечательное новое театральное дело, спектакль новый хороший». Это Любимову понравилось. Говорили о прошлом и о временах, когда его изгоняли из страны, а теперь зловредные критики или нытики-журналисты называют его человеком добровольной эмиграции, то есть человеком, который скрылся с родины, чтобы ему стало лучше. Его это очень возмущает.
Не знаю, ответил я вам на вопрос или нет. Я не умею напрямую отвечать, когда это касается меня лично. Вы приходите в дом, где вы жили, где вам было очень хорошо 30 лет тому назад. Он другой, но у вас здесь появились новые знакомые. Ничто не отменяет прошлого, не изменяет настоящего. Я не вхожу в сегодняшние хитросплетения тамошней таганковской жизни. Я очень сочувствую и актерам, я сочувствую Любимову так же, наверное, как и вы.
- То есть вы не представляете себе, что "золотой век" Таганки можно возродить, не хотите даже думать об этом?
- Одна из трех моих любимых ролей на этой сцене называется Воланд. Там есть фраза: "Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?".
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
