Владимир Кара-Мурза: В пятницу из Санкт-Петербургского СИЗО вышел на свободу австралиец Колин Рассел – радист, последний из находившихся за решеткой членов международного экипажа судна "Arctic Sunrise".
Экологи на свободе: состоится ли суд? Об этом говорим с юристом Гринпис России Михаилом Крейндлиным, пресс-секретарем Андреем Аллахвердовым и фотографом Денисом Синяковым.
Михаил, выгодно ли Кремлю проводить открытый и гласный судебный процесс по делу экологов "Arctic Sunrise"? Или это явно провальная для него затея?
Михаил Крейндлин: Что выгодно Кремлю – сказать довольно сложно. Но то, что это явно будет иметь имиджевые потери для России, – совершенно однозначно. Если этот процесс состоится, он будет открытым, гласным. К нему будет приковано внимание российской и международной общественности. А поскольку члены экипажа "Arctic Sunrise" ничего уголовно наказуемого не совершали, то процесс либо будет абсолютно провальный, либо всем будет понятно как работает российское правосудие.
Владимир Кара-Мурза: Денис, какие ограничения наложены на вас после выхода под залог из заключения? Можете ли вы возвращаться к своим профессиональным обязанностям?
Денис Синяков: Насколько я понимаю, я могу перемещаться по территории России, формально мог бы уехать и за границу, но мой загранпаспорт исчез. Поэтому я могу работать только в России. Собственно, я и начал это делать.
Владимир Кара-Мурза: Какие у вас остались впечатления от пребывания в Мурманском и Санкт-Петербургском изоляторах?
Денис Синяков: Естественно, "Кресты" гораздо лучше, чем Мурманское СИЗО. И там, и там есть жизнь. И не самая страшная. Гораздо сложнее психологическое состояние.
Владимир Кара-Мурза: Вы по-прежнему считаете, что нельзя было профессиональных журналистов приравнивать к организаторам этого мероприятия на платформе "Приразломная", пусть даже и несправедливо обвиненным?
Денис Синяков: Конечно, я настаивал на этом и настаиваю.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, вы намерены отстаивать свое честное имя профессионала, который исполнял свой профессиональный долг, находясь на судне "Arctic Sunrise"?
Андрей Аллахвердов: Я намерен отстаивать свое честное имя не только как профессионала, но и как человека. Потому что я твердо убежден, что ничего криминального, никаких преступлений мы не совершали. Поэтому когда нас обвиняют в каких-то непонятных преступлениях, безусловно, нужно отстаивать свое имя.
Владимир Кара-Мурза: На вас наложены какие-то ограничения? Вы уже вернулись к своим профессиональным обязанностям?
Андрей Аллахвердов: Кроме обязательства являться к следователю на следственные действия и на какие-то судебные заседания, если они будут предприниматься, больше никаких ограничений не наложено. Но так же, как и Денис, я лишен загранпаспорта. Поэтому я даже не знаю, можно ли мне ездить за границу или нет. Физически я этого сделать не смогу.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, могут ли Денис и Андрей оформить новые загранпаспорта?
Михаил Крейндлин: Наверное, могут. С точки зрения российского законодательства нет никакого закона, который бы позволил миграционной службе не выдать им эти паспорта, если они заявят об утере старого. Освобождение под залог не предусматривает никаких ограничений, кроме как обязанности являться по вызову следствия или в суд.
Владимир Кара-Мурза: Денис, вы участвовали и в предыдущих акциях Гринпис. Чем вы объясняете столь жесткую реакцию на вашу операцию на платформе "Приразломная"?
Денис Синяков: В том году капитан корабля береговой охраны вообще никаких действий не предпринял, чтобы остановить акцию протеста, сказав, что он не видит состава преступления в действиях экологов. Поэтому нынешнее наше преследование, я полагаю, – это политическое решение. Безусловно, это некий сигнал, я не знаю, кому, но сигнал того, что Арктика наша, и не нужно сюда соваться. Только такое я могу найти объяснение.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, пытался ли Кремль запугать и подать пример другим вашим коллегам экологам, чтобы публичной поркой отбить у них охоту защищать природу в российских арктических широтах?
Андрей Аллахвердов: Я думаю, что речь идет не о защите природы, а о наших государственных амбициях в Арктике. Потому что мы видели, что после нашей акции там наращивается присутствие Северного флота, восстанавливаются какие-то военные базы, в частности, на острове Котельный, и т. д. Это даже не столько с экологией связано, сколько с тем, что мы хотим твердо показать всему миру, что этот участок Арктики наш, – и не надо туда соваться.
Владимир Кара-Мурза: Какие обвинения предъявлены вашим единомышленникам? Снято ли с них обвинение в пиратстве?
Михаил Крейндлин: Изначально предъявлялось обвинение в пиратстве, это 227-я статья УК часть 3. Потом было предъявлено обвинение в хулиганстве в составе организованной группы, 213-я статья часть 2. При этом долгое время они были уверены, что обвинение в пиратстве с них не снято. Сейчас вроде бы адвокаты установили, что есть документ, по которому дело о пиратстве прекращено, потому что это абсурдно. Сейчас мы можем говорить, что обвинение, которое сейчас еще актуально, – это обвинение в хулиганстве.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, как-то отличалось отношение пограничников к российским гражданам и к иностранцам?
Андрей Аллахвердов: Была достаточно серьезная неразбериха. Они не сильно разбирались, кто из России, а кто – нет. Единственное, Катю, нашего доктора, они просто просили переводить.
Владимир Кара-Мурза: Денис, удалось спасти те фотографии, которые вы сделали, до последнего момента снимая этот захват?
Денис Синяков: В этом и есть большая проблема. Потому что я уже 7 раз обращался к следствию, чтобы они предоставили хотя бы список изъятых у меня вещей и рассказали об их состоянии. Уже прошло 2 месяца, но мне никто так и не говорит, где мои вещи и что с ними происходит.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, насколько типичны эти нарушения прав задержанных?
Михаил Крейндлин: Я не часто сталкивался с такими ситуациями. Я не слышал, чтобы такое бывало.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, а ваши вещи в сохранности? Я знаю, что у вас пропал загранпаспорт.
Андрей Аллахвердов: Загранпаспорт не пропал, он был изъят. Он хранился у капитана. После обыска, который проводили в тот момент, когда мы сидели на камбузе, были изъяты какие-то вещи. Например, было изъято спиртное (бутылка), непонятно почему. Все было перевернуто вверх дном и ни акта, ничего не было составлено. Я получил официальную бумагу от Следственного комитета о том, что вещи, которые были в моем личном пользовании, в интересах следствия не изымались. Якобы в тот момент, когда осматривали корабль, каюты были опечатаны. Даже если это так, в чем я лично никакой уверенности не чувствую, то бог его знает, что происходило там до того, как их опечатали. Что касается аппаратуры, я не питаю никакой надежды, что когда-нибудь ее увижу.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, какова формулировка трибунала по морскому праву в Гамбурге по делу "Arctic Sunrise"?
Михаил Крейндлин: Морской трибунал почти полностью признал требования Нидерландов о применении так называемых предварительных мер. Они заключаются в том, что трибунал потребовал после предъявления Нидерландами банковской гарантии уплаты залога в случае необходимости в сумме 3,6 млн. евро, судно "Arctic Sunrise" вместе со всем экипажем должно быть освобождено и отпущено за пределы России.
Владимир Кара-Мурза: Вы испытываете какую-то надежду, может быть, иллюзию на то, что этот вердикт будет исполнен?
Михаил Крейндлин: Трибунал дал срок до 2 декабря на его исполнение. Время еще есть. Пока мы надеемся, что это будет сделано, потому что мы абсолютно уверены, что неисполнение этих решений для России фактически означает, что она отказывается выполнять требования конвенции по Международному морскому праву. Это достаточно серьезный шаг. Фактически Россия противопоставляет себя мировому сообществу, с одной стороны. А с другой стороны, это означает, что и российская сторона лишается возможности защищаться при помощи того же Морского трибунала.
Владимир Кара-Мурза: Денис, как ощущалась поддержка международного сообщества, ваших коллег в ваш адрес, когда вы находились в заключении?
Денис Синяков: Первое время был информационный вакуум. Потом через адвокатов и письма я стал узнавать, что поддержка существует. Сейчас я с большим интересом изучаю все, что было сделано в нашу поддержку.
У меня вызывает вопросы – почему вдруг российские журналисты разделились на две группы и стали обсуждать не правильность применения уголовных статей, а был ли я журналистом, был ли я активистом? Почему "Лента.ру", для которой я работал, только через 2 дня стала заявлять, что я их фотограф? Все свелось опять к какой-то склоке.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, а вы как ощущали поддержку профессионального сообщества и коллег по цеху?
Андрей Аллахвердов: Я ее ощущал очень серьезно. Надо сказать, что это действительно поддерживало. Узнал я об этом не сразу, потому что единственная информация, которую мы получали помимо адвоката. Адвокат говорил, что за нас было много народу, но это было общее утверждение. Мы смотрели стоявший в нашей камере телевизор. Там были в основном государственные каналы, которые ничего хорошего про нас не говорили, а уж про поддержку и подавно. Но как только стали приходить письма, естественно, сразу все стало понятно. Это очень поддерживало. Спасибо всем, кто эту поддержку нам выказал.
Владимир Кара-Мурза: Денис, нарушала ли платформа "Приразломная" какие-то элементарные нормы природоохраны, ведя добычу или разведку на морском шельфе, когда вы там были в прошом и в этом году?
Денис Синяков: У меня таких сведений нет. Как я понимаю, платформа "Приразломная" еще не начала добывать нефть и собирается сделать это только в декабре. Как я понимаю, что главная претензия экологов была к тому, что компания "Газпромнефть" не предоставляет плана на случай, что будет, если… Его нет, и он не обсужден с общественностью. А сейчас нарушает ли "Приразломная" что-то или нет, мне неизвестно.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, какие были подозрения у ваших товарищей, единомышленников и зарубежных экологов относительно платформы "Приразломная"? Подозревали ее в нарушении природоохранного законодательства?
Андрей Аллахвердов: В интервью, которое давали сотрудники платформы "Приразломная" в СМИ, звучала такая интересная мысль, что мы же работаем замкнутым циклом, мы ничего не выливаем в море. И как-то так старательно уходят от вопроса добычи нефти. Речь же идет, в первую очередь, о том, что нефть добывается. Пока она, слава богу, не добывается. Пока еще можно избежать катастрофических последствий. Но то, что делают нефтяные компании, не дает оснований сомневаться в том, что как только нефть начнет добываться, там произойдет катастрофа. Если сейчас нет нарушений, то они обязательно будут.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, какие должны быть гарантии со стороны нефтедобытчиков о том, что они соблюдают полностью законодательство, касающееся таких случаев?
Михаил Крейндлин: Проблема в том, что таких гарантий быть не может. Сейчас в мире (и это признают даже нефтяные компании) нет технологий, которые позволяют, например, эффективно ликвидировать аварийный разлив нефти в ледовых условиях. Платформа "Приразломная" – это первая платформа в таких широтах. Нигде в мире таких нет. С юридической точки зрения у нас в законодательстве предусмотрена презумпция потенциальной экологической опасности. Любая компания, которая собирается что-то делать, должна доказать, что ее деятельность экологически безопасна. Такого доказательства нет и быть не может.
Владимир Кара-Мурза: Денис, как вы намерены построить свою защиту на суде, если он состоится?
Денис Синяков: Точно так же, как я ее строил и до этого. Я утверждаю, что был, есть и буду фотографом. Несмотря на ближайшую амнистию, Олимпийские Игры, я должен отстаивать права журналистов, право работать там, где они хотят и делать то, что они считают нужным. Потому что случись такая ситуация в следующем году, когда не будет амнистии и не будет Олимпиады, бог его знает, что произойдет.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, ваш случай стоит в одном ряду с другими нарушениями профессиональных прав наших товарищей по цеху?
Андрей Аллахвердов: Безусловно! Я считаю, что журналисты в нашей стране работают в нечеловеческих условиях, если можно так сказать.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, при каких условиях могут зарубежные члены экипажа покинуть Россию и вернуться на свою родину?
Михаил Крейндлин: Тут ситуация непростая. Российские власти сами себя загнали в правовую коллизию. Законодательство не предусматривает такой ситуации. С одной стороны, Уголовно-процессуальный кодекс не предусматривает никаких ограничений на перемещение через границу людей, которые отпущены под залог. Но с другой стороны, так получилось, что они оказались на территории России без виз не по своей воле. Поэтому сейчас они зарегистрированы по месту своего временного пребывания в гостиницах. Они могут свободно находиться в Петербурге, но уехать за границу они не могут, потому что у них нет виз. Их просто не выпустят. Для того чтобы их выпустили, надо, чтобы миграционная служба поставила транзитные визы. Тогда они могут покинуть пределы России. Пока идут переговоры, как это будет правильно сделано.
Владимир Кара-Мурза: Денис, вы как-то связываете ваши надежды на справедливость с вердиктом трибунала по Морскому праву в Гамбурге?
Денис Синяков: Я бы хотел надеяться на то, что Россия будет выполнять условия Морского трибунала – особенно тогда, когда президент РФ, комментируя впервые ситуацию с Гринпис, говорил, что активисты якобы нарушили некие международные нормы мореходства, апеллируя к конвенции, которая была принята в Риме, и игнорируя решение Международного морского трибунала. Для меня это выглядит странно. Я надеюсь, что решение будет выполняться. Частично оно уже выполнено. Во всяком случае, активисты выпущены под залог.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, вы как-то следили за международной частью вашей эпопеи? Вы связывали свое освобождение с визитом короля Нидерландов?
Андрей Аллахвердов: Да, и с приездом французского премьер-министра. В глубине души я, конечно, надеялся, но я эту надежду всячески душил, потому что я прекрасно понимал, что если что-то будет решено, то хорошо. Если что-то будет не решено, то разочарование будет очень сильно.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, какую роль сыграло международное давление на Москву?
Михаил Крейндлин: Оно сыграло достаточно большую роль. Может быть, не столько давление (российские власти не любят, когда на них давят), но то, что они явно вынуждены были считаться с общественным международным мнением, в т. ч. мнением лидеров тех государств, с какими у нас достаточно серьезные экономические, политические отношения. Тут сыграл целый комплекс факторов. Российские власти просто не ожидали, что будет столь мощная поддержка и, главное, что она не спала.
Владимир Кара-Мурза: Денис, как проявили себя ваши товарищи, когда вы вместе делили тюремный хлеб? Стало ли это проверкой на мужество, профессиональной честности, профессионального отношения к делу?
Денис Синяков: Я нисколько не сомневался, что это сильные и честные люди. Это удивительные люди.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, какие будут дальнейшие процессуальные действия?
Михаил Крейндлин: Ведутся какие-то следственные действия, но как-то очень вяло. Экспертиза изъятого оборудования начинается только сейчас, хотя сколько уже времени прошло. Что делало три месяца следствие – совершенно непонятно. Такое впечатление, что никакого желания что-то расследовать у них не было. Дальше либо следствие принимает решение о прекращении дела и снятии всех обвинений, либо оно должно вести дело к суду. Мы надеемся, что разум возобладает, и дело будет прекращено тихо и без скандала.
Владимир Кара-Мурза: Денис, с вас брали какую-то подписку о неразглашении материалов дела, тайне следственных действий?
Денис Синяков: Нет, подписку никакую не брали, но со мной никаких действий не проводилось, кроме того, что меня просто знакомят с постановлением о назначении экспертиз.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, а с вами какие следственные действия ведутся?
Андрей Аллахвердов: Ровно такие же, как и с Денисом, – практически никаких.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, вас насторожило известие, что на судне нашли наркотические вещества, какие-то боеприпасы?
Михаил Крейндлин: Боеприпасы, по-моему, все-таки не нашли.
Владимир Кара-Мурза: Про какие-то ракетницы говорил следователь.
Михаил Крейндлин: Ракетницы, конечно, есть. Но покажите мне судно, на которой нет ракетницы?! Они там должны быть так же, как и некоторые наркотические вещества обязательно должны быть на судне в медицинских целях по требованию ВОЗ. Не знаю, что там нашли. В нашей стране любые такие заявления настораживают.
Владимир Кара-Мурза: Выгодно ли российской власти за 90 дней до Олимпиады затевать этот процесс с международным резонансом?
Михаил Крейндлин: Мне кажется, что невыгодно, но пути нашей власти неисповедимы.
Экологи на свободе: состоится ли суд? Об этом говорим с юристом Гринпис России Михаилом Крейндлиным, пресс-секретарем Андреем Аллахвердовым и фотографом Денисом Синяковым.
Михаил, выгодно ли Кремлю проводить открытый и гласный судебный процесс по делу экологов "Arctic Sunrise"? Или это явно провальная для него затея?
Михаил Крейндлин: Что выгодно Кремлю – сказать довольно сложно. Но то, что это явно будет иметь имиджевые потери для России, – совершенно однозначно. Если этот процесс состоится, он будет открытым, гласным. К нему будет приковано внимание российской и международной общественности. А поскольку члены экипажа "Arctic Sunrise" ничего уголовно наказуемого не совершали, то процесс либо будет абсолютно провальный, либо всем будет понятно как работает российское правосудие.
Владимир Кара-Мурза: Денис, какие ограничения наложены на вас после выхода под залог из заключения? Можете ли вы возвращаться к своим профессиональным обязанностям?
Денис Синяков: Насколько я понимаю, я могу перемещаться по территории России, формально мог бы уехать и за границу, но мой загранпаспорт исчез. Поэтому я могу работать только в России. Собственно, я и начал это делать.
Владимир Кара-Мурза: Какие у вас остались впечатления от пребывания в Мурманском и Санкт-Петербургском изоляторах?
Денис Синяков: Естественно, "Кресты" гораздо лучше, чем Мурманское СИЗО. И там, и там есть жизнь. И не самая страшная. Гораздо сложнее психологическое состояние.
Владимир Кара-Мурза: Вы по-прежнему считаете, что нельзя было профессиональных журналистов приравнивать к организаторам этого мероприятия на платформе "Приразломная", пусть даже и несправедливо обвиненным?
Денис Синяков: Конечно, я настаивал на этом и настаиваю.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, вы намерены отстаивать свое честное имя профессионала, который исполнял свой профессиональный долг, находясь на судне "Arctic Sunrise"?
Андрей Аллахвердов: Я намерен отстаивать свое честное имя не только как профессионала, но и как человека. Потому что я твердо убежден, что ничего криминального, никаких преступлений мы не совершали. Поэтому когда нас обвиняют в каких-то непонятных преступлениях, безусловно, нужно отстаивать свое имя.
Владимир Кара-Мурза: На вас наложены какие-то ограничения? Вы уже вернулись к своим профессиональным обязанностям?
Андрей Аллахвердов: Кроме обязательства являться к следователю на следственные действия и на какие-то судебные заседания, если они будут предприниматься, больше никаких ограничений не наложено. Но так же, как и Денис, я лишен загранпаспорта. Поэтому я даже не знаю, можно ли мне ездить за границу или нет. Физически я этого сделать не смогу.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, могут ли Денис и Андрей оформить новые загранпаспорта?
Михаил Крейндлин: Наверное, могут. С точки зрения российского законодательства нет никакого закона, который бы позволил миграционной службе не выдать им эти паспорта, если они заявят об утере старого. Освобождение под залог не предусматривает никаких ограничений, кроме как обязанности являться по вызову следствия или в суд.
Владимир Кара-Мурза: Денис, вы участвовали и в предыдущих акциях Гринпис. Чем вы объясняете столь жесткую реакцию на вашу операцию на платформе "Приразломная"?
Денис Синяков: В том году капитан корабля береговой охраны вообще никаких действий не предпринял, чтобы остановить акцию протеста, сказав, что он не видит состава преступления в действиях экологов. Поэтому нынешнее наше преследование, я полагаю, – это политическое решение. Безусловно, это некий сигнал, я не знаю, кому, но сигнал того, что Арктика наша, и не нужно сюда соваться. Только такое я могу найти объяснение.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, пытался ли Кремль запугать и подать пример другим вашим коллегам экологам, чтобы публичной поркой отбить у них охоту защищать природу в российских арктических широтах?
Андрей Аллахвердов: Я думаю, что речь идет не о защите природы, а о наших государственных амбициях в Арктике. Потому что мы видели, что после нашей акции там наращивается присутствие Северного флота, восстанавливаются какие-то военные базы, в частности, на острове Котельный, и т. д. Это даже не столько с экологией связано, сколько с тем, что мы хотим твердо показать всему миру, что этот участок Арктики наш, – и не надо туда соваться.
Владимир Кара-Мурза: Какие обвинения предъявлены вашим единомышленникам? Снято ли с них обвинение в пиратстве?
Михаил Крейндлин: Изначально предъявлялось обвинение в пиратстве, это 227-я статья УК часть 3. Потом было предъявлено обвинение в хулиганстве в составе организованной группы, 213-я статья часть 2. При этом долгое время они были уверены, что обвинение в пиратстве с них не снято. Сейчас вроде бы адвокаты установили, что есть документ, по которому дело о пиратстве прекращено, потому что это абсурдно. Сейчас мы можем говорить, что обвинение, которое сейчас еще актуально, – это обвинение в хулиганстве.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, как-то отличалось отношение пограничников к российским гражданам и к иностранцам?
Андрей Аллахвердов: Была достаточно серьезная неразбериха. Они не сильно разбирались, кто из России, а кто – нет. Единственное, Катю, нашего доктора, они просто просили переводить.
Владимир Кара-Мурза: Денис, удалось спасти те фотографии, которые вы сделали, до последнего момента снимая этот захват?
Денис Синяков: В этом и есть большая проблема. Потому что я уже 7 раз обращался к следствию, чтобы они предоставили хотя бы список изъятых у меня вещей и рассказали об их состоянии. Уже прошло 2 месяца, но мне никто так и не говорит, где мои вещи и что с ними происходит.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, насколько типичны эти нарушения прав задержанных?
Михаил Крейндлин: Я не часто сталкивался с такими ситуациями. Я не слышал, чтобы такое бывало.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, а ваши вещи в сохранности? Я знаю, что у вас пропал загранпаспорт.
Андрей Аллахвердов: Загранпаспорт не пропал, он был изъят. Он хранился у капитана. После обыска, который проводили в тот момент, когда мы сидели на камбузе, были изъяты какие-то вещи. Например, было изъято спиртное (бутылка), непонятно почему. Все было перевернуто вверх дном и ни акта, ничего не было составлено. Я получил официальную бумагу от Следственного комитета о том, что вещи, которые были в моем личном пользовании, в интересах следствия не изымались. Якобы в тот момент, когда осматривали корабль, каюты были опечатаны. Даже если это так, в чем я лично никакой уверенности не чувствую, то бог его знает, что происходило там до того, как их опечатали. Что касается аппаратуры, я не питаю никакой надежды, что когда-нибудь ее увижу.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, какова формулировка трибунала по морскому праву в Гамбурге по делу "Arctic Sunrise"?
Михаил Крейндлин: Морской трибунал почти полностью признал требования Нидерландов о применении так называемых предварительных мер. Они заключаются в том, что трибунал потребовал после предъявления Нидерландами банковской гарантии уплаты залога в случае необходимости в сумме 3,6 млн. евро, судно "Arctic Sunrise" вместе со всем экипажем должно быть освобождено и отпущено за пределы России.
Владимир Кара-Мурза: Вы испытываете какую-то надежду, может быть, иллюзию на то, что этот вердикт будет исполнен?
Михаил Крейндлин: Трибунал дал срок до 2 декабря на его исполнение. Время еще есть. Пока мы надеемся, что это будет сделано, потому что мы абсолютно уверены, что неисполнение этих решений для России фактически означает, что она отказывается выполнять требования конвенции по Международному морскому праву. Это достаточно серьезный шаг. Фактически Россия противопоставляет себя мировому сообществу, с одной стороны. А с другой стороны, это означает, что и российская сторона лишается возможности защищаться при помощи того же Морского трибунала.
Владимир Кара-Мурза: Денис, как ощущалась поддержка международного сообщества, ваших коллег в ваш адрес, когда вы находились в заключении?
Денис Синяков: Первое время был информационный вакуум. Потом через адвокатов и письма я стал узнавать, что поддержка существует. Сейчас я с большим интересом изучаю все, что было сделано в нашу поддержку.
У меня вызывает вопросы – почему вдруг российские журналисты разделились на две группы и стали обсуждать не правильность применения уголовных статей, а был ли я журналистом, был ли я активистом? Почему "Лента.ру", для которой я работал, только через 2 дня стала заявлять, что я их фотограф? Все свелось опять к какой-то склоке.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, а вы как ощущали поддержку профессионального сообщества и коллег по цеху?
Андрей Аллахвердов: Я ее ощущал очень серьезно. Надо сказать, что это действительно поддерживало. Узнал я об этом не сразу, потому что единственная информация, которую мы получали помимо адвоката. Адвокат говорил, что за нас было много народу, но это было общее утверждение. Мы смотрели стоявший в нашей камере телевизор. Там были в основном государственные каналы, которые ничего хорошего про нас не говорили, а уж про поддержку и подавно. Но как только стали приходить письма, естественно, сразу все стало понятно. Это очень поддерживало. Спасибо всем, кто эту поддержку нам выказал.
Владимир Кара-Мурза: Денис, нарушала ли платформа "Приразломная" какие-то элементарные нормы природоохраны, ведя добычу или разведку на морском шельфе, когда вы там были в прошом и в этом году?
Денис Синяков: У меня таких сведений нет. Как я понимаю, платформа "Приразломная" еще не начала добывать нефть и собирается сделать это только в декабре. Как я понимаю, что главная претензия экологов была к тому, что компания "Газпромнефть" не предоставляет плана на случай, что будет, если… Его нет, и он не обсужден с общественностью. А сейчас нарушает ли "Приразломная" что-то или нет, мне неизвестно.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, какие были подозрения у ваших товарищей, единомышленников и зарубежных экологов относительно платформы "Приразломная"? Подозревали ее в нарушении природоохранного законодательства?
Андрей Аллахвердов: В интервью, которое давали сотрудники платформы "Приразломная" в СМИ, звучала такая интересная мысль, что мы же работаем замкнутым циклом, мы ничего не выливаем в море. И как-то так старательно уходят от вопроса добычи нефти. Речь же идет, в первую очередь, о том, что нефть добывается. Пока она, слава богу, не добывается. Пока еще можно избежать катастрофических последствий. Но то, что делают нефтяные компании, не дает оснований сомневаться в том, что как только нефть начнет добываться, там произойдет катастрофа. Если сейчас нет нарушений, то они обязательно будут.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, какие должны быть гарантии со стороны нефтедобытчиков о том, что они соблюдают полностью законодательство, касающееся таких случаев?
Михаил Крейндлин: Проблема в том, что таких гарантий быть не может. Сейчас в мире (и это признают даже нефтяные компании) нет технологий, которые позволяют, например, эффективно ликвидировать аварийный разлив нефти в ледовых условиях. Платформа "Приразломная" – это первая платформа в таких широтах. Нигде в мире таких нет. С юридической точки зрения у нас в законодательстве предусмотрена презумпция потенциальной экологической опасности. Любая компания, которая собирается что-то делать, должна доказать, что ее деятельность экологически безопасна. Такого доказательства нет и быть не может.
Владимир Кара-Мурза: Денис, как вы намерены построить свою защиту на суде, если он состоится?
Денис Синяков: Точно так же, как я ее строил и до этого. Я утверждаю, что был, есть и буду фотографом. Несмотря на ближайшую амнистию, Олимпийские Игры, я должен отстаивать права журналистов, право работать там, где они хотят и делать то, что они считают нужным. Потому что случись такая ситуация в следующем году, когда не будет амнистии и не будет Олимпиады, бог его знает, что произойдет.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, ваш случай стоит в одном ряду с другими нарушениями профессиональных прав наших товарищей по цеху?
Андрей Аллахвердов: Безусловно! Я считаю, что журналисты в нашей стране работают в нечеловеческих условиях, если можно так сказать.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, при каких условиях могут зарубежные члены экипажа покинуть Россию и вернуться на свою родину?
Михаил Крейндлин: Тут ситуация непростая. Российские власти сами себя загнали в правовую коллизию. Законодательство не предусматривает такой ситуации. С одной стороны, Уголовно-процессуальный кодекс не предусматривает никаких ограничений на перемещение через границу людей, которые отпущены под залог. Но с другой стороны, так получилось, что они оказались на территории России без виз не по своей воле. Поэтому сейчас они зарегистрированы по месту своего временного пребывания в гостиницах. Они могут свободно находиться в Петербурге, но уехать за границу они не могут, потому что у них нет виз. Их просто не выпустят. Для того чтобы их выпустили, надо, чтобы миграционная служба поставила транзитные визы. Тогда они могут покинуть пределы России. Пока идут переговоры, как это будет правильно сделано.
Владимир Кара-Мурза: Денис, вы как-то связываете ваши надежды на справедливость с вердиктом трибунала по Морскому праву в Гамбурге?
Денис Синяков: Я бы хотел надеяться на то, что Россия будет выполнять условия Морского трибунала – особенно тогда, когда президент РФ, комментируя впервые ситуацию с Гринпис, говорил, что активисты якобы нарушили некие международные нормы мореходства, апеллируя к конвенции, которая была принята в Риме, и игнорируя решение Международного морского трибунала. Для меня это выглядит странно. Я надеюсь, что решение будет выполняться. Частично оно уже выполнено. Во всяком случае, активисты выпущены под залог.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, вы как-то следили за международной частью вашей эпопеи? Вы связывали свое освобождение с визитом короля Нидерландов?
Андрей Аллахвердов: Да, и с приездом французского премьер-министра. В глубине души я, конечно, надеялся, но я эту надежду всячески душил, потому что я прекрасно понимал, что если что-то будет решено, то хорошо. Если что-то будет не решено, то разочарование будет очень сильно.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, какую роль сыграло международное давление на Москву?
Михаил Крейндлин: Оно сыграло достаточно большую роль. Может быть, не столько давление (российские власти не любят, когда на них давят), но то, что они явно вынуждены были считаться с общественным международным мнением, в т. ч. мнением лидеров тех государств, с какими у нас достаточно серьезные экономические, политические отношения. Тут сыграл целый комплекс факторов. Российские власти просто не ожидали, что будет столь мощная поддержка и, главное, что она не спала.
Владимир Кара-Мурза: Денис, как проявили себя ваши товарищи, когда вы вместе делили тюремный хлеб? Стало ли это проверкой на мужество, профессиональной честности, профессионального отношения к делу?
Денис Синяков: Я нисколько не сомневался, что это сильные и честные люди. Это удивительные люди.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, какие будут дальнейшие процессуальные действия?
Михаил Крейндлин: Ведутся какие-то следственные действия, но как-то очень вяло. Экспертиза изъятого оборудования начинается только сейчас, хотя сколько уже времени прошло. Что делало три месяца следствие – совершенно непонятно. Такое впечатление, что никакого желания что-то расследовать у них не было. Дальше либо следствие принимает решение о прекращении дела и снятии всех обвинений, либо оно должно вести дело к суду. Мы надеемся, что разум возобладает, и дело будет прекращено тихо и без скандала.
Владимир Кара-Мурза: Денис, с вас брали какую-то подписку о неразглашении материалов дела, тайне следственных действий?
Денис Синяков: Нет, подписку никакую не брали, но со мной никаких действий не проводилось, кроме того, что меня просто знакомят с постановлением о назначении экспертиз.
Владимир Кара-Мурза: Андрей, а с вами какие следственные действия ведутся?
Андрей Аллахвердов: Ровно такие же, как и с Денисом, – практически никаких.
Владимир Кара-Мурза: Михаил, вас насторожило известие, что на судне нашли наркотические вещества, какие-то боеприпасы?
Михаил Крейндлин: Боеприпасы, по-моему, все-таки не нашли.
Владимир Кара-Мурза: Про какие-то ракетницы говорил следователь.
Михаил Крейндлин: Ракетницы, конечно, есть. Но покажите мне судно, на которой нет ракетницы?! Они там должны быть так же, как и некоторые наркотические вещества обязательно должны быть на судне в медицинских целях по требованию ВОЗ. Не знаю, что там нашли. В нашей стране любые такие заявления настораживают.
Владимир Кара-Мурза: Выгодно ли российской власти за 90 дней до Олимпиады затевать этот процесс с международным резонансом?
Михаил Крейндлин: Мне кажется, что невыгодно, но пути нашей власти неисповедимы.
