«Сделал я сегодня умилительное открытие, - письмо откуда-то с Запада. - Покупаю витамины, смотрю, на полке стоит тюбик с таблетками, написано, что средство от похмелья. Стоит два евро. Думаю, может, купить. Но как дотошный человек решил почитать написанный малюсенькими буквами химический состав. Оказывается, таблетки состоят из гидрокарбоната натрия. Я хоть человек и необразованный, но химию неорганическую помню неплохо, сразу вспомнил, что оный гидрокарбонат натрия есть обыкновенная пищевая сода. То есть, они двадцать граммов соды продают за такие деньги. Вреда, конечно, нет, помогает скорее от изжоги, теоретически и при похмелье не повредит, только стоит сода в пересчете на вес дешевле раз в десять даже в расфасовке маленькими пакетиками. Так вот людей разводят в цивилизованном Евросоюзе. Будете, как обычно, защищать его с пеной у рта?», - ехидничает автор этого письма. Да, это одна из вселенских бед. Говорю не о ехидстве по делу и не по делу… По большому счёту-то, всякое ехидство – не совсем по делу, это закон жанра, но я – о безграмотности. Наша безграмотность обходится нам очень дорого. Хотел сказать, что всё дороже, но это было бы клеветой на современность. Обман трудового народа – явление, которому столько же лет, сколько и человечеству. Обман трудового народа – выражение из эпохи раннего большевизма, но связано оно с предшествующим общественным устройством, там такого обмана было более чем достаточно, обвешивали и обсчитывали на каждом шагу, выражение «гнилой товар» утвердилось в языке для обозначения самого разнообразного обмана, в письмах на радио «Свобода», например, гнилым товаром называют передачи российского телевидения. Ну, вот, большевики поставили своей целью сделать так, чтобы никто не смел подсунуть трудящемуся гнилой товар, и своего таки добились – правда, не стало никакого товара, ни гнилого, ни добротного. «Товару и порядка!» - главное народное требование того времени, и отдадим должное Творцу: первая часть этого требования была выполнена, и почти мгновенно, как и следовало ожидать, ну, а с выполнением второй части вышла заминка, чего я, признаюсь, не ожидал, был уверен, что товар и порядок явятся вместе.
«Россия, - следующее письмо, - утопит все ракеты США, Израиля, пущенные на Сирию. К этому обязывает Россию и дружба, и договора с Сирией, и само поведение США, - как зеркальный ответ агрессору. Вы увидите: тут же ЕС проникнется к России и интересам её (в сравнении с интересами Украины), зауважает по- настоящему и по душе, и по уму, и по братски...Украину и не замечая». Вот такая запись в порядке отклика на какую-то из наших передач. В связи с такими документами возникает и возникает вопрос: что с ними делать, как к ним относиться, стоит ли обращать на них внимание, как-то их оценивать? Первое движение: не замечать. Безграмотный, неосведомлённый, хотя политически давно разогретый человек – какой, казалось бы, может быть разговор с ним и о нём? Но при этом владеет компьютером, много читает и слушает, на всё откликается. Почти наверняка ходит голосовать, легко догадаться, за кого. Не знаю… Вот сделать бы газету, радио, телеканал для таких людей – для тех, что всем интересуются, но ни в чём не разбираются. Собрать их в особую целевую аудиторию и самым простым языком, по возможности, занимательно, объяснять им что и как, - читать им, как выражались большевики, политграмоту, политическую грамоту, преподавать им азбуку и таблицу умножения. Ведь он же, этот слушатель, действительно уверен, что Россия может утопить не только чьи бы то ни было ракеты, но и что угодно – весь мир. Вот это ему и втолковывать: что Россия действительно может утопить весь мир, но только вместе с собой, любимой. Так же, чтобы утопить весь мир, а самой уцелеть, у неё не получится. Но ему хочется, чтобы могло получится, а раз хочется, то и можется, - так устроена его голова. Нарисуем – будем жить. Никакая политграмота тут не поможет. Не правда ли, Сергей? Это я обращаюсь к автору следующего письма. Читаю его:
«Пишет вам Сергей из далёкого уральского городка Чебаркуль. И за что ваш президент Барак Обама получил Нобелевскую премию мира? В Ираке, Афганистане явно не получилось с демократией, там теперь власть человека с ружьём. И вот теперь Ливия, Египет. Кто следующий? Правильно: Сирия. Как только у сирийской власти успешно завершились ряд военных операций против оппозиции, сразу появилась химическая атака и жертвы среди мирного населения. А ведь это классика мировой истории, так начинаются войны. 15 февраля 1898 года. Броненосный крейсер США «Мэн» затонул в порту Гаваны в результате взрыва в носовой части. И впоследствии была испано-американская война, - дальше автор приводит ряд подобных историй и задаёт вопрос. - Почему Запад жаждет опять крови и маленькой победоносной войны? Как и прошлый раз, вы мне не ответите. Да и слушать вас порой тяжёло, слишком много негатива в секунду, просто девятый вал критической информации выдаёте в эфир на коротких волнах. Увы, но в прошлом, при Союзе, такого не было, всё было в меру: и новости, и литературные чтения, и интересные гости в студии. Вот такие мыслишки у меня. С уважением Сергей Безенков. Россия. Чебаркуль». Да, Сергей, лет через тридцать вы напишите, что в прошлом, при Путине, на волнах радио «Свобода» всё было в меру, - обязательно напишете, потому что поменяется всё, но одно останется неизменным: то отношение многих людей, и ваше в том числе, к освещению действительности, которое можно назвать цензорским. Для цензора имеет значения не то, что происходит на самом деле, а то, как происходящее отражается на бумаге, на экране, в радиопередачах, а отражаться должно так, чтобы у читателя, зрителя, слушателя не портилось настроение, чтобы он не сказал, как вы: тяжело слушать. А собственно, почему читать, смотреть, слушать должно быть легко? К счастью для этих людей, у них есть выбор: если им тяжело слушать «Свободу», они могут слушать что-то полегче: например, московское радио, воспетое в бессмертных анекдотах, Но они почему-то хотят слушать именно «Свободу», им только желательно, чтобы она хотя бы чуть-чуть напоминала московское радио. Да… Если через тридцать лет самой сильной и богатой на Земле страной будет Китай (такого не будет, потому что такого не будет никогда, но допустим), то Америка в глазах нашего чебаркульца перестанет быть врагом России, а стало быть и всего прогрессивного человечества – это место займёт Китай. Сейчас Гондурас его беспокоит в связи с происками Америки, а тогда - в связи с происками Китая. А его прадед грешил на Англию. «Англичанка, - говорил, - гадит. Всё ей мало».
«Живу я, - следующее письмо, - в одном из небольших переходящих друг в друга городишек, которые тянутся вдоль восточного побережья Флориды на много десятков, если не на сотню, миль. Говорят, что здесь триста тысяч русскоговорящих. Живут они легально и нелегально. Мне кажется, это преувеличение, но тут действительно довольно много русских магазинов, издаются несколько журналов. Приезжающие Губерман, Шендерович собирают полные залы. По слухам, здесь третья или четвертая по численности русская колония в Америке. Первое поколение тянется друг к другу, второе - уже нет. В третьем поколении (внуки первых прибывших) говорят на русском только если оба родителя говорят на этом языке дома. Эмигранты тут - народ трудящий, особых бездельников не видел. Живут по-разному. Эмиграция никому легко не дается. Из так называемых "новых русских" видел одного. Недавно приобрел за несколько миллионов дом. Бывший мэр одного из небольших подмосковных городов. Жуткий, наглый тип разбогатевшего купчика. В России у него осталась семья, сюда привез любовницу с детьми и служанкой. Обманув американские власти, добился для своей второй семьи материальной помощи: талоны на питание, еще что-то. При этом ругает Америку. По выражению Шолома Алейхема, в Америке не живут, в Америке спасаются. Вот и мы в девяносто первом году уехали спасаться. Казалось, что все летит в тартарары. А мне здесь повезло. После нескольких месяцев мытарств в Нью-Йорке (готов был работать кем угодно - семью кормить-то надо) удалось получить работу почти по специальности в самой глубинке Америки. Работал на очень крупную компанию. Через пятнадцать лет был уволен. Теперь в университете, преподаю. В свободное от работы время занимаюсь любимым делом - научными исследованиями, благо, Интернет и Скайп позволяют. Наукой нельзя заниматься в отрыве от библиотеки. Здесь я прихожу в маленькую районную библиотеку, подаю заявку и через пару дней у меня на компьютере дома копия нужной статьи. Она может быть послана из университета в Калифорнии или даже из другой страны. Рая нет нигде, но Америка удобная страна. Конечно, хотелось бы, когда придет время умирать, чтобы вокруг была русская речь, но что поделаешь. Возвращаться на родину не к кому, да и как-то не симпатична мне сегодняшняя Россия. Жаль. Такие дела».
Спасибо за письмо, профессор. Хотел бы я познакомиться с тем подмосковным мэром. Вор-то вор, негодяй из негодяев, но смотрите, как заботится о своей любовнице, об их совместных детях, и вывез не только их, а и служанку. Есть, значит, кто-то на свете, на кого ему не наплевать. И при этом дурак, алчный дурак – не понимает, что может оказаться в американской тюрьме за свои художества, и – надолго, лет на двадцать. По русской привычке попытается откупиться – и получит ещё десятку. Сложное существо человек.
Пишет Воропаев Николай Семёнович из Москвы. Я не успел вставить его в передачу раньше, не думаю, однако, что оно устарело. «Уважаемый Анатолий Иванович, несколько не самых глупых людей в Москве, а два-три человека – и за её пределами, заявляют, что во втором туре московских выборов Собянин одержал бы сокрушительную победу, и так был бы поставлен крест на Навальном, потому что победа Навального означала бы начало перемен с непредсказуемыми последствиями, а большинство обывателей не желают перемен с какими бы то ни было последствиями. Будете возражать?». Скажу только одну вещь, Николай Семёнович. Из того, что заявляют эти самые не самые глупые люди, следует, что режиму был бы исключительно выгоден второй тур. Тогда почему он, режим, не устроил себе такого пира? Зачем брал грех на душу, приписывая своему выдвиженцу эти жалкие полтора процента? Правда не в том ли состоит, что приписать больше просто побоялись? Что скажет здравый советский – всё ещё советский! – человек, который проспал всё восьмое сентября и проснулся только сейчас? Он первым делом – первым и последним! – поинтересуется, сколько приписали кадру Путина. Услышав, что всего полтора процента, он спокойно скажет: «Вон как уже боятся людей!», - перевернётся на другой бок и опять заснёт. Что ж, имеет право. Кстати, на самой большой высоте оказался, как ему и положено, русский язык: в нём появилось слово «недомэрок».
Вернусь к письму господина Воропаева. «У меня такое впечатление, Анатолий Иванович, что вы, и не только вы, с некоторых пор ожидаете от Путина репрессий в духе тридцать седьмого года. Под духом я имею в виду не обязательно расстрелы, а массовые политически мотивированные преследования. Преследования, во-первых, неугодных людей, во-вторых, подозрительных, чем-то выделяющихся из ряда, и в-третьих – кого попало, просто для того, чтобы всякий житель страны знал, что подвергнуться произволу может в любой момент без всякой вины и даже не взирая на заслуги перед Родиной. Репрессии для создания в стране атмосферы страха, а значит и покорности. Вы этого ждали, и продолжаете ждать, не отрицайте, ведь у вас были и ещё имеются основания. Но репрессии, между тем, заставляют себя ждать, мы наблюдаем даже некоторые послабления, принимаются меры к ослаблению напряжения в обществе, к успокоению активных людей. Вот и возникает вопрос о качестве пессимистических и катастрофических прогнозов, а также о реальном состоянии общества и правящего слоя», - пишет господин Воропаев. Спасибо за письмо, Николай Семёнович! Само по себе то, что у многих людей возникли и никак не проходят наихудшие ожидания, по-моему, дурной знак. Нормальным такое состояние общества не назовёшь. А почему режим не решается на крутые меры в отношении больших масс людей? Ну, знаете… Согнать столько-то тысяч ни в чём не повинных москвичей приветствовать победителя мэрских выборов – это всё-таки достаточно крутая мера. Где более крутые? Вокруг Путина есть десяток-другой людей, которые выступят против него, если он попытается давить на общество больше, чем до сих пор. Они просто вынуждены будут восстать, если он примется сажать недовольных не по одному, а сотнями. С большой неохотой, но выступят. Он это знает совершенно точно. Что отсюда следует? А то, что прежде чем пускаться во все тяжкие, ему придётся расправиться с этим десятком-другим, представляющим собою очень немалую силу. Даже просто избавиться от них – и то трудное дело, трудное и тонкое. А придавить их – о, это большая и рискованная работа. На такие вещи, как показывает опыт, уходят годы. У него нет такого времени. Он способен или на уступки – уступки от слабости, и только от слабости, изображая при этом, разумеется, снисходительность и уверенность силы, или… Не знаю, на что. Пока что можно говорить не об уступках, а о некотором воздержании от грубого озорства.
Следующее письмо: «Что я должен сказать к проблеме мигрантов и лезгинки, которую дагестанцы демонстративно показывают в центре Москвы, а Навальный обещает им это запретить, когда придёт к власти, и правильно сделает: тем самым он предотвратит очень большие неприятности в московской жизни этих и других кавказцев? Ведь русские москвичи в конце концов ответят им не исполнением своих танцев, а мордобоем. Как «демшиза» защищает лезгинку? Мол, Москва - это и их, кавказцев, столица. А на самом деле для многонационального, федеративного государства абсолютно нормально то, что в разных частях страны действуют разные правила. В Нигерии, например, половина штатов живет по шариату, а половина - по светским законам. В Швейцарии для того, чтобы купить дом, требуется согласие местной общины принять нового члена. Да, в Западной Европе ещё существует идея «мультикультурного общества», но даже и там к ней критически относится большинство населения, и, возможно, ее придется пересмотреть в скором будущем. Нормальной российской власти, если бы такая появилась, следовало бы открыто пойти на подлинную федерализацию страны: общий бюджет, внешняя и оборонная политика, финансирование стратегических государственных проектов. А внутренние законы могут быть совершенно разные в разных местах. Если на Северном Кавказе захотят ввести шариат, не продавать спиртное, легализовать полигамию – кому это помешает? Захотят ограничить въезд русских – а почему нет? Но и Москва должна иметь право на свои кодексы поведения и просто отправлять «понаехавших» по месту их этно-культурной принадлежности. Или иной вариант: выделять им места, где дагестанцы могут танцевать лезгинку хоть до потери сознания, а, например, иудеи – купаться по своим древним заветам в яме с годами не меняемой водой, мочиться на каждом углу и напиваться в Пурим до потери сознания», - говорится в этом письме, а я вспоминаю то место из «Былого и дум», где Александр Иванович Герцен рассказывает, как ездил в кантон Ури близ Женевы заручиться согласием местной общины на прописку. Его очень хорошо встретили, радушно разрешили у них прописаться, угостили обедом, да так, что он не помнил, как вернулся в Женеву, проспал всю дорогу в коляске под дождём. Это был тот самый кантон, в котором обзавёлся видом на жительство и герой Достоевского Ставрогин. Правда, ему не довелось пожить там вдали от русских дрязг. Когда его, после долгих поисков, нашли в родительском доме в каморке под крышей, он висел там на загодя припасённом и хорошо намыленном шнурке. Об этом романе, кстати, написал на «Свободу» Олег Кечин из Санкт-Петербурга.
Читаю: «Анатолий Иванович, подозревая в вас любителя, ценителя и знатока русской литературы, позвольте задать вам загадку. Угадаете ли, о каком из персонажей Достоевского идёт речь. Он, этот самый персонаж, почему-то не привлекает особого внимания исследователей творчества великого писателя, а напрасно. О нём говорится, что был он в маленьком чине, семью держал в страхе и взаперти, был чрезмерно скуп и скопил капитал. Человек был беспокойный, в городе его мало уважали, но некоторые любили его острый ум, любознательность, его особенную злую весёлость. Человек этот был прирождённый шпион, знал все самые последние новости и всю подноготную города, преимущественно по части мерзостей, а главною чертой его была зависть. У него, обратите внимание, был припасён паспорт на чужое имя, чтобы улизнуть за границу для спасення денег. Вороватенькие глазки, улыбка, напоминающая уксус с сахаром. Невзрачная фигурка этого семейного деспота, скряги и процентщика, неизменно выныривает во всех ключевых сценах романа «Бесы». Будучи явной посредственностью, он чрезвычайно деятелен, хорошо разбирается в людях, ловко использует их слабости и всегда выходит сухим из воды. самых скользких ситуаций. При всей своей мелкотравчатости, он выступает одной из главных пружин в механизме, предназначенном погрузить губернский город в состояние аномии, апатии. Эта злокачественная личинка вполне бы могла вырасти в романе в здоровенного политического демона. Вспомнили, о ком речь? И что скажете о гениальной прозорливости Федора Михайловича в выборе фамилии этого персонажа? С уважением Олег». Спасибо за письмо, Олег! По-моему, Липутин, а именно о нём вы спрашиваете, мало похож на известного нашего современника, у того нет, например, липутинского живого интереса к жизни, к окружающим, к их суете. Я в связи с вашим письмом вспомнил другого героя «Бесов» - губернатора, который говорит, что, если надо, он изобразит в своей губернии такую демократию, что залюбуешься, лишь бы реальная власть оставалась у него.
«Подловатые советские карьеристы кажутся степенными ангелами по сравнению с нынешними. Всё же они не были ни истеричными клоунами, ни подонками из шпаны», - вычитал я в одном письме. Это верно, но прежде чем на ключевых местах сверху донизу расселись степенные товарищи, успела погулять и шпана, и клоуны, даже на высшем уровне, а на среднем и низшем их было довольно много. К ним смело добавим и восторженных дурачков. Очистить руководящие ряды от шпаны, клоунов и энтузиастов – задача была не такая уж сложная, но и она потребовала времени. Жизнью дорожит и шпана, и клоун, и, как показал опыт, даже энтузиаст. Постепенно унялись, были приведены к общему знаменателю. А сколько было безумных, страшно напористых и ловких изобретателей! Долговечнее всех оказался Трофим Денисович Лысенко. А ещё ж были выдвиженцы, ни дна им, ни покрышки. Это когда ни в чём не повинного кочегара ставили во главе завода.
«Ведь если так задуматься, - так начинает автор следующего письма, хотя, как следует из дальнейшего, сам он задумывается меньше, чем мне, например хотелось бы, - девяностые годы минувшего века и в Западной Европе, и в России, были действительно самыми свободными ну, по крайней мере за очень долгое время. Что такое свобода для обыкновенного, а особенно молодого человека? Это ведь не свобода выйти с плакатом «Президент – дурак!». Это для демшизы. Свобода, она в том, чтобы послать учителя, в том, чтобы заниматься необузданным сексом, бухать и обкуриваться. Она в том, чтобы спокойно и неограниченно смотреть порно. Любое!!! – тут в письме три восклицания. – Я, - продолжает автор, и это самое интересное, - не собираюсь заниматься пропагандой разврата, тем более, что с возрастом пришел к довольно консервативным, православно-монархическим взглядам. Тем не менее и сейчас меня крайне раздражает ханжество, которое, кстати, у «демократок-феминисток» куда резче, чем у консерваторов. В конце концов, важно помнить, что при власти христианских королей бордели не просто терпелись, но обязательно должны были быть в любом населенном пункте. И сыновья, конечно, чтили отцов, но вместе с ними ходили в публичный дом, и церковь это никак особо не осуждала – маленький грех, и возраст проституток никто особо не контролировал. Хороша свобода или плоха – другой вопрос. Но надо называть вещи своими именами. В современном мире реальной свободой не пахнет нигде. В Западной Европе и Америке наступает все более гнусный и ханжеский, бархатный и извращенный тоталитаризм (борьба с проституцией совмещается с пропагандой гомосексуализма). Россия жуликов и воров, увы, подражает Западу в худшем. Реальная свобода, - это минимальное вмешательство государства в личную жизнь», - пишет молодой русский православный монархист, есть и такие, оказывается, на Руси. Каких там только нет! Вступать с ним в обсуждение его взглядов нет никакой нужды, а вот плеснуть живой водицы на его мельницу подмывает меня, грешного. Не люблю я запретительства, как знают постоянные слушатели. Слишком часто запреты налагаются не для того, чтобы окоротить порок, не для того, чтобы приучить кого-то к пути истинному, а просто из любви к запретительству. Это показывают и последние русские запреты. Пусть они подневольны, эти думцы, но они явно готовы и дальше заниматься такими вещами, особенно - женская часть. Думские дамы открыто дают нам знать об этой своей стыдной наклонности.
«Россия, - следующее письмо, - утопит все ракеты США, Израиля, пущенные на Сирию. К этому обязывает Россию и дружба, и договора с Сирией, и само поведение США, - как зеркальный ответ агрессору. Вы увидите: тут же ЕС проникнется к России и интересам её (в сравнении с интересами Украины), зауважает по- настоящему и по душе, и по уму, и по братски...Украину и не замечая». Вот такая запись в порядке отклика на какую-то из наших передач. В связи с такими документами возникает и возникает вопрос: что с ними делать, как к ним относиться, стоит ли обращать на них внимание, как-то их оценивать? Первое движение: не замечать. Безграмотный, неосведомлённый, хотя политически давно разогретый человек – какой, казалось бы, может быть разговор с ним и о нём? Но при этом владеет компьютером, много читает и слушает, на всё откликается. Почти наверняка ходит голосовать, легко догадаться, за кого. Не знаю… Вот сделать бы газету, радио, телеканал для таких людей – для тех, что всем интересуются, но ни в чём не разбираются. Собрать их в особую целевую аудиторию и самым простым языком, по возможности, занимательно, объяснять им что и как, - читать им, как выражались большевики, политграмоту, политическую грамоту, преподавать им азбуку и таблицу умножения. Ведь он же, этот слушатель, действительно уверен, что Россия может утопить не только чьи бы то ни было ракеты, но и что угодно – весь мир. Вот это ему и втолковывать: что Россия действительно может утопить весь мир, но только вместе с собой, любимой. Так же, чтобы утопить весь мир, а самой уцелеть, у неё не получится. Но ему хочется, чтобы могло получится, а раз хочется, то и можется, - так устроена его голова. Нарисуем – будем жить. Никакая политграмота тут не поможет. Не правда ли, Сергей? Это я обращаюсь к автору следующего письма. Читаю его:
«Пишет вам Сергей из далёкого уральского городка Чебаркуль. И за что ваш президент Барак Обама получил Нобелевскую премию мира? В Ираке, Афганистане явно не получилось с демократией, там теперь власть человека с ружьём. И вот теперь Ливия, Египет. Кто следующий? Правильно: Сирия. Как только у сирийской власти успешно завершились ряд военных операций против оппозиции, сразу появилась химическая атака и жертвы среди мирного населения. А ведь это классика мировой истории, так начинаются войны. 15 февраля 1898 года. Броненосный крейсер США «Мэн» затонул в порту Гаваны в результате взрыва в носовой части. И впоследствии была испано-американская война, - дальше автор приводит ряд подобных историй и задаёт вопрос. - Почему Запад жаждет опять крови и маленькой победоносной войны? Как и прошлый раз, вы мне не ответите. Да и слушать вас порой тяжёло, слишком много негатива в секунду, просто девятый вал критической информации выдаёте в эфир на коротких волнах. Увы, но в прошлом, при Союзе, такого не было, всё было в меру: и новости, и литературные чтения, и интересные гости в студии. Вот такие мыслишки у меня. С уважением Сергей Безенков. Россия. Чебаркуль». Да, Сергей, лет через тридцать вы напишите, что в прошлом, при Путине, на волнах радио «Свобода» всё было в меру, - обязательно напишете, потому что поменяется всё, но одно останется неизменным: то отношение многих людей, и ваше в том числе, к освещению действительности, которое можно назвать цензорским. Для цензора имеет значения не то, что происходит на самом деле, а то, как происходящее отражается на бумаге, на экране, в радиопередачах, а отражаться должно так, чтобы у читателя, зрителя, слушателя не портилось настроение, чтобы он не сказал, как вы: тяжело слушать. А собственно, почему читать, смотреть, слушать должно быть легко? К счастью для этих людей, у них есть выбор: если им тяжело слушать «Свободу», они могут слушать что-то полегче: например, московское радио, воспетое в бессмертных анекдотах, Но они почему-то хотят слушать именно «Свободу», им только желательно, чтобы она хотя бы чуть-чуть напоминала московское радио. Да… Если через тридцать лет самой сильной и богатой на Земле страной будет Китай (такого не будет, потому что такого не будет никогда, но допустим), то Америка в глазах нашего чебаркульца перестанет быть врагом России, а стало быть и всего прогрессивного человечества – это место займёт Китай. Сейчас Гондурас его беспокоит в связи с происками Америки, а тогда - в связи с происками Китая. А его прадед грешил на Англию. «Англичанка, - говорил, - гадит. Всё ей мало».
«Живу я, - следующее письмо, - в одном из небольших переходящих друг в друга городишек, которые тянутся вдоль восточного побережья Флориды на много десятков, если не на сотню, миль. Говорят, что здесь триста тысяч русскоговорящих. Живут они легально и нелегально. Мне кажется, это преувеличение, но тут действительно довольно много русских магазинов, издаются несколько журналов. Приезжающие Губерман, Шендерович собирают полные залы. По слухам, здесь третья или четвертая по численности русская колония в Америке. Первое поколение тянется друг к другу, второе - уже нет. В третьем поколении (внуки первых прибывших) говорят на русском только если оба родителя говорят на этом языке дома. Эмигранты тут - народ трудящий, особых бездельников не видел. Живут по-разному. Эмиграция никому легко не дается. Из так называемых "новых русских" видел одного. Недавно приобрел за несколько миллионов дом. Бывший мэр одного из небольших подмосковных городов. Жуткий, наглый тип разбогатевшего купчика. В России у него осталась семья, сюда привез любовницу с детьми и служанкой. Обманув американские власти, добился для своей второй семьи материальной помощи: талоны на питание, еще что-то. При этом ругает Америку. По выражению Шолома Алейхема, в Америке не живут, в Америке спасаются. Вот и мы в девяносто первом году уехали спасаться. Казалось, что все летит в тартарары. А мне здесь повезло. После нескольких месяцев мытарств в Нью-Йорке (готов был работать кем угодно - семью кормить-то надо) удалось получить работу почти по специальности в самой глубинке Америки. Работал на очень крупную компанию. Через пятнадцать лет был уволен. Теперь в университете, преподаю. В свободное от работы время занимаюсь любимым делом - научными исследованиями, благо, Интернет и Скайп позволяют. Наукой нельзя заниматься в отрыве от библиотеки. Здесь я прихожу в маленькую районную библиотеку, подаю заявку и через пару дней у меня на компьютере дома копия нужной статьи. Она может быть послана из университета в Калифорнии или даже из другой страны. Рая нет нигде, но Америка удобная страна. Конечно, хотелось бы, когда придет время умирать, чтобы вокруг была русская речь, но что поделаешь. Возвращаться на родину не к кому, да и как-то не симпатична мне сегодняшняя Россия. Жаль. Такие дела».
Спасибо за письмо, профессор. Хотел бы я познакомиться с тем подмосковным мэром. Вор-то вор, негодяй из негодяев, но смотрите, как заботится о своей любовнице, об их совместных детях, и вывез не только их, а и служанку. Есть, значит, кто-то на свете, на кого ему не наплевать. И при этом дурак, алчный дурак – не понимает, что может оказаться в американской тюрьме за свои художества, и – надолго, лет на двадцать. По русской привычке попытается откупиться – и получит ещё десятку. Сложное существо человек.
Пишет Воропаев Николай Семёнович из Москвы. Я не успел вставить его в передачу раньше, не думаю, однако, что оно устарело. «Уважаемый Анатолий Иванович, несколько не самых глупых людей в Москве, а два-три человека – и за её пределами, заявляют, что во втором туре московских выборов Собянин одержал бы сокрушительную победу, и так был бы поставлен крест на Навальном, потому что победа Навального означала бы начало перемен с непредсказуемыми последствиями, а большинство обывателей не желают перемен с какими бы то ни было последствиями. Будете возражать?». Скажу только одну вещь, Николай Семёнович. Из того, что заявляют эти самые не самые глупые люди, следует, что режиму был бы исключительно выгоден второй тур. Тогда почему он, режим, не устроил себе такого пира? Зачем брал грех на душу, приписывая своему выдвиженцу эти жалкие полтора процента? Правда не в том ли состоит, что приписать больше просто побоялись? Что скажет здравый советский – всё ещё советский! – человек, который проспал всё восьмое сентября и проснулся только сейчас? Он первым делом – первым и последним! – поинтересуется, сколько приписали кадру Путина. Услышав, что всего полтора процента, он спокойно скажет: «Вон как уже боятся людей!», - перевернётся на другой бок и опять заснёт. Что ж, имеет право. Кстати, на самой большой высоте оказался, как ему и положено, русский язык: в нём появилось слово «недомэрок».
Вернусь к письму господина Воропаева. «У меня такое впечатление, Анатолий Иванович, что вы, и не только вы, с некоторых пор ожидаете от Путина репрессий в духе тридцать седьмого года. Под духом я имею в виду не обязательно расстрелы, а массовые политически мотивированные преследования. Преследования, во-первых, неугодных людей, во-вторых, подозрительных, чем-то выделяющихся из ряда, и в-третьих – кого попало, просто для того, чтобы всякий житель страны знал, что подвергнуться произволу может в любой момент без всякой вины и даже не взирая на заслуги перед Родиной. Репрессии для создания в стране атмосферы страха, а значит и покорности. Вы этого ждали, и продолжаете ждать, не отрицайте, ведь у вас были и ещё имеются основания. Но репрессии, между тем, заставляют себя ждать, мы наблюдаем даже некоторые послабления, принимаются меры к ослаблению напряжения в обществе, к успокоению активных людей. Вот и возникает вопрос о качестве пессимистических и катастрофических прогнозов, а также о реальном состоянии общества и правящего слоя», - пишет господин Воропаев. Спасибо за письмо, Николай Семёнович! Само по себе то, что у многих людей возникли и никак не проходят наихудшие ожидания, по-моему, дурной знак. Нормальным такое состояние общества не назовёшь. А почему режим не решается на крутые меры в отношении больших масс людей? Ну, знаете… Согнать столько-то тысяч ни в чём не повинных москвичей приветствовать победителя мэрских выборов – это всё-таки достаточно крутая мера. Где более крутые? Вокруг Путина есть десяток-другой людей, которые выступят против него, если он попытается давить на общество больше, чем до сих пор. Они просто вынуждены будут восстать, если он примется сажать недовольных не по одному, а сотнями. С большой неохотой, но выступят. Он это знает совершенно точно. Что отсюда следует? А то, что прежде чем пускаться во все тяжкие, ему придётся расправиться с этим десятком-другим, представляющим собою очень немалую силу. Даже просто избавиться от них – и то трудное дело, трудное и тонкое. А придавить их – о, это большая и рискованная работа. На такие вещи, как показывает опыт, уходят годы. У него нет такого времени. Он способен или на уступки – уступки от слабости, и только от слабости, изображая при этом, разумеется, снисходительность и уверенность силы, или… Не знаю, на что. Пока что можно говорить не об уступках, а о некотором воздержании от грубого озорства.
Следующее письмо: «Что я должен сказать к проблеме мигрантов и лезгинки, которую дагестанцы демонстративно показывают в центре Москвы, а Навальный обещает им это запретить, когда придёт к власти, и правильно сделает: тем самым он предотвратит очень большие неприятности в московской жизни этих и других кавказцев? Ведь русские москвичи в конце концов ответят им не исполнением своих танцев, а мордобоем. Как «демшиза» защищает лезгинку? Мол, Москва - это и их, кавказцев, столица. А на самом деле для многонационального, федеративного государства абсолютно нормально то, что в разных частях страны действуют разные правила. В Нигерии, например, половина штатов живет по шариату, а половина - по светским законам. В Швейцарии для того, чтобы купить дом, требуется согласие местной общины принять нового члена. Да, в Западной Европе ещё существует идея «мультикультурного общества», но даже и там к ней критически относится большинство населения, и, возможно, ее придется пересмотреть в скором будущем. Нормальной российской власти, если бы такая появилась, следовало бы открыто пойти на подлинную федерализацию страны: общий бюджет, внешняя и оборонная политика, финансирование стратегических государственных проектов. А внутренние законы могут быть совершенно разные в разных местах. Если на Северном Кавказе захотят ввести шариат, не продавать спиртное, легализовать полигамию – кому это помешает? Захотят ограничить въезд русских – а почему нет? Но и Москва должна иметь право на свои кодексы поведения и просто отправлять «понаехавших» по месту их этно-культурной принадлежности. Или иной вариант: выделять им места, где дагестанцы могут танцевать лезгинку хоть до потери сознания, а, например, иудеи – купаться по своим древним заветам в яме с годами не меняемой водой, мочиться на каждом углу и напиваться в Пурим до потери сознания», - говорится в этом письме, а я вспоминаю то место из «Былого и дум», где Александр Иванович Герцен рассказывает, как ездил в кантон Ури близ Женевы заручиться согласием местной общины на прописку. Его очень хорошо встретили, радушно разрешили у них прописаться, угостили обедом, да так, что он не помнил, как вернулся в Женеву, проспал всю дорогу в коляске под дождём. Это был тот самый кантон, в котором обзавёлся видом на жительство и герой Достоевского Ставрогин. Правда, ему не довелось пожить там вдали от русских дрязг. Когда его, после долгих поисков, нашли в родительском доме в каморке под крышей, он висел там на загодя припасённом и хорошо намыленном шнурке. Об этом романе, кстати, написал на «Свободу» Олег Кечин из Санкт-Петербурга.
Читаю: «Анатолий Иванович, подозревая в вас любителя, ценителя и знатока русской литературы, позвольте задать вам загадку. Угадаете ли, о каком из персонажей Достоевского идёт речь. Он, этот самый персонаж, почему-то не привлекает особого внимания исследователей творчества великого писателя, а напрасно. О нём говорится, что был он в маленьком чине, семью держал в страхе и взаперти, был чрезмерно скуп и скопил капитал. Человек был беспокойный, в городе его мало уважали, но некоторые любили его острый ум, любознательность, его особенную злую весёлость. Человек этот был прирождённый шпион, знал все самые последние новости и всю подноготную города, преимущественно по части мерзостей, а главною чертой его была зависть. У него, обратите внимание, был припасён паспорт на чужое имя, чтобы улизнуть за границу для спасення денег. Вороватенькие глазки, улыбка, напоминающая уксус с сахаром. Невзрачная фигурка этого семейного деспота, скряги и процентщика, неизменно выныривает во всех ключевых сценах романа «Бесы». Будучи явной посредственностью, он чрезвычайно деятелен, хорошо разбирается в людях, ловко использует их слабости и всегда выходит сухим из воды. самых скользких ситуаций. При всей своей мелкотравчатости, он выступает одной из главных пружин в механизме, предназначенном погрузить губернский город в состояние аномии, апатии. Эта злокачественная личинка вполне бы могла вырасти в романе в здоровенного политического демона. Вспомнили, о ком речь? И что скажете о гениальной прозорливости Федора Михайловича в выборе фамилии этого персонажа? С уважением Олег». Спасибо за письмо, Олег! По-моему, Липутин, а именно о нём вы спрашиваете, мало похож на известного нашего современника, у того нет, например, липутинского живого интереса к жизни, к окружающим, к их суете. Я в связи с вашим письмом вспомнил другого героя «Бесов» - губернатора, который говорит, что, если надо, он изобразит в своей губернии такую демократию, что залюбуешься, лишь бы реальная власть оставалась у него.
«Подловатые советские карьеристы кажутся степенными ангелами по сравнению с нынешними. Всё же они не были ни истеричными клоунами, ни подонками из шпаны», - вычитал я в одном письме. Это верно, но прежде чем на ключевых местах сверху донизу расселись степенные товарищи, успела погулять и шпана, и клоуны, даже на высшем уровне, а на среднем и низшем их было довольно много. К ним смело добавим и восторженных дурачков. Очистить руководящие ряды от шпаны, клоунов и энтузиастов – задача была не такая уж сложная, но и она потребовала времени. Жизнью дорожит и шпана, и клоун, и, как показал опыт, даже энтузиаст. Постепенно унялись, были приведены к общему знаменателю. А сколько было безумных, страшно напористых и ловких изобретателей! Долговечнее всех оказался Трофим Денисович Лысенко. А ещё ж были выдвиженцы, ни дна им, ни покрышки. Это когда ни в чём не повинного кочегара ставили во главе завода.
«Ведь если так задуматься, - так начинает автор следующего письма, хотя, как следует из дальнейшего, сам он задумывается меньше, чем мне, например хотелось бы, - девяностые годы минувшего века и в Западной Европе, и в России, были действительно самыми свободными ну, по крайней мере за очень долгое время. Что такое свобода для обыкновенного, а особенно молодого человека? Это ведь не свобода выйти с плакатом «Президент – дурак!». Это для демшизы. Свобода, она в том, чтобы послать учителя, в том, чтобы заниматься необузданным сексом, бухать и обкуриваться. Она в том, чтобы спокойно и неограниченно смотреть порно. Любое!!! – тут в письме три восклицания. – Я, - продолжает автор, и это самое интересное, - не собираюсь заниматься пропагандой разврата, тем более, что с возрастом пришел к довольно консервативным, православно-монархическим взглядам. Тем не менее и сейчас меня крайне раздражает ханжество, которое, кстати, у «демократок-феминисток» куда резче, чем у консерваторов. В конце концов, важно помнить, что при власти христианских королей бордели не просто терпелись, но обязательно должны были быть в любом населенном пункте. И сыновья, конечно, чтили отцов, но вместе с ними ходили в публичный дом, и церковь это никак особо не осуждала – маленький грех, и возраст проституток никто особо не контролировал. Хороша свобода или плоха – другой вопрос. Но надо называть вещи своими именами. В современном мире реальной свободой не пахнет нигде. В Западной Европе и Америке наступает все более гнусный и ханжеский, бархатный и извращенный тоталитаризм (борьба с проституцией совмещается с пропагандой гомосексуализма). Россия жуликов и воров, увы, подражает Западу в худшем. Реальная свобода, - это минимальное вмешательство государства в личную жизнь», - пишет молодой русский православный монархист, есть и такие, оказывается, на Руси. Каких там только нет! Вступать с ним в обсуждение его взглядов нет никакой нужды, а вот плеснуть живой водицы на его мельницу подмывает меня, грешного. Не люблю я запретительства, как знают постоянные слушатели. Слишком часто запреты налагаются не для того, чтобы окоротить порок, не для того, чтобы приучить кого-то к пути истинному, а просто из любви к запретительству. Это показывают и последние русские запреты. Пусть они подневольны, эти думцы, но они явно готовы и дальше заниматься такими вещами, особенно - женская часть. Думские дамы открыто дают нам знать об этой своей стыдной наклонности.
