«Путин любезен сталинским поколениям, но разве он не предал социализма?, - читаю первое письмо. - Собственно, поздний Ельцин скатывался к той же суверенной демократии и не случайно выбрал себе именно такого преемника, и вот отказавшийся приходить на приём к Ельцину писатель-фронтовик Юрий Бондарев спешит на встречу с его преемником. А ведь как ни крути, Сталин и Путин - идеологические антиподы, один – коммунист, другой – компаньон олигархов. Как совмещается сталинистская риторика с миллиардерством, уму непостижимо. Но совмещается и в устах произносящих, и в ушах слушающих. Большевистский царь Сталин, бандитско-капиталистический царь Путин - всё совместилось в наших мозгах. Таково сталинское холопство», - заключает автор.
Нынешние сталинисты очень не любят, когда говоришь с ними по делу. Выслушаешь, как он тепло вспоминает советское прошлое, какая у него советская душа. Потом переведёшь разговор на Путина. И перед тобою – путинец, такой уж путинец! Спрашиваешь: «Так что, Путин разве за социализм? Он коммунизм с вами строит? Или собирается?». После этого вопроса спокойный разговор уже невозможен. Ты – враг. Друг такого неудобного вопроса не позволил бы себе. Дальше диалог движется примерно так. «Путин за порядок!». – «Очень хорошо. За какой порядок?» - «За такой. Чтобы порядок был». – «Нет, подожди. Ленин, Сталин учили, что порядок может быть разный – буржуазный, фашистский, советский… Так Путин за какой порядок?» - «За такой, чтобы такие, как ты, не распускали свои поганые языки! И Америке не служили, Родину Америке не продавали». – «Очень хорошо, понял, но львиную долю народных денег Путин хранит в американских бумагах». – «А ты их видел?», - следует вопрос, после которого я начинаю любить собеседника. Что ещё остаётся? Разве что пробормотать: «Порядок, порядок. Что за порядок, если такое воровство развёл даже в своём ближайшем кругу? Все его личные друзья – самые большие воры не только в России – в мире!». На это – встречный вопрос без заминки: «Откуда ты знаешь, кто его друзья? Он тебе говорил?». Тут к моей любви примешивается нежность, и больше вопросов у меня нет. Победа в разговоре успокаивает собеседника, так что он вполне добродушно объясняет: «Путин - патриот, он за Россию, понял?».
Пишет господин Билык: «Вот рассуждают: кто уйдёт раньше, Путин или Россия? Подразумевается, что если Путин уйдёт, то Российская империя всё-таки уцелеет. Но империя, господа, - это тыква, лежащая на поле мировой истории. Внутри неё исподволь зреют семена – колонии. Исподволь, то есть, независимо от воли метрополии, которая, к примеру, из горца Дудая для своей пользы, разумеется, выращивает генерала стратегической авиации. Причём, это задача любой империи: исподволь выравнивать потенциалы всех населяющих её народов, сколь это возможно. Созревшая тыква начинает гнить, чтобы нагреть семена, и, развалившись от своей мягкости, их выпустить… в члены ООН. Черчилль, понимая, что Британской империи приходит её срок, сказал: «Я не буду присутствовать при её распродаже». Это значит: будучи не в силах препятствовать ходу истории, умою руки, чтобы моё имя не слиплось в людской памяти с этим процессом. Когда исторически неизбежный процесс распада советской империи случился при Горбачёве, я (задним умом) понял, для чего провидение поставило именно этого человека. Поэтому сегодня мне удивительно слушать о слабости Горбачёва. Ведь распад был почти бескровный! А вот если распад Российской империи произойдёт при «сильном» Путине, то будет очень кровавым (вспомним «сильного» Милошевича). Зато будущие критики не скажут, что он был слабый», - пишет господин Билык. Этот человек, по-моему, затронул главный вопрос недалёкого будущего России. Выдвинет ли она к рулю нового Горбачёва? Кстати, о старом, но ещё здравствующем. До сих пор можно услышать, как издеваются над его антиалкогольной кампанией. Я сам радовался меткости русского слова, когда его называли Минеральным секретарём. А сегодня знаю, что эта кампания спасла, по некоторым подсчётам, до двух миллионов жизней, и не удивлюсь, если её придётся повторить с учётом всего, что должно быть учтено. Положите на одну чашу весов издержки, глупости и неудобства, от которых мы тогда страдали, а на другую – пару миллионов жизней… Так вот, о главном вопросе. Выдвинет ли Россия нового Горбачёва? Или другими словами: сможет ли она мирно выпутаться на сей раз? Глядя на Горбачёва, нельзя было и мысли допустить, что он пойдёт на всё. Глядя на Путина, нельзя и мысли допустить, что он пойдёт не на всё.
Вот такой вроде пустяк, как атака на НКО – на некоммерческие организации. Конечно, по сути это классическая чекистская халтура. Но есть одно обстоятельство, и связано оно как раз с Путиным. Трудный случай, и, кажется, безнадёжно запущенный. Этот человек себе не принадлежит. Он в плену – в плену у своей веры, а вера заключается в том, что все его неприятности подстраиваются врагами, конкретно – американцами, а у этих врагов полно агентов в России, и они, эти агенты, собраны в разных организациях, эти организации называются некоммерческими, существуют они на заграничные, прежде всего, американские, деньги, занимаются вроде бы всякой чепухой: защищают животных, помогают заключённым, больным детям, следят за соблюдением прав человека, а на самом деле –шпионят, вредительствуют, подстрекают людей против власти, выводят их на улицы. Чекисты знают, что это не так, но им надо показать свою работу: что они нужны, очень нужны, больше всех нужны, что только они и есть настоящие защитники отечества и опора перепуганного вождя. Так они держат его в своих руках. Обычная вещь. Почему это халтура? Потому что это не работа, а видимость работы, это не улучшает положение в стране, а ухудшает: растёт число недовольных, усиливается общее напряжение, и не успеешь оглянуться, как надо или сдаваться, или развязывать настоящую войну – гражданскую войну. Для войны может быть найден и внешний враг, но целью всё равно будет внутренняя, гражданская, война, расчёт на победу в ней. Война за границей нужна как повод для полного завинчивания гаек внутри страны. Вот к этому идёт дело в России, если ничто не помешает перепуганному и озлоблённому правителю с его чекистами-халтурщиками.
Читаю письмо: «По этому закону я - иностранный агент», - пишет господин Чудов. Он имеет в виду, напомню, недавно принятый закон о некоммерческих организациях (НКО) – безграмотный, смешной и страшный закон, объявляющий иностранными агентами все организации, которые получают деньги из-за границы. Под него можно подверстать что угодно – например, ведомство патриарха Кирилла, Русскую православную церковь, поскольку она тоже что-то получает из-за границы, но её пока не трогают, в агенты не записывают. Возвращаюсь к письму. «Я занимался политической деятельностью с оружием в руках, - продолжает господин Чудов, - воевал против Гитлера в союзе с американцами. От них я получал финансирование в натуральной форме: наградные часы "Russian war relyf", консервированную колбасу - "Второй фронт", с воздуха меня прикрывала авиадивизия Покрышкина на "Эйркобрах," заправленная американским бензином. Посчастливилось мне, пехотинцу, поездить и на "Студебеккере". А ещё английская королева-мать подарила мне полную офицерскую форму. До сих пор сохранил гимнастёрку. Восемь лет назад в посольстве США в Москве на встрече советских и американских ветеранов с президентом Бушем мне подарили значок "60 лет встречи на Эльбе", угостили рюмкой джина и блюдечком салата. А ещё дали фотографию моего с Бушем рукопожатия. Ну, не агент ли я?».
«Нашелся, кажется, всего один мужик, - читаю следующее письмо, - который открыто и публично заявил, что ЧК подстроила знаменитый процесс «врагов народа троцкистов-зиновьевцев» 19 августа 1936 года. Это был Сольц. Вот что написано в воспоминаниях Микояна «Так было»: «А.А.Сольц — старый большевик, его справедливо называли совестью партии. Занимая ответственные посты в прокуратуре СССР, он доказывал, что вредительства нет. Он рассматривал дела репрессированных и считал, что они неправильно привлечены к ответственности. По этому поводу он обращался и к Сталину. Через некоторое время Сольц исчез. Только в 1961 г. я узнал истину о его судьбе. Сольц на Хамовнической партийной конференции выступил с разоблачением Вышинского, говорил, что тот фабрикует дела, что вредительства в партии нет. Конференция встретила его выступление в штыки, его обвинили в клеветничестве и прочем. После этого его под предлогом сумасшествия увезли в тюрьму, куда помещались такие "сумасшедшие" и где люди скоро действительно сходили с ума или умирали. Против Сольца решили не искать обвинения — вот его как сумасшедшего и изолировали: конечно это было сделано с ведома Сталина. Там он и умер в 1945 году». Автор письма приводит место из одной журнальной статьи 2003 года. «Реакция руководства и, в первую очередь Сталина, трудно объяснима. Куда меньшее противодействие вело к неминуемому расстрелу. Совместное пребывание в ссылке, то, что Сольц приютил Сталина в Петербурге, мало что значило. Сталин был человеком неблагодарным… Не исключено, что безумную, иначе не назовешь, храбрость Сольца Сталин расценил, как проявление сумасшествия. И, в виде исключения, распорядился поместить бунтаря в психиатрическую лечебницу. Пусть полежит, полечится. А там, видно будет. Расстрелять всегда успеем. Потом о Сольце забыли. То ли приближалась, то ли уже началась война. И было не до него. Трагическая судьба человека, олицетворявшего собою совесть в бессовестное время», - пишет господин Бегун. Спасибо за письмо, господин Бегун. Интересно было бы сегодня поговорить с Сольцем. Сегодня нам понятнее, чем когда-либо, в чём там было дело. Социализм получился не таким, каким его видели в своих мечах люди вроде Сольца. Незаметно возник и стал жить своей странной жизнью какой-то урод, который пугал одним своим видом. Всё шло не так, как ожидалось, как хотелось, как обещалось народу. Без частной собственности, без рынка, без свободы дело не клеилось. Могло быть два объяснения. Одно: порочна сама идея. К этому объяснению первым сделал шаг не кто иной, как Ленин, который в двадцать первом году подпустил в свой социализм маленько капитализма. Другое объяснение: идея правильная, но виноваты исполнители, это или неумёхи, или враги, не умеешь - научим, не хочешь – заставим, а вредителей выявим и уничтожим. Партии и народу больше понравилось это объяснение, особенно – насчёт врагов. Так в гражданскую жизнь вошёл и укоренился военный, армейский порядок и дух. Продержались довольно долго, вплоть до ельцинской вольницы. Натянуть вожжи после Ельцина - это было общее решение, всенародное, у Путина потому и получилось. Ну, а сегодня армейский дух сам собою выветривается, машина больше не фурычит. Вот и было бы интересно побеседовать с Сольцем. Если вредителей нет, если они выдуманы, то почему всё идёт наперекосяк? Он бы ответил: плохо работаем. А почему? Сознательности мало, сказал бы он. А как повысить сознательность? Как сделать, чтобы все горели на работе и притом - по-умному, и не когда-нибудь, а уже сегодня, сейчас? На этот вопрос у него, идейного коммуниста тридцатых годов, ответа не могло быть. Лучше воспитывать народ, сказал бы он, личным примером руководителей. А что делать с теми, кто не поддаётся воспитанию? От таких вопросов он бы и в самом деле сошел с ума.
Следующее письмо сильно сокращаю. Сейчас поймёте, почему. Читаю: «Теперь уж и мечтать не о чем. В этом был смысл митингов, которые порадовали меня, ведь добились честных выборов! Победил мерзавец. Добьются ещё больше конкуренции - победят ещё худшие. Кислые физиономии, растоптанные надежды. Лежит во зле страна мечтателей и героев. Есть и другие страны, где зла поменьше, но тоже есть. Потому что есть в этом мире неразделённая любовь, подлость, глупость, болезни, старость и смерть, пошлость, грязь и ложь. Был такой композитор Никита Богословский, он умер в очень преклонном долголетии, так вот, перед кончиной, лет с десяток назад, его спросили, почему он больше не пишет шлягеров. Добавлю - не только он. С девяностых вообще ни одного мотива невозможно запомнить и насвистать, на эстраде царит какофония, зоологические настоящие мужики и поющие трусы или авангардистская бесовщина. Всё другое отторгается пиплом хавающим. Так вот, Богословский вынес страшный приговор сытенькому и учёненькому человечеству, я бы написал, сказал он, да некому слушать», - говорится в письме. Этот приговор сытенькому и учёненькому человечеству вынесен задолго до Богословского, так давно, что это само по себе, по-моему, подозрительно. В хорошем смысле подозрительно… «Сейчас, в эпоху хиреющего чувства и развившейся науки», - читаем в книге пушкинского времени, но то же самое писалось и за сто лет до этого, так что, казалось бы, чувство должно было бы уже захиреть так, что и само это слово должно было бы исчезнуть из словарей, а оно, слава Богу, продолжает существовать, и, как во все времена, продолжает свою борьбу с разумом – с переменным, понятно, успехом.
«Люди в России разные, конечно, - следующее письмо, - но уж больно много среди них матерящихся богоносцев, готовых убивать, насиловать, издеваться над ближним, воровать и бандитствовать. И культура, которую насаждали, будь то западная или советская, для них чуждая, а потому она всегда на поверхности, легко слетает. Поразительно, как быстро её отвергли наши современники, выбирая блатняк, попсу, изуверский выпендрёж. Подлость их может проявляться по-разному. Могут писать доносы при Сталине и нанимать киллеров при Ельцине. Когда их поверхностно окультуривают, то из примитивного скота может получиться и изощрённый мракобес. А боги, они жаждут. 3ачем позволять бесконтрольно плодиться любителям Розенбаума, зачем бесконечно клонировать Лахову, Горячеву, приблатнённых гэбистов из петербургской шпаны и прочих жителей станиц и столиц Кущёвских? Вот они, боги, и устраивают события, после которых у нас сокращается рождаемость. Семнадцатый год, Вторая мировая война, девяносто первый год… Не желают олимпийцы, чтобы аудитория ансамбля "Любэ" стала поистине безразмерной. В СССР не было свободы слова и выезда. Сегодня эти главные свободы, в общем-то, есть. При данном режиме, какой бы он ни был отвратительный, информации полно всякой и железный занавес не опущен. Нет, конечно, свободы выборов, но кого наголосует это жлобское народонаселение? Тот, что сделал себе имя в истории выражением "мочить в сортире!", ведь он в конце концов уйдёт, но его электорат останется и ничего хорошего из себя не выплеснет. Странные мы с тобой люди, Анатолий Иванович: всё равно требуем свободы для негодяев», - говорится в этом письме. Самое печальное, что под ним обеими руками подписался бы и упомянутый деятель. А дальше читаем вот что: «Тоталитаризма сейчас быть не может, слишком прихотливое население не верит ни в какие идеи и не хочет ничем жертвовать во имя чего бы то ни было. 0днако те, кто породил Сталина, рождают нечто другое. В 1986 году собирались развивать кооперативы, такую придумали лазейку частной собственности и бизнеса. У меня не было сомнения, что сюда сразу хлынет криминал и коррупция. 0собенно выгодные позиции были у ментов, ведь они сильнее уголовного мира. Те же урки, но с возможностями силовых структур. А над ментами кто? Гэбисты. И кто сегодня у власти? Так что всё логично», - считает этот слушатель.
Я знал кое-кого из тех, кто придумал лазейку в виде кооперативов. Не допускали и мысли, что на это дело, как пчёлы на мёд, сразу слетится столько рвачей, воров и взяточников. Подразумевалось, что дух законности и порядочности снизойдёт на страну как долгожданная награда за все страдания и мытарства при совке. А иначе, скажу вам, просто не знали бы, что делать, впали бы в отчаяние и паралич до всякого почина. Сейчас иной молодой подкованный человек, читая тогдашние законы, просто не понимает, как можно было сразу не встроить в них хоть что-то, хоть какие-то пунктики с целью предотвратить или хотя бы затруднить злоупотребления. Сгоряча он решит, что всё это сочиняли какие-то мерзавцы, которые готовились первыми воспользоваться безграничными возможностями для грабежа. Не поверит мне ни он, ни большинство слушателей «Свободы», не поверит, наверное, ни один из серьёзных критиков горбачёвской перестройки и раннего ельцинизма, и всё-таки то, что я знаю, то знаю: первые законы и постановления писали, первые порядки наибольшего благоприятствования ворью устанавливали блаженные. Блаженные. Многие из них да, стали потом ворами, но начинали они как блаженные. Они походили на тех, что в семнадцатом году открыли тюрьмы, из которых хлынули на Россию тучи разбойников, – считалось, что это несчастные жертвы царизма, что если кто и разбойник, то из великой нужды, и теперь они все из благодарности станут добропорядочными гражданами свободной России.
Прислали рассуждения одного известного российского богача. Он давно покинул Москву, обретается в лесу со всем семейством, выращивает скот, овощи, увлечённо рассказывает при всяком случае, какие люди дураки, что живут в городах, особенно в больших. Читаю: «Почти каждую неделю бываю в Москве заезжаю по разным делам во всякие офисные здания и всегда вижу на входе холуев славянской внешности... В основном, молодые и средних лет мужики, здоровые и румяные. Неужели всем нам непонятно, что их место в поле? Что они занимают драгоценные рабочие места, которые по праву принадлежат старикам и старушкам - на входе вахтерами сидеть.
При этом все они являются патриотами и жалобно скулят, что Россию заселяют таджики и узбеки, что им дают земли и работу. Всю эту русскую чоповскую сволочь надо гнать поганой метлой с их бездельных мест - им же лучше будет… Предлагаю законодательно запретить работать на дверях и на проходных лицам моложе шестидесяти лет. Предлагаю всем мужикам, потерявшим такую позорную "работу", выделять бесплатно от тридцати га земли и стройматериалы для постройки сараев для скотины – пусть трудятся, богатеют и детям своим добрый пример подают а то вырастут такими же ленивыми уродами, как папы. Из-за них, гадов, наша земля таджиками наполняется. Ментов и чоповцев в России более трех миллионов, а сколько еще айтишников, менеджеров, секретарей, юристов, артистов, научных сотрудников и прочих миллионов бездельников, прожигающих свою жизнь в городах… Ну, и, конечно, надо вводить порку. Ленится мужик, не хочет возделывать землю, не желает содержать семью, заботиться о детях и лелеять жену - пороть эту сволочь на конюшне по-отечески, только польза будет. И за всякие мелкие преступления тоже пороть, а то еще и в тюрьмах больше миллиона мужиков дурака валяет, в основном, не за хрен собачий», - так пишет этот современный мужиковствующий барин. Потеет у самовара в посконной рубахе и смазных сапогах, прихлёбывает чай из блюдечка на растопыренной клешне (это, правда, по-купечески, не по-барски) и рассуждает, а жена в сарафане, подперев кулачком румяную щёку, слушает. Потом он идёт к компьютеру и кое-что из того, что ей наговорил, записывает для вразумления отечества.
А вот прислали рассуждение настоящего мужика, оно было записано в одном из сталинских лагерей. Читаю: «Не уважаю я Александра Второго. Добрый был царь, но вред народу принес великий. Нельзя было сразу отменять крепостное право: все зло от этого… Мужик-то он разный. Из ста мужиков – треть лентяев, треть неумеек егозливых, треть старателей неразворотливых, а умников да хозяев разворотливых на сотню только три-четыре наберется. Вот и надо было сначала умных и хозяйственных освобождать, потом старателей, а уж потом, когда поумнеют да от лени избавятся, и другие трети освобождать. Интеллигенция тоже виновата: со своей колокольни на свободу смотрит. Думают, умники, что мужику нужна такая же свобода, как и им. А свобода-то, она и для мужиков тоже разная, у каждого своя. Одному свобода на печи спать день-деньской, другому свобода хозяйство благоустраивать без помех, третьему свобода – это возможность отбирать да захватывать, что у кого заработано добра, эта свобода самая опасная. Вот как мужиков-то освободили, пьянство началось поголовное, разбой, леность, безобразие: хочешь работай, хочешь не работай. Заставлять некому – свободу дали. Пей да гуляй. Отец сказывал про это. Он сам крепостной был, но не одобрял царя за такое освобождение. Вот и сейчас-то умных мужиков власти извели, и добро у них отобранное лентяи извели», - закрыть кавычки. Этого мыслителя давно нет на свете, а тот, у которого руки чешутся выпороть кого-нибудь на своей конюшне под Москвой, жив и процветает, но души родственные. Полная уверенность, что всё могло бы сделаться (или может сделаться) так, как им хотелось бы, как они предлагают, как им рисуется. В таких случаях я вспоминаю, как знают постоянные слушатели «Свободы», свою мать. Послушав мои соображения о том, как надо устроить страну и мир, чтобы всё было по уму и справедливости, она спокойно говорила: «По-твоему не будет», – и шла обряжаться по хозяйству, а у меня пропадала всякая охота продолжать. Даже колхозы распались не по-моему. Я не мог представить себе, как это будет. Заедешь на полевой стан во время дождя, когда все трактористы сбились в вагончике. Если там три человека, то услышишь четыре проекта перехода от колхозного строя неизвестно к чему.
Нынешние сталинисты очень не любят, когда говоришь с ними по делу. Выслушаешь, как он тепло вспоминает советское прошлое, какая у него советская душа. Потом переведёшь разговор на Путина. И перед тобою – путинец, такой уж путинец! Спрашиваешь: «Так что, Путин разве за социализм? Он коммунизм с вами строит? Или собирается?». После этого вопроса спокойный разговор уже невозможен. Ты – враг. Друг такого неудобного вопроса не позволил бы себе. Дальше диалог движется примерно так. «Путин за порядок!». – «Очень хорошо. За какой порядок?» - «За такой. Чтобы порядок был». – «Нет, подожди. Ленин, Сталин учили, что порядок может быть разный – буржуазный, фашистский, советский… Так Путин за какой порядок?» - «За такой, чтобы такие, как ты, не распускали свои поганые языки! И Америке не служили, Родину Америке не продавали». – «Очень хорошо, понял, но львиную долю народных денег Путин хранит в американских бумагах». – «А ты их видел?», - следует вопрос, после которого я начинаю любить собеседника. Что ещё остаётся? Разве что пробормотать: «Порядок, порядок. Что за порядок, если такое воровство развёл даже в своём ближайшем кругу? Все его личные друзья – самые большие воры не только в России – в мире!». На это – встречный вопрос без заминки: «Откуда ты знаешь, кто его друзья? Он тебе говорил?». Тут к моей любви примешивается нежность, и больше вопросов у меня нет. Победа в разговоре успокаивает собеседника, так что он вполне добродушно объясняет: «Путин - патриот, он за Россию, понял?».
Пишет господин Билык: «Вот рассуждают: кто уйдёт раньше, Путин или Россия? Подразумевается, что если Путин уйдёт, то Российская империя всё-таки уцелеет. Но империя, господа, - это тыква, лежащая на поле мировой истории. Внутри неё исподволь зреют семена – колонии. Исподволь, то есть, независимо от воли метрополии, которая, к примеру, из горца Дудая для своей пользы, разумеется, выращивает генерала стратегической авиации. Причём, это задача любой империи: исподволь выравнивать потенциалы всех населяющих её народов, сколь это возможно. Созревшая тыква начинает гнить, чтобы нагреть семена, и, развалившись от своей мягкости, их выпустить… в члены ООН. Черчилль, понимая, что Британской империи приходит её срок, сказал: «Я не буду присутствовать при её распродаже». Это значит: будучи не в силах препятствовать ходу истории, умою руки, чтобы моё имя не слиплось в людской памяти с этим процессом. Когда исторически неизбежный процесс распада советской империи случился при Горбачёве, я (задним умом) понял, для чего провидение поставило именно этого человека. Поэтому сегодня мне удивительно слушать о слабости Горбачёва. Ведь распад был почти бескровный! А вот если распад Российской империи произойдёт при «сильном» Путине, то будет очень кровавым (вспомним «сильного» Милошевича). Зато будущие критики не скажут, что он был слабый», - пишет господин Билык. Этот человек, по-моему, затронул главный вопрос недалёкого будущего России. Выдвинет ли она к рулю нового Горбачёва? Кстати, о старом, но ещё здравствующем. До сих пор можно услышать, как издеваются над его антиалкогольной кампанией. Я сам радовался меткости русского слова, когда его называли Минеральным секретарём. А сегодня знаю, что эта кампания спасла, по некоторым подсчётам, до двух миллионов жизней, и не удивлюсь, если её придётся повторить с учётом всего, что должно быть учтено. Положите на одну чашу весов издержки, глупости и неудобства, от которых мы тогда страдали, а на другую – пару миллионов жизней… Так вот, о главном вопросе. Выдвинет ли Россия нового Горбачёва? Или другими словами: сможет ли она мирно выпутаться на сей раз? Глядя на Горбачёва, нельзя было и мысли допустить, что он пойдёт на всё. Глядя на Путина, нельзя и мысли допустить, что он пойдёт не на всё.
Вот такой вроде пустяк, как атака на НКО – на некоммерческие организации. Конечно, по сути это классическая чекистская халтура. Но есть одно обстоятельство, и связано оно как раз с Путиным. Трудный случай, и, кажется, безнадёжно запущенный. Этот человек себе не принадлежит. Он в плену – в плену у своей веры, а вера заключается в том, что все его неприятности подстраиваются врагами, конкретно – американцами, а у этих врагов полно агентов в России, и они, эти агенты, собраны в разных организациях, эти организации называются некоммерческими, существуют они на заграничные, прежде всего, американские, деньги, занимаются вроде бы всякой чепухой: защищают животных, помогают заключённым, больным детям, следят за соблюдением прав человека, а на самом деле –шпионят, вредительствуют, подстрекают людей против власти, выводят их на улицы. Чекисты знают, что это не так, но им надо показать свою работу: что они нужны, очень нужны, больше всех нужны, что только они и есть настоящие защитники отечества и опора перепуганного вождя. Так они держат его в своих руках. Обычная вещь. Почему это халтура? Потому что это не работа, а видимость работы, это не улучшает положение в стране, а ухудшает: растёт число недовольных, усиливается общее напряжение, и не успеешь оглянуться, как надо или сдаваться, или развязывать настоящую войну – гражданскую войну. Для войны может быть найден и внешний враг, но целью всё равно будет внутренняя, гражданская, война, расчёт на победу в ней. Война за границей нужна как повод для полного завинчивания гаек внутри страны. Вот к этому идёт дело в России, если ничто не помешает перепуганному и озлоблённому правителю с его чекистами-халтурщиками.
Читаю письмо: «По этому закону я - иностранный агент», - пишет господин Чудов. Он имеет в виду, напомню, недавно принятый закон о некоммерческих организациях (НКО) – безграмотный, смешной и страшный закон, объявляющий иностранными агентами все организации, которые получают деньги из-за границы. Под него можно подверстать что угодно – например, ведомство патриарха Кирилла, Русскую православную церковь, поскольку она тоже что-то получает из-за границы, но её пока не трогают, в агенты не записывают. Возвращаюсь к письму. «Я занимался политической деятельностью с оружием в руках, - продолжает господин Чудов, - воевал против Гитлера в союзе с американцами. От них я получал финансирование в натуральной форме: наградные часы "Russian war relyf", консервированную колбасу - "Второй фронт", с воздуха меня прикрывала авиадивизия Покрышкина на "Эйркобрах," заправленная американским бензином. Посчастливилось мне, пехотинцу, поездить и на "Студебеккере". А ещё английская королева-мать подарила мне полную офицерскую форму. До сих пор сохранил гимнастёрку. Восемь лет назад в посольстве США в Москве на встрече советских и американских ветеранов с президентом Бушем мне подарили значок "60 лет встречи на Эльбе", угостили рюмкой джина и блюдечком салата. А ещё дали фотографию моего с Бушем рукопожатия. Ну, не агент ли я?».
«Нашелся, кажется, всего один мужик, - читаю следующее письмо, - который открыто и публично заявил, что ЧК подстроила знаменитый процесс «врагов народа троцкистов-зиновьевцев» 19 августа 1936 года. Это был Сольц. Вот что написано в воспоминаниях Микояна «Так было»: «А.А.Сольц — старый большевик, его справедливо называли совестью партии. Занимая ответственные посты в прокуратуре СССР, он доказывал, что вредительства нет. Он рассматривал дела репрессированных и считал, что они неправильно привлечены к ответственности. По этому поводу он обращался и к Сталину. Через некоторое время Сольц исчез. Только в 1961 г. я узнал истину о его судьбе. Сольц на Хамовнической партийной конференции выступил с разоблачением Вышинского, говорил, что тот фабрикует дела, что вредительства в партии нет. Конференция встретила его выступление в штыки, его обвинили в клеветничестве и прочем. После этого его под предлогом сумасшествия увезли в тюрьму, куда помещались такие "сумасшедшие" и где люди скоро действительно сходили с ума или умирали. Против Сольца решили не искать обвинения — вот его как сумасшедшего и изолировали: конечно это было сделано с ведома Сталина. Там он и умер в 1945 году». Автор письма приводит место из одной журнальной статьи 2003 года. «Реакция руководства и, в первую очередь Сталина, трудно объяснима. Куда меньшее противодействие вело к неминуемому расстрелу. Совместное пребывание в ссылке, то, что Сольц приютил Сталина в Петербурге, мало что значило. Сталин был человеком неблагодарным… Не исключено, что безумную, иначе не назовешь, храбрость Сольца Сталин расценил, как проявление сумасшествия. И, в виде исключения, распорядился поместить бунтаря в психиатрическую лечебницу. Пусть полежит, полечится. А там, видно будет. Расстрелять всегда успеем. Потом о Сольце забыли. То ли приближалась, то ли уже началась война. И было не до него. Трагическая судьба человека, олицетворявшего собою совесть в бессовестное время», - пишет господин Бегун. Спасибо за письмо, господин Бегун. Интересно было бы сегодня поговорить с Сольцем. Сегодня нам понятнее, чем когда-либо, в чём там было дело. Социализм получился не таким, каким его видели в своих мечах люди вроде Сольца. Незаметно возник и стал жить своей странной жизнью какой-то урод, который пугал одним своим видом. Всё шло не так, как ожидалось, как хотелось, как обещалось народу. Без частной собственности, без рынка, без свободы дело не клеилось. Могло быть два объяснения. Одно: порочна сама идея. К этому объяснению первым сделал шаг не кто иной, как Ленин, который в двадцать первом году подпустил в свой социализм маленько капитализма. Другое объяснение: идея правильная, но виноваты исполнители, это или неумёхи, или враги, не умеешь - научим, не хочешь – заставим, а вредителей выявим и уничтожим. Партии и народу больше понравилось это объяснение, особенно – насчёт врагов. Так в гражданскую жизнь вошёл и укоренился военный, армейский порядок и дух. Продержались довольно долго, вплоть до ельцинской вольницы. Натянуть вожжи после Ельцина - это было общее решение, всенародное, у Путина потому и получилось. Ну, а сегодня армейский дух сам собою выветривается, машина больше не фурычит. Вот и было бы интересно побеседовать с Сольцем. Если вредителей нет, если они выдуманы, то почему всё идёт наперекосяк? Он бы ответил: плохо работаем. А почему? Сознательности мало, сказал бы он. А как повысить сознательность? Как сделать, чтобы все горели на работе и притом - по-умному, и не когда-нибудь, а уже сегодня, сейчас? На этот вопрос у него, идейного коммуниста тридцатых годов, ответа не могло быть. Лучше воспитывать народ, сказал бы он, личным примером руководителей. А что делать с теми, кто не поддаётся воспитанию? От таких вопросов он бы и в самом деле сошел с ума.
Следующее письмо сильно сокращаю. Сейчас поймёте, почему. Читаю: «Теперь уж и мечтать не о чем. В этом был смысл митингов, которые порадовали меня, ведь добились честных выборов! Победил мерзавец. Добьются ещё больше конкуренции - победят ещё худшие. Кислые физиономии, растоптанные надежды. Лежит во зле страна мечтателей и героев. Есть и другие страны, где зла поменьше, но тоже есть. Потому что есть в этом мире неразделённая любовь, подлость, глупость, болезни, старость и смерть, пошлость, грязь и ложь. Был такой композитор Никита Богословский, он умер в очень преклонном долголетии, так вот, перед кончиной, лет с десяток назад, его спросили, почему он больше не пишет шлягеров. Добавлю - не только он. С девяностых вообще ни одного мотива невозможно запомнить и насвистать, на эстраде царит какофония, зоологические настоящие мужики и поющие трусы или авангардистская бесовщина. Всё другое отторгается пиплом хавающим. Так вот, Богословский вынес страшный приговор сытенькому и учёненькому человечеству, я бы написал, сказал он, да некому слушать», - говорится в письме. Этот приговор сытенькому и учёненькому человечеству вынесен задолго до Богословского, так давно, что это само по себе, по-моему, подозрительно. В хорошем смысле подозрительно… «Сейчас, в эпоху хиреющего чувства и развившейся науки», - читаем в книге пушкинского времени, но то же самое писалось и за сто лет до этого, так что, казалось бы, чувство должно было бы уже захиреть так, что и само это слово должно было бы исчезнуть из словарей, а оно, слава Богу, продолжает существовать, и, как во все времена, продолжает свою борьбу с разумом – с переменным, понятно, успехом.
«Люди в России разные, конечно, - следующее письмо, - но уж больно много среди них матерящихся богоносцев, готовых убивать, насиловать, издеваться над ближним, воровать и бандитствовать. И культура, которую насаждали, будь то западная или советская, для них чуждая, а потому она всегда на поверхности, легко слетает. Поразительно, как быстро её отвергли наши современники, выбирая блатняк, попсу, изуверский выпендрёж. Подлость их может проявляться по-разному. Могут писать доносы при Сталине и нанимать киллеров при Ельцине. Когда их поверхностно окультуривают, то из примитивного скота может получиться и изощрённый мракобес. А боги, они жаждут. 3ачем позволять бесконтрольно плодиться любителям Розенбаума, зачем бесконечно клонировать Лахову, Горячеву, приблатнённых гэбистов из петербургской шпаны и прочих жителей станиц и столиц Кущёвских? Вот они, боги, и устраивают события, после которых у нас сокращается рождаемость. Семнадцатый год, Вторая мировая война, девяносто первый год… Не желают олимпийцы, чтобы аудитория ансамбля "Любэ" стала поистине безразмерной. В СССР не было свободы слова и выезда. Сегодня эти главные свободы, в общем-то, есть. При данном режиме, какой бы он ни был отвратительный, информации полно всякой и железный занавес не опущен. Нет, конечно, свободы выборов, но кого наголосует это жлобское народонаселение? Тот, что сделал себе имя в истории выражением "мочить в сортире!", ведь он в конце концов уйдёт, но его электорат останется и ничего хорошего из себя не выплеснет. Странные мы с тобой люди, Анатолий Иванович: всё равно требуем свободы для негодяев», - говорится в этом письме. Самое печальное, что под ним обеими руками подписался бы и упомянутый деятель. А дальше читаем вот что: «Тоталитаризма сейчас быть не может, слишком прихотливое население не верит ни в какие идеи и не хочет ничем жертвовать во имя чего бы то ни было. 0днако те, кто породил Сталина, рождают нечто другое. В 1986 году собирались развивать кооперативы, такую придумали лазейку частной собственности и бизнеса. У меня не было сомнения, что сюда сразу хлынет криминал и коррупция. 0собенно выгодные позиции были у ментов, ведь они сильнее уголовного мира. Те же урки, но с возможностями силовых структур. А над ментами кто? Гэбисты. И кто сегодня у власти? Так что всё логично», - считает этот слушатель.
Я знал кое-кого из тех, кто придумал лазейку в виде кооперативов. Не допускали и мысли, что на это дело, как пчёлы на мёд, сразу слетится столько рвачей, воров и взяточников. Подразумевалось, что дух законности и порядочности снизойдёт на страну как долгожданная награда за все страдания и мытарства при совке. А иначе, скажу вам, просто не знали бы, что делать, впали бы в отчаяние и паралич до всякого почина. Сейчас иной молодой подкованный человек, читая тогдашние законы, просто не понимает, как можно было сразу не встроить в них хоть что-то, хоть какие-то пунктики с целью предотвратить или хотя бы затруднить злоупотребления. Сгоряча он решит, что всё это сочиняли какие-то мерзавцы, которые готовились первыми воспользоваться безграничными возможностями для грабежа. Не поверит мне ни он, ни большинство слушателей «Свободы», не поверит, наверное, ни один из серьёзных критиков горбачёвской перестройки и раннего ельцинизма, и всё-таки то, что я знаю, то знаю: первые законы и постановления писали, первые порядки наибольшего благоприятствования ворью устанавливали блаженные. Блаженные. Многие из них да, стали потом ворами, но начинали они как блаженные. Они походили на тех, что в семнадцатом году открыли тюрьмы, из которых хлынули на Россию тучи разбойников, – считалось, что это несчастные жертвы царизма, что если кто и разбойник, то из великой нужды, и теперь они все из благодарности станут добропорядочными гражданами свободной России.
Прислали рассуждения одного известного российского богача. Он давно покинул Москву, обретается в лесу со всем семейством, выращивает скот, овощи, увлечённо рассказывает при всяком случае, какие люди дураки, что живут в городах, особенно в больших. Читаю: «Почти каждую неделю бываю в Москве заезжаю по разным делам во всякие офисные здания и всегда вижу на входе холуев славянской внешности... В основном, молодые и средних лет мужики, здоровые и румяные. Неужели всем нам непонятно, что их место в поле? Что они занимают драгоценные рабочие места, которые по праву принадлежат старикам и старушкам - на входе вахтерами сидеть.
При этом все они являются патриотами и жалобно скулят, что Россию заселяют таджики и узбеки, что им дают земли и работу. Всю эту русскую чоповскую сволочь надо гнать поганой метлой с их бездельных мест - им же лучше будет… Предлагаю законодательно запретить работать на дверях и на проходных лицам моложе шестидесяти лет. Предлагаю всем мужикам, потерявшим такую позорную "работу", выделять бесплатно от тридцати га земли и стройматериалы для постройки сараев для скотины – пусть трудятся, богатеют и детям своим добрый пример подают а то вырастут такими же ленивыми уродами, как папы. Из-за них, гадов, наша земля таджиками наполняется. Ментов и чоповцев в России более трех миллионов, а сколько еще айтишников, менеджеров, секретарей, юристов, артистов, научных сотрудников и прочих миллионов бездельников, прожигающих свою жизнь в городах… Ну, и, конечно, надо вводить порку. Ленится мужик, не хочет возделывать землю, не желает содержать семью, заботиться о детях и лелеять жену - пороть эту сволочь на конюшне по-отечески, только польза будет. И за всякие мелкие преступления тоже пороть, а то еще и в тюрьмах больше миллиона мужиков дурака валяет, в основном, не за хрен собачий», - так пишет этот современный мужиковствующий барин. Потеет у самовара в посконной рубахе и смазных сапогах, прихлёбывает чай из блюдечка на растопыренной клешне (это, правда, по-купечески, не по-барски) и рассуждает, а жена в сарафане, подперев кулачком румяную щёку, слушает. Потом он идёт к компьютеру и кое-что из того, что ей наговорил, записывает для вразумления отечества.
А вот прислали рассуждение настоящего мужика, оно было записано в одном из сталинских лагерей. Читаю: «Не уважаю я Александра Второго. Добрый был царь, но вред народу принес великий. Нельзя было сразу отменять крепостное право: все зло от этого… Мужик-то он разный. Из ста мужиков – треть лентяев, треть неумеек егозливых, треть старателей неразворотливых, а умников да хозяев разворотливых на сотню только три-четыре наберется. Вот и надо было сначала умных и хозяйственных освобождать, потом старателей, а уж потом, когда поумнеют да от лени избавятся, и другие трети освобождать. Интеллигенция тоже виновата: со своей колокольни на свободу смотрит. Думают, умники, что мужику нужна такая же свобода, как и им. А свобода-то, она и для мужиков тоже разная, у каждого своя. Одному свобода на печи спать день-деньской, другому свобода хозяйство благоустраивать без помех, третьему свобода – это возможность отбирать да захватывать, что у кого заработано добра, эта свобода самая опасная. Вот как мужиков-то освободили, пьянство началось поголовное, разбой, леность, безобразие: хочешь работай, хочешь не работай. Заставлять некому – свободу дали. Пей да гуляй. Отец сказывал про это. Он сам крепостной был, но не одобрял царя за такое освобождение. Вот и сейчас-то умных мужиков власти извели, и добро у них отобранное лентяи извели», - закрыть кавычки. Этого мыслителя давно нет на свете, а тот, у которого руки чешутся выпороть кого-нибудь на своей конюшне под Москвой, жив и процветает, но души родственные. Полная уверенность, что всё могло бы сделаться (или может сделаться) так, как им хотелось бы, как они предлагают, как им рисуется. В таких случаях я вспоминаю, как знают постоянные слушатели «Свободы», свою мать. Послушав мои соображения о том, как надо устроить страну и мир, чтобы всё было по уму и справедливости, она спокойно говорила: «По-твоему не будет», – и шла обряжаться по хозяйству, а у меня пропадала всякая охота продолжать. Даже колхозы распались не по-моему. Я не мог представить себе, как это будет. Заедешь на полевой стан во время дождя, когда все трактористы сбились в вагончике. Если там три человека, то услышишь четыре проекта перехода от колхозного строя неизвестно к чему.
