В Головинском суде Москвы в четверг, 21 ноября, начались слушания по существу уголовного дела Алексея Кабанова, бывшего ресторатора, обвиняемого в убийстве жены, радиоведущей Ирины Кабановой. В ходе судебных слушаний Алексей Кабанов свою вину не признал, назвав обвинительное заключение "фантазией и фарсом следователей, рассчитанными на журналистов".

Это дело приобрело общественный резонанс из-за социального статуса супругов (Алексей в прошлом был известным ресторатором, одним из основателей клуба "ОГИ", а Ирина – журналистом одной из московских радиостанций) и одновременно из-за извращенности событий: Кабанов долго поддерживал в пользователях социальных сетей иллюзию пропажи жены, в то время как пытался избавиться от ее расчлененного тела. Психиатрическая экспертиза подтвердила вменяемость обвиняемого, он и его адвокаты настаивают на том, что преступление было совершено в состоянии аффекта.

Дело вызвало несколько общественных и медийных эффектов. В частности, то, что Кабанов был участником "белоленточного протеста", стали вменять в вину чуть ли не всему этому движению. Эти обвинения комментирует журналист Светлана Рейтер, которая взяла интервью у подсудимого Алексея Кабанова для издания lenta.ru:

– Вменяемые люди как ходили на митинги, так и продолжают ходить. Другое дело, что в таких изданиях, как Life News, "Комсомольская правда" и даже в агентстве "Ридус", после того, что совершил Алексей Кабанов, пошла волна публикаций, что якобы все "белоленточники" по ночам душат, а затем кроваво режут своих жен, поэтому доверия к ним никакого нет. Ничего нельзя сделать с тем, что не очень чистоплотные люди стали использовать эту ситуацию в свою пользу. Но когда мы говорим про убийство Алексеем Кабановым своей жены, мы имеем дело с абсолютно бытовым случаем, который не должен быть экстраполирован на какую-то часть человечества, большую или малую. Он сам в интервью сказал: "Почему вы думали, что на митинги ходят только хорошие люди?" К сожалению, это точный комментарий. Нельзя сказать, что на митинги ходят только хорошие люди. На митинги ходят разные люди, объединенные одной идеей. Что касается их моральных качеств, они могут быть совершенно разными. Это такой скол населения: там есть и хорошие, и плохие люди. Гораздо больше хороших, я надеюсь. Но то, что Алексей Кабанов мог не любить Владимира Путина и одновременно с этим не любить свою жену, – это, сами понимаете, не взаимоисключающие понятия, к сожалению.

– У меня сложилось впечатление по интервью Алексея вам, что он сейчас каким-то образом старается бороться за права заключенных?

– Алексей производит впечатление неглупого человека, человека, который говорит то, что ему полезно. Я не могу быть полностью в этом убежденной, я не знаю, стал ли он правозащитником или это такая маска: "пожалейте меня, я еще и правами заключенных занимаюсь", – говорит Светлана Рейтер.

"Заговор молчания друзей" вокруг трагедии семьи Кабановых должен быть разрушен, считает художественный критик, активистка феминистского движения Надежда Плунгян:

– В ситуации домашнего насилия, которое вообще мало обсуждается, политика замалчивания неэффективна. Важно обсуждать, что преступления, связанные с домашним насилием, происходят и в среднем, и в верхнем классе также, и говорить об этом прямо, чтобы не демонизировать ни жертву, ни насильника, считая, что перед нами какая-то необъяснимая ситуация, которая происходит только с определенной группой людей.

– Вы высказывали важную мысль, что за этой трагедией стоит, в том числе, определенный социальный тип человека, который хотел бы быть успешным, и даже тип семьи, которая хотела бы быть успешной. Но эта семья в реальности трудно социализировалась в Москве как мегаполисе, жестком городе неравенства, и это тоже служило причиной напряжения…

– Понятно, что людям, которым приходится выживать с большим количеством детей и почти без денег, всегда тяжелее, и всегда степень видимого насилия в таких семьях выше, чем в более благополучных. Говоря об этой конкретной семье, важно, что они продали квартиру, чтобы запустить свой бизнес, этот бизнес прогорел, и они оказались "на нуле", постоянно были в долгах, об этом говорили все их друзья. Я получала письма, в которых мне объясняли, что "зря вы пытаетесь увидеть здесь домашнее насилие как какую-то общую закономерность – дело только в том, что эти конкретные люди не отдавали долги, и все об этом знали". Ну то есть какая-то классовая ситуация для общей либеральной среды в определенном смысле затемняла типовую проблему, связанную с домашним насилием.

– Что, по-вашему, самое важное в трагической истории семьи Кабановых, что она говорит о типичности домашнего насилия в России?

– Говорит она, прежде всего, о том, что нельзя молчать, пропускать мимо ушей и считать личным делом, когда ты знаешь, что в семье твоих знакомых муж избивает жену или что жена зависит от мужа по всем деньгам, что он распоряжается ее имуществом, что она занимается домашней работой, и он, например, угрожает ей депортацией, если она с ним разведется. Об этом знали их друзья, они потом писали об этом публично. Это ситуация насилия, которая в нашем российском обществе пока как насилие не проблематизируется, если речь не идет о каких-то низких социальных слоях, если это не позиционируется как маргинальная ситуация. На самом деле эта ситуация не маргинальная, она относится ко всем социальным слоям. Наша страна наследует тип советской семьи, и мы все в нем прожили. Речь идет о том, что необходимо обсуждать очень широко, что такие ситуации могут случиться в каждой семье. Собственно, такой резонанс дела был связан именно с тем, что многие люди из медийной среды, из журналистской, интеллигенция просто лично их знали, и их потрясло, что это может произойти рядом. На самом деле, не обязательно дожидаться убийства, чтобы начать говорить о проблеме. С конкретной личности Алексея Кабанова нужно перенести разговор на проблему в целом. Сам Кабанов уже наказан; я думаю, что ему достаточно тяжело в настоящий момент, его детям и его родным. Речь идет не о нем лично, а о том, как у нас устроено общество, как такие преступления оказываются возможными.