Знатоки культурной моды – о клубе Bilingua и креативном вкусе
В Москве закрылся популярный (некоторые даже говорят – культовый) литературный кафе-клуб Bilingua. Десять лет это заведение оставалось модным адресом для креативной литуратуроцентричной московской публики, сочетая в себе достоинства интеллектуального книжного магазина, недорогого ресторана и площадки для выставок и концертов.
Можно предположить, что непосредственная причина закрытия Bilingua – финансово-экономической природы (хозяева не прояснили свою позицию по этому вопросу), однако знатоки темы говорят о естественном угасании такого рода гастрономического и развлекательного формата. О старых и новых московских местечках для тех, кто любит общаться и ужинать в просвещенной компании, беседуют главный редактор издательства Ad Marginem Александр Иванов и ведущая программы РС "Свобода в клубах", поэт Елена Фанайлова.
Елена Фанайлова: Клуб Bilingua был хорош своей атмосферой, как и все подобные клубы нулевых годов в Москве, так или иначе имеющих отношение к фигуре ресторатора Мити Борисова. Именно он еще в конце 90-х годов, если я помню правильно, открыл "ОГИ", дешевый клуб-ресторанчик в маленькой московской квартирке, а затем "Проект ОГИ" в Потаповском переулке. Клубы этого проекта – и подобные им клубы – примерно с 2001 года стали возникать как грибы. Bilingua был одним из них, клуб возник после того, как самый первый "Проект ОГИ" начал распадаться. Bilingua одно время был совершенно блестящим клубом: концерты плюс литературные чтения, плюс выставки, плюс недорогая еда для студентов и молодой богемы. Там выступал Александр Пятигорский, там проводились самые замечательные интеллектуальные встречи, самые чудесные презентации. Но в последние годы, надо сказать честно, клуб начал терять свою былую харизму. Это, в принципе, цикл существования любого заведения такого рода: вот оно является страшно модным, все модные издательства хотят там делать презентации, столик заказать невозможно, а потом эта харизма куда-то девается. Посетители перемещаются в другие места.
– Александр, а вы считаете закономерным закрытие клуба Bilingua?
Александр Иванов: Одна из причин, как мне кажется, связана с экономикой, с "московской нефтью". В Москве же есть своя нефть – цены на недвижимость, что-то некоммерческое, чем являлась Bilingua, бесконечно долго существовать не может. С другой стороны, я согласен с Леной: у Bilingua был расцвет где-то лет 7-8 назад. Потом начался такой медленный, плавный закат. Потому что изменилась не только экономика, не только все стало дороже, но и изменилась московская литературная сцена. Тема литературного клуба с литературными мальчиками и девочками – это несколько устаревший формат. Литература в Москве очень сильно дифференцировалась, и вот такая общая площадка, такой, условно говоря, "окуджава" с маленькой буквы, "возьмемся за руки, друзья" формат, мне кажется, немножко устарел. Появились самые разные литературные группировки, которые очень трудно друг с другом корреспондируют на одной территории. Есть профессиональная литература; есть литература, которая настаивает на своей андеграундности; есть различные виды паралитературы, графомании. Например, в России сейчас невероятно процветает графоманский ресурс "Проза.ру": люди издают на свои деньги огромное количество графоманской литературы, пишут романы, обмениваются ссылками, критикуют друг друга. Это отдельная субкультура. Появились профессиональные литературы, которые зарабатывают довольно большие деньги, авторы книжек, которые тоже не попадают в формат "возьмемся за руки, друзья". Эти люди берутся за руки, живя где-нибудь в Бордо или в Провансе, или на какой-нибудь экзотической даче под Нижним Новгородом. Вообще, литературная ситуация стала очень разнообразной, и то поле объединения, которое предлагала Bilingua, перестало объединять, как мне кажется.
– Елена, а вам этот процесс дифференциации кажется естественным этапом в развитии, высоко скажу, русской словесности, в эволюции креативного класса? Или речь идет просто о трансформации атмосферы 2000-х годов?
Елена Фанайлова: Я согласна с тем, что это трансформация креативного класса. Те люди, которые восемь лет назад ходили на Пятигорского в Bilingua, полтора года назад вышли на Болотную площадь и одновременно засели совершенно в других кафе – побогаче, с более интересной кухней. Эти молодые люди, условно назовем их креативным классом 30-35 лет, зарабатывают побольше денег, чем те люди, которые брались за руки, согласно Сашиному выражению, десять лет назад. Птички стали более яркими, перышки их стали разноцветными. Нос они стали держать по другому ветру. Люди, которые делали клуб Bilingua, находились во внутреннем согласии с общественной атмосферой начала нулевых годов, когда все проблемы политического строя не были столь заметны. А люди, которые сейчас сидят в кафе "Март" (это самое демократичное заведение того же извода, что кафе Bilingua), с одной стороны, зарабатывают больше денег, с другой стороны, понюхали протестного пороху, с третьей – они как раз и ездят в Бордо и Прованс, не будучи великими русскими писателями. Я не знаю, огорчительно это или нет. Мне кажется, что закрытие Bilingua – это не конец литературного мира. Концом определенного этапа в эволюции этого мира было закрытие сети "Проект ОГИ" полтора или два года назад, оно знаменовало конец этой клубной субкультуры. Это такой знак народу – поезжайте на дачи или сидите на кухнях, живите своим миром. В этом летнем сезоне, кстати, чрезвычайно расцвела дачная культура креативного класса.
Елена Фанайлова в кафе "Март"
– Александр, вопрос к вам как к издателю: вы бы решились сейчас при наличии средств и доброй воли организовать издательство, оно же недорогой ресторан, оно же клуб для общения, оно же книжный магазин?
Александр Иванов: Нет, мне кажется это сейчас совсем ненужным. Что мне действительно нужно – так это найти какое-то помещение ближе к центру и организовать издательский шоу-рум, который объединил бы офис с выставкой книг, где можно купить книгу и одновременно поговорить, например, с
Александр Иванов на записи программы "Свобода в клубах" в кафе "Март"
редактором или переводчиком, который работает над этой книгой. Формат "ОГИ" и Bilingua устарел и по той причине, что литература в виде точки притяжения общего разговора перестала выполнять свою объединяющую функцию. Изменился, я бы сказал, социальный дизайн этой сцены, как и московской культурной сцены вообще. Одна из важных реплик по поводу "болотного протеста" заключалась в том, что плакаты во время демонстраций "были плохо отдизайнированы", это заметил один из молодежных политических сайтов. Вот этот момент тотального дизайна, вообще, смены стиля в одежде, в языке, в манерах, в повадках в Москве сейчас проявляется довольно сильно. Появились хипстерские места, но появились и пункты сбора совсем для другой публики: например, парикмахерские для гастарбайтеров, куда люди приходят стричься, бриться и общаться. Возле моего дома на проспекте Мира такой клуб функционирует. Есть новые заведения типа маленьких закусочных или баров, где вполне возможен литературный разговор. Как-то, где литература может, она участвует в формировании этой московской карты пристрастий, но сама литературная карта города очень сильно мутирует, становится более сложной, у нее меняется дизайн. Одно дело – это литература под водочку и пиво, а другое дело – это литература под свежевыжатый сок. Не забывайте, что в Москве еще и происходит "капковская революция". Сергей Капков – это такой московский барон Осман, который противопоставляет революционному активизму идею города как места для досуга, для отдыха, где все должно быть очень уютно, очень близко к человеку, к его способности отдыхать в городе, а не только агрессивно себя вести. Эта революция создает огромное количество новых пространств для отдыха и развлечения. Сейчас идет, например, реформа московских библиотек, которые будут превращаться одновременно и в клубы, и в кафе, и в библиотеки, и в Бог весть еще во что. Есть московские парки, где происходит своя в том числе и литературная жизнь. Все меняется – и необязательно в худшую сторону, я бы так сказал.
– Ну вот вам вариант символики. Клуб Bilingua – это наивная простота, гречневая каша, скажем. А модный до сих пор "Жан-Жак" (этот клуб громко прозвучал как раз во время событий 2011-2012 годов, да еще и сам был разгромлен – это киш лорен и бокал красного вина. "Жан-Жак" подразумевает литературную беседу? Там сейчас точка сборки таких людей, которых мог бы заинтересовать этот, извините, дискурс? Или это – всего лишь символ новой эпохи менеджеров среднего звена, у которых достаточно денег, чтобы провести время в модном месте?
Елена Фанайлова: И то, и другое. "Жан-Жак" – дочернее предприятие тех же людей, которые делали в свое время "Проект ОГИ" и клуб Bilingua. Надо отдать должное менеджерскому и дизайнерскому чутью этих людей, которые вовремя уловили ветер перемен. Я сейчас снова говорю прежде всего о Мите Борисове, который в свое время открывал еще и наимоднейшее кафе "Маяк", которое сейчас тоже потихоньку сдает позиции. Сеть "Жан-Жак" в какой-то момент оказалась на пике социальной активности. Странным образом получилось, что кафе "Жан-Жак" сделано людьми, которые еще и прекрасно чувствуют городское пространство. Не случайно там архитекторы собираются, которые еще в советское время занимались городской средой, и люди более молодого поколения, которые про эту среду все хорошо понимают. Мы сейчас говорим не о рукодельных арт-кафе, а тех кафе, которые продолжают дизайнерскую линию, возникшую еще в Советском Союзе, но тогда не развивавшуюся. Но и "Жан-Жак" теряет позиции, вот появился ресторан Bontempi по соседству, это следующая ступень скромной роскоши. И вот там в последние месяцы собираются все журналистские, например, сливки общества.
– Александр, ну вот к вам в гости приехал западный славист, хорошо понимающий (насколько может понять иностранец) русскую душу, желающий познакомиться с главными культурными точками притяжения российского креативного класса, литературной тусовки. Кроме парикмахерской для гастарбайтеров (а это наверняка чудесное место) куда бы вы такого человека пригласили?
Александр Иванов: Ну не в "Жан-Жак", это такое предприятие общественного питания, которое давно уже потеряло всякую общественную актуальность, как мне кажется. Что касается Bontempi – это как-то еще относительно популярное место. Но есть уже куча новых мест. Например, сейчас в Москве организованы маленькие закусочные Meatball – это словечко вынесено из бруклинских закусочных. Фактически это тефтели, названные по-английски. Но сама обстановка такого места вполне себе сканирует современную хипстерскую культуру Москвы. Есть, например, замечательное кафе-веранда "32.05" в саду "Эрмитаж" – очень приятная летняя атмосфера, где тоже можно прекрасно отсканировать "капковскую революцию" (или контрреволюцию). Есть заведения, которые в парках открываются, не только в саду "Эрмитаж", но, например, и в парке Горького, в Бауманском парке. Москва становится очень дифференцированной. Очень важно понять, что, например, ориентация "Жан-Жака" на парижский стиль и знаменитую формулу "весь Париж" уже выведена из острой моды, как и концепция "вся Москва". Нет этого феномена – "вся Москва", как было раньше: вся Москва читает, скажем, одну книгу, обсуждает одну тему. Вроде бы иногда проблескивают такие моменты, вот как в ту пору, когда были позапрошлогодние и прошлогодние демонстрации. Но сейчас, мне кажется, Москва – дифференцированный город. Здесь столько разных слоев и субкультур (это касается не только литературных пространств, но и галерей, издательств, журналистской среды, среды с дизайном, с модой и прочее), что какой-то один маршрут сейчас трудно себе представить. Это разнообразный город, в котором все точки новизны очень быстро устаревают. Нужны настоящие сталкеры, которые нюхом чувствуют горячие точки и умеют их найти.
