Когда мы делали программу о богеме, то, увы, не упомянули одного из персонажей центрально-европейского артистического мира, без которых размышления о бескомпромиссности богемы кажутся неполными.
Лет 20 назад я прочла в рижском журнале “Родник” эссе Андрея Левкина о фресках Армянского кафедрального собора во Львове и авторе их, Яне Генрике Розене. Эта история произвела на меня впечатление столь глубокое, что и сейчас при слове “богема” я автоматически вспоминаю приблизительную цитату: Розен был польской богемой с окопным опытом. Вероятно, он курил папиросы, несмотря на то что, еще более вероятно, имел поврежденные легкие как участник сражений на Ипре и на Сомме во время Первой мировой. У него были четыре высшие военные награды, две польские и две французские, в том числе орден Почетного легиона. Жил он в то время во Франции и пошел воевать в ее войсках.
Розен родился в Варшаве в 1891 году, в тот же год, что Мандельштам (и начинал свою артистическую карьеру как поэт). В его биографии есть эпизод с некоторой лакуной: в 1917 году, то есть в 28 лет, он поступил в польскую армию и помогал в формировании корпуса генерала Галлера, “Синей армии”. На последнем этапе и после Первой мировой армия служила Польше в деле покорения Украины и борьбы с большевиками. Упоминаются эпизоды антисемитских выходок некоторых подразделений этой армии, хотя участие их во Львовском погроме 1918 года отрицается. Розен был евреем из семьи выкрестов, католиком, его отец был батальным живописцем. Как этот человек смог стать военным советником, как потом смог оставить армию, почему он работал на польское Министерство иностранных дел, из скупых строк польской и англоязычной Википедии понять не удается.
Так или иначе, Розен учился живописи в Варшаве только с 1921 года, тогда же произошла первая крупная выставка, а в 1925-м он получил заказ от армянского архиепископа Юзефа Теодоровича, впечатленного духовной живописью художника. К тому же необходимо было реставрировать кафедральный собор. Розен работал во Львове четыре года, город тогда принадлежал Польше.
В первый же свой визит во Львов я отправилась на улицу Армянскую смотреть фрески. Они оказались совсем непредставимыми в своей красоте и смелости письма. Все оттенки красного и синего, темное мрачное золото и яркое почти белое золото, неожиданный розовый фон “Тайной вечери” и “Распятия”, полная ясность фигур и эмоциональность лиц. Ничего более странного по набору сюжетов мне не приходилось видеть, как и ничего более удивительного по стилю. Это уже не модерн, хотя декоративное влияние Климта и венцев чувствуется больше, чем инспирация парадной польской живописи в духе Яна Матейки. Это и не будущее ар-деко, в терминах которого можно описать плафоны собора, расписанные коллегой Розена Йозефом Мегоффером. Довольно соблазнительно сказать, что в рисунке фигур святых и монахов Розена заметен отблеск немецкого экспрессионизма. Во всяком случае, нет ответа, почему святые с фрески об усекновении главы Иоанна Предтечи надвигаются, почти маршируют на верующих и смотрят на них примерно как обнаженные манекенщицы с известной карточки Хельмута Ньютона Sie kommen. Почему вместо головы Иоанна что-то вроде шаровой молнии, почти по Хармсу, “я вынул из головы шар”. Почему св. Георгий стоит как дискобол или гей-матрица для Мэпплторпа. Наконец, почему для самой прекрасной и мрачной фрески выбран сюжет о похоронах католического святого Одилона, французского аббата-бенедиктинца ХI века, почитаемого римско-католической церковью в том числе за то, что установил День поминовения душ усопших.
Эти темные ритмически спадающие монашеские одежды на кровавом фоне, эти бледные лица современных Розену священников Армянской церкви, несущие гроб Одилона, их зовут на польский лад: Адам Богданович, Каэтан Давидович, как всех армян львовской диаспоры. Богданович смотрит на тебя, он олицетворяет настоящее, Давидович закрыл глаза, он – будущее, а будущего человек видеть не может. И самое странное – прорисованные белым контуром фигуры, которые сначала можно принять за дефекты реставрации, но это – души умерших монахов, сопровождающие святого, они бесплотны, а вот свечи в их руках горят вполне реальным светом. Мультимедиа без всякого компьютера.
Ян Розен в тридцатые годы еще поработал преподавателем во Львовском политехническом институте (интересно, как он оценивал довольно помпезные работы по эскизам Матейки в актовом зале?) Но вся его дальнейшая долгая жизнь (художник умер в 1982 году) была связана только с религиозной живописью. Он писал в Вене, писал в папской резиденции Пия IX. В 1939 году уехал в Америку расписывать польское посольство и не вернулся в Европу: началась Вторая мировая война. Преподавал церковное искусство в Католическом университете Америки. Одну из последних работ сделал за два года до смерти по заказу папы Иоанна Павла II. Вряд ли Розен сохранил богемные и армейские привычки во второй половине жизни.
Елена Фанайлова – поэт, лауреат нескольких литературных премий, автор и ведущий программы РС "Свобода в клубах"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции РС.
Лет 20 назад я прочла в рижском журнале “Родник” эссе Андрея Левкина о фресках Армянского кафедрального собора во Львове и авторе их, Яне Генрике Розене. Эта история произвела на меня впечатление столь глубокое, что и сейчас при слове “богема” я автоматически вспоминаю приблизительную цитату: Розен был польской богемой с окопным опытом. Вероятно, он курил папиросы, несмотря на то что, еще более вероятно, имел поврежденные легкие как участник сражений на Ипре и на Сомме во время Первой мировой. У него были четыре высшие военные награды, две польские и две французские, в том числе орден Почетного легиона. Жил он в то время во Франции и пошел воевать в ее войсках.
Розен родился в Варшаве в 1891 году, в тот же год, что Мандельштам (и начинал свою артистическую карьеру как поэт). В его биографии есть эпизод с некоторой лакуной: в 1917 году, то есть в 28 лет, он поступил в польскую армию и помогал в формировании корпуса генерала Галлера, “Синей армии”. На последнем этапе и после Первой мировой армия служила Польше в деле покорения Украины и борьбы с большевиками. Упоминаются эпизоды антисемитских выходок некоторых подразделений этой армии, хотя участие их во Львовском погроме 1918 года отрицается. Розен был евреем из семьи выкрестов, католиком, его отец был батальным живописцем. Как этот человек смог стать военным советником, как потом смог оставить армию, почему он работал на польское Министерство иностранных дел, из скупых строк польской и англоязычной Википедии понять не удается.
Так или иначе, Розен учился живописи в Варшаве только с 1921 года, тогда же произошла первая крупная выставка, а в 1925-м он получил заказ от армянского архиепископа Юзефа Теодоровича, впечатленного духовной живописью художника. К тому же необходимо было реставрировать кафедральный собор. Розен работал во Львове четыре года, город тогда принадлежал Польше.
В первый же свой визит во Львов я отправилась на улицу Армянскую смотреть фрески. Они оказались совсем непредставимыми в своей красоте и смелости письма. Все оттенки красного и синего, темное мрачное золото и яркое почти белое золото, неожиданный розовый фон “Тайной вечери” и “Распятия”, полная ясность фигур и эмоциональность лиц. Ничего более странного по набору сюжетов мне не приходилось видеть, как и ничего более удивительного по стилю. Это уже не модерн, хотя декоративное влияние Климта и венцев чувствуется больше, чем инспирация парадной польской живописи в духе Яна Матейки. Это и не будущее ар-деко, в терминах которого можно описать плафоны собора, расписанные коллегой Розена Йозефом Мегоффером. Довольно соблазнительно сказать, что в рисунке фигур святых и монахов Розена заметен отблеск немецкого экспрессионизма. Во всяком случае, нет ответа, почему святые с фрески об усекновении главы Иоанна Предтечи надвигаются, почти маршируют на верующих и смотрят на них примерно как обнаженные манекенщицы с известной карточки Хельмута Ньютона Sie kommen. Почему вместо головы Иоанна что-то вроде шаровой молнии, почти по Хармсу, “я вынул из головы шар”. Почему св. Георгий стоит как дискобол или гей-матрица для Мэпплторпа. Наконец, почему для самой прекрасной и мрачной фрески выбран сюжет о похоронах католического святого Одилона, французского аббата-бенедиктинца ХI века, почитаемого римско-католической церковью в том числе за то, что установил День поминовения душ усопших.
Эти темные ритмически спадающие монашеские одежды на кровавом фоне, эти бледные лица современных Розену священников Армянской церкви, несущие гроб Одилона, их зовут на польский лад: Адам Богданович, Каэтан Давидович, как всех армян львовской диаспоры. Богданович смотрит на тебя, он олицетворяет настоящее, Давидович закрыл глаза, он – будущее, а будущего человек видеть не может. И самое странное – прорисованные белым контуром фигуры, которые сначала можно принять за дефекты реставрации, но это – души умерших монахов, сопровождающие святого, они бесплотны, а вот свечи в их руках горят вполне реальным светом. Мультимедиа без всякого компьютера.
Ян Розен в тридцатые годы еще поработал преподавателем во Львовском политехническом институте (интересно, как он оценивал довольно помпезные работы по эскизам Матейки в актовом зале?) Но вся его дальнейшая долгая жизнь (художник умер в 1982 году) была связана только с религиозной живописью. Он писал в Вене, писал в папской резиденции Пия IX. В 1939 году уехал в Америку расписывать польское посольство и не вернулся в Европу: началась Вторая мировая война. Преподавал церковное искусство в Католическом университете Америки. Одну из последних работ сделал за два года до смерти по заказу папы Иоанна Павла II. Вряд ли Розен сохранил богемные и армейские привычки во второй половине жизни.
Елена Фанайлова – поэт, лауреат нескольких литературных премий, автор и ведущий программы РС "Свобода в клубах"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции РС.