Ботанический сад Бронкса (первый из четырех других, которыми богат Нью-Йорк) устроил летнюю выставку, которая нравится всем, но больше всего – вегетарианцам.

Американский авангардист, художник, кинематографист и скульптор Филип Хаас установил на газоне возле главной оранжереи четыре громадные скульптуры из цветного пластика. Каждая из них воспроизводит в трех измерениях картины виртуоза XVI века Джузеппе Арчимбольдо (1526–1593). Он прославился замысловатыми, а многие считают сюрреалистическими портретами, составленными из самых разных элементов, в данном случае – плодов и растений. Зима сплетена из сухих корней и сучьев, Весна – из цветов (80 видов), Лето – из фруктов, Осень – из винограда, олив и орехов.

В целом эта яркая и веселая выставка под открытым небом кажется гимном вегетарианскому раю. Что неожиданно, хоть и, как я надеюсь показать, закономерно напомнило мне один сюжет из теперь уже полузабытой советской истории.

Скудность и случайность советского питания сочеталась с распространением несъедобной – бутафорской – кулинарии. Натюрмортная живопись, фотография, даже скульптура и архитектура стали важной частью всей соцреалистической культуры, получившей распространение и за пределами СССР. Так, продукты-муляжи до сих пор широко используются в магазинах Северной Кореи. Объясняя механизм подобных феноменов, Владимир Паперный в своей знаменитой книге “Культура два” пишет, что в социалистическом обществе “потребителями благ выступают особые представители населения, а само население сопереживает им с помощью средств массовой информации”. Отличительной чертой пропагандистской кулинарии была ее вегетарианская ориентация. В художественном каноне советского натюрморта мясная кухня занимает незначительное место по сравнению с изображением плодов земледелия – в первую очередь овощей и фруктов. Так, в “Кубанских казаках” гуляющие по ярмарке герои проходят мимо пяти (!) фруктово-овощных лавок. Вся пища в фильме исключительно растительная – чаще всего это арбузы, упоминаются виноград, помидоры, кукуруза и огурцы.

Идейное вегетарианство социализма можно связать с Библией, образную систему которой актуализировала революция. В книге Бытия определенно указывается, что Адам и Ева питались в Эдеме только растительной пищей: “От всякого древа в саду ты будешь есть”. (Быт. 2, 16) “Вегетарианство” коммунизма можно объяснить тем, что он обещал построить земной рай, Эдем. Вспомним знаменитый рефрен из стихотворения Маяковского “Здесь будет город-сад”. Впоследствии “садовый” мотив развился в грандиозный мичуринский миф.
В противоположность вегетарианской мясная кухня связана с нечистой, мещанской, жирной, тупой, бездуховной пищей – она загрязняет того, кто ее ест. У Маяковского обыватель, “измазанной в котлете губой, похотливо напевает Северянина”. У Заболоцкого мясная кухня – memento mori, превращающее кулинарию в “кровавое искусство жить”:

И мясо властью топора
Лежит, как красная дыра.

Эта библейская гастрономическая антитеза встречается и в “Мастере и Маргарите” Булгакова. У дьявола Воланда все едят мясо: “Азазелло выложил на золотую тарелку шипящий кусок мяса, облил его лимонным соком и подал буфетчику”, “кусая белыми зубами мясо, Маргарита упивалась текущим из него соком”. Зато булгаковский Христос Иешуа питается “райской” пищей: “Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты”. (Баккуроты, или баккурофы – первые созревшие плоды смоковницы).


Предельное выражение идеологического вегетарианства и, одновременно, универсальный символ кулинарной иконографии зрелого соцреализма – хрустальная ваза с фруктами. Непременная деталь официального приема – от кремлевских кабинетов до сельсоветов и парткомов – она появляется на бесчисленных фотографиях, плакатах, в кадрах кинохроники. Как украшение, ваза стояла и во многих частных квартирах, но в этом случае фрукты изготовлялись из папье-маше. Впрочем, настоящие фрукты тоже не предназначались для еды. На всех изображениях ваза всегда нетронута – плоды должны переполнять вазу, почти вываливаться из нее. Поэтому в набор фруктов, наряду с яблоками, грушами и сливами, обязательно включался виноград, свисавший живописными гроздями. Такая ваза символизировала избыток и благоденствие. Она была иконой советского образа жизни, социалистическим рогом изобилия.

В культуру сталинской эпохи этот сюжет попал, видимо, с картин живописцев Ренессанса и “болонской” школы, ставших предпочтительными образцами для художников соцреализма.

Поэтому не так уж удивительно, что кумиры урожая, которых написал пять веков назад Арчимбольдо и только что вылепил Филип Хаас, столь живо напоминают мне пышные полотна социалистического изобилия, украшавшие павильоны незабываемого для меня Рижского рынка в ту пору, когда он еще назывался “колхозным”.