Тамара Ляленкова: Сегодня мы поговорим об очень важной тенденции в российской школе, которая проявилась несколько лет назад, но окончательно оформилась в этом году, - из российской средней школы стали уходить директора, причем из хороших школ хорошие директора. Теряется авторская школа, которая продолжала существовать, несмотря на все преобразования, которые происходили с 90-х годов. Уходит инновационная, экспериментальная площадка, которая могла бы помочь в целом образованию. И тем не менее, новый закон об образовании говорит о том, что школа получает большую свободу.
Мои гости сегодня - бывшие директора школа Вячеслав Лозинг и Сергей Погодин, они ушли из школ в этом учебном году; Ирина Совалева, соловецкая школа, была уволена два года назад и теперь не работает в школе. И сейчас очень показательная ситуация в Казани - Павел Шмаков, директор школы, находится в состоянии неопределенности, потому что буквально на сегодняшний момент районный суд Казани принял решение прекратить образовательную деятельность специализированной школы-интерната "Солнце", которая рассчитана на одаренных детей, учредителем которой является горисполком Казани.
Формальным поводом для закрытия школы стало отсутствие лицензии. Школьники написали письмо в Министерство образования, и многие педагоги подписали это письмо. И я попрошу Павла рассказать, как ситуация развивается сейчас. Павел сейчас в Финляндии, и его уговорили стать директором школы в Казани, как раз когда он был в Финляндии. Павел, что случилось?
Павел Шмаков: Получается, что мою школу закрывают уже не первый раз. В предыдущий раз это было в 1997 году, потом в 2000-м. Я уехал сначала в Москву, потом в Финляндию, в Финляндии я разработал метод преподавания математики, выучил финский язык, закончил педучилище, университет, поступил в докторантуру. И даже в одной очень престижной школе Хельсинки меня выбрали "Учителем года" в 2009 году. Ко мне приехал новый мэр Казани и пригласил меня в Россию. Через год он меня уговорили, я приехал и стал директором лицея Лобачевского, то есть школы, которую сделали из моей школы - академического колледжа и экспериментальной школы-лицея, который теперь закрыли с 1 августа. Причем, что интересно, по итогам прошлого учебного года наш лицей Лобачевского вошел в топ-25 лучших школ России, стал лучшей школой Татарстана. Его ликвидировали и сделали две школы. До меня там был директором человек, который сделал эту школу престижной, в которой из 600 учеников 240 - дети руководителей казанских различных предприятий и высокопоставленных чиновников. Дети все хорошие, но в школу в основном принимали не по знаниям, а по положению родителей. Мне удалось уговорить, чтобы нам дали маленькое, не отремонтированное здание, я 1 августа стал директором этой школы, мы набрали преподавателей, интеллектуально увлеченных детей. Но с 1 августа нам перестали платить зарплату, буквально неделю назад заплатили деньги учителям, а денег на коммунальные услуги, на газ, свет и воду нам не выплачивали. Ремонт не сделали, и через некоторое время к нам пришли пожарные, Cанэпидстанция, Роспотребнадзор. То есть при открытии школы учредитель не выполнил своих обязательств - муниципалитет города Казани. То есть я освободил место в лицее Лобачевского, обновленном лицее, который ликвидировали и открыли заново, тому же человеку, кто был за два года до меня, чтобы школа была по-прежнему такой же, для тех же детей. То есть не для интеллектуально увлеченных детей, а для детей высокопоставленных родителей.
Тамара Ляленкова: Вячеслав, у вас же тоже была гимназия, которая работала по продвинутым технологиям, и у вас тоже был вопрос одаренных детей и продвинутых учебных заседаний? Или в вашем случае была другая история?
Вячеслав Лозинг: Мы школу свою создали в 1989 году, это была обычная, огромная, на 2,5 тысячи детей, школа. Потом в этой школе выделилась часть и перешла работать в здание детского сада, которое переоборудовали. А потом из этого здания мы переехали в один из самых престижных районов город Кемерово, и там специально была построена огромная школа стоимостью 500 миллионов. То есть это очень дорогая и хорошо оборудованная школа.
Тамара Ляленкова: То есть вы доказали, что ваша школа успешна, она может двигаться, и хорошо бы ей помочь.
Вячеслав Лозинг: Наша гимназия все эти годы считалась престижной и хорошей школой - по условиям и качеству обучения. Когда мы переезжали, строился новый микрорайон, новая школа, и в любом случае туда был нужен новый коллектив. А в связи с тем, что здание, которое мы занимали, это детский сад, нам было предложено переехать, что мы и сделали. И мы там работали четыре года. Мы с частью коллектива и частью своих детей переехали и набрали еще местных детей. У нас проблемы начали возникать в связи с тем, что незначительная часть родителей, проживающих на этой территории, хотела, чтобы это была не гимназия, не образование повышенного уровня, а что-то попроще, меньше требований, меньше взаимодействия с родителями. Потому что наша школа была серьезно ориентирована не только на обучение, но и на воспитание детей, и мы включали в нашу работу родителей очень плотно. С этого начались конфликты. Но основные конфликты начались с местной властью - с руководством поселка Лесная Поляна. Руководству хотелось, чтобы дети выходили на субботники, как в Кузбассе принято, и прибирали территорию микрорайона. Во-вторых, школе было вменено в обязанность развлечение на разные праздники местного населения. И третье, на выборах в нашей школе в комиссии не было ни одного педагога, а хотелось, чтобы там работали педагоги. То есть большой комплекс проблем. Но мне кажется, что это все поводы, причина не в этом. В конце 90-х, когда СССР развалился, чиновники от образования не знали, что делать со школой, и они ее отпустили. Часть директоров начала делать новое образование в той логике, которая в то время была, и большая часть свои школы сделали. А многие свои школы не сделали, не сумели. Либо оставили на прежнем уровне, либо еще хуже, чем советский уровень. А начиная с 2000-х годов чиновники начали понимать, что делать, то есть были образцы, были документы, были концепции. И они посчитали, что это теперь их дело. А те, которые стояли у истоков, стали не нужны, они самостоятельные, грамотные и себя в обиду не дают. На мой взгляд, это одна из главных причин, почему стали директоров таких убирать.
Тамара Ляленкова: Сергей, вы работали учителем информатики в школе и стал директором, и за три года он сумел школу немного приподнять. И у вас сложилась ситуация политического характера - вам предлагали выставлять вашу кандидатуру, и вы это сделали, но сделали от себя лично. Почему, что произошло?
Сергей Погодин: Да, и я хотел бы уточнить, что новый учебный год я начал, а приказ об увольнении получил после Дня учителя. Две недели я был безработным, после чего меня восстановили. Действительно, я согласен с коллегами, что есть много различных причин. В моей ситуации это было неудобство для местной власти, потому что я пытался отстаивать интересы детей в плане комфортности их нахождения в школе. Сразу хочу отметить, что у нас обычная школа обычного небольшого городка, в которую ходят самые разные дети, как одаренные, так и простые, которым очень тяжело. Мало того, у нас обучаются дети цыганском национальности, для которых русский язык уже как иностранный, тем не менее, мы с ними тоже занимаемся. И вторая причина - моя политическая активность, когда я решил выдвинуть свою кандидатуру в депутаты местного Собрания депутатов, причем выдвинуть ее не от какой-то политической партии, а как самовыдвиженец. Это не понравилось никому, и результат не заставил себя долго ждать.
Тамара Ляленкова: Я так понимаю, что вы вступили еще в конфликт с местной властью - как нормальный управленец потребовали выполнения тех обязательств, которые учредитель на себя берет. Все-таки это важно, чтобы школа была приведена в порядок, был хороший двор, и эти функции закреплены за местными органами.
Сергей Погодин: Совершенно верно. Это началось полтора года назад. Первые полтора года я входил в должность директора, пытался разобраться, что происходит, какие есть у нас договоры, почему именно такие суммы в договорах прописаны и так далее. Потом я стал интересоваться, почему у нас течет крыша, и ее никто не ремонтирует, почему в школу нельзя зайти из-за огромных луж, почему нет ограждения вокруг школы… Мы подготовили проектную документацию, утвердили ее, где положено, и пытались ее внести в бюджет района, но этого не получалось сделать три года. И я начал уже прямо говорить: уважаемые господа чиновники, нельзя так относиться к детям! Мы говорим, что дети - это наше будущее, и при этом наши дети сидят зимой при температуре в 12-13 градусов, в пальто, а весной и осенью с потолка на них капает вода. И последней каплей в моей истории, наверное, было то, что когда я использовал свое бесплатное предвыборное время и прямо заявил главе района, что он обещал заасфальтировать территорию, оставалась неделя до 1 сентября, и обещание не было выполнено. Тем не менее, через два дня территория была заасфальтирована, поэтому я ни о чем не жалею, дети ходят в школе по нормальной дороге.
Тамара Ляленкова: То есть государство, с одной стороны, не выполняет свои обязательства, а с другой стороны, директор зависит напрямую от власти, и власть эта может его в любой момент уволить без объяснения причин. В этом есть некое противоречие, потому что большинство людей в этом случае будут подчиняться и молчать, а не требовать того, что по закону, в общем-то, положено, что учредитель должен исполнять.
Сергей Погодин: Да, именно так оно и есть. И пункт 2-ой 278-ой статьи дает им это право. А то, что все директора зависимы от местной власти, это факт.
Тамара Ляленкова: То есть директор получается между всех огней. Потому что родители требуют, чтобы ребятам было комфортно и хорошо учиться, образование было качественным, а директор может требовать выполнения обязательств, связанных с материально-технической базой, от учредителя только, а тот, в свою очередь, может этого не предоставлять.
Вячеслав Лозинг: Директор - организатор и руководитель большого коллектива, а с другой стороны, тех образовательных процессов, которые в школе осуществляются. Он отвечает за то, чтобы крыша не текла, чтобы учителя всем были, чтобы детей не обижали… Он отвечает за все! А что он может? Если он может продвигать педагогов, то залатать крышу фактически он не может. Он это может делать либо за средства родителей, либо за бюджетные средства. Средства родителей на латание крыши - огромные средства, и собрать их невозможно, и это сразу называется поборами. Учредитель обязан оплачивать расходы образовательного учреждения, и там два бюджета, один - на учебные расходы, а другой - на содержание образовательного учреждения. И все, о чем мы сегодня говорим, это местный бюджет, не региональный бюджет. Местный бюджет выделяется по остаточному принципу. Например, нам давали, притом что мы были авторитетной школой, 60 процентов от потребностей. И когда я предъявлял эти цифры, всегда с ними соглашались, но никогда не давали больше. И где брать 40 процентов директору? Их нигде нельзя взять. А когда ты начинаешь что-то требовать, это же никому не нравится.
Тамара Ляленкова: Павел, попав в сложную ситуацию безденежья, стал искать попечителей. Это нормальная ситуация, когда государственная школа вынуждена общаться за сторонней помощью, в том числе и финансовой?
Павел Шмаков: Я думаю, это ужасно, что государство не выполняет своих обязательств. Но, с другой стороны, мы живем в нашей стране, и мы знаем, где мы живем. В моем городе только что, летом, прошла Универсиада. Все деньги, которые у нас были, которые возможно было занять в долг, их заняли и истратили. Поэтому, когда я разговаривал с чиновниками от образования, мне говорили: вы же понимаете, деньги кончились, поэтому ждите, когда заплатят за свет, за вывоз мусора, когда выплатят зарплату. Однако на некоторые вещи деньги находятся - на конференции, на презентации… Все зависит от приоритетов. И мы стали создавать попечительский совет и добились некоторых успехов. Оказалось, что большое количество людей согласны поддержать школу, это и научные работники, и бизнесмены, и если каждый понемногу поможет, то школе становится легче жить. Это путь, который возможен и правилен. Другое дело, что нельзя двигаться только по первому пути или только по второму, нельзя становиться в зависимость только от государства. Лицей Лобачевского, в котором я был директором еще год назад, позиционировался как школа для одаренных детей, а на самом деле, это школа была для части детей одаренных и части детей одаренных родителей. Школа, которую мы сделали сейчас, это была школа для детей, которые очень сильно хотят учиться, там почти не было крупных руководителей среди родителей. Там были фантастически высоко мотивированные школьники! И поэтому мы пошли по этому пути.
Одновременно мы пытались просить что-то у муниципалитета, и он давал деньги после 18-го напоминания, после одного не давал, после трех не давал. А после обращения в московскую прессу давал, потому что у нас в Татарстане всегда очень внимательно смотрят на реакцию в Москве, в Питере, вне пределов Казани и Татарстана. Мы себя позиционируем как успешная школа. У нас есть нефть, мы проводим 1000-летие Казани, Чемпионат мира по футболу… То есть республика не бедная, и деньги получить можно, просто на это уходит громадное количество времени. Поэтому я считаю, что нужно идти одновременно по двум путям - и по пути поддержки общества, объяснения различным людям, различным структурам, что школа - это очень важно… Ведь мы же не совсем лишены поддержки общества, и когда-то меня приглашал мэр, и когда удается достучаться до первых лиц - что-то получается, а когда не удается - не получается ничего.
Тамара Ляленкова: К нам присоединяется Ирина Савалева. У вас же на Соловках тоже была история, связанная с деньгами, и в то же время политическая ситуация. Какое ощущение вы из нее вынесли?
Ирина Савалева: Действительно, ситуация сложилась сначала непонятная, но связанная с деньгами. Я оказалось неудобной и неугодной. Стало известно, что большая сумма, до 44 миллиардов рублей, должна прийти на Соловки, в том числе на образование, и нужны люди, которые не будут задавать лишних вопросов. И внезапное увольнение директора школы уже считается благом: не посадили - уже хорошо. Наша власть требуется сейчас от директоров, от руководителей послушности и исполнительности. Все, что вызывает у них раздражение, они стараются убрать со своего пути. Меня уволили без объяснения причин, позже завели уголовное дело по статье "Злоупотребление должностными полномочиями". Но оказалось, что мое уголовное дело вызвало неожиданный резонанс, и люди, которые выступили в мою защиту, меня спасли, и спасли Соловки от распила, по крайней мере, приостановили. Нашу школу второй год лихорадит. При нас еще был взят курс на взаимовыгодное сотрудничество с другими образовательными учреждениями, он сейчас приостановлен. Наши ученики поступали в лучшие вузы Москвы, в МГИМО, в МГУ, но сейчас все программы приостановлены.
Тамара Ляленкова: Тоже странная история… Насколько уязвимым оказывается директор школы в такой ситуации? Школа могла что-то самостоятельно решать или не могла? И что поменялось, почему именно теперь директора стали так активно выдавливаться из хороших школ?
Вячеслав Лозинг: Я считаю, что власть чиновников сильно укрепилась, и они достаточно хорошо понимают, что можно делать в школе. С другой сторон, именно сейчас чиновничий разгул достиг небывалых размеров. И какой-то директор школы, который, с их точки зрения, мешает им активно жить и работать, это же такая мелкая сошка, мы его просто сковырнем. 38 проверок за год и 10 судебных процессов.
Тамара Ляленкова: Притом что вы известный педагог, уважаемый в профессиональном сообществе.
Вячеслав Лозинг: И в городе тоже. Я достаточно долго был депутатом городского совета, областного совета, достаточно много на этом поприще сделал, меня многие люди знают. Пришло время послушных, не рассуждающих функционеров на роли директора, именно потому, что власть чиновников дошла до беспредельных величин. Им не нужны люди не размышляющие, не думающие, не способные сделать дело.
Тамара Ляленкова: Павел Шмаков некоторое время назад даже голодовку объявил. Павел, вы были устроены вполне благополучно в Финляндии, но все равно вернулись в Россию и стали здесь работать в школе. Откуда это упорство?
Павел Шмаков: Голодовка была давно, в 2000 году, когда наша школа была создана, жила 9 лет, а потом ее несправедливо закрыли. Меня выгнали с работы, потом восстановили, потом снова ликвидировали школу, и тогда я объявлял голодовку, а затем уехал в Москву, а затем в Финляндию. И там все стало получаться. И потом меня стали приглашать обратно, потому что из России идет большой отток ярких, интеллектуально ориентированных личностей, то есть профессора, доктора наук, бизнесмены уезжают из России, потому что за рубежом реализоваться легче. Когда я жил здесь, где живет моя семья, я в Россию вернулся два года назад со старшей дочкой, а жена и две маленькие остались здесь. Здесь у меня квартира на море, некоторое признание, телепередачи, газеты, некоррумпированное общество, докторская диссертация, которой остался год. Но мне очень хотелось приехать обратно, потому что понятие родины у всех одно. Мои три дочери родились в Финляндии, и их родина - здесь, а моя родина - там. И я подумал, что я вернусь - и все люди в Казани увидят, что справедливость существует. Мы сделали школу, эта школа работает. Но все снова пошло по тому же кругу. Когда я не стал брать детей по звонку... Знаете, прокурор одного из районов города Казани звонит и говорит: "У моего соседа по даче хорошая внучка, возьми ее, пожалуйста". Даже не своего ребенка устраивал. И мне даже ребенка не приводят, а просто вот такое "телефонное право". И когда мы набрали в школу ребят, которые очень сильно хотят учиться, имеют яркие успехи в самых разных областях, но которые не имеют высокопоставленных родителей, началась месть тех самых чиновников, детей которых я не взял год назад, два года назад. Вот такая у меня история.
Тамара Ляленкова: Да, российская школа теряет лучших директоров и педагогов. Что не устраивает власть, кроме требований, которые пытаются предъявить директора школ как необходимые для исполнения? Может быть, не устраивает атмосфера школы, педагогические методики?
Вячеслав Лозинг: На примере нашей школы - руководство образования города публично всегда во время моего увольнения заявляло о том, что школа замечательная, результаты хорошие, претензий к школе нет. Не вникают они в существо процесса. На мой взгляд, проблема не лежит в области образования. Это системные требования вертикали власти: все ниже лежащие слои должны беспрекословно подчиняться вышестоящим. В этом смысл вертикали. Если директор будет предъявлять законные требования, не будет соглашаться, будет рассказывать, как правильно делать, за ним будет стоять родительский и учительский коллектив, и там выборы надо проводить, в школе, - зачем нужен такой человек, мешающий жесткой вертикали власти?
Тамара Ляленкова: Сергей, а в вашей ситуации какие силы были задействованы? Эти же все ситуации отрицательно сказываются в первую очередь на детях. Дети видят, что директора могут в любой момент снять. Ваши ребята выступали в вашу защиту, как это происходило?
Сергей Погодин: Я полностью согласен с предыдущим коллегой, с его словами об отношениях власти и директора. В моей ситуации за меня вступился практически весь педагогический коллектив, который написал письмо губернатору, и все подписались, на мою сторону встали все дети, которые писали и мне в соцсетях, и плакаты, и письма носили главе района, и на моей стороне выступили, самое главное, родители, которых пришло несколько сотен, чтобы меня поддержать. Этого многого стоит. И конечно, власть показывает детям, как нужно жить в этом мире.
Тамара Ляленкова: Сейчас вы опять действующий директор, правильно я понимаю?
Сергей Погодин: Да, меня восстановили - именно благодаря такой мощной поддержке. Я думаю, что власть не ожидала такого. Родительский комитет подал даже заявление на проведение митинга более чем на тысячу человек, они собирались пикетировать здание администрации. Интересно, что областная министерская проверка прошла за две недели до моего увольнения. Она была такая хорошая, обширная, в течение трех дней, и очень интересен акт этой проверки, где написано: "Без замечаний". И после этого происходит увольнение.
Тамара Ляленкова: А вам не спокойнее было преподавателем? В чем ваша миссия, зачем вам эти хлопоты?
Сергей Погодин: К сожалению, когда меня увольняли с должности директора, мне не оставили возможности даже преподавать. Хотя я на наш район, например, единственный учитель информатики, который имеет соответствующее образование и успехи. Но власть посчитала, что она на меня очень сильно обиделась, что я недостоин даже преподавать.
Тамара Ляленкова: Вячеслав Лозинг теперь переехал в Москву. Я знаю еще много директоров, которые меня место работы, место жительства, приходилось уезжать. Вячеслав, вы как себя чувствуете? Вы теперь в Высшей школе экономики, да?
Вячеслав Лозинг: В октябре прошлого года меня уволили по 278-ой статье без предъявления обвинений. Я добился встречи с главой города, и он мне сказал: "Давай мы тебе за три месяца заплатим, а ты иди. Если не пойдешь, к тебе придут люди в погонах, они у тебя что-нибудь найдут, мы заведем на тебя уголовное дело, будет суд. Ты, конечно, в суде оправдаешься, но имидж ты потеряешь свой". Я был уволен. За меня заступились выпускники, родители, педагогический коллектив, и меня через сутки восстановили. Через неделю начались проверки по любому поводу, еще одна не ушла - по этому же вопросу приходит другая. Проверок было за год более 400 дней, то есть у меня не было дня, чтобы не было проверки. Проверки находили всегда что-то мелкое, ничего серьезного, иначе сразу было бы уголовное дело. Я понял одно, что я в течение учебного года и люди, отвечающие за образовательный процесс, мы ничем другим не занимаемся, кроме проверок. И я понимаю, что меня нет в школе, я нужные действия не совершаю. И я уволился, подал заявление. Я, конечно, очень огорчен, потому что этой школой я и мои коллеги занимались 24 года, в этом году исполнилось, мы ее с нуля сделали, довели до очень хорошего уровня, и у нас были большие перспективы, мы хотели еще много чего сделать. У меня забрали дело моей жизни! То, чем я занимаюсь сейчас, это очень интересная работа, но другая работа. Если бы не было тех событий, то, конечно, я бы продолжал работать в школе и был бы очень счастлив этим. И пользы бы, наверное, принес не меньше.
Тамара Ляленкова: Павел, а вы думаете о том, что можете вернуться? Или можете создать частную школу?
Павел Шмаков: Я уже лет 30 работаю в образовании, у меня мама и бабушка - учительницы, и весь мой жизненный опыт меня настраивает на то, что на любом месте можно жить и работать хорошо, по совести. Я знаю точно, что не напишу заявление "по собственному желанию", что я буду делать эту школу и останусь с этими детьми до тех пор, пока будет такая возможность. Если такой возможности нет, мне придется, наверное, уехать обратно к моей семье, в Финляндию. Мне кажется, что человек на любом месте может жить и работать по совести, это очень важно. Я не верю в частные школы вне пределов Москвы и Питера. В Москве и в Питере это еще в какой-то степени реально, там другой уровень дохода и учителей, и директоров, и родителей. Вообще в России, как правило, выживают школы, которые аффилированы с властью. Поэтому мне кажется, чтобы учитель оставался с детьми, пока у него есть на то хоть какая-то возможность. Если возможности не будет, я буду работать там, где у меня получится.
Тамара Ляленкова: Очевидно, что местная власть виновата в том, что происходит. И много говорится о том, что федеральная власть должна контролировать процесс образовательный, и нельзя спускать вниз какие-то важные полномочия. Спасет ли это ситуацию?
Павел Шмаков: Я не считаю, что виновата только муниципальная власть или виновата только федеральная власть. Мне нравятся слова: ты всегда в ответе за то, что происходит. Я считаю, что во многом виноват я сам, поэтому я стараюсь делать все, что в моих силах сейчас. Я знаю, что очень многое зависит от наших родителей сейчас и от наших детей, причем прежде всего от родителей, от учителей, от общества. То, что наши дети сейчас по своей инициативе написали такое простенькое письмо и разместили его на всех сайтах, где это возможно, под этой петицией уже 700 подписей, - это очень сильная воспитательная вещь. Я не имею права приглашать детей, инициировать их на какие-то митинги, письма, но я считаю, что каждый в ответ на свои личные действия. Я буду учить детей, искать преподавателей, обращаться к своим друзьям в разных странах. Я знаю, что в 1997 году эта вещь получилась - меня, сняв с работы, через месяц восстановили благодаря различным письмам. В 2000-м не получилось. А через 11 лет снова получилось. Вот сейчас я сижу здесь, а родители нашей школы за свои собственные деньги сами ремонтируют школу, делают все возможное, чтобы Санэпиднадзор и пожарная инспекция приняла школу через месяц! Они сами ищут средства, куда-то пишут, ходят по большим руководителям, и сами ремонтируют. И это очень важно, когда мы все вместе хотим чего-то хорошего и светлого, это сильный воспитательный процесс.
Тамара Ляленкова: Как вам кажется, что получают в этой ситуации ребята? Сейчас они выступили, попытались отстоять свою точку зрения, этого не произошло. Через некоторое время школа глобально изменится, а ответственность тяготит вас или нет?
Вячеслав Лозинг: В последнее время одна треть от общего количества детей ездила в нашу школу из других районов, а в самом начале - почти все, когда поселок еще не был заселен. Одна выпускница нашей школы сказала перед отъездом за границу: "Я не хочу сделать в России свое дело, чтобы пришел дяденька-чиновник и его у меня отобрал, как это произошло с вами". На мой взгляд, это очень показательный урок, который они получают, наши дети. Что касается виновности, я убежден, что местная власть была другой еще несколько лет назад, они много чего делали и понимали. Сейчас выстроена жесткая вертикаль власти: президент - губернатор - глава города, и все остальные обслуживают их интересы. И никак по-другому. И если муниципальная власть себе такое позволяет, значит, она получила либо прямое указание, либо разрешение от вышестоящей структуры. Моя точка зрения в этом.
Тамара Ляленкова: Ирина, те ребята, которые учились в вашей школе, как они эту ситуацию прожили?
Ирина Савалева: Они говорят мне, что школа осиротела. Они приходят ко мне каждый день, приносят шоколадки, пироги, дарят свои книги со стихами. И родители то же самое. Очень жаль, что в педагогике сейчас властью выбран авторитарный стиль, и она считает, что знает, что нам лучше. Но думать о детях мы не перестаем, чтобы сделать на Солодках образовательную площадку. И дай бог, получится.
Тамара Ляленкова: Сергей, вы останетесь на своем посту, несмотря ни на что?
Сергей Погодин: Когда меня уволили, у меня было несколько приглашений на работу, но, чувствуя такую поддержку родителей, детей, я просто не могу никуда уехать, я должен быть с ними. Я должен учить их и дальше делать наше общее дело! И дети уже получили уроки гражданственности, и не только дети, но и родители. Ситуация, связанная со мной, показала, что можно с властью бороться, можно отстаивать свои права. Это была борьба даже не столько за директора, сколько за то, что мы имеем право.
Мои гости сегодня - бывшие директора школа Вячеслав Лозинг и Сергей Погодин, они ушли из школ в этом учебном году; Ирина Совалева, соловецкая школа, была уволена два года назад и теперь не работает в школе. И сейчас очень показательная ситуация в Казани - Павел Шмаков, директор школы, находится в состоянии неопределенности, потому что буквально на сегодняшний момент районный суд Казани принял решение прекратить образовательную деятельность специализированной школы-интерната "Солнце", которая рассчитана на одаренных детей, учредителем которой является горисполком Казани.
Формальным поводом для закрытия школы стало отсутствие лицензии. Школьники написали письмо в Министерство образования, и многие педагоги подписали это письмо. И я попрошу Павла рассказать, как ситуация развивается сейчас. Павел сейчас в Финляндии, и его уговорили стать директором школы в Казани, как раз когда он был в Финляндии. Павел, что случилось?
Павел Шмаков: Получается, что мою школу закрывают уже не первый раз. В предыдущий раз это было в 1997 году, потом в 2000-м. Я уехал сначала в Москву, потом в Финляндию, в Финляндии я разработал метод преподавания математики, выучил финский язык, закончил педучилище, университет, поступил в докторантуру. И даже в одной очень престижной школе Хельсинки меня выбрали "Учителем года" в 2009 году. Ко мне приехал новый мэр Казани и пригласил меня в Россию. Через год он меня уговорили, я приехал и стал директором лицея Лобачевского, то есть школы, которую сделали из моей школы - академического колледжа и экспериментальной школы-лицея, который теперь закрыли с 1 августа. Причем, что интересно, по итогам прошлого учебного года наш лицей Лобачевского вошел в топ-25 лучших школ России, стал лучшей школой Татарстана. Его ликвидировали и сделали две школы. До меня там был директором человек, который сделал эту школу престижной, в которой из 600 учеников 240 - дети руководителей казанских различных предприятий и высокопоставленных чиновников. Дети все хорошие, но в школу в основном принимали не по знаниям, а по положению родителей. Мне удалось уговорить, чтобы нам дали маленькое, не отремонтированное здание, я 1 августа стал директором этой школы, мы набрали преподавателей, интеллектуально увлеченных детей. Но с 1 августа нам перестали платить зарплату, буквально неделю назад заплатили деньги учителям, а денег на коммунальные услуги, на газ, свет и воду нам не выплачивали. Ремонт не сделали, и через некоторое время к нам пришли пожарные, Cанэпидстанция, Роспотребнадзор. То есть при открытии школы учредитель не выполнил своих обязательств - муниципалитет города Казани. То есть я освободил место в лицее Лобачевского, обновленном лицее, который ликвидировали и открыли заново, тому же человеку, кто был за два года до меня, чтобы школа была по-прежнему такой же, для тех же детей. То есть не для интеллектуально увлеченных детей, а для детей высокопоставленных родителей.
Тамара Ляленкова: Вячеслав, у вас же тоже была гимназия, которая работала по продвинутым технологиям, и у вас тоже был вопрос одаренных детей и продвинутых учебных заседаний? Или в вашем случае была другая история?
Вячеслав Лозинг: Мы школу свою создали в 1989 году, это была обычная, огромная, на 2,5 тысячи детей, школа. Потом в этой школе выделилась часть и перешла работать в здание детского сада, которое переоборудовали. А потом из этого здания мы переехали в один из самых престижных районов город Кемерово, и там специально была построена огромная школа стоимостью 500 миллионов. То есть это очень дорогая и хорошо оборудованная школа.
Тамара Ляленкова: То есть вы доказали, что ваша школа успешна, она может двигаться, и хорошо бы ей помочь.
Вячеслав Лозинг: Наша гимназия все эти годы считалась престижной и хорошей школой - по условиям и качеству обучения. Когда мы переезжали, строился новый микрорайон, новая школа, и в любом случае туда был нужен новый коллектив. А в связи с тем, что здание, которое мы занимали, это детский сад, нам было предложено переехать, что мы и сделали. И мы там работали четыре года. Мы с частью коллектива и частью своих детей переехали и набрали еще местных детей. У нас проблемы начали возникать в связи с тем, что незначительная часть родителей, проживающих на этой территории, хотела, чтобы это была не гимназия, не образование повышенного уровня, а что-то попроще, меньше требований, меньше взаимодействия с родителями. Потому что наша школа была серьезно ориентирована не только на обучение, но и на воспитание детей, и мы включали в нашу работу родителей очень плотно. С этого начались конфликты. Но основные конфликты начались с местной властью - с руководством поселка Лесная Поляна. Руководству хотелось, чтобы дети выходили на субботники, как в Кузбассе принято, и прибирали территорию микрорайона. Во-вторых, школе было вменено в обязанность развлечение на разные праздники местного населения. И третье, на выборах в нашей школе в комиссии не было ни одного педагога, а хотелось, чтобы там работали педагоги. То есть большой комплекс проблем. Но мне кажется, что это все поводы, причина не в этом. В конце 90-х, когда СССР развалился, чиновники от образования не знали, что делать со школой, и они ее отпустили. Часть директоров начала делать новое образование в той логике, которая в то время была, и большая часть свои школы сделали. А многие свои школы не сделали, не сумели. Либо оставили на прежнем уровне, либо еще хуже, чем советский уровень. А начиная с 2000-х годов чиновники начали понимать, что делать, то есть были образцы, были документы, были концепции. И они посчитали, что это теперь их дело. А те, которые стояли у истоков, стали не нужны, они самостоятельные, грамотные и себя в обиду не дают. На мой взгляд, это одна из главных причин, почему стали директоров таких убирать.
Тамара Ляленкова: Сергей, вы работали учителем информатики в школе и стал директором, и за три года он сумел школу немного приподнять. И у вас сложилась ситуация политического характера - вам предлагали выставлять вашу кандидатуру, и вы это сделали, но сделали от себя лично. Почему, что произошло?
Сергей Погодин: Да, и я хотел бы уточнить, что новый учебный год я начал, а приказ об увольнении получил после Дня учителя. Две недели я был безработным, после чего меня восстановили. Действительно, я согласен с коллегами, что есть много различных причин. В моей ситуации это было неудобство для местной власти, потому что я пытался отстаивать интересы детей в плане комфортности их нахождения в школе. Сразу хочу отметить, что у нас обычная школа обычного небольшого городка, в которую ходят самые разные дети, как одаренные, так и простые, которым очень тяжело. Мало того, у нас обучаются дети цыганском национальности, для которых русский язык уже как иностранный, тем не менее, мы с ними тоже занимаемся. И вторая причина - моя политическая активность, когда я решил выдвинуть свою кандидатуру в депутаты местного Собрания депутатов, причем выдвинуть ее не от какой-то политической партии, а как самовыдвиженец. Это не понравилось никому, и результат не заставил себя долго ждать.
Тамара Ляленкова: Я так понимаю, что вы вступили еще в конфликт с местной властью - как нормальный управленец потребовали выполнения тех обязательств, которые учредитель на себя берет. Все-таки это важно, чтобы школа была приведена в порядок, был хороший двор, и эти функции закреплены за местными органами.
Сергей Погодин: Совершенно верно. Это началось полтора года назад. Первые полтора года я входил в должность директора, пытался разобраться, что происходит, какие есть у нас договоры, почему именно такие суммы в договорах прописаны и так далее. Потом я стал интересоваться, почему у нас течет крыша, и ее никто не ремонтирует, почему в школу нельзя зайти из-за огромных луж, почему нет ограждения вокруг школы… Мы подготовили проектную документацию, утвердили ее, где положено, и пытались ее внести в бюджет района, но этого не получалось сделать три года. И я начал уже прямо говорить: уважаемые господа чиновники, нельзя так относиться к детям! Мы говорим, что дети - это наше будущее, и при этом наши дети сидят зимой при температуре в 12-13 градусов, в пальто, а весной и осенью с потолка на них капает вода. И последней каплей в моей истории, наверное, было то, что когда я использовал свое бесплатное предвыборное время и прямо заявил главе района, что он обещал заасфальтировать территорию, оставалась неделя до 1 сентября, и обещание не было выполнено. Тем не менее, через два дня территория была заасфальтирована, поэтому я ни о чем не жалею, дети ходят в школе по нормальной дороге.
Тамара Ляленкова: То есть государство, с одной стороны, не выполняет свои обязательства, а с другой стороны, директор зависит напрямую от власти, и власть эта может его в любой момент уволить без объяснения причин. В этом есть некое противоречие, потому что большинство людей в этом случае будут подчиняться и молчать, а не требовать того, что по закону, в общем-то, положено, что учредитель должен исполнять.
Сергей Погодин: Да, именно так оно и есть. И пункт 2-ой 278-ой статьи дает им это право. А то, что все директора зависимы от местной власти, это факт.
Тамара Ляленкова: То есть директор получается между всех огней. Потому что родители требуют, чтобы ребятам было комфортно и хорошо учиться, образование было качественным, а директор может требовать выполнения обязательств, связанных с материально-технической базой, от учредителя только, а тот, в свою очередь, может этого не предоставлять.
Вячеслав Лозинг: Директор - организатор и руководитель большого коллектива, а с другой стороны, тех образовательных процессов, которые в школе осуществляются. Он отвечает за то, чтобы крыша не текла, чтобы учителя всем были, чтобы детей не обижали… Он отвечает за все! А что он может? Если он может продвигать педагогов, то залатать крышу фактически он не может. Он это может делать либо за средства родителей, либо за бюджетные средства. Средства родителей на латание крыши - огромные средства, и собрать их невозможно, и это сразу называется поборами. Учредитель обязан оплачивать расходы образовательного учреждения, и там два бюджета, один - на учебные расходы, а другой - на содержание образовательного учреждения. И все, о чем мы сегодня говорим, это местный бюджет, не региональный бюджет. Местный бюджет выделяется по остаточному принципу. Например, нам давали, притом что мы были авторитетной школой, 60 процентов от потребностей. И когда я предъявлял эти цифры, всегда с ними соглашались, но никогда не давали больше. И где брать 40 процентов директору? Их нигде нельзя взять. А когда ты начинаешь что-то требовать, это же никому не нравится.
Тамара Ляленкова: Павел, попав в сложную ситуацию безденежья, стал искать попечителей. Это нормальная ситуация, когда государственная школа вынуждена общаться за сторонней помощью, в том числе и финансовой?
Павел Шмаков: Я думаю, это ужасно, что государство не выполняет своих обязательств. Но, с другой стороны, мы живем в нашей стране, и мы знаем, где мы живем. В моем городе только что, летом, прошла Универсиада. Все деньги, которые у нас были, которые возможно было занять в долг, их заняли и истратили. Поэтому, когда я разговаривал с чиновниками от образования, мне говорили: вы же понимаете, деньги кончились, поэтому ждите, когда заплатят за свет, за вывоз мусора, когда выплатят зарплату. Однако на некоторые вещи деньги находятся - на конференции, на презентации… Все зависит от приоритетов. И мы стали создавать попечительский совет и добились некоторых успехов. Оказалось, что большое количество людей согласны поддержать школу, это и научные работники, и бизнесмены, и если каждый понемногу поможет, то школе становится легче жить. Это путь, который возможен и правилен. Другое дело, что нельзя двигаться только по первому пути или только по второму, нельзя становиться в зависимость только от государства. Лицей Лобачевского, в котором я был директором еще год назад, позиционировался как школа для одаренных детей, а на самом деле, это школа была для части детей одаренных и части детей одаренных родителей. Школа, которую мы сделали сейчас, это была школа для детей, которые очень сильно хотят учиться, там почти не было крупных руководителей среди родителей. Там были фантастически высоко мотивированные школьники! И поэтому мы пошли по этому пути.
Одновременно мы пытались просить что-то у муниципалитета, и он давал деньги после 18-го напоминания, после одного не давал, после трех не давал. А после обращения в московскую прессу давал, потому что у нас в Татарстане всегда очень внимательно смотрят на реакцию в Москве, в Питере, вне пределов Казани и Татарстана. Мы себя позиционируем как успешная школа. У нас есть нефть, мы проводим 1000-летие Казани, Чемпионат мира по футболу… То есть республика не бедная, и деньги получить можно, просто на это уходит громадное количество времени. Поэтому я считаю, что нужно идти одновременно по двум путям - и по пути поддержки общества, объяснения различным людям, различным структурам, что школа - это очень важно… Ведь мы же не совсем лишены поддержки общества, и когда-то меня приглашал мэр, и когда удается достучаться до первых лиц - что-то получается, а когда не удается - не получается ничего.
Тамара Ляленкова: К нам присоединяется Ирина Савалева. У вас же на Соловках тоже была история, связанная с деньгами, и в то же время политическая ситуация. Какое ощущение вы из нее вынесли?
Ирина Савалева: Действительно, ситуация сложилась сначала непонятная, но связанная с деньгами. Я оказалось неудобной и неугодной. Стало известно, что большая сумма, до 44 миллиардов рублей, должна прийти на Соловки, в том числе на образование, и нужны люди, которые не будут задавать лишних вопросов. И внезапное увольнение директора школы уже считается благом: не посадили - уже хорошо. Наша власть требуется сейчас от директоров, от руководителей послушности и исполнительности. Все, что вызывает у них раздражение, они стараются убрать со своего пути. Меня уволили без объяснения причин, позже завели уголовное дело по статье "Злоупотребление должностными полномочиями". Но оказалось, что мое уголовное дело вызвало неожиданный резонанс, и люди, которые выступили в мою защиту, меня спасли, и спасли Соловки от распила, по крайней мере, приостановили. Нашу школу второй год лихорадит. При нас еще был взят курс на взаимовыгодное сотрудничество с другими образовательными учреждениями, он сейчас приостановлен. Наши ученики поступали в лучшие вузы Москвы, в МГИМО, в МГУ, но сейчас все программы приостановлены.
Тамара Ляленкова: Тоже странная история… Насколько уязвимым оказывается директор школы в такой ситуации? Школа могла что-то самостоятельно решать или не могла? И что поменялось, почему именно теперь директора стали так активно выдавливаться из хороших школ?
Вячеслав Лозинг: Я считаю, что власть чиновников сильно укрепилась, и они достаточно хорошо понимают, что можно делать в школе. С другой сторон, именно сейчас чиновничий разгул достиг небывалых размеров. И какой-то директор школы, который, с их точки зрения, мешает им активно жить и работать, это же такая мелкая сошка, мы его просто сковырнем. 38 проверок за год и 10 судебных процессов.
Тамара Ляленкова: Притом что вы известный педагог, уважаемый в профессиональном сообществе.
Вячеслав Лозинг: И в городе тоже. Я достаточно долго был депутатом городского совета, областного совета, достаточно много на этом поприще сделал, меня многие люди знают. Пришло время послушных, не рассуждающих функционеров на роли директора, именно потому, что власть чиновников дошла до беспредельных величин. Им не нужны люди не размышляющие, не думающие, не способные сделать дело.
Тамара Ляленкова: Павел Шмаков некоторое время назад даже голодовку объявил. Павел, вы были устроены вполне благополучно в Финляндии, но все равно вернулись в Россию и стали здесь работать в школе. Откуда это упорство?
Павел Шмаков: Голодовка была давно, в 2000 году, когда наша школа была создана, жила 9 лет, а потом ее несправедливо закрыли. Меня выгнали с работы, потом восстановили, потом снова ликвидировали школу, и тогда я объявлял голодовку, а затем уехал в Москву, а затем в Финляндию. И там все стало получаться. И потом меня стали приглашать обратно, потому что из России идет большой отток ярких, интеллектуально ориентированных личностей, то есть профессора, доктора наук, бизнесмены уезжают из России, потому что за рубежом реализоваться легче. Когда я жил здесь, где живет моя семья, я в Россию вернулся два года назад со старшей дочкой, а жена и две маленькие остались здесь. Здесь у меня квартира на море, некоторое признание, телепередачи, газеты, некоррумпированное общество, докторская диссертация, которой остался год. Но мне очень хотелось приехать обратно, потому что понятие родины у всех одно. Мои три дочери родились в Финляндии, и их родина - здесь, а моя родина - там. И я подумал, что я вернусь - и все люди в Казани увидят, что справедливость существует. Мы сделали школу, эта школа работает. Но все снова пошло по тому же кругу. Когда я не стал брать детей по звонку... Знаете, прокурор одного из районов города Казани звонит и говорит: "У моего соседа по даче хорошая внучка, возьми ее, пожалуйста". Даже не своего ребенка устраивал. И мне даже ребенка не приводят, а просто вот такое "телефонное право". И когда мы набрали в школу ребят, которые очень сильно хотят учиться, имеют яркие успехи в самых разных областях, но которые не имеют высокопоставленных родителей, началась месть тех самых чиновников, детей которых я не взял год назад, два года назад. Вот такая у меня история.
Тамара Ляленкова: Да, российская школа теряет лучших директоров и педагогов. Что не устраивает власть, кроме требований, которые пытаются предъявить директора школ как необходимые для исполнения? Может быть, не устраивает атмосфера школы, педагогические методики?
Вячеслав Лозинг: На примере нашей школы - руководство образования города публично всегда во время моего увольнения заявляло о том, что школа замечательная, результаты хорошие, претензий к школе нет. Не вникают они в существо процесса. На мой взгляд, проблема не лежит в области образования. Это системные требования вертикали власти: все ниже лежащие слои должны беспрекословно подчиняться вышестоящим. В этом смысл вертикали. Если директор будет предъявлять законные требования, не будет соглашаться, будет рассказывать, как правильно делать, за ним будет стоять родительский и учительский коллектив, и там выборы надо проводить, в школе, - зачем нужен такой человек, мешающий жесткой вертикали власти?
Тамара Ляленкова: Сергей, а в вашей ситуации какие силы были задействованы? Эти же все ситуации отрицательно сказываются в первую очередь на детях. Дети видят, что директора могут в любой момент снять. Ваши ребята выступали в вашу защиту, как это происходило?
Сергей Погодин: Я полностью согласен с предыдущим коллегой, с его словами об отношениях власти и директора. В моей ситуации за меня вступился практически весь педагогический коллектив, который написал письмо губернатору, и все подписались, на мою сторону встали все дети, которые писали и мне в соцсетях, и плакаты, и письма носили главе района, и на моей стороне выступили, самое главное, родители, которых пришло несколько сотен, чтобы меня поддержать. Этого многого стоит. И конечно, власть показывает детям, как нужно жить в этом мире.
Тамара Ляленкова: Сейчас вы опять действующий директор, правильно я понимаю?
Сергей Погодин: Да, меня восстановили - именно благодаря такой мощной поддержке. Я думаю, что власть не ожидала такого. Родительский комитет подал даже заявление на проведение митинга более чем на тысячу человек, они собирались пикетировать здание администрации. Интересно, что областная министерская проверка прошла за две недели до моего увольнения. Она была такая хорошая, обширная, в течение трех дней, и очень интересен акт этой проверки, где написано: "Без замечаний". И после этого происходит увольнение.
Тамара Ляленкова: А вам не спокойнее было преподавателем? В чем ваша миссия, зачем вам эти хлопоты?
Сергей Погодин: К сожалению, когда меня увольняли с должности директора, мне не оставили возможности даже преподавать. Хотя я на наш район, например, единственный учитель информатики, который имеет соответствующее образование и успехи. Но власть посчитала, что она на меня очень сильно обиделась, что я недостоин даже преподавать.
Тамара Ляленкова: Вячеслав Лозинг теперь переехал в Москву. Я знаю еще много директоров, которые меня место работы, место жительства, приходилось уезжать. Вячеслав, вы как себя чувствуете? Вы теперь в Высшей школе экономики, да?
Вячеслав Лозинг: В октябре прошлого года меня уволили по 278-ой статье без предъявления обвинений. Я добился встречи с главой города, и он мне сказал: "Давай мы тебе за три месяца заплатим, а ты иди. Если не пойдешь, к тебе придут люди в погонах, они у тебя что-нибудь найдут, мы заведем на тебя уголовное дело, будет суд. Ты, конечно, в суде оправдаешься, но имидж ты потеряешь свой". Я был уволен. За меня заступились выпускники, родители, педагогический коллектив, и меня через сутки восстановили. Через неделю начались проверки по любому поводу, еще одна не ушла - по этому же вопросу приходит другая. Проверок было за год более 400 дней, то есть у меня не было дня, чтобы не было проверки. Проверки находили всегда что-то мелкое, ничего серьезного, иначе сразу было бы уголовное дело. Я понял одно, что я в течение учебного года и люди, отвечающие за образовательный процесс, мы ничем другим не занимаемся, кроме проверок. И я понимаю, что меня нет в школе, я нужные действия не совершаю. И я уволился, подал заявление. Я, конечно, очень огорчен, потому что этой школой я и мои коллеги занимались 24 года, в этом году исполнилось, мы ее с нуля сделали, довели до очень хорошего уровня, и у нас были большие перспективы, мы хотели еще много чего сделать. У меня забрали дело моей жизни! То, чем я занимаюсь сейчас, это очень интересная работа, но другая работа. Если бы не было тех событий, то, конечно, я бы продолжал работать в школе и был бы очень счастлив этим. И пользы бы, наверное, принес не меньше.
Тамара Ляленкова: Павел, а вы думаете о том, что можете вернуться? Или можете создать частную школу?
Павел Шмаков: Я уже лет 30 работаю в образовании, у меня мама и бабушка - учительницы, и весь мой жизненный опыт меня настраивает на то, что на любом месте можно жить и работать хорошо, по совести. Я знаю точно, что не напишу заявление "по собственному желанию", что я буду делать эту школу и останусь с этими детьми до тех пор, пока будет такая возможность. Если такой возможности нет, мне придется, наверное, уехать обратно к моей семье, в Финляндию. Мне кажется, что человек на любом месте может жить и работать по совести, это очень важно. Я не верю в частные школы вне пределов Москвы и Питера. В Москве и в Питере это еще в какой-то степени реально, там другой уровень дохода и учителей, и директоров, и родителей. Вообще в России, как правило, выживают школы, которые аффилированы с властью. Поэтому мне кажется, чтобы учитель оставался с детьми, пока у него есть на то хоть какая-то возможность. Если возможности не будет, я буду работать там, где у меня получится.
Тамара Ляленкова: Очевидно, что местная власть виновата в том, что происходит. И много говорится о том, что федеральная власть должна контролировать процесс образовательный, и нельзя спускать вниз какие-то важные полномочия. Спасет ли это ситуацию?
Павел Шмаков: Я не считаю, что виновата только муниципальная власть или виновата только федеральная власть. Мне нравятся слова: ты всегда в ответе за то, что происходит. Я считаю, что во многом виноват я сам, поэтому я стараюсь делать все, что в моих силах сейчас. Я знаю, что очень многое зависит от наших родителей сейчас и от наших детей, причем прежде всего от родителей, от учителей, от общества. То, что наши дети сейчас по своей инициативе написали такое простенькое письмо и разместили его на всех сайтах, где это возможно, под этой петицией уже 700 подписей, - это очень сильная воспитательная вещь. Я не имею права приглашать детей, инициировать их на какие-то митинги, письма, но я считаю, что каждый в ответ на свои личные действия. Я буду учить детей, искать преподавателей, обращаться к своим друзьям в разных странах. Я знаю, что в 1997 году эта вещь получилась - меня, сняв с работы, через месяц восстановили благодаря различным письмам. В 2000-м не получилось. А через 11 лет снова получилось. Вот сейчас я сижу здесь, а родители нашей школы за свои собственные деньги сами ремонтируют школу, делают все возможное, чтобы Санэпиднадзор и пожарная инспекция приняла школу через месяц! Они сами ищут средства, куда-то пишут, ходят по большим руководителям, и сами ремонтируют. И это очень важно, когда мы все вместе хотим чего-то хорошего и светлого, это сильный воспитательный процесс.
Тамара Ляленкова: Как вам кажется, что получают в этой ситуации ребята? Сейчас они выступили, попытались отстоять свою точку зрения, этого не произошло. Через некоторое время школа глобально изменится, а ответственность тяготит вас или нет?
Вячеслав Лозинг: В последнее время одна треть от общего количества детей ездила в нашу школу из других районов, а в самом начале - почти все, когда поселок еще не был заселен. Одна выпускница нашей школы сказала перед отъездом за границу: "Я не хочу сделать в России свое дело, чтобы пришел дяденька-чиновник и его у меня отобрал, как это произошло с вами". На мой взгляд, это очень показательный урок, который они получают, наши дети. Что касается виновности, я убежден, что местная власть была другой еще несколько лет назад, они много чего делали и понимали. Сейчас выстроена жесткая вертикаль власти: президент - губернатор - глава города, и все остальные обслуживают их интересы. И никак по-другому. И если муниципальная власть себе такое позволяет, значит, она получила либо прямое указание, либо разрешение от вышестоящей структуры. Моя точка зрения в этом.
Тамара Ляленкова: Ирина, те ребята, которые учились в вашей школе, как они эту ситуацию прожили?
Ирина Савалева: Они говорят мне, что школа осиротела. Они приходят ко мне каждый день, приносят шоколадки, пироги, дарят свои книги со стихами. И родители то же самое. Очень жаль, что в педагогике сейчас властью выбран авторитарный стиль, и она считает, что знает, что нам лучше. Но думать о детях мы не перестаем, чтобы сделать на Солодках образовательную площадку. И дай бог, получится.
Тамара Ляленкова: Сергей, вы останетесь на своем посту, несмотря ни на что?
Сергей Погодин: Когда меня уволили, у меня было несколько приглашений на работу, но, чувствуя такую поддержку родителей, детей, я просто не могу никуда уехать, я должен быть с ними. Я должен учить их и дальше делать наше общее дело! И дети уже получили уроки гражданственности, и не только дети, но и родители. Ситуация, связанная со мной, показала, что можно с властью бороться, можно отстаивать свои права. Это была борьба даже не столько за директора, сколько за то, что мы имеем право.
