Все более заметным становится интересный поворот в самосознании российской власти. Обозначился он, когда режиму пришлось вступить в более-менее открытую борьбу с продвинутой частью московского населения. Правителям стало понятно, что люди могут в любой момент неожиданно для себя заполнить городское пространство и без особых церемоний, почти буднично, взять на себя кормило. В поведении комсостава стало больше простонародности, уличной непосредственности. С долей шутки этот поворот можно назвать демократическим. Государственные мужи и матроны, ранее боявшиеся сказать лишнее слово, вдруг озлились и стали откликаться грубостью на все, что им не нравится. Пример-то был подан давно, но – без разрешения ему следовать, и все эти годы манеры подворотни оставались привилегией одного лица, даже Сын Юриста притих. Теперь же их перенимает всяк. Депутатка уже не чувствует за своей спиной начальника, который взыщет за несолидное поведение, в том числе – за хулиганские законодательные инициативы или расистскую карикатуру.

Так произошло внезапное сближение верха и низа. Руководство пошлейшим образом собачится с политизированной частью общества. Когда высокое должностное лицо говорит дерзящему гражданину: "Сам дурак!", то привычное выражение "бандитское государство" приобретает полноту не только смысла, но и формы. Держава бросает знаки своего достоинства под ноги. Это не что иное, как саморазвенчание государства. Снятие венца, десакрализация.

Много сказано о русском государственном инстинкте, о том, что слово "государство" для русского человека более содержательно, чем "свобода". Выражение "Мне за державу обидно!" появилось задолго до "Белого солнца пустыни". То же относится и к выражению "не царское дело". А есть же еще и "коли ты архиерей, то и будь архиереем". Понятие ранга, чувство ранга, казенного приличия не просто обозначены, а воспеты самыми красноречивыми из русских недругов демократии. Их увлеченные единомышленники на всех социальных этажах должны бы сегодня корчиться, глядя на озорников, подвизающихся там, где место государственным мужам. В связи с этим известный интерес представляет первое лицо. Недавно оно пообещало баланду уже не тем, кто избежит конца в сортире, а кое-кому из ближайшего круга. Осознал, что щадить своих – ошибка, которая может оказаться роковой? Понял, что природный властитель карает в первую очередь своих – иначе он показывает, что относится к другому миру, не к государственному, а к уголовному, мафиозному? Сомнительно. Усвоивший уроки старца Ли не употребил бы слово "баланда". Или негромко сказанное с места "придурок" об ученом. Это все – принципиально. Сингапурское единоначалие так себя не роняет. Нет, он остается в своем привычном языке, а значит и в сути. Разница, повторим, только в том, что когда-то он был один такой на виду, а теперь – один из многих, экземпляр в тираже. И Сын Юриста тут как тут – возобновился. Вон он уже и в Бирюлеве.

Анатолий Стреляный – писатель и публицист, ведущий программы РС "Ваши письма"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции РС