Главную тему Венецианской биеннале современного искусства можно обозначить таким образом: непримиримая борьба метафизики и политики. Называется она "Энциклопедический дворец" по одноименному утопическому проекту художника Марино Аурити 1955 года. Его музей должен был объединить все великие изобретения человечества.
И правда, постколониализм, борьба народов с другими народами, трупы на полях сражений, разоблачение неолибералов и всемирных финансовых заговоров – словом, все что было в центре искусства последние десятилетия, ушло на второй план. Культурное сообщество наконец утомилось от благих намерений, которыми выложена дорога в ад, и обратилось к мистике и безумию. Во всяком случае, об этом говорит центральная экспозиция биеннале, часть которой находится в венецианском Арсенале, а часть в садах Джардини.
Из исторического небытия всплыли художники-аутсайдеры и художники с душевными неполадками. Впрочем, это не противоречит самой сути искусства, потому что художники и должны быть по определению аутсайдерами и безумцами, а не калькуляторами и карьеристами. Именно поэтому художественная общественность, которая и состоит из карьеристов и калькуляторов, возмутилась и стала поносить куратора биеннале – итальянца Массимилиано Джони.
Приведу несколько примеров этого идеалистического и бескорыстного искусства: Фридрих Шредер-Зонненштерн, уроженец нынешней Калининградской области, долго куковал в психиатрической больнице, где создал совершенно замечательные и до наивности неприличные рисунки.
Выставлены геометрические фантазии француза Огюстена Лесажа, слышавшего голоса потустороннего мира, которые диктовали ему, что он должен изобразить на картине. Целительница Эмма Кунц (почти борхесовская Эмма Цунц), в честь которой в Швейцарии открыт мемориальный грот, не только чертила „мандалы“, но и обладала провидческими и телепатическими способностями. К этому ряду экстраординарных личностей можно добавить и удивительного плотника, ветерана Американской гражданской войны Леви Фишера Амеса, вырезавшего из дерева и из камня фигурки животных. В Джардини – полотна шведской художницы Хильмы аф Клинт, которая была известной спиритисткой, оккультисткой и приятельницей Штайнера, а в Арсенале – невероятной красоты эротические акварели 95-летней итальянки Карол Рама, страдавшей психическими заболеваниями. Впрочем, повторяю я, редкий художник ими не страдал, потому что известно, что природа творчества, если оно не посвятило себя социологии, сродни природе безумия. А самое главное – работы всех этих маргиналов, искренние и пронзительные, стали новым трендом. Ура!
Это удалось грекам. Куратор павильона, объясняя свой выбор художника, говорит о глобальном кризисе, который, в первую очередь, отразился на Греции. К счастью, трехчастный фильм Стефаноса Цивопулоса под названием "Нулевая история" про систему ценностей оказался куда более субтильным, чем если бы это было домашнее задание на тему "бабло, лаве, филки, тугрики и калабашки".
Поначалу сборщик металлолома в одной из своих экспедиций по городским свалкам находит цветы-оригами, сделанные из еврокупюр. Не оценив их красоты, он запихивает деньги за пазуху, и после этого оторваться от медленного и загадочного фильма уже невозможно. Вслед за этим художник, приехавший в Афины делать инсталляцию, находит тележку с металлоломом и забирает ее, чтобы использовать в работе. В третьей части фильма скучающая миллионерша в декадентском кимоно, по-видимому, только что купившая инсталляцию из металлолома, мастерит цветы из бумажных денег, тщательно подбирая "хрусты" по цвету. Смастерив свежий финансовый букет, она вынимает из вазы предыдущий, тот, что увял, и относит его в мусорный бак. Там его и найдет безработный сборщик металлолома, если смотреть фильм с самого начала.
И пока Венеция мокнет под дождем, в российском павильоне идет дождь золотой. Вадим Захаров, который представляет в этом году Россию, рассказывает нам миф о Данае. Из-под купола летят золотые монетки, и первая мысль, возникающая у удивленного посетителя, – ничего себе, у русских деньги с неба посыпались!
Но деньги, которые оказываются не настоящими, но тоже дорогими, падают совсем не в ваш карман, а лихо пролетают мимо. Через дыру, пробитую в полу павильона, они приземляются в пещеру, из которой возвращаются в купол при помощи специальной машины. В пещеру на нижнем этаже, то есть в ад, впускают исключительно женщин. И тут не менее потрясенный посетитель выставки восклицает: "А почему только женщин?" Но классик московского концептуализма, художник и фальшивомонетчик Вадим Захаров совсем не про сексизм:
Вадим Захаров: За основу этой инсталляции взят всем известный миф – он такой же греческий, как и русский, английский, французский. Для меня было важно найти некий образ, символ в традиции, в данном случае греческой, который бы отражал наше время. Проблемы сегодняшние всем известны – это деньги, коррупция и так далее. Просто говорить об этих проблемах сегодня напрямую мне, как художнику, неинтересно. Поэтому я предпочел погрузиться в миф, основу европейской и русской культуры, и оказался рядом с Данаей. Это потрясающий символ, его все знают, но мало кто его интерпретировал. Я извлек образ Данаи и совместил с антеннами, которые стали символом Данаи сегодня – это приемники информации. Сегодня самое важное – информация, она дороже золота и нефти. Если вы обладаете информацией, вы обладаете многими вещами. И поэтому любая антенна на вашем доме является Данаей.
– А мужское и женское?
Вадим Захаров: Ни в одной моей работе нет гендерной проблематики. Когда возникла идея мифа, мифы начали активно мне диктовать эту проблематику, я никуда не мог деваться. И я для себя многое открыл. В инсталляции есть место, куда мужчинам вход запрещен. Я следовал просто структуре мифа. Даная была закрыта в помещении: в пещере, комнате – любая интерпретация здесь приемлема. Туда не было доступа мужчинам, поэтому Зевс излился на нее в виде золотого дождя. Мужчинам вход туда запрещен. Мы взломали пол, сделали огромную квадратную дыру. Этот момент очень важный, здесь циркуляция денег связана именно с тем, что женщины продолжают этот процесс и не дают ему остановиться, это их выбор. Если они не будут собирать деньги (а их просят, когда они входят в пещеру, взять горсть монет и бросить, когда будут выходить, в ведро), взять одну монету мы им разрешаем. Если они не будут этого делать, процесс остановится. Здесь явно очень важный акцент поставлен именно на женщину.
– А что это за фигура в самом начале: человек, который сидит в седле на балке и ест орехи?
Вадим Захаров: Верхний уровень – мужской, и на стенах сразу можно прочесть "Обращение к джентльменам": "Пора исповедоваться" и дальше идет перечисление, в чем – зависть, жадность, коррупция и так далее. В следующем зале продолжается эта надпись. Этот человек является неким образом опять-таки бизнесмена, банкира и мужчины, который создал этот мир. Он в неуютном положении, потому что видит, что он породил. Он грызет орехи, а был такой человек из "Дойчебанка", который, когда нужно было заплатить 50 миллионов, сказал, что это peanuts, и они заплатили. Это фактически роденовский мыслитель, который сидит в ковбойском седле, потому что ковбой – американский образ, мужской символ, это можно видеть на рекламе сигарет "Мальборо". Это образ уходящий, но он есть. В этой инсталляции лошади нет, он сидит на балке. Что сегодня реальность? Реальности никакой нет, реальность заменяется виртуальной реальностью. Собственно, в этом некая сложность и интерес, он не знает, на чем он сидит, где основа.
– Если бы не наш разговор, можно было бы трактовать эту инсталляцию очень амбивалентно. Как невероятно сексистскую работу.
Вадим Захаров: Да, наверное. Некоторые женщины спрашивали: "Мне не нравится, почему это только для женщин, а не для мужчин?". Я очень просто отвечаю: структура мифа мне диктует, это не мое. Я выстроил некую конструкцию, в которой предлагаю рассмотреть эти темы. Так получилось. Это приблизительно то же самое, что и археологические раскопки: что я достаю, то и достаю, а дальше ваша интерпретация. Для меня важно было сделать некий новый формат, не инсталляцию, не перформанс, не театральную постановку. Это некое действие в пяти актах.
– Здесь очень много деталей. Ты заходишь на выставку, тебе в руки попадает веер, на котором написана некая информация, он очень красивый. Здесь есть зонтики, много атрибутов, как в театре. Хотя на самом деле для меня самое главное было то, что есть некая машина, в которой люди могли бы и не участвовать, но есть деталь мастерски сделанная – это деньги, море денег, которые постоянно поднимаются наверх и падают с неба, падают с потолка, все время на выставке слышен звон монет. Понятно, что всем хочется посмотреть: а что же это за деньги? Расскажи, пожалуйста, про эти деньги, как они были сделаны, где?
Вадим Захаров: Сделаны они были в Турине, на одной стороне напечатан образ Данаи, я его взял из картины Корреджо, а на другой очень важные слова: Trust, Unity, Freedom, Love, а дальше мелкими буквами: The artist guarantees the value with his honor. Весь фокус в том, что, несмотря на эти слова, люди все равно воруют. Женщины воруют меньше, а мужчины берут в том месте, где машина работает, они берут деньги, читают: "Правда, единение, свобода, любовь, гарантировано честным словом художника" и запихивают в карман. В этом весь фокус. Мужчины вчера бросали сверху бумажные деньги. То есть их отношение к женщинам описано на стенах. Это некое зеркало нашего времени, и как это действует, мы видим на реакции людей. Это очень показательно. Собственно, это есть одна из задач проекта.
– Деньги – как бы сувенир, который можно унести с собой, так же как и веер.
Вадим Захаров: Веер – это флаер с информацией. В деньгах, металлических, латунных, нет ничего плохого, вопрос, как мы их используем. Это амбивалентный объект, как и многие объекты, которые представлены на выставке, однозначно их прочесть невозможно. Если ты их читаешь в лоб, ты теряешь другой смысл – это неправильно.
– Ты пригласил сюда немецкого куратора. Зачем тебе нужен куратор?
Вадим Захаров: Нужен ли вообще куратор, а с другой стороны, нужны ли художники? Вопрос не в том, нужен ли куратор, а нужны ли художники, присутствие художников. Я считаю, что мы показываем идеальное сочетание, каждый играет свою роль. Я знаю Удо Кительмана 24 года, он знает прекрасно все, что я делал за эти годы. Какие-то проекты были совместные, и я обратился к нему. Я очень рад, что он согласился, несмотря на то что он директор Национальной галереи в Берлине. И результат на самом деле виден.
На открытие перед павильоном собралась огромная толпа. Было множество журналистов, искусствоведов и художников. Поскольку Венецианское биеннале современного искусства похоже на чемпионат мира по футболу, у нашего павильона было много болельщиков. В отличие от футбола, у каждого национального павильона есть тема, которая так или иначе связана с той страной, которую он представляет. Именно об этом я говорила с поэтом и публицистом Львом Рубинштейном.
Лев Рубинштейн: Может быть, автор имел в виду Россию, но, по-моему, это вполне общечеловеческая вещь. Потому что она обращена к вечному мифу, который в свою очередь демифологизировался, а потом снова мифологизировался, как это всегда с мифами бывает. Эта работа мне кажется очень интересной, потому что она рефлексирует на миф по поводу другого мифа, вроде как сон во сне бывает. В современном искусстве один из главных приемов – это реализация метафоры. Мне кажется, Вадим замечательно, очень остроумно, зрелищно и в то же время умно реализовал метафору о золотом дожде. Это очень убедительным мне показалось. При чем тут Россия, честно говоря, не очень понимаю. При том же, при чем все остальное.
– При чем тут концептуализм?
Лев Рубинштейн: При всем. Сейчас концептуализм приобрел настолько расширительное значение, что уже втягивает в свою воронку много разных явлений. Вадим Захаров известен как концептуалист, поэтому все его художественные проявления неизбежно в контексте концептуализма и рассматриваются.
Раз речь зашла о концептуализме, мне было интересно мнение коллег по цеху, то есть художников. Елену Елагину и Игоря Макаревича не зря называют "душой московского концептуализма", поэтому я обратилась к ним.
– Мне кажется, что павильон здорово представляет Россию, это один из павильонов, который может соперничать со всеми европейскими.
Елена Елагина: С основными павильонами может соперничать вполне.
Игорь Макаревич: Тут сочетаются два восприятия неожиданно, потому что тут сохранялось абсолютное молчание при подготовке даже для ближайших друзей. Это оправдано. И поэтому такое шоковое впечатление от самого решения. А с другой стороны, конечно, основные мифологические линии прослеживаются с самого раннего творчества Вадима, недаром там фотография юношеской акции, где на асфальте выложены монетки. Вадим поражает выстроенностью личной творческой биографии, в которой чрезвычайная стройность сочетается с адекватностью, поскольку он, наверное, один из немногих художников, который не опирался почти что на отечественный контекст, всегда стремился к интернациональному восприятию. Я думаю, что эта инсталляция является завершением его длительного, стройного и плодотворного творческого пути.
Елена Елагина: Не совсем завершением, я думаю, будет еще и продолжение.
Игорь Макаревич: На данный момент, я имею в виду.
Елена Елагина: Я хочу сказать, что еще отличается чрезвычайной ответственностью, что вообще не свойственно нашим художникам, как правило. И это принесло великолепные плоды.
Пока мы записывали эти интервью, дождь в Венеции закончился, а биеннале продолжается. В Джардини продолжают сыпаться монетки стоимостью в одну Данаю, продолжаются ритуальные туристические пиры, и колокола зовут к мессе.
