Стыд мне и позор: в прошлой передаче я сказал не «суда», а «судна», имея в виду плавсредства, - и вместе с рядом слушателей сам удивляюсь, как до сих пор не отсох мой язык. Мне тем более стыдно, что много-много лет назад был случайным свидетелем и даже невольным посторонним участником острого обсуждения в редакции Медицинской энциклопедии, когда там дошло до сдачи в печать статьи: «Судно» - как быть с его множественным числом и ударением. И вот всё равно вылетело из головы, что плавают суда, а под больных подкладывают судна. Нехватка грамотёшки – раз, не совсем родной язык – два. Я в очередной раз блеснул типичным украинизмом. В украинском языке всё судна – и те посудины, что в больницах, и те, что на воде.
Теперь читаю первое на сегодня письмо.
«Уважаемый Анатолий Иванович, мне кажется, вам следовало бы более плотно заниматься обывательским бредом. Вот про маршала Жукова. Однажды он будто бы сказал Эйзенхауэру, «Мы наступаем по минам, как если бы их не было». Что означали эти слова? Обыкновенная солдатская бравада: вот, мол, какие мы крутые. Ну, а идиоты-антисоветчики развили это в известный тезис «трупами завалили» - Жуков-де посылал солдат толпами на минные поля. Само представление, что армию середины двадцатого века можно победить таким способом, тем более, когда речь идет о лучшей армии мира со времен римских легионов, - бред. В сорок первом году трупами завалить скорее всего не получилось бы даже армию Гондураса. Как себе это представляют журналисты? Что вот есть линия обороны, с дотами, дзотами, густой сетью пулеметов, сплошными минными полями, колючей проволокой, миномёты и артиллерия пристрелялись по пространству перед колючкой... И на нее идут толпы солдат – по версии рьяных антисталинистов, даже без винтовок?! Вменяемому человеку ясно, что при такой тактике батальон обороняющихся положит за день несколько дивизий, и уже к началу сорок второго погибло бы все наше мужское население. Заваливать трупами пытались зулусы и дЕрвиши англичан в Африке. Это несколько раз получилось, потери были пятьдесят-сто к одному. С появлением пулеметов это стало невозможным даже без минных полей и всего прочего. В тысяча восемьсот девяносто восьмом году англичане в битве при Омдурмане, имея сорок четыре пулемета и сорок четыре пушки, расстреляли от десяти до тридцати тысяч дЕрвишей, потеряв сорок восемь человек. Такие атаки пытались проводить в Первую мировую войну – конечно, не просто так, а после мощнейшей артподготовки. Все равно не получалось. Потом стали использовать первые примитивные танки и тактику штурмовых групп, изобретенную русским генералом Брусиловым и развитую немецким генералом Гутье. (Небольшие группы. В каждую входят саперы, они расчищают минные поля, подползают под прикрытием артподготовки и дымовых завес к колючке, делают проходы, потом мы врываемся в окопы противника, забрасываем гранатами пулеметные гнезда и бункеры, колем-режем в рукопашном бою). Во Вторую войну, - продолжает автор, - действительно было несколько случаев глупых лобовых атак, но командиров за бессмысленную потерю людей злые сталинисты расстреляли. А в реальности войну СССР выиграл благодаря, во-первых, достаточно грамотному командованию, особенно под конец: использовались и ночные атаки, и методы инфильтрации штурмовых групп, и обходные маневры и, естественно, расчищавшие минные поля саперы, а во-вторых и главное – благодаря огромному превосходству в технике. Немцев, Анатолий Иванович, поставила на колени советская техника. Наши деды не заваливали их своими трупами, а засыпали снарядами и бомбами. Почитайте немецких генералов, того же Гудериана, Манштейна. Им как-то не приходило в голову писать, что русские зомби бежали на них толпами. Писали о чудовищной мощи русской артиллерии. Известно, что тактику «людских волн» использовали китайцы против американцев в Корее. Думаете, небось, что вот коммунистические варвары бежали толпами на беззащитных янки? У янки тогда уже были не только пушки и пулеметы, но и тотальное господство в воздухе и напалм. Для атак толпами не хватило бы даже китайских мобилизационных ресурсов. А на самом деле было следующее: ночью китайцы скрытно сосредотачивали на узком участке фронта крупные силы, тихо подбирались к окопам противника, иногда и на пятьдесят-сто метров, и по свистку людская волна из нескольких тысяч человек обрушивалась на позиции, например, роты. Тактика была, конечно, жестокая, потери китайцев намного превосходили американские, рота всё-таки успевала накосить их, как травы, но в условиях войны с технически превосходящим противником эта тактика была адекватной и даже гениальной. А советские и немецкие потери, кстати, довольно точно подсчитаны. Официальные цифры подтверждаются как демографическими данными, так и поименным списком, в котором, кстати, есть и мой дед, Царствие ему Небесное. Соотношение безвозвратных (то есть, убитые и пленные) потерь СССР и Германии с ее союзниками – один и шесть десятых к одному. С обывательскими представлениями реальность не имеет ничего общего», – заключает автор.
Нам уже приходилось говорить об антисоветских перехлёстах как о реакции на советские. Тут можно вспомнить и русскую традицию пересаливать в поношениях самих себя, своего прошлого и настоящего и особенно – начальства,. В Крымскую войну тупости, беспорядка, воровства было больше, чем можно себе представить, и всё же: если читать, что о ней писали некоторые безоглядные противники царизма (но не Лев Толстой, не Лев Толстой!), то надо удивляться, как она не закончилась в один день невиданным русским поражением. То же самое и о войне с Японией, и с немцами - в Первую мировую. Так и по гражданской части, в том числе сегодня. Казённое враньё вызывает встречное недержание речи. Вот та же Первая мировая война… Вдруг читаю в одном письме, что Россия ставила тогда перед собою самую безумную цель: взять Константинополь и проливы. Цель безумная, что тут спорить, но она не более безумная, чем сама война, и чем те цели, которые ставили перед собой другие основные участники войны. Казалось бы, давно расставлены точки над і, можно успокоиться, но часть России, в первую очередь – казённая часть России (по-моему, это удачное выражение я придумал, есть казённая часть ствола и есть казённая часть страны) начинают вроде ни с того, ни с сего (как самый злободневный!) разговор о прошлом России - какой она была великой, славной и хорошей и как бы всё было, если бы не враги, внешние и особенно, как водится, внутренние, а в ответ эти самые внутренние за словом в карман не лезут – и вот уже в их изложении дело выглядит так, что Россия - чуть ли не главный виновник всех войн, трагедий и преступлений.
Иногда (очень редко), получив некое письмо, я посылаю его кому-нибудь из тех людей, чьё мнение мне хотелось бы знать. Автору предыдущего письма, молодому русскому военному, я послал письмо одного старого, очень старого солдата, участника Второй мировой войны, начинал с финской кампании. Он, в частности, пишет, как изобретатели и инженеры меняют военное дело. Читаю: «Для пехоты изобретение Максима в корне изменило облик войны. Яркие мундиры, сомкнутый строй, строевой шаг, командир впереди – вся эта архаика сохранила смысл только для парадов. А когда почти у каждого немца-пехотинца в руках оказался автомат («пистолет-пулемёт»), то бессмысленной стала и прославленная цепь атакующих. Теперь можно только стремительно перескакивать из воронки в воронку, пока к тебе не успеет повернуться дуло автомата. Целиться никто не будет, польёт очередью. Прицел, мушка, приклад – всё это только дань традиции». На это место из письма старого солдата читаю отзыв молодого: «Во-первых, почти у каждого немца пистолет-пулемет в руках был только в плохом советском кино. В реальности солдаты вермахта были вооружены винтовками системы Маузер образца одна тысяча восемьсот девяностого года. Пистолет-пулемет был максимум один на отделение. Про поливание очередью может писать только человек, который автоматическое оружие в руках никогда не держал. Стреляя, не целясь, с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента ни в кого не попадешь даже с двадцати пяти метров. Пистолетов-пулеметов МР-40 до конца войны в Германии произведено чуть более миллиона экземпляров. Карабина Mauser 98K – более двенадцати миллионов. Пистолеты-пулеметы немцы мало применяли не по глупости, а потому что они стреляли пистолетным патроном и были малоэффективны на расстоянии более ста метров. Разговоры о поливании очередями не выдерживают критики. Каждый, кто стрелял из автомата, знает, как его дергает, и как трудно попасть даже прицельно. Там, где я служил, было упражнение: стрельба от живота на двадцать пять метров. Так вот, попасть очередью от живота в стоячую мишень труднее, чем на двести метров нормальным прицельным выстрелом. Ствол должен быть направлен абсолютно ровно. Отклонение на сантиметр - и пули уходят в небо или в землю. Попасть очередью с рук на пятьдесят метров почти нереально. Если же просто поливать - лень тратить время, но нетрудно произвести математический расчет: площадь, радиус разлета пуль, статистическая вероятность, сколько надо отстрелять, чтобы в кого-то попасть. Практически эта вероятность просто нулевая, ствол уйдет вверх. В некоторых армиях стрельба непрерывной очередью вообще запрещена (кроме исключительных ситуаций типа боя в комнате), только короткими по три патрона и на расстоянии до пятидесяти метров. Основной режим – прицельные одиночные выстрелы. Поэтому, кстати, вопреки распространенному мнению, обычная винтовка, даже с передергиванием затвора лучше пистолета-пулемета второй мировой и не сильно уступает современной штурмовой автоматической винтовке. Не случайно на современное автоматическое оружие ставятся все более совершенные прицелы. В богатой американской армии оптические прицелы у всех солдат. Поразить кого-либо, поливая из автомата огнем, как в кино, можно только в полном баре (да и то удержать автомат, чтобы пули не попали в потолок, крайне трудно). Относительно эффективный автоматический огонь по наступающим войскам может вести только станковый пулемет. Отчасти, с опытным стрелком – ручной. Хотя удержать ствол, стреляя с сошек, тоже очень не просто. И все равно из пулемета, естественно, не поливают, а тщательно целятся», - говорится в письме.
«Трудно представить себе более далёкого от русско-советской поляны человека, чем я, ну, разве что бомжи на вокзале, эти отверженные советско-русского общества, - рассказывает о себе автор следующего письма. - Пожалуй, вряд ли ещё где есть такое понятие. Однажды стою на остановке на окраине Москвы, жду автобуса. Немного поодаль стайка людей. Подходит ко мне по виду бомжиха, а может, просто пьянчужка, просит зажигалку, я протянул. 0на мне, как-то странно покосившись на стайку ждущих: "А то вот тут люди...". А потом выпалила прямо из сердца: "Или нелюди". Так у неё искренне получилось. Наверняка она сама не ангел, но уж очень искренне сказала. Стояли просто москвичи, которых бывший мэр Лужков обозвал однажды жлобами, благополучные и сытые жители сравнительно богатой столицы. Люди ли они или нелюди? Наверное, всякие. Но жлобы среди них превалируют, как подметил Юрий Михайлович. Тупые, жадные, склочные. Равнодушные и преступные. Не берущие детей из приютов, как люди на 3ападе. Готовые давиться к "поясу богородицы". А приобщившись, отойти и продолжать своё привычное существование», - говорится в письме.
Вы как хотите, друзья, а я в таких письмах усматриваю обычай или отголосок советского обличения мещанства, а оно, советское обличение мещанства, в свою очередь, было продолжением предыдущей традиции, а эта традиция явилась с быстрым, бурным, извините за научное выражение, усложнением социальной структуры русского общества в девятнадцатом веке. Рост городов, промышленности, торговли, развитие транспорта, образования привели к появлению новых классов, слоёв и групп населения: рабочие, студенчество, разночинная интеллигенция, обезземеленное, неприкаянное дворянство. Занятые кто выживанием, кто – наживой, а большинство – приземлённым, нудным мещанским бытом, они весьма огорчали требовательных, мечтательных знатоков светлого будущего – каким оно должно, по их мнению, быть, чтобы ради него стоило страдать в столь неприглядном настоящем. Бомжи, босяки, бродяги тогда были в литературном почёте как самые живописные отрицатели насквозь фальшивого порядка вещей. Ну, а ещё раньше бродил по Слобожанщине такой славный бомж, как Григорий Саввич Сковорода, рассказывал каждому, кто хотел его слушать, что земные заботы – это суета сует, что хозяйство, хозяйственность, обзавод – это низкие занятия, они никогда не могут привести человека к совершенству, что истинный путь в сей жизни – путь ничегонеделания, чем ты ничтожнее в социальном отношении, то есть, чем больше ты бомж и бездельник, чем меньше ты нужен обществу, а оно, в свою очередь, - тебе, тем больше у тебя прав на звание человек. Так что презрительный отзыв бомжихи о стайке обычных москвичей, хмуро-озабоченно ждущих автобуса на окраине Москвы, - что они не люди, а нелюди, отзыв, так искренне подхваченный нашим слушателем, уверенным в заведомой непригодности наличного русско-советского человеческого материала к положительному развитию, - это всё дошло до нас из такого временного далёка, что не грех и пожать плечами.
Не знаю, до всех ли дойдёт насмешливый прогноз нашего слушателя Александра, особенно – обоснование этого прогноза, но посмотрим. Читаю:
«Аварии и катастрофы на крупных инфраструктурных объектах таких, как ГЭС и т. п. наводят на мысль, что советская инфраструктура в условиях алчного рынка существовать не может. Эти уникальные сооружения не рассчитаны на банальную конкуренцию. Они создавались, как единый народно-хозяйственный комплекс, в таком виде им и придётся доживать свой век, а вместе с ними и системе управления, и самой надстройке на этом базисе, социальной системе, которую окрестили «суверенной демократией», а лучше бы назвать жилкомхозной демократией. Люди это чувствуют, называй их совками или ретроградами, укоряй их в левизне, но этим людям очевидно, что выход один, пусть всё будет как было в добрые старые советские времена и потихоньку само как-нибудь эволюционирует. Но уникальным объектам, составляющим основу советской экономики, этим долгоживущим сооружениям нужен долгоживущий хозяин, то есть династия. «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?», - вопрошает классик. А вот он, образец, неформальный лидер постсоветского сообщества обитает в Минске! Он создаёт стереотипы поведения, устанавливает рамки дозволенного. Как можно поступать в общественной жизни, как в семейной жизни, как готовить наследника. В свою очередь сам он, осознанно или нет, но ориентируется на ещё более уважаемые образцы, на настоящую династию, на идею Чучхе! Хотите увидеть близкое будущее, посмотрите на близкий Минск, а в более далёкой перспективе, смотрите на далёкий Пхеньян!», - пишет Александр.
«Мне семьдесят восемь лет, – пишет слушатель «Свободы» из Харькова,– я еще работаю на полставки. На работу еду на метро. Рабочий день начинается в девять, но я прибываю к семи двадцати - привык ездить без давки и запахов немытых тел. Я не один такой, на станции встречаю таких же стариков, активно работающих на серьезной работе. Вот пример одного. Невысокого роста, седой, поджарый, божий одуванчик восьмидесяти трёх лет. Главный инженер проекта, член руководства крупного машиностроительного завода былого всесоюзного значения, прошедший путь от конструктора до начальника крупнейшего КБ, И таких знакомых у меня не он один. Живущие на нищенской зарплате, да и ту выдают раз в полгода, в лучшем случае – в три месяца. Есть и ученый, получивший облучение на реакторе и спившийся, единственный выживший из его лаборатории. Главное что их всех объединяет - это возмущение развалом и беспределом в отрасли, на предприятии, на рабочем месте. Самое неприятное - безысходность, отсутствие будущего у страны, некогда самой сильной, самой благополучной, самой богатой республики Советского Союза, ныне скатившейся на уровень голодающих, раздираемых межплеменными войнами африканских стран. Я не рад, что угораздило родиться в Украине», - так автор этого письма думал не всегда, судя по тому, что называет Украину самой-самой по всем статьям республикой Советского Союза, хотя это совсем не так. Не была Украина самой-самой по всем статьям, никогда не была. По благополучию, например, самой-самой была Эстония, на что уже слышу его ответ: так то Прибалтика, а если скажу, что и самой богатой была не Украина, а Россия, он ответит: так то Россия. Они все такие, скажу я про этих стариков (а теперь уже и молодых таких немало). В первые десять минут разговора – нет хуже страны в мире, как его Украина или Россия, а в следующие десять минут – нет лучше. Или наоборот… Если бы я не знал, что Украина, весьма странное, надо признать, государство, занимает третье место в мире по экспорту зерна, в иной год – четвёртое, после России, так они, эти странные государства, из года в год и делят третье-четвёртое, уступая только Штатам и Евросоюзу… Читаю в сводке новостей. Одна-единственная строка, но она производит взрыв в моей голове. Министр сельского хозяйства Украины рассчитывает, что власти США разрешат украинцам продавать зерно американцам… В советское время, воспоминаниями о котором живут эти замечательные старики, а им верят и многие молодые, страна не голодала только потому, что американцы продавали ей хлеб. Повторяю это чуть ли не в каждой передаче, да что толку… Звонит знакомый предприниматель, между делом слышу: «Анатолий Иванович, надо бы кукурузкой где-нибудь маленько закупиться. Не знаете ли случайно, кто продаёт?» - «Как – не знаю. Я всё знаю. Вот вам телефончик, это мои друзья». На следующий день к ним прибывает огромный грузовик, загружается двадцатью тоннами кукурузы, у водителя – влагомер, всё чином-чином, и берёт он курс на юг, на Одессу. По дороге его останавливает в рассуждении взятки гаишник, водитель не даёт ему слова сказать: «Ты зачем меня остановил? Я что-нибудь нарушил? Я кукурузу Америке везу, мать-перемать, а ты задерживаешь! Знаешь, что Америка с тобой сделает?». По прибытии в порт грузовик въезжает прямо в трюм сухогруза, там его опрокидывают, и он ту же отправляется за новой порцией… Ни тебе райкома, ни обкома, ни соцсоревнования. Если бы, говорю, я ничего этого не знал, я бы письмо харьковского старика-инженера читал несколько иначе… Харьковское машиностроение, которым вы гордитесь и по которому тоскуете, это, как почти всё советское машиностроение, - военное. Вот и скажите: что вы всю жизнь делали? За что требуете почёта? За две сотни с лишним ядерных подводных лодок каждая стоимостью в полумиллионный город? Ясно, никто из вас в отдельности не виноват, что всю жизнь занимались мартышкиным трудом на страх миру и в чудовищный ущерб отечеству, но хотя бы понять это перед смертью, кажется, могли бы своими мозгами – инженерные всё-таки мозги!
Следующее письмо чуток сокращаю: «Анатолий Иванович относится к тем людям, которым страшно жить, если думать, что в этом мире и в человеческом обществе всегда несправедливость, подлость, глупость, болезни, гибель, старость, неразделённая любовь, власть негодяев и т.п. Идеализация демократии - это тоже мечта о светлом будущем, как у пламенных марксистов. Или у тех, кто думал, что все беды и пороки от необразованности и нищеты. Но вот стали почти все образованные (неграмотных почти нет), огромный процент людей просто миллионеры в сравнении с массовой нищетой и голодом прошлого. И нет коммунизма, есть демократия, но рая на земле нет», - сообщает нам автор этого письма.
Многие люди, и таких всё больше, считают, что не должно быть цензуры, что правители не должны помыкать судами, что предприниматель не должен откупаться от чиновника, а им говорят, что человек от природы грешен и смертен, и что посему рая на земле никогда не будет. Это – демагогия, даже если вы её никому не адресуете, только себе, чтобы спокойно ни черта не делать.
«Уважаемый Анатолий Иванович! Так будет ли Путин после объявленного, наконец, развода с первой женой венчаться со второй?», - такой вопрос содержится в следующем письме, а что в нём дальше, читать вслух не буду. Скажу только, что там ещё говорится, что для любого человека в России, будь он за Путина или против, совершенно очевидно, что сие зависит только от Путина, но никак не от церкви с её правилами и служителями – обвенчают, кого угодно, где угодно и как угодно. Что ещё можно сказать? Когда мы принимаемся обсуждать \это событие, мы невольно выносим за скобки всё, что действительно имеет значение, а это всё связано с одним, с главным: перед нами правитель, для которого не существуют ни законы, ни приличия. Что тут может изменить его развод? За годы правления этого человека мы не услышали от него ни одного слова правды, мы убедились, что ближе всего ему язык уголовной среды, только этим языком он и пользуется со смаком, а вместе с языком усвоены и соответствующие повадки в государственных делах. И вот развёлся. Что сказать? Только то, по-моему, что вот развёлся правитель, для которого не существуют ни законы, ни приличия. Всё было ложь в тебе…
Теперь читаю первое на сегодня письмо.
«Уважаемый Анатолий Иванович, мне кажется, вам следовало бы более плотно заниматься обывательским бредом. Вот про маршала Жукова. Однажды он будто бы сказал Эйзенхауэру, «Мы наступаем по минам, как если бы их не было». Что означали эти слова? Обыкновенная солдатская бравада: вот, мол, какие мы крутые. Ну, а идиоты-антисоветчики развили это в известный тезис «трупами завалили» - Жуков-де посылал солдат толпами на минные поля. Само представление, что армию середины двадцатого века можно победить таким способом, тем более, когда речь идет о лучшей армии мира со времен римских легионов, - бред. В сорок первом году трупами завалить скорее всего не получилось бы даже армию Гондураса. Как себе это представляют журналисты? Что вот есть линия обороны, с дотами, дзотами, густой сетью пулеметов, сплошными минными полями, колючей проволокой, миномёты и артиллерия пристрелялись по пространству перед колючкой... И на нее идут толпы солдат – по версии рьяных антисталинистов, даже без винтовок?! Вменяемому человеку ясно, что при такой тактике батальон обороняющихся положит за день несколько дивизий, и уже к началу сорок второго погибло бы все наше мужское население. Заваливать трупами пытались зулусы и дЕрвиши англичан в Африке. Это несколько раз получилось, потери были пятьдесят-сто к одному. С появлением пулеметов это стало невозможным даже без минных полей и всего прочего. В тысяча восемьсот девяносто восьмом году англичане в битве при Омдурмане, имея сорок четыре пулемета и сорок четыре пушки, расстреляли от десяти до тридцати тысяч дЕрвишей, потеряв сорок восемь человек. Такие атаки пытались проводить в Первую мировую войну – конечно, не просто так, а после мощнейшей артподготовки. Все равно не получалось. Потом стали использовать первые примитивные танки и тактику штурмовых групп, изобретенную русским генералом Брусиловым и развитую немецким генералом Гутье. (Небольшие группы. В каждую входят саперы, они расчищают минные поля, подползают под прикрытием артподготовки и дымовых завес к колючке, делают проходы, потом мы врываемся в окопы противника, забрасываем гранатами пулеметные гнезда и бункеры, колем-режем в рукопашном бою). Во Вторую войну, - продолжает автор, - действительно было несколько случаев глупых лобовых атак, но командиров за бессмысленную потерю людей злые сталинисты расстреляли. А в реальности войну СССР выиграл благодаря, во-первых, достаточно грамотному командованию, особенно под конец: использовались и ночные атаки, и методы инфильтрации штурмовых групп, и обходные маневры и, естественно, расчищавшие минные поля саперы, а во-вторых и главное – благодаря огромному превосходству в технике. Немцев, Анатолий Иванович, поставила на колени советская техника. Наши деды не заваливали их своими трупами, а засыпали снарядами и бомбами. Почитайте немецких генералов, того же Гудериана, Манштейна. Им как-то не приходило в голову писать, что русские зомби бежали на них толпами. Писали о чудовищной мощи русской артиллерии. Известно, что тактику «людских волн» использовали китайцы против американцев в Корее. Думаете, небось, что вот коммунистические варвары бежали толпами на беззащитных янки? У янки тогда уже были не только пушки и пулеметы, но и тотальное господство в воздухе и напалм. Для атак толпами не хватило бы даже китайских мобилизационных ресурсов. А на самом деле было следующее: ночью китайцы скрытно сосредотачивали на узком участке фронта крупные силы, тихо подбирались к окопам противника, иногда и на пятьдесят-сто метров, и по свистку людская волна из нескольких тысяч человек обрушивалась на позиции, например, роты. Тактика была, конечно, жестокая, потери китайцев намного превосходили американские, рота всё-таки успевала накосить их, как травы, но в условиях войны с технически превосходящим противником эта тактика была адекватной и даже гениальной. А советские и немецкие потери, кстати, довольно точно подсчитаны. Официальные цифры подтверждаются как демографическими данными, так и поименным списком, в котором, кстати, есть и мой дед, Царствие ему Небесное. Соотношение безвозвратных (то есть, убитые и пленные) потерь СССР и Германии с ее союзниками – один и шесть десятых к одному. С обывательскими представлениями реальность не имеет ничего общего», – заключает автор.
Нам уже приходилось говорить об антисоветских перехлёстах как о реакции на советские. Тут можно вспомнить и русскую традицию пересаливать в поношениях самих себя, своего прошлого и настоящего и особенно – начальства,. В Крымскую войну тупости, беспорядка, воровства было больше, чем можно себе представить, и всё же: если читать, что о ней писали некоторые безоглядные противники царизма (но не Лев Толстой, не Лев Толстой!), то надо удивляться, как она не закончилась в один день невиданным русским поражением. То же самое и о войне с Японией, и с немцами - в Первую мировую. Так и по гражданской части, в том числе сегодня. Казённое враньё вызывает встречное недержание речи. Вот та же Первая мировая война… Вдруг читаю в одном письме, что Россия ставила тогда перед собою самую безумную цель: взять Константинополь и проливы. Цель безумная, что тут спорить, но она не более безумная, чем сама война, и чем те цели, которые ставили перед собой другие основные участники войны. Казалось бы, давно расставлены точки над і, можно успокоиться, но часть России, в первую очередь – казённая часть России (по-моему, это удачное выражение я придумал, есть казённая часть ствола и есть казённая часть страны) начинают вроде ни с того, ни с сего (как самый злободневный!) разговор о прошлом России - какой она была великой, славной и хорошей и как бы всё было, если бы не враги, внешние и особенно, как водится, внутренние, а в ответ эти самые внутренние за словом в карман не лезут – и вот уже в их изложении дело выглядит так, что Россия - чуть ли не главный виновник всех войн, трагедий и преступлений.
Иногда (очень редко), получив некое письмо, я посылаю его кому-нибудь из тех людей, чьё мнение мне хотелось бы знать. Автору предыдущего письма, молодому русскому военному, я послал письмо одного старого, очень старого солдата, участника Второй мировой войны, начинал с финской кампании. Он, в частности, пишет, как изобретатели и инженеры меняют военное дело. Читаю: «Для пехоты изобретение Максима в корне изменило облик войны. Яркие мундиры, сомкнутый строй, строевой шаг, командир впереди – вся эта архаика сохранила смысл только для парадов. А когда почти у каждого немца-пехотинца в руках оказался автомат («пистолет-пулемёт»), то бессмысленной стала и прославленная цепь атакующих. Теперь можно только стремительно перескакивать из воронки в воронку, пока к тебе не успеет повернуться дуло автомата. Целиться никто не будет, польёт очередью. Прицел, мушка, приклад – всё это только дань традиции». На это место из письма старого солдата читаю отзыв молодого: «Во-первых, почти у каждого немца пистолет-пулемет в руках был только в плохом советском кино. В реальности солдаты вермахта были вооружены винтовками системы Маузер образца одна тысяча восемьсот девяностого года. Пистолет-пулемет был максимум один на отделение. Про поливание очередью может писать только человек, который автоматическое оружие в руках никогда не держал. Стреляя, не целясь, с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента ни в кого не попадешь даже с двадцати пяти метров. Пистолетов-пулеметов МР-40 до конца войны в Германии произведено чуть более миллиона экземпляров. Карабина Mauser 98K – более двенадцати миллионов. Пистолеты-пулеметы немцы мало применяли не по глупости, а потому что они стреляли пистолетным патроном и были малоэффективны на расстоянии более ста метров. Разговоры о поливании очередями не выдерживают критики. Каждый, кто стрелял из автомата, знает, как его дергает, и как трудно попасть даже прицельно. Там, где я служил, было упражнение: стрельба от живота на двадцать пять метров. Так вот, попасть очередью от живота в стоячую мишень труднее, чем на двести метров нормальным прицельным выстрелом. Ствол должен быть направлен абсолютно ровно. Отклонение на сантиметр - и пули уходят в небо или в землю. Попасть очередью с рук на пятьдесят метров почти нереально. Если же просто поливать - лень тратить время, но нетрудно произвести математический расчет: площадь, радиус разлета пуль, статистическая вероятность, сколько надо отстрелять, чтобы в кого-то попасть. Практически эта вероятность просто нулевая, ствол уйдет вверх. В некоторых армиях стрельба непрерывной очередью вообще запрещена (кроме исключительных ситуаций типа боя в комнате), только короткими по три патрона и на расстоянии до пятидесяти метров. Основной режим – прицельные одиночные выстрелы. Поэтому, кстати, вопреки распространенному мнению, обычная винтовка, даже с передергиванием затвора лучше пистолета-пулемета второй мировой и не сильно уступает современной штурмовой автоматической винтовке. Не случайно на современное автоматическое оружие ставятся все более совершенные прицелы. В богатой американской армии оптические прицелы у всех солдат. Поразить кого-либо, поливая из автомата огнем, как в кино, можно только в полном баре (да и то удержать автомат, чтобы пули не попали в потолок, крайне трудно). Относительно эффективный автоматический огонь по наступающим войскам может вести только станковый пулемет. Отчасти, с опытным стрелком – ручной. Хотя удержать ствол, стреляя с сошек, тоже очень не просто. И все равно из пулемета, естественно, не поливают, а тщательно целятся», - говорится в письме.
«Трудно представить себе более далёкого от русско-советской поляны человека, чем я, ну, разве что бомжи на вокзале, эти отверженные советско-русского общества, - рассказывает о себе автор следующего письма. - Пожалуй, вряд ли ещё где есть такое понятие. Однажды стою на остановке на окраине Москвы, жду автобуса. Немного поодаль стайка людей. Подходит ко мне по виду бомжиха, а может, просто пьянчужка, просит зажигалку, я протянул. 0на мне, как-то странно покосившись на стайку ждущих: "А то вот тут люди...". А потом выпалила прямо из сердца: "Или нелюди". Так у неё искренне получилось. Наверняка она сама не ангел, но уж очень искренне сказала. Стояли просто москвичи, которых бывший мэр Лужков обозвал однажды жлобами, благополучные и сытые жители сравнительно богатой столицы. Люди ли они или нелюди? Наверное, всякие. Но жлобы среди них превалируют, как подметил Юрий Михайлович. Тупые, жадные, склочные. Равнодушные и преступные. Не берущие детей из приютов, как люди на 3ападе. Готовые давиться к "поясу богородицы". А приобщившись, отойти и продолжать своё привычное существование», - говорится в письме.
Вы как хотите, друзья, а я в таких письмах усматриваю обычай или отголосок советского обличения мещанства, а оно, советское обличение мещанства, в свою очередь, было продолжением предыдущей традиции, а эта традиция явилась с быстрым, бурным, извините за научное выражение, усложнением социальной структуры русского общества в девятнадцатом веке. Рост городов, промышленности, торговли, развитие транспорта, образования привели к появлению новых классов, слоёв и групп населения: рабочие, студенчество, разночинная интеллигенция, обезземеленное, неприкаянное дворянство. Занятые кто выживанием, кто – наживой, а большинство – приземлённым, нудным мещанским бытом, они весьма огорчали требовательных, мечтательных знатоков светлого будущего – каким оно должно, по их мнению, быть, чтобы ради него стоило страдать в столь неприглядном настоящем. Бомжи, босяки, бродяги тогда были в литературном почёте как самые живописные отрицатели насквозь фальшивого порядка вещей. Ну, а ещё раньше бродил по Слобожанщине такой славный бомж, как Григорий Саввич Сковорода, рассказывал каждому, кто хотел его слушать, что земные заботы – это суета сует, что хозяйство, хозяйственность, обзавод – это низкие занятия, они никогда не могут привести человека к совершенству, что истинный путь в сей жизни – путь ничегонеделания, чем ты ничтожнее в социальном отношении, то есть, чем больше ты бомж и бездельник, чем меньше ты нужен обществу, а оно, в свою очередь, - тебе, тем больше у тебя прав на звание человек. Так что презрительный отзыв бомжихи о стайке обычных москвичей, хмуро-озабоченно ждущих автобуса на окраине Москвы, - что они не люди, а нелюди, отзыв, так искренне подхваченный нашим слушателем, уверенным в заведомой непригодности наличного русско-советского человеческого материала к положительному развитию, - это всё дошло до нас из такого временного далёка, что не грех и пожать плечами.
Не знаю, до всех ли дойдёт насмешливый прогноз нашего слушателя Александра, особенно – обоснование этого прогноза, но посмотрим. Читаю:
«Аварии и катастрофы на крупных инфраструктурных объектах таких, как ГЭС и т. п. наводят на мысль, что советская инфраструктура в условиях алчного рынка существовать не может. Эти уникальные сооружения не рассчитаны на банальную конкуренцию. Они создавались, как единый народно-хозяйственный комплекс, в таком виде им и придётся доживать свой век, а вместе с ними и системе управления, и самой надстройке на этом базисе, социальной системе, которую окрестили «суверенной демократией», а лучше бы назвать жилкомхозной демократией. Люди это чувствуют, называй их совками или ретроградами, укоряй их в левизне, но этим людям очевидно, что выход один, пусть всё будет как было в добрые старые советские времена и потихоньку само как-нибудь эволюционирует. Но уникальным объектам, составляющим основу советской экономики, этим долгоживущим сооружениям нужен долгоживущий хозяин, то есть династия. «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?», - вопрошает классик. А вот он, образец, неформальный лидер постсоветского сообщества обитает в Минске! Он создаёт стереотипы поведения, устанавливает рамки дозволенного. Как можно поступать в общественной жизни, как в семейной жизни, как готовить наследника. В свою очередь сам он, осознанно или нет, но ориентируется на ещё более уважаемые образцы, на настоящую династию, на идею Чучхе! Хотите увидеть близкое будущее, посмотрите на близкий Минск, а в более далёкой перспективе, смотрите на далёкий Пхеньян!», - пишет Александр.
«Мне семьдесят восемь лет, – пишет слушатель «Свободы» из Харькова,– я еще работаю на полставки. На работу еду на метро. Рабочий день начинается в девять, но я прибываю к семи двадцати - привык ездить без давки и запахов немытых тел. Я не один такой, на станции встречаю таких же стариков, активно работающих на серьезной работе. Вот пример одного. Невысокого роста, седой, поджарый, божий одуванчик восьмидесяти трёх лет. Главный инженер проекта, член руководства крупного машиностроительного завода былого всесоюзного значения, прошедший путь от конструктора до начальника крупнейшего КБ, И таких знакомых у меня не он один. Живущие на нищенской зарплате, да и ту выдают раз в полгода, в лучшем случае – в три месяца. Есть и ученый, получивший облучение на реакторе и спившийся, единственный выживший из его лаборатории. Главное что их всех объединяет - это возмущение развалом и беспределом в отрасли, на предприятии, на рабочем месте. Самое неприятное - безысходность, отсутствие будущего у страны, некогда самой сильной, самой благополучной, самой богатой республики Советского Союза, ныне скатившейся на уровень голодающих, раздираемых межплеменными войнами африканских стран. Я не рад, что угораздило родиться в Украине», - так автор этого письма думал не всегда, судя по тому, что называет Украину самой-самой по всем статьям республикой Советского Союза, хотя это совсем не так. Не была Украина самой-самой по всем статьям, никогда не была. По благополучию, например, самой-самой была Эстония, на что уже слышу его ответ: так то Прибалтика, а если скажу, что и самой богатой была не Украина, а Россия, он ответит: так то Россия. Они все такие, скажу я про этих стариков (а теперь уже и молодых таких немало). В первые десять минут разговора – нет хуже страны в мире, как его Украина или Россия, а в следующие десять минут – нет лучше. Или наоборот… Если бы я не знал, что Украина, весьма странное, надо признать, государство, занимает третье место в мире по экспорту зерна, в иной год – четвёртое, после России, так они, эти странные государства, из года в год и делят третье-четвёртое, уступая только Штатам и Евросоюзу… Читаю в сводке новостей. Одна-единственная строка, но она производит взрыв в моей голове. Министр сельского хозяйства Украины рассчитывает, что власти США разрешат украинцам продавать зерно американцам… В советское время, воспоминаниями о котором живут эти замечательные старики, а им верят и многие молодые, страна не голодала только потому, что американцы продавали ей хлеб. Повторяю это чуть ли не в каждой передаче, да что толку… Звонит знакомый предприниматель, между делом слышу: «Анатолий Иванович, надо бы кукурузкой где-нибудь маленько закупиться. Не знаете ли случайно, кто продаёт?» - «Как – не знаю. Я всё знаю. Вот вам телефончик, это мои друзья». На следующий день к ним прибывает огромный грузовик, загружается двадцатью тоннами кукурузы, у водителя – влагомер, всё чином-чином, и берёт он курс на юг, на Одессу. По дороге его останавливает в рассуждении взятки гаишник, водитель не даёт ему слова сказать: «Ты зачем меня остановил? Я что-нибудь нарушил? Я кукурузу Америке везу, мать-перемать, а ты задерживаешь! Знаешь, что Америка с тобой сделает?». По прибытии в порт грузовик въезжает прямо в трюм сухогруза, там его опрокидывают, и он ту же отправляется за новой порцией… Ни тебе райкома, ни обкома, ни соцсоревнования. Если бы, говорю, я ничего этого не знал, я бы письмо харьковского старика-инженера читал несколько иначе… Харьковское машиностроение, которым вы гордитесь и по которому тоскуете, это, как почти всё советское машиностроение, - военное. Вот и скажите: что вы всю жизнь делали? За что требуете почёта? За две сотни с лишним ядерных подводных лодок каждая стоимостью в полумиллионный город? Ясно, никто из вас в отдельности не виноват, что всю жизнь занимались мартышкиным трудом на страх миру и в чудовищный ущерб отечеству, но хотя бы понять это перед смертью, кажется, могли бы своими мозгами – инженерные всё-таки мозги!
Следующее письмо чуток сокращаю: «Анатолий Иванович относится к тем людям, которым страшно жить, если думать, что в этом мире и в человеческом обществе всегда несправедливость, подлость, глупость, болезни, гибель, старость, неразделённая любовь, власть негодяев и т.п. Идеализация демократии - это тоже мечта о светлом будущем, как у пламенных марксистов. Или у тех, кто думал, что все беды и пороки от необразованности и нищеты. Но вот стали почти все образованные (неграмотных почти нет), огромный процент людей просто миллионеры в сравнении с массовой нищетой и голодом прошлого. И нет коммунизма, есть демократия, но рая на земле нет», - сообщает нам автор этого письма.
Многие люди, и таких всё больше, считают, что не должно быть цензуры, что правители не должны помыкать судами, что предприниматель не должен откупаться от чиновника, а им говорят, что человек от природы грешен и смертен, и что посему рая на земле никогда не будет. Это – демагогия, даже если вы её никому не адресуете, только себе, чтобы спокойно ни черта не делать.
«Уважаемый Анатолий Иванович! Так будет ли Путин после объявленного, наконец, развода с первой женой венчаться со второй?», - такой вопрос содержится в следующем письме, а что в нём дальше, читать вслух не буду. Скажу только, что там ещё говорится, что для любого человека в России, будь он за Путина или против, совершенно очевидно, что сие зависит только от Путина, но никак не от церкви с её правилами и служителями – обвенчают, кого угодно, где угодно и как угодно. Что ещё можно сказать? Когда мы принимаемся обсуждать \это событие, мы невольно выносим за скобки всё, что действительно имеет значение, а это всё связано с одним, с главным: перед нами правитель, для которого не существуют ни законы, ни приличия. Что тут может изменить его развод? За годы правления этого человека мы не услышали от него ни одного слова правды, мы убедились, что ближе всего ему язык уголовной среды, только этим языком он и пользуется со смаком, а вместе с языком усвоены и соответствующие повадки в государственных делах. И вот развёлся. Что сказать? Только то, по-моему, что вот развёлся правитель, для которого не существуют ни законы, ни приличия. Всё было ложь в тебе…
