В этом году отмечается пятисотлетие одной всемирно знаменитой книги – "Князь", или "Государь", или "Вождь", автором которой был живший в эпоху итальянского Возрождения Никколо Макиавелли (1469–1527).
Это юбилей написания книги, но не ее издания: издана она была уже после смерти автора, в 1532 году, а до того была тогдашним "самиздатом" и широко распространялась в рукописных копиях. Макиавелли написал не только "Князя", он еще автор "Рассуждения о первом десятикнижии Тита Ливия" и "Истории Флоренции". Писал Макиавелли и стихи, создал также похабную, по словам А.Ф. Лосева, пьесу "Мандрагора". Но всемирно и посмертно знаменитым сделал его именно "Князь", Il Principe. Слава эта весьма близка к тому, чтобы считаться дурной. В расхожем словоупотреблении макиавеллизмом называют полную политическую беспринципность, граничащую, а то и полностью совпадающую с цинизмом, обучающую правителей в борьбе за власть и ее удержание не брезговать никакими средствами. Цель оправдывает средство – вполне точное определение макиавеллизма, хотя сами эти слова не ему принадлежат. Вместе с тем Макиавелли считается классиком политической мысли, чуть ли не основателем науки политологии, во всяком случае автором, совершившим полный переворот в этой области знания.
Тут сразу же нужно отметить два обстоятельства. Первое: самому Макиавелли отнюдь не чужды были принципы и благие цели – он был горячим проповедником объединения Италии. Более того, его можно считать сторонником республиканизма, выдвинувшим своеобразную теорию разделения властей, – как пишет Бертран Рассел, впору хоть Монтескье, хоть Локку. Он считал, что власть должна представлять одинаково государя, знать и народ. Важно и то, что Макиавелли был, в сущности, врагом папства и тогдашней церковной практики: он писал, что чем сильнее церковь, тем развращеннее народ.
И второе обстоятельство: Макиавелли тем совершил переворот в государствоведении (или политологии), что придал ей абсолютно светский характер, так сказать, сделал ее из идеологии наукой. У него совершенно отсутствует мысль (общая тогдашней политической теории и практике) о божественном установлении власти, о власти как религиозном институте. Нет власти, кроме как от Бога, – эта установка совершенно чужда Макиавелли. Тут он подлинный новатор.
Макиавелли происходил из семьи небогатых дворян и в молодости служил во флорентийских учреждениях – во время падения династии Медичи. Флоренцию, этот типичный город-государство, Макиавелли не считал республикой, потому что Медичи, в его номенклатуре, были тиранами, а не народными избранниками. Для Макиавелли подлинным республиканцем был Брут, убивший Юлия Цезаря, а не Юлий Цезарь – действительно крупный государственный деятель. В то же время, бывая по делам флорентийской службы в командировках в Риме, Макиавелли наблюдал возвышение дома Борджиа, и один из них, Чезаре, сын Папы Александра Шестого, стал для него образцом правителя. Считается, что все необходимые для правителя свойства, умения и черты Макиавелли чуть ли не списал с этого действительного злодея – тогда как банкирская династия Медичи, которую Макиавелли считал узурпаторской, принесла Флоренции неисчислимые экономические и культурные блага.
Все дело было в объединении Италии – этой мечте Макиавелли, которой не способствовала никакая сепаратистская политика, как бы сама по себе она ни характеризовалась. Объединитель Италии в реальной политической обстановке не может быть идеалистом, в политике вообще идеализм бессилен. Дело именно в целях политика – их нужно морально оценивать, а средства их достижения нравственному суду не подлежат. Политик действует среди людей, а люди по природе своей плохи, с этим и нужно в первую очередь считаться. Люди всегда готовы предать, их не завоевать любовью, но можно и должно – страхом. Буквально:
"Ведь тот, кто хотел бы всегда исповедовать веру в добро, неминуемо погибает среди столь многих людей, чуждых добра. Поэтому Князю, желающему удержаться, необходимо научиться умению быть недобродетельным и пользоваться этим, смотря по необходимости".
Из таких и других, более детализированных, советов состоит макиавеллиевский "Князь" – эта настольная книга правителей эпохи Возрождения, да во многом и дальнейших. Когда Илья Эренбург написал о Сталине, что он был подобен блестящим ренессансным тиранам, он имел в виду как раз этот практический макиавеллизм. Говорят даже, что Сталин глубоко знал и постоянно перечитывал книгу Макиавелли.
Слов нет, для "князя", для тирана это знание необходимо, хотя, конечно, таким вещам не научиться и такими качествами не овладеть, если они изначально не присущи тому или иному властолюбцу. Сам Макиавелли это очень хорошо понимал – и сделал Чезаре Борджиа идеалом правителя именно потому, что сам к такой роли не был способен, хотя и старался сделать в родной Флоренции политическую карьеру. Как говорят в таких случаях, кто умеет – делает, кто не умеет – учит.
Но дело, конечно, не в личностях. Макиавелли нельзя считать человеком на все времена, потому что он еще не понимал всех обстоятельств общественной эволюции, в том числе эволюции института власти. Какая польза от Макиавелли демократическому политику, если на вершинах власти в демократиях нельзя удержаться более двух строго отмеренных конституцией сроков?
С другой стороны, там, где демократии нет, не нужен и Макиавелли: и без него всё известно.
Это юбилей написания книги, но не ее издания: издана она была уже после смерти автора, в 1532 году, а до того была тогдашним "самиздатом" и широко распространялась в рукописных копиях. Макиавелли написал не только "Князя", он еще автор "Рассуждения о первом десятикнижии Тита Ливия" и "Истории Флоренции". Писал Макиавелли и стихи, создал также похабную, по словам А.Ф. Лосева, пьесу "Мандрагора". Но всемирно и посмертно знаменитым сделал его именно "Князь", Il Principe. Слава эта весьма близка к тому, чтобы считаться дурной. В расхожем словоупотреблении макиавеллизмом называют полную политическую беспринципность, граничащую, а то и полностью совпадающую с цинизмом, обучающую правителей в борьбе за власть и ее удержание не брезговать никакими средствами. Цель оправдывает средство – вполне точное определение макиавеллизма, хотя сами эти слова не ему принадлежат. Вместе с тем Макиавелли считается классиком политической мысли, чуть ли не основателем науки политологии, во всяком случае автором, совершившим полный переворот в этой области знания.
Тут сразу же нужно отметить два обстоятельства. Первое: самому Макиавелли отнюдь не чужды были принципы и благие цели – он был горячим проповедником объединения Италии. Более того, его можно считать сторонником республиканизма, выдвинувшим своеобразную теорию разделения властей, – как пишет Бертран Рассел, впору хоть Монтескье, хоть Локку. Он считал, что власть должна представлять одинаково государя, знать и народ. Важно и то, что Макиавелли был, в сущности, врагом папства и тогдашней церковной практики: он писал, что чем сильнее церковь, тем развращеннее народ.
И второе обстоятельство: Макиавелли тем совершил переворот в государствоведении (или политологии), что придал ей абсолютно светский характер, так сказать, сделал ее из идеологии наукой. У него совершенно отсутствует мысль (общая тогдашней политической теории и практике) о божественном установлении власти, о власти как религиозном институте. Нет власти, кроме как от Бога, – эта установка совершенно чужда Макиавелли. Тут он подлинный новатор.
Макиавелли происходил из семьи небогатых дворян и в молодости служил во флорентийских учреждениях – во время падения династии Медичи. Флоренцию, этот типичный город-государство, Макиавелли не считал республикой, потому что Медичи, в его номенклатуре, были тиранами, а не народными избранниками. Для Макиавелли подлинным республиканцем был Брут, убивший Юлия Цезаря, а не Юлий Цезарь – действительно крупный государственный деятель. В то же время, бывая по делам флорентийской службы в командировках в Риме, Макиавелли наблюдал возвышение дома Борджиа, и один из них, Чезаре, сын Папы Александра Шестого, стал для него образцом правителя. Считается, что все необходимые для правителя свойства, умения и черты Макиавелли чуть ли не списал с этого действительного злодея – тогда как банкирская династия Медичи, которую Макиавелли считал узурпаторской, принесла Флоренции неисчислимые экономические и культурные блага.
Все дело было в объединении Италии – этой мечте Макиавелли, которой не способствовала никакая сепаратистская политика, как бы сама по себе она ни характеризовалась. Объединитель Италии в реальной политической обстановке не может быть идеалистом, в политике вообще идеализм бессилен. Дело именно в целях политика – их нужно морально оценивать, а средства их достижения нравственному суду не подлежат. Политик действует среди людей, а люди по природе своей плохи, с этим и нужно в первую очередь считаться. Люди всегда готовы предать, их не завоевать любовью, но можно и должно – страхом. Буквально:
"Ведь тот, кто хотел бы всегда исповедовать веру в добро, неминуемо погибает среди столь многих людей, чуждых добра. Поэтому Князю, желающему удержаться, необходимо научиться умению быть недобродетельным и пользоваться этим, смотря по необходимости".
Из таких и других, более детализированных, советов состоит макиавеллиевский "Князь" – эта настольная книга правителей эпохи Возрождения, да во многом и дальнейших. Когда Илья Эренбург написал о Сталине, что он был подобен блестящим ренессансным тиранам, он имел в виду как раз этот практический макиавеллизм. Говорят даже, что Сталин глубоко знал и постоянно перечитывал книгу Макиавелли.
Слов нет, для "князя", для тирана это знание необходимо, хотя, конечно, таким вещам не научиться и такими качествами не овладеть, если они изначально не присущи тому или иному властолюбцу. Сам Макиавелли это очень хорошо понимал – и сделал Чезаре Борджиа идеалом правителя именно потому, что сам к такой роли не был способен, хотя и старался сделать в родной Флоренции политическую карьеру. Как говорят в таких случаях, кто умеет – делает, кто не умеет – учит.
Но дело, конечно, не в личностях. Макиавелли нельзя считать человеком на все времена, потому что он еще не понимал всех обстоятельств общественной эволюции, в том числе эволюции института власти. Какая польза от Макиавелли демократическому политику, если на вершинах власти в демократиях нельзя удержаться более двух строго отмеренных конституцией сроков?
С другой стороны, там, где демократии нет, не нужен и Макиавелли: и без него всё известно.
