Новый процесс по делу Анны Политковской в программе "Лицом к событию" комментирует главный редактор "Новой газеты" Дмитрий Муратов.
Елена Рыковцева:. Вы сегодня считаете, что следствие сделало все, что могло, по поводу этого расследования, второго уже?
Дмитрий Муратов: С момента первого процесса и следствие, и редакция прошли достаточно большой путь. Я точно абсолютно не собираюсь облегчать задачу адвокатуре обвиняемой стороны, поэтому я не буду говорить, какие новые доказательства, какие новые свидетельства, какие новые факты появились в распоряжении бригады Гарибяна Следственного комитета России и у нас. Самое главное для нас в этом процессе, как ни странно, – мы целиком совпадаем с адвокатами обвиняемых и обвиняемыми, мы хотим, чтобы процесс был открытым, мы не хотим, чтобы процесс был закрытым – это очень важно для понимания позиции Веры и Ильи Политковских, их адвокатов, редакции и Аниной мамы.
Почему мы не хотим, чтобы процесс был закрытым? Нам будут говорить, безусловно, что там множество работников силовых структур, облеченных высокими полномочиями, которые, обладая особыми знаниями, особой аппаратурой, техникой, например, один из организаторов преступления, бывший свидетель, теперь переквалифицированный в организаторы Павлюченков, он возглавлял отдел оперативно-поискового управления в ГУВД Москвы при бывшем руководстве. То есть он был шпионом, он следил, телефонные разговоры, прослушка, наружка – это все входило в его компетенцию, и он был нанят для того, чтобы следить за Политковской. Является ли это военной тайной? Нет, не является. Мы считаем, что нужно говорить про то, что происходит с силовыми структурами, когда они коррумпированы, и в этом один из смыслов процесса. Само-то очищение не в глобальном пока масштабе, но в некотором, которое при том же Колокольцеве происходит, – это, между прочим, побочное следствие дела Политковской.
Теперь о присяжных. Здесь тоже, как ни странно, мы хотели бы, чтобы дело рассматривалось коллегией присяжных. Мне кажется, институт присяжных при особо тяжких преступлениях против личности, особенно такого резонансного, одного из самых мировых резонансных убийств по найму, как убийство Политковской, заслужило, имеет право рассматриваться судом присяжных. Конечно, для следствия, для обвинения, для прокуратуры, которая поддерживает обвинение, это большой риск. Мы прекрасно помним, что были ситуации, когда тот же Гарибян был одним из участников расследования, я бы даже сказал, раскрытия убийства журналиста Пола Хлебникова, но коллегия присяжных, странным образом отманипулированная, отпустила обвиняемых в этом деле, и с тех пор они находятся в бегах. В этом, конечно, есть риск. Но в этом есть и куда большая справедливость. Потому что приговор должен устоять, приговор должен быть легитимным. При некотором обоснованном недоверии к судебной системе, к некоторой незаконной мотивированности деятельности ряда судей, мы знаем, эти процессы можно перечислять – Басманный суд, Хамовнический суд и ряд других, приговор, который выносится присяжными, он более убедителен и легитимен. И нам кажется, что да. И слабость нельзя проявлять. В прошлый раз присяжные, а это были хорошие присяжные, это были настоящие присяжные, после процесса мы встречались с ними в редакции, они оправдали тех людей, о которых мы были уверены, что они причастны к убийству, но они их оправдали, потому что им не хватило доказательств. Мы же не должны судить по революционной справедливости или только по своей внутренней убежденности, ведь эта убежденность должна передаться присяжным, они же на это время становятся федеральными судьями. Я очень надеюсь, что это будет суд присяжных, что это будет коллегия не менее страстная, не менее одаренная, чем та, которая была на первом процессе.
Елена Рыковцева: То есть не хватило доказательств и не хватило эмоций?
Дмитрий Муратов: Не хватило на первом процессе, как мне кажется, кроме сильной работы адвокатов противоположной стороны, не хватило ряда доказательств. Ключевой свидетель обвинения, как выяснилось, господин Павлюченков на самом деле являлся одним из организаторов преступления. Исходя из этого следствие прошло достаточно большой путь. Я не буду говорить, какими материалами оно теперь располагает, но я уверен, что апеллировать надо к присяжным. Иначе получится так: прошлый процесс обвинение проиграло в суде присяжных, а теперь для облегчения своей участи и для оправдания, обеления своей работы вы решили отказаться от суда присяжных. Таким образом сам процесс, который пойдет без присяжных, он уже в глазах защиты и какого-то достаточно большого общественного мнения будет процессом: ах, тогда не сумели с присяжными, а теперь от них отказались. Мы бы очень не хотели бы, чтобы было так, мы сами хотим не мести, а мы хотим справедливости и установления истины.
Елена Рыковцева: Почему Мурад Мусаев, адвокат обвиняемых, говорит, что из дела пропали улики важные, дело цензурировано, он слово "цензура" применяет по отношению к этому делу – это такой трюк профессиональный?
Дмитрий Муратов: Мурад, безусловно, очень талантливый адвокат. Я прекрасно помню, что иногда в деле появлялись какие-то диски, которые он туда вставлял, иногда из дела что-то исчезало, когда адвокаты противоположной стороны знакомились с делом. Я думаю, что это интеллектуальное трюкачество находится в допустимых законом рамках. Думаю, что наверняка кроме трюков, исполнения различных фокусов у Мусаева, безусловно, есть стройная система организации, которая мне намного интереснее, чем некоторое трюкачество. Присяжные должны оценить и это.
Елена Рыковцева: Очень сильный адвокат, мне кажется.
Дмитрий Муратов: Да, конечно. Все очень порадовались, что Мурад приехал на каком-то суперсовременном авто.
Елена Рыковцева: На новом, с того процесса поменял?
Дмитрий Муратов: Да, на новом. И видно, что он просто растет и скоро "Форбс" должен будет обратить определенное внимание.
Елена Рыковцева: Популярность приобрел на первом процессе.
Дмитрий Муратов: Я не знаю, как это по этике, но я знаю ряд других процессов, в которых участвовал Мусаев, он предельно добросовестный адвокат и, безусловно, очень одаренный.
Елена Рыковцева: То ли везучая в этом смысле "Новая газета", но я заметила такую тенденцию, что есть ряд процессов, по которым вы действительно совпадаете, вы сотрудничаете со следствием позитивно и в хорошем смысле слова. Иногда вам приходится отстаивать, отбивать следствие от их оппонентов перед многими другими, которые ставят под сомнение их действия. Это было в деле адвоката Маркелова и сейчас так же. Мне кажется, если мы процитируем Маркина, вы согласитесь с тем, что он говорит по поводу.
Дмитрий Муратов: А что он говорит?
Елена Рыковцева: Давайте послушаем.
Цитата из телеэфира:
Владимир Маркин : На протяжении нескольких дней обвиняемые вели наблюдение за Политковской. Один из них, в частности, входил в подъезд, выходил из него. Однажды даже, когда журналистка выгуливала собаку, они столкнулись у входа в подъезд лицом к лицу. Заключение двух экспертиз, которые были основаны на признаках автомобиля, однозначно свидетельствуют о том, что именно машина братьев Махмудовых неоднократно появлялась возле дома Политковской и именно на ней скрывались обвиняемые в день убийства.
Дмитрий Муратов: Вот с этими словами Владимира Ивановича Маркина мы согласны целиком. Это еще не все сказано, что понятно. За ней было два кольца наблюдения, то есть кто-то следил за теми, кто следил за ней, но по какой-то причине не предотвратил готовящееся преступление. Действительно, у следствия появился ряд фактов и свидетельств, потому что бригада Гарибяна не останавливалась даже после оправдания на предыдущем процессе. Но для нас самое главное и для Аниных детей, мамы, ее родственников и сестры и для редакции, конечно же, у нас же в деле пока никак не рассматривается и не просматривается фигура заказчика. Мы очень рассчитываем.
Елена Рыковцева: Фамилия Березовского, конечно, всплывала.
Дмитрий Муратов: Какие только фамилии ни всплывали. Бывший руководитель следствия господин Довгий перед отставкой, видимо, спасая каким-то образом свой статус, но он все равно оказался в местах лишения свободы, назвал фамилию Березовского. Потому что когда говоришь фамилию Березовский – значит ты друг власти, а если не говоришь Березовский – значит ты враг власти. На этом очень много спекулировали, но нас это не приблизило абсолютно ни к чему. Есть условно третье дело, отдельное дело, в котором необходимо выяснить фигуру заказчика. К сожалению, на этом процессе ничего не будет. Но я сразу могу сказать, что для нас любой процесс по Политковской не может быть завершен, пока речь идет только об организаторах и исполнителях убийства, нам очень важно, кто это убийство заказал, кто передал деньги на исполнение этого убийства, чья воля политическая, административная или уголовная за этим стояла. Поэтому я думаю, что нам еще надолго нужно настраиваться, чтобы быть убежденными в том, что все мы покончили с этими преступлением.
Елена Рыковцева:. Вы сегодня считаете, что следствие сделало все, что могло, по поводу этого расследования, второго уже?
Дмитрий Муратов: С момента первого процесса и следствие, и редакция прошли достаточно большой путь. Я точно абсолютно не собираюсь облегчать задачу адвокатуре обвиняемой стороны, поэтому я не буду говорить, какие новые доказательства, какие новые свидетельства, какие новые факты появились в распоряжении бригады Гарибяна Следственного комитета России и у нас. Самое главное для нас в этом процессе, как ни странно, – мы целиком совпадаем с адвокатами обвиняемых и обвиняемыми, мы хотим, чтобы процесс был открытым, мы не хотим, чтобы процесс был закрытым – это очень важно для понимания позиции Веры и Ильи Политковских, их адвокатов, редакции и Аниной мамы.
Почему мы не хотим, чтобы процесс был закрытым? Нам будут говорить, безусловно, что там множество работников силовых структур, облеченных высокими полномочиями, которые, обладая особыми знаниями, особой аппаратурой, техникой, например, один из организаторов преступления, бывший свидетель, теперь переквалифицированный в организаторы Павлюченков, он возглавлял отдел оперативно-поискового управления в ГУВД Москвы при бывшем руководстве. То есть он был шпионом, он следил, телефонные разговоры, прослушка, наружка – это все входило в его компетенцию, и он был нанят для того, чтобы следить за Политковской. Является ли это военной тайной? Нет, не является. Мы считаем, что нужно говорить про то, что происходит с силовыми структурами, когда они коррумпированы, и в этом один из смыслов процесса. Само-то очищение не в глобальном пока масштабе, но в некотором, которое при том же Колокольцеве происходит, – это, между прочим, побочное следствие дела Политковской.
Теперь о присяжных. Здесь тоже, как ни странно, мы хотели бы, чтобы дело рассматривалось коллегией присяжных. Мне кажется, институт присяжных при особо тяжких преступлениях против личности, особенно такого резонансного, одного из самых мировых резонансных убийств по найму, как убийство Политковской, заслужило, имеет право рассматриваться судом присяжных. Конечно, для следствия, для обвинения, для прокуратуры, которая поддерживает обвинение, это большой риск. Мы прекрасно помним, что были ситуации, когда тот же Гарибян был одним из участников расследования, я бы даже сказал, раскрытия убийства журналиста Пола Хлебникова, но коллегия присяжных, странным образом отманипулированная, отпустила обвиняемых в этом деле, и с тех пор они находятся в бегах. В этом, конечно, есть риск. Но в этом есть и куда большая справедливость. Потому что приговор должен устоять, приговор должен быть легитимным. При некотором обоснованном недоверии к судебной системе, к некоторой незаконной мотивированности деятельности ряда судей, мы знаем, эти процессы можно перечислять – Басманный суд, Хамовнический суд и ряд других, приговор, который выносится присяжными, он более убедителен и легитимен. И нам кажется, что да. И слабость нельзя проявлять. В прошлый раз присяжные, а это были хорошие присяжные, это были настоящие присяжные, после процесса мы встречались с ними в редакции, они оправдали тех людей, о которых мы были уверены, что они причастны к убийству, но они их оправдали, потому что им не хватило доказательств. Мы же не должны судить по революционной справедливости или только по своей внутренней убежденности, ведь эта убежденность должна передаться присяжным, они же на это время становятся федеральными судьями. Я очень надеюсь, что это будет суд присяжных, что это будет коллегия не менее страстная, не менее одаренная, чем та, которая была на первом процессе.
Елена Рыковцева: То есть не хватило доказательств и не хватило эмоций?
Дмитрий Муратов: Не хватило на первом процессе, как мне кажется, кроме сильной работы адвокатов противоположной стороны, не хватило ряда доказательств. Ключевой свидетель обвинения, как выяснилось, господин Павлюченков на самом деле являлся одним из организаторов преступления. Исходя из этого следствие прошло достаточно большой путь. Я не буду говорить, какими материалами оно теперь располагает, но я уверен, что апеллировать надо к присяжным. Иначе получится так: прошлый процесс обвинение проиграло в суде присяжных, а теперь для облегчения своей участи и для оправдания, обеления своей работы вы решили отказаться от суда присяжных. Таким образом сам процесс, который пойдет без присяжных, он уже в глазах защиты и какого-то достаточно большого общественного мнения будет процессом: ах, тогда не сумели с присяжными, а теперь от них отказались. Мы бы очень не хотели бы, чтобы было так, мы сами хотим не мести, а мы хотим справедливости и установления истины.
Елена Рыковцева: Почему Мурад Мусаев, адвокат обвиняемых, говорит, что из дела пропали улики важные, дело цензурировано, он слово "цензура" применяет по отношению к этому делу – это такой трюк профессиональный?
Дмитрий Муратов: Мурад, безусловно, очень талантливый адвокат. Я прекрасно помню, что иногда в деле появлялись какие-то диски, которые он туда вставлял, иногда из дела что-то исчезало, когда адвокаты противоположной стороны знакомились с делом. Я думаю, что это интеллектуальное трюкачество находится в допустимых законом рамках. Думаю, что наверняка кроме трюков, исполнения различных фокусов у Мусаева, безусловно, есть стройная система организации, которая мне намного интереснее, чем некоторое трюкачество. Присяжные должны оценить и это.
Елена Рыковцева: Очень сильный адвокат, мне кажется.
Дмитрий Муратов: Да, конечно. Все очень порадовались, что Мурад приехал на каком-то суперсовременном авто.
Елена Рыковцева: На новом, с того процесса поменял?
Дмитрий Муратов: Да, на новом. И видно, что он просто растет и скоро "Форбс" должен будет обратить определенное внимание.
Елена Рыковцева: Популярность приобрел на первом процессе.
Дмитрий Муратов: Я не знаю, как это по этике, но я знаю ряд других процессов, в которых участвовал Мусаев, он предельно добросовестный адвокат и, безусловно, очень одаренный.
Елена Рыковцева: То ли везучая в этом смысле "Новая газета", но я заметила такую тенденцию, что есть ряд процессов, по которым вы действительно совпадаете, вы сотрудничаете со следствием позитивно и в хорошем смысле слова. Иногда вам приходится отстаивать, отбивать следствие от их оппонентов перед многими другими, которые ставят под сомнение их действия. Это было в деле адвоката Маркелова и сейчас так же. Мне кажется, если мы процитируем Маркина, вы согласитесь с тем, что он говорит по поводу.
Дмитрий Муратов: А что он говорит?
Елена Рыковцева: Давайте послушаем.
Цитата из телеэфира:
Владимир Маркин : На протяжении нескольких дней обвиняемые вели наблюдение за Политковской. Один из них, в частности, входил в подъезд, выходил из него. Однажды даже, когда журналистка выгуливала собаку, они столкнулись у входа в подъезд лицом к лицу. Заключение двух экспертиз, которые были основаны на признаках автомобиля, однозначно свидетельствуют о том, что именно машина братьев Махмудовых неоднократно появлялась возле дома Политковской и именно на ней скрывались обвиняемые в день убийства.
Дмитрий Муратов: Вот с этими словами Владимира Ивановича Маркина мы согласны целиком. Это еще не все сказано, что понятно. За ней было два кольца наблюдения, то есть кто-то следил за теми, кто следил за ней, но по какой-то причине не предотвратил готовящееся преступление. Действительно, у следствия появился ряд фактов и свидетельств, потому что бригада Гарибяна не останавливалась даже после оправдания на предыдущем процессе. Но для нас самое главное и для Аниных детей, мамы, ее родственников и сестры и для редакции, конечно же, у нас же в деле пока никак не рассматривается и не просматривается фигура заказчика. Мы очень рассчитываем.
Елена Рыковцева: Фамилия Березовского, конечно, всплывала.
Дмитрий Муратов: Какие только фамилии ни всплывали. Бывший руководитель следствия господин Довгий перед отставкой, видимо, спасая каким-то образом свой статус, но он все равно оказался в местах лишения свободы, назвал фамилию Березовского. Потому что когда говоришь фамилию Березовский – значит ты друг власти, а если не говоришь Березовский – значит ты враг власти. На этом очень много спекулировали, но нас это не приблизило абсолютно ни к чему. Есть условно третье дело, отдельное дело, в котором необходимо выяснить фигуру заказчика. К сожалению, на этом процессе ничего не будет. Но я сразу могу сказать, что для нас любой процесс по Политковской не может быть завершен, пока речь идет только об организаторах и исполнителях убийства, нам очень важно, кто это убийство заказал, кто передал деньги на исполнение этого убийства, чья воля политическая, административная или уголовная за этим стояла. Поэтому я думаю, что нам еще надолго нужно настраиваться, чтобы быть убежденными в том, что все мы покончили с этими преступлением.
