Владимир Тольц: Когда я начинал этот цикл передач, основанных на документах в России не опубликованных, но частично, - благодаря американским публикациям, - многократно, использованных там для различных сочинений о «достижениях советской разведки», я ни коим образом не намеревался сочинять еще одну версию истории атомного шпионажа. Документы,- думаю я, - говорят сами за себя. (Конечно, говорят каждому свое; многим то, что они хотят услышать.) Мне же лично куда более интересным было по-человечески понять персонажей этой многоликой истории – Розенбергов и Гринглассов, Бентли и Фукса, Зарубиных и Феклисова, Сталина и Гувера, Берия и Меркулова… т.е, читая документальную фиксацию того, что они говорили, писали, делали, понять, почему они писали, говорили и делали это, чем они при этом руководствовались, и вообще, что они были за люди, чего хотели достичь, что в результате получилось, и чем для каждого них дело (путанная история с кражей атомных секретов) кончилось…
Если последнее, в общем, прослеживается и выявляется довольно определенно, то о многом из перечисленного должен сейчас, завершая эту растянувшееся повествование, констатировать, что не очень в таком понимании преуспел. Возможно, материала не хватает, а возможно - ума и таланта. Это вообще большой вопрос, сколь корректны и адекватны «минувшей действительности» исторические портреты, выстраиваемые нами на документальном материале. Гоголь своим гением «из ничего» мог создать Акакия Акакиевича, из украденной шинели вышли потом не только батальоны мастеров русской культуры, но и все мы - их пленники и почитатели. Однако мы в большинстве своем не гоголи, и наши фантазии ограничены не только нашими способностями, но и текстом документов… Да и создание нового эпизода героического мифа прошлого тоже не наша задача. (Не моя, по крайней мере). Поэтому стоит честно констатировать непонятное как непонятое…
Одно из непонятного мне – Розенберги, их поведение на суде и после, до самого трагического конца. Оно несомненно героическое и уникальное.
Избранная Розенбергами тактика полного отрицания работы на советскую разведку не уникальна. Шпионы, являвшиеся советскими гражданами, при аресте не раз прибегали к ней. К примеру, мы уже рассказывали в этом цикле передач об аресте в мае 1941 Гайка Овакимяна. Несмотря на неопровержимые доказательства его разведывательной деятельности, Овакимян ее полностью отрицал, напирая на то, что как сотрудник Амторга, он обладает иммунитетом от уголовного преследования в Штатах. В результате этой твердости и в силу стечения разного рода обстоятельств, главными из которых были начавшаяся германо-советская война и арест на территории СССР американских граждан-беженцев из оккупированной Германией Польши, США обменяли его на троих из них. А в Союзе Овакимян успешно продолжил свою работу в разведуправлении.
Хотя и признания разоблаченными и арестованными шпионами своего сотрудничества с советской разведкой тоже известны. В работе «на Коминтерн» признался, оказавшись в октябре 1941-го арестованным в Японии, Рихард Зорге. Другой советский шпион Леопольд Треппер, со слов его послевоенного сосидельца по лубянской внутренней тюрьме японского генерала Томинага Кёдзи, вспоминал, что японцы якобы даже предлагали Сталину обменять Зорге (на кого или что, не знаю). Но ясно, что Сталин, недовольный результатами работы Зорге и его «моральным обликом» (мы об этом рассказывали в одном из выпуском РВВ), на такую сделку не пошел.
И упомянутый Треппер (подлинная фамилия - Джилли), руководивший легендарной ныне разведсетью «Красная капелла», оказавшись схваченным в октябре 1942 в Париже гестапо, не стал отрицать своей работы на советскую разведку. Это спасло ему жизнь (осенью 1943 он сумел бежать из под ареста), но не спасло от советской тюрьмы, в которой он провел около 8 лет (с 1945 по 1953).
Направленный Москвой в 1948 в Штаты Вилли Фишер, одной из задач которого была создание новой агентурной сети и активизация советского атомного шпионажа, при аресте в 1957, несмотря на неопровержимые вещественные доказательства и показания его подчиненного – агента «Вика» (подполковника КГБ Рейно Хейханена), свою разведывательную активность отрицал, но признал свое советское гражданство и назвался Рудольфом Ивановичем Абелем (это имя его умершего в 1955 коллеги – сигнал Москве, что Фишер хранит шпионскую тайну). Сейчас несомненно, что эта его тактика имела успех: приговоренный в 1957 к 30-ти годам тюремного заключения «Абель» в феврале 1962 был обменян на пилота сбитого над Уралом американского разведывательного самолета Пауэрса.
С попавшимися советскими шпионами-американцами все несколько иначе. Ну, вот, к примеру, Мортон Собелл (оперпсевдоним «Сеня») – член группы Юлиуса Розенберга. (Мы уже говорили о нем.) До ареста Собелл был главным радиоинженером «Дженерал электрик», руководил научно-исследовательской группой по радиолокаторам сантиметрового диапазона. Как агент был весьма продуктивен: от него Москва получила информацию о десятках исследовательских разработок, это - нескольких тысяч страниц, а кроме того регулярно – сведения о заседаниях Координационного комитета США по радиотехнике. Собелл был также источником первых сведений советской разведки о создании в США системы управления ракетами-носителями атомных боезарядов. В прошлой передаче Александр Васильев уже рассказал о том, как почувствовав угрозу ареста, Собелл летом 1950 бежал вместе с женой и детьми в Мексику. Оттуда он намеревался уехать дальше в Европу. Но не было нужного для этого паспорта. По наводке ФБР его арестовали и на границе Мексики и США выдали американцам. Собелл предстал перед судом вместе с Розенбергами. Также как они «ушел в глухую несознанку», объясняя свое бегство в Мексику опасением ответственности за ложные показания о принадлежности к Компартии США. При этом напрочь отрицал свою шпионскую деятельность. Ну, и что? Помогло ли это ему? – Приговор – 30 лет тюрьмы, такой же, как позднее Фишеру-Абелю. А вот сидел он куда больше – 17 лет и 9 месяцев. Кстати, начитывая материал о нем, я наткнулся на любопытную, как из романа, деталь – в одной из тюрем судьба свела его с Абелем, и они подружились. Абеля вытащило из тюрьмы КГБ. Непризнавшегося Собелла – адвокаты, настойчиво работавшие в условиях изменившегося политического климата. Ну, а что же в его случае КГБ? Эти ему, вернее, его семье, тоже пытались помочь. И вот еще одна, отдающая сюжетными сближениями из дурных романов деталь: в 1955-м все те же Фишер-Абель вместе со своим сдавшим его в 1957 агентом-связником Хейханеном сделали тайную «закладку» - 5 тыс. долларов, предназначенных для жены Собелла. Деньги по тем временам немалые. Но Эллен Собелл они не достались! – Хейханен изъял все из тайника перед тем, как в 1957 отплыть в на борту «Ля Либерте» в Европу. Ничего не подозревавший об этом Фишер, мечтавший избавиться от своего пьющего и гулящего помощника, еще и добавил ему 2 сотни на дорожные расходы. ЦРУ сообщило, что в американское посольство в Париже Хейханен явился сдаваться сильно подвыпивши и порастратившись... Ну, это же как в дурном шпионском романе-пародии! И не случайно цереушники в Париже, выслушав его пьяную исповедь, ему поначалу не поверили, приняв его за сумасшедшего.
В общем, повторю, в исходной позиции Розенбергов на следствии и суде – не признаваться ни в чем – ничего уникального не было. Еще до их ареста, в августе 1948, отверг в своих показаниях в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности сотрудничество с коммунистическим подпольем Гарри Декстер Уайт, обвиненный бывшими советскими агентами Бентли и Виттекером Чемберсом в работе на советскую разведку. Отверг и через 3 дня умер после двух сердечных приступов. Заключение патологоанатома: смерть в результате передозировки дигиталиса, применявшегося для лечения хронической сердечной недостаточности.
До самой смерти в 1996 не признался в своем шпионстве и дважды судимый сотрудник Госдепа Элжер Хисс (осудить его удалось лишь за лжесвидетельство, а не за шпионаж). Вопрос о его сотрудничестве с советской разведкой остается до сих пор предметом научных дискуссий, а иногда и судебных тяжб.
До своей смерти в 1999 не признался в своей шпионской активности и Виктор Перло, значащийся в уже не раз цитированном мной списке проваленной агентуры Анатолия Горского как агент «Рейд». Его и не судили никогда. Просто в 1947 он ушел с госслужбы и весьма успешно прожил на воле еще более полувека. Занимался консультированием, увлекался альпинизмом и теннисом, написал 13 антикапиталистических книг…
В общем, то, что на процессе неколебимо верящий в коммунистические догмы и СССР Розенберг и его жена избрали на процессе линию полного отрицания инкриминируемых им действий, меня не удивляет. – В условиях развернувшейся в обществе антикоммунистической истории и охоты на красных шпионов «несознанка» обвиняемых по таким делам была распространенной и притом положительно продуктивной тактикой.
И вот тут невозможно хоть коротко не сказать о том политическом и социально-психологическом фоне, на котором ( а точнее в данном случае – внутри которого) развивалось судебное преследование Розенбергов. Это – период (иногда его называют «эпохой», хотя длилось-то все всего 4 года еще года 4 сходило на нет), период начавшийся 9 февраля 1950 с выступления в женском клубе в Западной Виргинии мало кому тогда в масштабах страны известного сенатора-республиканца от Висконсина Джозефа Маккарти. На следующий день газеты разнесли по Штатам его потрясшие многих слова:
"У меня на руках список из 205 сотрудников Госдепартамента, которые оказались либо имеющими членский билет, либо безусловно верными коммунистической партии, но которые, несмотря ни на что, все ещё помогают формировать нашу внешнюю политику".
Владимир Тольц: Потом в выступлениях самого Маккарти эта цифра «205» не раз, то уменьшаясь, то увеличиваясь, менялась. (Благо магнитофонной записи речи не было.) Не это важно. Главное, семя упало в благодатную почву. Общество и без того было наполнено политическими страхами Холодной войны. Еще не забылись переживания времени берлинского кризиса 1948 года, когда Штаты, казалось, находились на волоске от вооруженного столкновения с Советами. Ощущение военной угрозы усилилось в 1949 сообщением о взрыве советской атомной бомбы. По всей стране стали строить индивидуальные противоатомные бомбоубежища. Плюс победа коммунистов в Китае, публикации о деле Элжера Хисса и пойманном в Англии атомном шпионе Фуксе. Вдобавок начавшаяся в июне 1950 война в Корее, грозившая перерасти в столкновение с «красным» теперь Китаем, за спиной которого маячил оснащенный атомной бомбой Советский Союз. Казалось, все навалилось сразу. Один из американских мемуаристов, вспоминая о том времени, запишет позднее:
“На моих глазах мир погружался в пучину безумия”.
Владимир Тольц: И мне кажется, сильно пьющий сенатор из Висконсина, выступавший со страстными обличениями красных врагов в правительственных учреждениях, обладал недюжинным даром чувствовать и аккумулировать эти общественные страхи и фобии. До определенного момента это позволяло ему расширять списки скрытых врагов, куда попали и гомосексуалы на госслужбе, и лауреат Нобелевской премии мира генерал Джорж Маршалл, которого Маккарти объявил виновным за победу коммунистов в Китае. И не случайно, когда историк Артур Шлессинджер-мл. спросил в 1952 у конгрессмена-демократа Джона Ф.Кеннеди, почему тот не выступает с критикой распоясавшегося сенатора-республиканца, будущий президент США ответил: «Черт возьми, половина моих избирателей в Массачусетсе считает Маккарти героем!»…
В общем, понятно, как на этом фоне страха коммунистической атомной угрозы воспринимался многими американцами начавшийся процесс над Розенбергами. В каком-то смысле он был политическим ответом правительства демократа Трумэна общественному мнению, возбуждаемому «героем»-республикнцем Маккарти, сообщениями о показаниях Бентли и информацией о краже советскими шпионами американских атомных секретов. Но думаю, важно, особенно для наших слушателей в России, уяснить отличие тогдашней американской ситуации от того, что ныне мы можем наблюдать в РФ. Несомненно, как и в России, правительственная власть в США начала 1950-х имела возможность воздействия на сферу судебную, возможность переноса туда решения своих политических проблем. Но в отличие от современной России ее возможности предрешения судебного приговора были в США куда более ограничены.
Сошлюсь на свидетельства мемуаристов, хотя понимаю, что такого рода источникам стопроцентно доверять нельзя. Тем не менее, известно, что подобно следователю британской МИ-5 Скардону, добившемуся от Клауса Фукса признания в шпионаже в пользу СССР, но при этом остававшемуся уверенным, что его подследственного тюрьмой не накажут, а позволят и дальше заниматься наукой, глава ФБР, добившийся передачи дела Розенбергов в суд, вовсе не думал, что их приговорят к смерти и, более того, был противником такого приговора. По крайней мере в отношении Этель. И даже писал об этом президенту, да только до президента это не дошло. (Такое бывает не только в Штатах.) Но, как пишет в своих воспоминаниях бывший член исполкома американской компартии, известный писатель, автор «Спартака» Говард Фаст, в ту пору пытавшийся лоббировать в Вашингтоне смягчения приговора Розенбергам:
“До нас дошло, что Трумэн со страшной силой давит на судью Кауфмана, требуя смертного приговора. В Вашингтоне говорили, что он загнал его в угол, сопротивляться нет никакой возможности, и даже когда Кауфман обратился к Трумэну с просьбой, чтобы приговор огласил кто-нибудь другой, ибо в противном случае он сделается изгоем в глазах людей своей веры, президент остался непоколебим”.
Владимир Тольц: Нужно ли говорить, что судья Ирвинг Кауфман, как впрочем, и государственный обвинитель на процессе Ирвинг Сейпол, были евреями? – Власти сделали все, чтобы суд над Розенбергами не выглядел антисемитским. Даже назначенное в 1953 время казни изменили, чтобы оно не совпало со священной для иудеев субботой. Но главное – выбор меры наказания по закону 1917 о шпионаже, как и дифференцированное его правоприменение к Розенбергам и Гринглассам все же возлагалось полностью на Кауфмана. Тот страшно мучился. Искал поддержки в советах. Даже у своего дантиста. Говард Фаст вспоминал:
“Кауфман спрашивал, как ему быть перед лицом трумэновских угроз. Пораженный собеседник напомнил тому, что он всего лишь зубной врач и с таким вопросом лучше обратиться к рабби. Кауфман сказал, что уже обращался, но рабби ответил, что выбор должен сделать он сам. В многочисленных публикациях, посвященных процессу над Розенбергами, нет и намека на переживания судьи Кауфмана. Впрочем, и я ничуть не намерен оправдывать вынесенный им приговор, он справедливо считается и жестоким, и трусливым”.
Владимир Тольц: Я не стану пересказывать подробности процесса и кассации. - Сегодня большинство стенограмм суда опубликованы и используются в качестве учебного пособия при изучении истории американского судопроизводства. И даже в России имеются подробные, хотя и весьма тенденциозные пересказы этого дела, в книге Александра Феклисова, к примеру. Приведу здесь лишь то, что изрек, обращаясь к Розенбергам, мучимый сомнениями судья Кауфман:
“Ваше преступление хуже убийства. Спланированное убийство кажется ничтожным по сравнению с вашим преступлением. Совершая убийство, преступник лишает жизни только свою жертву. Семья погружается в траур, но, когда справедливость восстановлена, эта глава заканчивается. Что касается вас, то, как мне представляется, дав русским атомную бомбу за годы до того, как они усовершенствовали бы её сами, вы развязали им руки для агрессии в Корее, уже унесшей 50 000 жизней. Миллионы людей ещё заплатят своими жизнями за вашу измену. Ваше предательство изменило курс истории не в интересах нашей страны”.
Владимир Тольц: Что ж, мятущаяся душа Кауфман сделал свой выбор. Сам, как и советовал ему рабби. По-моему, насчет «изменения курса истории» судья хватанул! Да и по поводу роли Розенбергов в развязывании СССР «рук для агрессии в Корее» тоже. Это все скорее - риторическое оформление выполняемого, пусть поневоле, политического задания. Шпионская роль Розенберга, как мы теперь знаем, была весьма значительна, вклад в это дело его жены куда скромнее, а их участие в атомном шпионаже вообще второстепенно. Но ни то, ни другое, ни третье на суде экспертно не оценивалось. И обещания Сейпола пригласить в качестве свидетелей обвинения более сотни человек, в том числе, упоминавшихся нами атомщиков Манхеттэнского проекта Роберта Оппенгеймера, Гарольда Юри, Джоржа Кистяковского так и остались лишь обещаниями.
И еще по поводу «политической составляющей» дела Розенбергов. Даже если решить, что Говард Фаст стопроцентно прав,- а в его воспоминаниях я нахожу пассажи, искажающие события прошлого,- но даже если предположить адекватность его сообщения, что президент Трумэн требовал для Розенбергов смертного приговора, невозможно не отметить того, что президентская власть, по крайней мере, во времена сменившего Трумэна Эйзенхауэра, не полагала осуществление казни над Розенбергами обязательным. Политически власти было важнее признание подсудимыми своей вины. Это позволило бы президенту продемонстрировать «милость к падшим». И исключение Большим жюри из числа обвиняемых Рут Грингласс, не применение в качестве наказания за шпионство к ее мужу тому подтверждение. И то, что в помещении, где казнили Юлиуса и Этель стоял телефон, по которому им до последнего предлагалось в обмен на отмену казни позвонить и раскаяться, тоже. И еще: в фильме, который сняла о своих бабушке и дедушке внучка Розенбергов Эйви Миропол есть потрясающий рассказ вдовы тюремного раввина Эрвина Куслова, который до последнего часа этой четы оставался со своими единоверцами и соплеменниками. Со слов покойного супруга вдова рассказывает, что уже после казни Розенберга раввин обратился к Этель:
“Юлиус мертв. Вспомни, что ты оставляешь в этом мире сиротами двух своих детей. Назови одно имя, любое, хотя бы вымышленное, и это тебя спасет”.
Владимир Тольц: И услышал в ответ:
“У меня нет никаких имен. Я не виновна в преступлении, в котором меня обвиняют. И я готова умереть”.
Владимир Тольц: Вот эта готовность оставить своих детей сиротами (ради чего?), детей, которых они, судя по всему, страстно любили, меня более всего в Розенбергах, особенно в Этель (знаете стереотип “yidishe mamma”?) меня более всего удивляет. Мне это просто непонятно. И объяснений я не нашел ни в документах советской разведки, ни в письмах, написанных Этель детям от своего и Юлиуса имени за несколько минут до казни.
“Мои самые дорогие, любимые, самые драгоценные дети,
Еще этим утром казалось, что мы снова можем в конце концов оказаться вместе. Теперь, когда этого уже произойти не может, я хочу, чтобы вы знали все, что довелось узнать мне. Жаль, я могу написать вам лишь несколько простых слов; остальному научат вас ваши собственные жизни, как некогда моя научила меня.
Поначалу вы, конечно, будете горько о нас скорбеть, но вы не будете горевать в одиночку. В этом наше утешение, и оно, в конце концов, должно стать и вашим.
В конце концов, вы должны понять, что жизнь стоит того, чтобы жить. И утешьте себя тем, что даже сейчас, когда медленно приближается наш конец, что мы верим в это - эти убеждения сильнее палача!
Ваши жизни должны научить вас также тому, что добро не может процветать посреди зла; что свобода и всё, что дарует подлинное удовлетворение и достойную жизнь, приобретается не за дешево.
Утешьте себя тем, что мы спокойно и глубоко осознали: цивилизация пока еще не достигла той критической отметки, после которой жизнью уже нельзя будет пожертвовать ради жизни, и нас утешает уверенность, что и другие после нас будут поступать как и мы.
Нам жаль, что для нас невозможны огромная радость и удовольствие прожить наши дальнейшие жизни с Вами. Ваш Папа, который в прошлом всегда был со мной важные для нас часы, шлет вам всю свою любовь, которая хранится в его сердце для его самых дорогих мальчиков. Всегда помните, что мы были невиновны, и наша совесть чиста
Мы вынуждены заканчивать. Крепко целуем вас
Папа и Мама
Джули и Этель”.
Владимир Тольц: Когда Этель дописала это, Джулиус был уже мертв.
До казни в тюрьме Синг-Синг им позволили переписываться:
“Моя дорогая... Слезы наворачиваются мне на глаза, когда я пытаюсь излить свои чувства на бумаге. Я могу лишь сказать, что жизнь имела смысл потому, что подле меня была ты... Вся грязь, нагромождение лжи и клеветы этой гротескной политической инсценировки не только не сломили нас, но, напротив, вселили в нас решимость твердо держаться, пока не будем полностью оправданы... Нежно тебя обнимаю и люблю...»
Владимир Тольц: Они очень любили друг друга. За 12 дней до гибели он написал:
“Никто не сможет отнять нас друг у друга – даже разлука и угроза смерти”
Владимир Тольц: Так и получилось. В результате дети – 10-летний Майкл и 6-летний Роберт - остались сиротами. Поначалу, на 3 месяца их взяла мать Этели, резко порицавшая дочь и зятя за то, что втянули в шпионские игры и брата Дэвида и его жену. Затем – сиротский приют. Потом еще год у матери Юлиуса, которая оказалась не в состоянии заботиться о детях. Другие родственники от сирот отказывались – опасались остракизма. И тогда адвокат Розенбергов на процессе определил мальчиков в семью своего друга Авеля Миропола, Тот их усыновил и дал детям свою фамилию. Но дети не забыли своих настоящих родителей и продолжают верить в их невиновность. В 1975 братья выпустили книгу – собственную версию истории Розенбергов. Оба окончили университеты, стали профессорами. В память родителей Роберт создал Фонд Розенбергов, помогающий детям преследуемых. Теперь дело отца продолжает его дочь Дженнифер… Кстати.- сужу по публикациям – и дети Розенбергов, и их внучки знают публикации «тетрадей Васильева» и исследования, построенные на этом материале. Считают, что Васильевские материалы доказывают невиновность Этель, а в шпионство дедушки по-прежнему не верят. И в этом они не единственные в Штатах. И вот я хочу спросить нашего бывшего американиста из органов, а ныне историка разведки Александра Васильева, насколько, среди кого и почему распространен такой подход к делу Розенбергов в сегодняшних США?
Александр Васильев: Дело Розенбергов или дело другого агента советской разведки Алджера Хисса, который был высокопоставленным сотрудником Государственного департамента США, - это точки ожесточенных идеологических столкновений между американскими либералами и консерваторами. Эти столкновения выходят за рамки спора о том, были ли они шпионами или нет. Разговор на самом деле идет о внутренней и внешней политике во второй половине 20-го века. Грубо говоря, либералы считают, что в 50-х годах прошлого века Америка пошла неверным путем, который привел ее к гонке вооружений, конфронтации с Советским Союзом, к войне во Вьетнаме и так далее. Поворот на это неверное направление был осуществлен с помощью судебных процессов над советскими шпионами. То есть, по мнению либералов, американские консерваторы использовали Розенбергов и Алджера Хисса для соответствующей обработки общественного мнения Соединенных Штатов с тем, чтобы американцы поддержали новый империалистический курс Вашингтона. И эти идеологические бои, кстати, идут до сих пор. Когда вышла моя первая книга о советском шпионаже, которая называется “Зачарованный лес”, я сам оказался под обстрелом либералов, я этого совершенно не ожидал. Я оказался в странной ситуации, потому что в данном вопросе я согласен с американскими либералами: да, Америка стала империалистической державой и несет такую же ответственность за разжигание “холодной войны”, как и Советский Союз. Но при этом я знаю, что Розенберги и Алджер Хисс были советскими шпионами, я документы читал, я две книги написал. Но американские либералы просто не хотят в это верить, потому что это не соответствует их политическим интересам. Они все еще ведут битвы, которые уже давно проиграны. Поэтому эти споры будут идти еще очень долго - это вопрос веры. И это споры не о Розенбергах - это споры об Америке.
Владимир Тольц: Понятно, только я хочу пояснить для наших слушателей: под тем деликатным словом “либерал”, которое вы используете, вообще на самом деле кроется, если угодно такой глагол, вчерашние коммунисты, которые не перестают быть коммунистами и сегодня. Скажем, в Фонде Розенбергов - это Анджела Дэвис. Так что близость их мировосприятия к вашему, человеку из бывших органов, понятна.
Александр, не секрет, что Юлиус и Этель Розенберги после ареста могли спасти себе жизнь, сознавшись в шпионаже и выдав своих соучастников. И даже не выдавая, и даже уже в ходе суда у них такой шанс был. Об этом в свое время писал ваш старший коллега, один из главных персонажей нашей серии Александр Феклисов
“У меня была слабая надежда, что они выберут единственный возможный путь к спасению – признают факт сотрудничества с советской разведкой в годы войны, в то же время отведя от себя обвинения в атомном шпионаже. Однако, Розенберги и Собелл, видимо, решили, как партизаны, стоять до конца: они не только полностью отвергли предъявленные им обвинения в атомном шпионаже, но и вообще отрицали, что оказывали какую-то тайную помощь СССР в годы войны.
Отказ обвиняемых признать хотя бы в малой степени свою вину еще более усугубил их положение. <…> Одновременно абсолютный отказ <…> признать какое-либо участие в разведывательной деятельности в пользу СССР во время войны в пользу общего врага- фашистской Германии – значительно ослабил их позиции”.
Владимир Тольц: Я уже описал, как я понимаю, причины такой позиции Розенбергов и Собелла. Но думаю, нашим слушателям будет куда более интересно услышать ваше мнение профессионального американиста и разведчика.
Александр Васильев: Вы знаете, я думаю, здесь разговор уже выходит за рамки наших бесед о советском шпионаже. Это уже более высокая тема - тема героизма и тема самопожертвования. Мне трудно об этом говорить, потому что, честно говоря, слов не хватает. Мы отвыкли от этих понятий - героизм и подвиг. К таким людям, как супруги Розенберг, гораздо проще относиться с усмешкой, гораздо проще их назвать фанатиками, а рассказы об их подвигах воспринимать как пропаганду. Я не думаю, что Розенберги были фанатиками-сталинистами, они работали не для Сталина, а для нашей страны, про которую они мало что знали. Розенберги никогда не были в Советском Союзе, а в то, что писали американские газеты, они скорее всего не верили. То есть для них Советский Союз - это был идеал, идеал более справедливого общества, более справедливого, чем то, которое существовало тогда в Америке. Ради этого идеала Розенберги отдали тогда свою жизнь. Я думаю, в какой-то момент во время судебного процесса они осознали свое место в истории, они осознали свою историческую роль. И для того, чтобы доиграть эту роль до конца, они готовы были пойти на смерть. Когда люди во всем мире выступали в защиту Розенбергов, когда такие знаменитости, как Альберт Эйнштейн, Жан-Поль Сартр, Пабло Пикассо, Папа римский Пий XII выражали им свою поддержку, они просто не могли признаться в том, что они были советскими шпионами - это невозможно. Супруги Розенберг стали символом борьбы за справедливое общество. И для них, я думаю, это было важнее всего, важнее жизни.
Владимир Тольц: Попробуем разобраться в том, что говорит Александр Васильев. Во-первых, тут есть некоторая мешанина – Эйнштейн, Папа Пий XII и Жан-Поль Сартр впрягаются в одну телегу «всеобщей поддержки». (Это вообще агитпроповский термин, а тем, кто слушал наши предыдущие передачи, рисуемая Александром картина наверняка может напомнить предложения нью-йоркской резидентуры московскому Центру о том, как и какие «активные пропагандистские мероприятия» можно в связи с делом Розенбергов организовать на Западе и в советской печати.)
Протестов, писем, заявлений, выступлений было в те дни действительно много – десятки тысяч. Но они рознились как по форме, так и по содержанию. И по способу создания тоже. Было много писем коммунистических единомышленников Розенбергов изо всех стран. Как такого рода протесты создавались в американской компартии, прекрасно описал покинувший ее после подавления Венгерской революции 1956 г. Говард Фаст, которого мы уже цитировали. (Тут действовали и партийная дисциплина и организация, имелись и сочинители-профессионалы.) И так было не только в Америке. (Помните рекомендации нью-йоркской резидентуры использовать в кампании Эренбурга? – Тоже мне, умники нашлись! И без их подсказок в Москве знали, что Эренбург, по словам Давида Самойлова, ударная сила на «западном фланге сталинизма». Использовали, конечно!) Но было много и искренних, внеплановых выступлений людей, симпатизирующих взглядам Розенбергов или искренне верящих в их невиновность. Немало было тех, кто вступался за них, как за евреев – жертв антисемитской политики. Разумеется, Пий ХII, а с ним еще дюжина кардиналов, вовсе не были единомышленниками левого атеиста Сартра или члена французской компартии Пикассо. Но Папа и кардиналы вовсе и не «выступали в поддержку». Они призывали к милости падшим!...
Есть в том, что говорит Александр Васильев и другие неточности и очевидные передержки. Я ведь ни слова не сказал, что Розенберги были сталинистами. (Ну, просто документы этого не позволяют – в них нет ничего ни о Сталине, ни о сталинизме.)
Фанатики? Я тоже их так не называл. (Уж очень сильное для тональности этого цикла и негативно окрашенное слово.) Но думаю, в апологии Розенбергов оно выскочило у Васильева не случайно. Ведь что такое фанатизм? Это - слепая вера в правоту своих убеждений и превосходство надо всем и всеми предмета своего обожания. Слепая, потому что фанатик не знает и не представляет себе толком предмет своего поклонения.
Ну а что знали Юлиус и Этель про Советский Союз, кроме того, что он воевал и немецким нацизмом и победил его? Что еще? «Полюшко-поле» и «Широка страна моя родная» в исполнении Поля Робсона да пропагандистские статьи из «Дейли Уоркер» и прочих коммунистических изданий… Что они знали о Сталине, о ГУЛАГе, коллективизации?..Что, наконец, они, выросшие в еврейских набожных семьях (а Юлиус даже получил начатки религиозного образования), что они знали о советском послевоенном антисемитизме, которому, - уж извините мне этот «патриотизм», - американский и в подметки не годился! (Советский был круче!) - Да ничего! (И Васильев сам говорит об этом).
Психологи утверждают, что слепая вера у фанатиков обычно сочетается с чрезмерным рвением и одержимостью усилий. А вот именно это у Розенберга отмечали его кураторы из резидентуры и московский Центр. (И мы знакомили вас с этими документами.)
Конечно, если не горячиться, и подумать, следует признать, что кое-что о далеком предмете своего обожания они, в силу своего шпионства, все же знали. Знали, что благодаря их и собратьев их по тайному ремеслу усилиям и трудам, обожаемый ими Советский Союз теперь имеет самые передовые американские военные технологии и создал собственную атомную бомбу. И это позволяло им верить, что он может теперь или несколько позднее разгромить «американский империализм», вскользь упомянутый Александром Васильевым. (Видимо лексикон Краснознаменного пансиона им. Андропова не забывается!)
И еще одно, чисто филологическое. Слово «Фанатизм» - от латинского «fanaticus» («исступленный»), что в свою очередь происходит от греческого «Θάνᾰτος» — Танатос, имени бога смерти. Фанатики - это преданные своему верованию, своей идее столь прочно, что готовы за них умереть. Похоже, Александр Васильев, сам того не ведая, вышел на весьма убедительное объяснение жизни и смерти наших героев.
Он прав: они были настоящими героями, погибшими за Советский Союз. Вот только те, кто руководил им, никогда этого не признавали. Они готовы были говорить о них как о «мучениках» и «невинных жертвах», но как о героях – никогда. Они дарили свои Звезды Героев многих иностранцам – Гамалю Абдель Насеру, в молодости сотрудничавшему с немецкими наци, а на пике своей политической карьеры проигравшему, несмотря на советскую помощь, Шестидневную войну Израилю, и фельдмаршалу Абдель Хаким Амеру, устроившему неудавшийся заговор против Насера, Фиделю Кастро, за долгую его жизнь успевшему не раз подружиться и рассориться с менявшими друг друга советскими «первыми лицами» и немецкому уголовнику Эриху Мильке, долгие годы руководившему Штази… Они успели наградить советскими орденами Элизабет Бентли, сдавшую ФБР десятки их агентов, и Гарри Голда, по показаниям которого были арестованы Грингласс, Розенберги и Собелл… Но погибших за страну, которой они правили, Розенбергов - никогда!
Им была отведена другая роль.
Кстати, слово «роль» («историческая роль»), которую Розенберги, по словам Васильева, «должны были доиграть до конца» сочетается в том, что он говорит нам, со словом «герой», тоже, думаю, не случайно. По сути дела, создается образ театра, пьесы, некоего условного действа, адресованного публике, в котором актер должен соответствовать отведенной ему роли героя и ожиданиям зрителя. М.б., поэтому в своем прощальном письме детям Этель пишет очевидную нам ложь? Ну, не может же героиня остаться в памяти собственных детей и остальной публики обманывавшей всех пособницей иностранных шпионов, пусть даже один из них – ее горячо любимый муж! По этой логике и Юлиус тоже не может быть для них шпионом. (Именно поэтому Роберт и Майкл Миропол до сих пор не могут принять воспоминаний Александра Феклисова: какой же он друг их отца, если утверждает, что тот шпионил?...)
Розенберги не были единственными казненными персонажами истории атомного шпионажа. Председатель Специального комитета при Совете министров СССР по «руководству всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана», верховный организатор и руководитель всей необходимой СССР разведывательной информации по бомбе герой Советского Союза маршал Лаврентий Берия, ровно через 2 месяца после испытания советской копии американской бомбы награжденный «за выдающиеся заслуги в укреплении могущества СССР» своим пятым орденом Ленина, Сталинской премией и экзотическим званием «Почетного гражданина СССР», 23 декабря 1953 был лишен всех наград и званий и расстрелян. Протоколы его допросов, связанных с атомной проблемой, до сих пор не опубликованы.
В тот же день, что и Берия, расстреляли и Всеволода Меркулова, в ноябре 1945, согласовавшего с Лаврентием отмену мероприятий по уничтожению выдавшей советскую агентурную сеть Бентли. Расстреляли, конечно же, не за это, а за близость к Берия - того страшно боялись новые правители обожаемой Розенбергами советской страны.
Другим приближенным Лаврентия Павловича «повезло» больше. Павел Судоплатов «отделался» 15 годами тюрьмы. Опасаясь расстрела, он долгое время в заключении симулировал сумасшествие. Но когда почувствовал, что угроза миновала, стал из Владимирской тюрьмы писать новым вождям разнообразные предложения об организации диверсий и тому подобных «спецопераций» за рубежом. Вышел из заключения в день ввода в размечтавшуюся о «социализме с человеческим лицом» Чехословакию танковых контингентов «братских социалистических стран», положивших 21 августа 1968 конец «пражской весне». Под своим оперпсевдонимом стал переводить и сочинять книжки в серии «Пламенные революционеры». Потом сочинил и издал на Западе и мемуары, об особенностях которых мы не раз говорили в этой серии передач. После многократных бесплодных попыток и интриг? в 1992 наконец добился своей реабилитации. Умер в 1996. А в 1998 Ельцин подписал указ о посмертном возвращении ему наград и звания генерал-лейтенанта.
В августе 1953, когда арестовали Судоплатова, из органов «по сокращению штатов» выгнали и одного из главных героев этого цикла Анатолия Горского, в 1949-м, в тот же день, что и Берия, награжденного за заслуги в атомном шпионаже тем же орденом Красной звезды, что и Элизабет Бентли, и Гарри Голд. В 1954, в неполные 47 лет, Горский стал пенсионером и начал новую жизнь – литературного переводчика. Кого он только не переводил?... – Конан-Дойля и Джека Лондона, Герберта Уэллса и Рекса Стаута, Джемса Хедли Чейза и Уиллки Коллинза…. В основном детективы. Ну, и конечно «Капитана Блада» Сабатинни, которого читали несколько поколений советских детей, не ведавших, что русский текст сочинили для них «добрых дяди», два бывших советских резидента, причастных к атомному шпионажу – ненавидимый «кембриджской пятеркой» Горский, детально обсуждавший с Меркуловым возможности убийства Бентли, и участник убийств Троцкого и Андреаса Нина Лев Василевский, разрабатывавший Жолио Кюри и Понтекорво, а осенью 1945 пытавшийся вызнать атомные секреты у самого Нильса Бора. Умер Василевский в 1979. Анатолий Горский пережил его на год..
И все же некоторым из действующих лиц советского атомного шпионажа повезло – не казнены, не сели (или отсидели часть срока и были, как Лона и Морис Коэны, обменены) и вдобавок увенчаны титулами и орденами героев, не Советского Союза (он, Союз, оказался тверд – так до конца своего героями их и не признал). В июне 1995 скончался Морис Коэн. Через месяц Службе внешней разведки удалось пробить награждение покойного звездой Героя. А через год, в июне 1996 указом Ельцина сразу нескольким атомным шпионам было присвоено звание Героев России. Это Владимир Барковский (лондонский оперпсевдоним «Дэн») – считается, что именно он еще в 1941 сообщил Москве первую информацию о английских ядерных разработках, - и герои нашего сериала Яцков, Квасников и Феклисов . В августе к ним добавили и Лону Коэн. Как говорится «награда нашла героев». И опять, как с Фуксом, большинство из них были к тому времени мертвы. В живых оставался лишь Феклисов. После шпионской атомной эпопеи 1940-50-х он сыграл важную роль в еще одной тайной агентурной драме. В начале 1960 оказавшись в Вашингтоне главным резидентом КГБ,Феклисов, работавший тогда под именем Фомин установил контакт с корреспондентом ABC News Скали и получил от него для Хрущева предложения руковдства США по урегулированию Карибского кризиса. Скончался Александр Семенович в 2007.
Стоит упомянуть еще одного атомного шпиона - Героя России, имя которого, поскольку он работал не на ГБ, а на ГРУ, лишь промелькнуло в нашем сериале. Это Жорж Коваль, тот самый «Дельмар» с атомного объекта в Ок-Ридже (Теннеси), которого после второго возвращения в Союз кадровики разоблачили, как еврея и фальсификатора данных о воинской службе (10 лет рядовым – такого не бывает) ! И этот шпион-кандидат наук, весьма востребованный в США,почти 8 лет не мог найти в СССР работу. Когда в 2007 ГРУ, не желавшее отстать от КГБ, добилось звезды и для своего агента-ветерана, герой, как водится, был уже мертв. Проживши 93 года, Коваль скончался в 2006.
Для офицеров разведки, которым геройских звезд не досталось (звезд, как «пряников сладких всегда не хватает на всех») важным было умение довольствоваться наличествующим. Главное, как в фильме про Высоцкого: «Спасибо, что живой!» Когда вернувшегося в СССР оператора Розенберга Семена , Семенова, работавшего с несколькими агентами по Энормозу, поперли в начале 1953 как еврея из органов, он после долгих мытарств устроился кочегаром в котельную текстильной фабрики. И был очень доволен –« тепло и много свободного времени» . Через 23 года начальник ПГУ Мортин выбил для него у Андропова персональную пенсию – 120 рублей. И обладатель докторской степени из MTI Семенов снова радовался – ведь это столько, сколько получает младший научный сотрудник без степени, но со знанием иностранного языка…
Время передачи заканчивается, а я так и не успел даже перечислить здесь хотя бы десятую часть игроков многоходовой шпионской атомной драмы. Подобно Розенбергам почти все они до конца жизни сохраняли или пытались сохранить уверенность в правильности своей шпионской молодости и при этом скрывали ее подробности. Спасший ценой предательства и гибели сестры жизнь своей жены и собственную престарелый Дэвид Грингласс сравнительно недавно, в 2008 добился через суд неразглашения его показаний по поводу Розенбергов еще в течение 75 лет. При этом он, как и разоблаченная в 1999 в Англии 87-летняя «бабушка красного шпионажа» ( в.т.ч, и атомного) Мелита Норвуд, считает, что «рано или поздно полная правда восторжествует».
Не знаю, «рано или поздно», я, как многие, был на руинах Карфагена. Там не осталось почти ничего. Хранящаяся в нашей памяти знаменитая фраза Марка Порция Катона-старшего о Карфагене, который должен быть разрушен – м.б., самый весомый материальный реликт того далекого и героического прошлого. Это –тожество полной правды. Ничего другого больше не осталось. Да только кому нужна сейчас эта правда времен Третьей Пунической войны? И не произойдет ли то же самое, когда восторжествует «полная правда», обещанная нам по поводу истории атомного шпионажа времен войны Холодной..
Если последнее, в общем, прослеживается и выявляется довольно определенно, то о многом из перечисленного должен сейчас, завершая эту растянувшееся повествование, констатировать, что не очень в таком понимании преуспел. Возможно, материала не хватает, а возможно - ума и таланта. Это вообще большой вопрос, сколь корректны и адекватны «минувшей действительности» исторические портреты, выстраиваемые нами на документальном материале. Гоголь своим гением «из ничего» мог создать Акакия Акакиевича, из украденной шинели вышли потом не только батальоны мастеров русской культуры, но и все мы - их пленники и почитатели. Однако мы в большинстве своем не гоголи, и наши фантазии ограничены не только нашими способностями, но и текстом документов… Да и создание нового эпизода героического мифа прошлого тоже не наша задача. (Не моя, по крайней мере). Поэтому стоит честно констатировать непонятное как непонятое…
Одно из непонятного мне – Розенберги, их поведение на суде и после, до самого трагического конца. Оно несомненно героическое и уникальное.
Избранная Розенбергами тактика полного отрицания работы на советскую разведку не уникальна. Шпионы, являвшиеся советскими гражданами, при аресте не раз прибегали к ней. К примеру, мы уже рассказывали в этом цикле передач об аресте в мае 1941 Гайка Овакимяна. Несмотря на неопровержимые доказательства его разведывательной деятельности, Овакимян ее полностью отрицал, напирая на то, что как сотрудник Амторга, он обладает иммунитетом от уголовного преследования в Штатах. В результате этой твердости и в силу стечения разного рода обстоятельств, главными из которых были начавшаяся германо-советская война и арест на территории СССР американских граждан-беженцев из оккупированной Германией Польши, США обменяли его на троих из них. А в Союзе Овакимян успешно продолжил свою работу в разведуправлении.
Хотя и признания разоблаченными и арестованными шпионами своего сотрудничества с советской разведкой тоже известны. В работе «на Коминтерн» признался, оказавшись в октябре 1941-го арестованным в Японии, Рихард Зорге. Другой советский шпион Леопольд Треппер, со слов его послевоенного сосидельца по лубянской внутренней тюрьме японского генерала Томинага Кёдзи, вспоминал, что японцы якобы даже предлагали Сталину обменять Зорге (на кого или что, не знаю). Но ясно, что Сталин, недовольный результатами работы Зорге и его «моральным обликом» (мы об этом рассказывали в одном из выпуском РВВ), на такую сделку не пошел.
И упомянутый Треппер (подлинная фамилия - Джилли), руководивший легендарной ныне разведсетью «Красная капелла», оказавшись схваченным в октябре 1942 в Париже гестапо, не стал отрицать своей работы на советскую разведку. Это спасло ему жизнь (осенью 1943 он сумел бежать из под ареста), но не спасло от советской тюрьмы, в которой он провел около 8 лет (с 1945 по 1953).
Направленный Москвой в 1948 в Штаты Вилли Фишер, одной из задач которого была создание новой агентурной сети и активизация советского атомного шпионажа, при аресте в 1957, несмотря на неопровержимые вещественные доказательства и показания его подчиненного – агента «Вика» (подполковника КГБ Рейно Хейханена), свою разведывательную активность отрицал, но признал свое советское гражданство и назвался Рудольфом Ивановичем Абелем (это имя его умершего в 1955 коллеги – сигнал Москве, что Фишер хранит шпионскую тайну). Сейчас несомненно, что эта его тактика имела успех: приговоренный в 1957 к 30-ти годам тюремного заключения «Абель» в феврале 1962 был обменян на пилота сбитого над Уралом американского разведывательного самолета Пауэрса.
С попавшимися советскими шпионами-американцами все несколько иначе. Ну, вот, к примеру, Мортон Собелл (оперпсевдоним «Сеня») – член группы Юлиуса Розенберга. (Мы уже говорили о нем.) До ареста Собелл был главным радиоинженером «Дженерал электрик», руководил научно-исследовательской группой по радиолокаторам сантиметрового диапазона. Как агент был весьма продуктивен: от него Москва получила информацию о десятках исследовательских разработок, это - нескольких тысяч страниц, а кроме того регулярно – сведения о заседаниях Координационного комитета США по радиотехнике. Собелл был также источником первых сведений советской разведки о создании в США системы управления ракетами-носителями атомных боезарядов. В прошлой передаче Александр Васильев уже рассказал о том, как почувствовав угрозу ареста, Собелл летом 1950 бежал вместе с женой и детьми в Мексику. Оттуда он намеревался уехать дальше в Европу. Но не было нужного для этого паспорта. По наводке ФБР его арестовали и на границе Мексики и США выдали американцам. Собелл предстал перед судом вместе с Розенбергами. Также как они «ушел в глухую несознанку», объясняя свое бегство в Мексику опасением ответственности за ложные показания о принадлежности к Компартии США. При этом напрочь отрицал свою шпионскую деятельность. Ну, и что? Помогло ли это ему? – Приговор – 30 лет тюрьмы, такой же, как позднее Фишеру-Абелю. А вот сидел он куда больше – 17 лет и 9 месяцев. Кстати, начитывая материал о нем, я наткнулся на любопытную, как из романа, деталь – в одной из тюрем судьба свела его с Абелем, и они подружились. Абеля вытащило из тюрьмы КГБ. Непризнавшегося Собелла – адвокаты, настойчиво работавшие в условиях изменившегося политического климата. Ну, а что же в его случае КГБ? Эти ему, вернее, его семье, тоже пытались помочь. И вот еще одна, отдающая сюжетными сближениями из дурных романов деталь: в 1955-м все те же Фишер-Абель вместе со своим сдавшим его в 1957 агентом-связником Хейханеном сделали тайную «закладку» - 5 тыс. долларов, предназначенных для жены Собелла. Деньги по тем временам немалые. Но Эллен Собелл они не достались! – Хейханен изъял все из тайника перед тем, как в 1957 отплыть в на борту «Ля Либерте» в Европу. Ничего не подозревавший об этом Фишер, мечтавший избавиться от своего пьющего и гулящего помощника, еще и добавил ему 2 сотни на дорожные расходы. ЦРУ сообщило, что в американское посольство в Париже Хейханен явился сдаваться сильно подвыпивши и порастратившись... Ну, это же как в дурном шпионском романе-пародии! И не случайно цереушники в Париже, выслушав его пьяную исповедь, ему поначалу не поверили, приняв его за сумасшедшего.
В общем, повторю, в исходной позиции Розенбергов на следствии и суде – не признаваться ни в чем – ничего уникального не было. Еще до их ареста, в августе 1948, отверг в своих показаниях в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности сотрудничество с коммунистическим подпольем Гарри Декстер Уайт, обвиненный бывшими советскими агентами Бентли и Виттекером Чемберсом в работе на советскую разведку. Отверг и через 3 дня умер после двух сердечных приступов. Заключение патологоанатома: смерть в результате передозировки дигиталиса, применявшегося для лечения хронической сердечной недостаточности.
До самой смерти в 1996 не признался в своем шпионстве и дважды судимый сотрудник Госдепа Элжер Хисс (осудить его удалось лишь за лжесвидетельство, а не за шпионаж). Вопрос о его сотрудничестве с советской разведкой остается до сих пор предметом научных дискуссий, а иногда и судебных тяжб.
До своей смерти в 1999 не признался в своей шпионской активности и Виктор Перло, значащийся в уже не раз цитированном мной списке проваленной агентуры Анатолия Горского как агент «Рейд». Его и не судили никогда. Просто в 1947 он ушел с госслужбы и весьма успешно прожил на воле еще более полувека. Занимался консультированием, увлекался альпинизмом и теннисом, написал 13 антикапиталистических книг…
В общем, то, что на процессе неколебимо верящий в коммунистические догмы и СССР Розенберг и его жена избрали на процессе линию полного отрицания инкриминируемых им действий, меня не удивляет. – В условиях развернувшейся в обществе антикоммунистической истории и охоты на красных шпионов «несознанка» обвиняемых по таким делам была распространенной и притом положительно продуктивной тактикой.
И вот тут невозможно хоть коротко не сказать о том политическом и социально-психологическом фоне, на котором ( а точнее в данном случае – внутри которого) развивалось судебное преследование Розенбергов. Это – период (иногда его называют «эпохой», хотя длилось-то все всего 4 года еще года 4 сходило на нет), период начавшийся 9 февраля 1950 с выступления в женском клубе в Западной Виргинии мало кому тогда в масштабах страны известного сенатора-республиканца от Висконсина Джозефа Маккарти. На следующий день газеты разнесли по Штатам его потрясшие многих слова:
"У меня на руках список из 205 сотрудников Госдепартамента, которые оказались либо имеющими членский билет, либо безусловно верными коммунистической партии, но которые, несмотря ни на что, все ещё помогают формировать нашу внешнюю политику".
Владимир Тольц: Потом в выступлениях самого Маккарти эта цифра «205» не раз, то уменьшаясь, то увеличиваясь, менялась. (Благо магнитофонной записи речи не было.) Не это важно. Главное, семя упало в благодатную почву. Общество и без того было наполнено политическими страхами Холодной войны. Еще не забылись переживания времени берлинского кризиса 1948 года, когда Штаты, казалось, находились на волоске от вооруженного столкновения с Советами. Ощущение военной угрозы усилилось в 1949 сообщением о взрыве советской атомной бомбы. По всей стране стали строить индивидуальные противоатомные бомбоубежища. Плюс победа коммунистов в Китае, публикации о деле Элжера Хисса и пойманном в Англии атомном шпионе Фуксе. Вдобавок начавшаяся в июне 1950 война в Корее, грозившая перерасти в столкновение с «красным» теперь Китаем, за спиной которого маячил оснащенный атомной бомбой Советский Союз. Казалось, все навалилось сразу. Один из американских мемуаристов, вспоминая о том времени, запишет позднее:
“На моих глазах мир погружался в пучину безумия”.
Владимир Тольц: И мне кажется, сильно пьющий сенатор из Висконсина, выступавший со страстными обличениями красных врагов в правительственных учреждениях, обладал недюжинным даром чувствовать и аккумулировать эти общественные страхи и фобии. До определенного момента это позволяло ему расширять списки скрытых врагов, куда попали и гомосексуалы на госслужбе, и лауреат Нобелевской премии мира генерал Джорж Маршалл, которого Маккарти объявил виновным за победу коммунистов в Китае. И не случайно, когда историк Артур Шлессинджер-мл. спросил в 1952 у конгрессмена-демократа Джона Ф.Кеннеди, почему тот не выступает с критикой распоясавшегося сенатора-республиканца, будущий президент США ответил: «Черт возьми, половина моих избирателей в Массачусетсе считает Маккарти героем!»…
В общем, понятно, как на этом фоне страха коммунистической атомной угрозы воспринимался многими американцами начавшийся процесс над Розенбергами. В каком-то смысле он был политическим ответом правительства демократа Трумэна общественному мнению, возбуждаемому «героем»-республикнцем Маккарти, сообщениями о показаниях Бентли и информацией о краже советскими шпионами американских атомных секретов. Но думаю, важно, особенно для наших слушателей в России, уяснить отличие тогдашней американской ситуации от того, что ныне мы можем наблюдать в РФ. Несомненно, как и в России, правительственная власть в США начала 1950-х имела возможность воздействия на сферу судебную, возможность переноса туда решения своих политических проблем. Но в отличие от современной России ее возможности предрешения судебного приговора были в США куда более ограничены.
Сошлюсь на свидетельства мемуаристов, хотя понимаю, что такого рода источникам стопроцентно доверять нельзя. Тем не менее, известно, что подобно следователю британской МИ-5 Скардону, добившемуся от Клауса Фукса признания в шпионаже в пользу СССР, но при этом остававшемуся уверенным, что его подследственного тюрьмой не накажут, а позволят и дальше заниматься наукой, глава ФБР, добившийся передачи дела Розенбергов в суд, вовсе не думал, что их приговорят к смерти и, более того, был противником такого приговора. По крайней мере в отношении Этель. И даже писал об этом президенту, да только до президента это не дошло. (Такое бывает не только в Штатах.) Но, как пишет в своих воспоминаниях бывший член исполкома американской компартии, известный писатель, автор «Спартака» Говард Фаст, в ту пору пытавшийся лоббировать в Вашингтоне смягчения приговора Розенбергам:
“До нас дошло, что Трумэн со страшной силой давит на судью Кауфмана, требуя смертного приговора. В Вашингтоне говорили, что он загнал его в угол, сопротивляться нет никакой возможности, и даже когда Кауфман обратился к Трумэну с просьбой, чтобы приговор огласил кто-нибудь другой, ибо в противном случае он сделается изгоем в глазах людей своей веры, президент остался непоколебим”.
Владимир Тольц: Нужно ли говорить, что судья Ирвинг Кауфман, как впрочем, и государственный обвинитель на процессе Ирвинг Сейпол, были евреями? – Власти сделали все, чтобы суд над Розенбергами не выглядел антисемитским. Даже назначенное в 1953 время казни изменили, чтобы оно не совпало со священной для иудеев субботой. Но главное – выбор меры наказания по закону 1917 о шпионаже, как и дифференцированное его правоприменение к Розенбергам и Гринглассам все же возлагалось полностью на Кауфмана. Тот страшно мучился. Искал поддержки в советах. Даже у своего дантиста. Говард Фаст вспоминал:
“Кауфман спрашивал, как ему быть перед лицом трумэновских угроз. Пораженный собеседник напомнил тому, что он всего лишь зубной врач и с таким вопросом лучше обратиться к рабби. Кауфман сказал, что уже обращался, но рабби ответил, что выбор должен сделать он сам. В многочисленных публикациях, посвященных процессу над Розенбергами, нет и намека на переживания судьи Кауфмана. Впрочем, и я ничуть не намерен оправдывать вынесенный им приговор, он справедливо считается и жестоким, и трусливым”.
Владимир Тольц: Я не стану пересказывать подробности процесса и кассации. - Сегодня большинство стенограмм суда опубликованы и используются в качестве учебного пособия при изучении истории американского судопроизводства. И даже в России имеются подробные, хотя и весьма тенденциозные пересказы этого дела, в книге Александра Феклисова, к примеру. Приведу здесь лишь то, что изрек, обращаясь к Розенбергам, мучимый сомнениями судья Кауфман:
“Ваше преступление хуже убийства. Спланированное убийство кажется ничтожным по сравнению с вашим преступлением. Совершая убийство, преступник лишает жизни только свою жертву. Семья погружается в траур, но, когда справедливость восстановлена, эта глава заканчивается. Что касается вас, то, как мне представляется, дав русским атомную бомбу за годы до того, как они усовершенствовали бы её сами, вы развязали им руки для агрессии в Корее, уже унесшей 50 000 жизней. Миллионы людей ещё заплатят своими жизнями за вашу измену. Ваше предательство изменило курс истории не в интересах нашей страны”.
Владимир Тольц: Что ж, мятущаяся душа Кауфман сделал свой выбор. Сам, как и советовал ему рабби. По-моему, насчет «изменения курса истории» судья хватанул! Да и по поводу роли Розенбергов в развязывании СССР «рук для агрессии в Корее» тоже. Это все скорее - риторическое оформление выполняемого, пусть поневоле, политического задания. Шпионская роль Розенберга, как мы теперь знаем, была весьма значительна, вклад в это дело его жены куда скромнее, а их участие в атомном шпионаже вообще второстепенно. Но ни то, ни другое, ни третье на суде экспертно не оценивалось. И обещания Сейпола пригласить в качестве свидетелей обвинения более сотни человек, в том числе, упоминавшихся нами атомщиков Манхеттэнского проекта Роберта Оппенгеймера, Гарольда Юри, Джоржа Кистяковского так и остались лишь обещаниями.
И еще по поводу «политической составляющей» дела Розенбергов. Даже если решить, что Говард Фаст стопроцентно прав,- а в его воспоминаниях я нахожу пассажи, искажающие события прошлого,- но даже если предположить адекватность его сообщения, что президент Трумэн требовал для Розенбергов смертного приговора, невозможно не отметить того, что президентская власть, по крайней мере, во времена сменившего Трумэна Эйзенхауэра, не полагала осуществление казни над Розенбергами обязательным. Политически власти было важнее признание подсудимыми своей вины. Это позволило бы президенту продемонстрировать «милость к падшим». И исключение Большим жюри из числа обвиняемых Рут Грингласс, не применение в качестве наказания за шпионство к ее мужу тому подтверждение. И то, что в помещении, где казнили Юлиуса и Этель стоял телефон, по которому им до последнего предлагалось в обмен на отмену казни позвонить и раскаяться, тоже. И еще: в фильме, который сняла о своих бабушке и дедушке внучка Розенбергов Эйви Миропол есть потрясающий рассказ вдовы тюремного раввина Эрвина Куслова, который до последнего часа этой четы оставался со своими единоверцами и соплеменниками. Со слов покойного супруга вдова рассказывает, что уже после казни Розенберга раввин обратился к Этель:
“Юлиус мертв. Вспомни, что ты оставляешь в этом мире сиротами двух своих детей. Назови одно имя, любое, хотя бы вымышленное, и это тебя спасет”.
Владимир Тольц: И услышал в ответ:
“У меня нет никаких имен. Я не виновна в преступлении, в котором меня обвиняют. И я готова умереть”.
Владимир Тольц: Вот эта готовность оставить своих детей сиротами (ради чего?), детей, которых они, судя по всему, страстно любили, меня более всего в Розенбергах, особенно в Этель (знаете стереотип “yidishe mamma”?) меня более всего удивляет. Мне это просто непонятно. И объяснений я не нашел ни в документах советской разведки, ни в письмах, написанных Этель детям от своего и Юлиуса имени за несколько минут до казни.
“Мои самые дорогие, любимые, самые драгоценные дети,
Еще этим утром казалось, что мы снова можем в конце концов оказаться вместе. Теперь, когда этого уже произойти не может, я хочу, чтобы вы знали все, что довелось узнать мне. Жаль, я могу написать вам лишь несколько простых слов; остальному научат вас ваши собственные жизни, как некогда моя научила меня.
Поначалу вы, конечно, будете горько о нас скорбеть, но вы не будете горевать в одиночку. В этом наше утешение, и оно, в конце концов, должно стать и вашим.
В конце концов, вы должны понять, что жизнь стоит того, чтобы жить. И утешьте себя тем, что даже сейчас, когда медленно приближается наш конец, что мы верим в это - эти убеждения сильнее палача!
Ваши жизни должны научить вас также тому, что добро не может процветать посреди зла; что свобода и всё, что дарует подлинное удовлетворение и достойную жизнь, приобретается не за дешево.
Утешьте себя тем, что мы спокойно и глубоко осознали: цивилизация пока еще не достигла той критической отметки, после которой жизнью уже нельзя будет пожертвовать ради жизни, и нас утешает уверенность, что и другие после нас будут поступать как и мы.
Нам жаль, что для нас невозможны огромная радость и удовольствие прожить наши дальнейшие жизни с Вами. Ваш Папа, который в прошлом всегда был со мной важные для нас часы, шлет вам всю свою любовь, которая хранится в его сердце для его самых дорогих мальчиков. Всегда помните, что мы были невиновны, и наша совесть чиста
Мы вынуждены заканчивать. Крепко целуем вас
Папа и Мама
Джули и Этель”.
Владимир Тольц: Когда Этель дописала это, Джулиус был уже мертв.
До казни в тюрьме Синг-Синг им позволили переписываться:
“Моя дорогая... Слезы наворачиваются мне на глаза, когда я пытаюсь излить свои чувства на бумаге. Я могу лишь сказать, что жизнь имела смысл потому, что подле меня была ты... Вся грязь, нагромождение лжи и клеветы этой гротескной политической инсценировки не только не сломили нас, но, напротив, вселили в нас решимость твердо держаться, пока не будем полностью оправданы... Нежно тебя обнимаю и люблю...»
Владимир Тольц: Они очень любили друг друга. За 12 дней до гибели он написал:
“Никто не сможет отнять нас друг у друга – даже разлука и угроза смерти”
Владимир Тольц: Так и получилось. В результате дети – 10-летний Майкл и 6-летний Роберт - остались сиротами. Поначалу, на 3 месяца их взяла мать Этели, резко порицавшая дочь и зятя за то, что втянули в шпионские игры и брата Дэвида и его жену. Затем – сиротский приют. Потом еще год у матери Юлиуса, которая оказалась не в состоянии заботиться о детях. Другие родственники от сирот отказывались – опасались остракизма. И тогда адвокат Розенбергов на процессе определил мальчиков в семью своего друга Авеля Миропола, Тот их усыновил и дал детям свою фамилию. Но дети не забыли своих настоящих родителей и продолжают верить в их невиновность. В 1975 братья выпустили книгу – собственную версию истории Розенбергов. Оба окончили университеты, стали профессорами. В память родителей Роберт создал Фонд Розенбергов, помогающий детям преследуемых. Теперь дело отца продолжает его дочь Дженнифер… Кстати.- сужу по публикациям – и дети Розенбергов, и их внучки знают публикации «тетрадей Васильева» и исследования, построенные на этом материале. Считают, что Васильевские материалы доказывают невиновность Этель, а в шпионство дедушки по-прежнему не верят. И в этом они не единственные в Штатах. И вот я хочу спросить нашего бывшего американиста из органов, а ныне историка разведки Александра Васильева, насколько, среди кого и почему распространен такой подход к делу Розенбергов в сегодняшних США?
Александр Васильев: Дело Розенбергов или дело другого агента советской разведки Алджера Хисса, который был высокопоставленным сотрудником Государственного департамента США, - это точки ожесточенных идеологических столкновений между американскими либералами и консерваторами. Эти столкновения выходят за рамки спора о том, были ли они шпионами или нет. Разговор на самом деле идет о внутренней и внешней политике во второй половине 20-го века. Грубо говоря, либералы считают, что в 50-х годах прошлого века Америка пошла неверным путем, который привел ее к гонке вооружений, конфронтации с Советским Союзом, к войне во Вьетнаме и так далее. Поворот на это неверное направление был осуществлен с помощью судебных процессов над советскими шпионами. То есть, по мнению либералов, американские консерваторы использовали Розенбергов и Алджера Хисса для соответствующей обработки общественного мнения Соединенных Штатов с тем, чтобы американцы поддержали новый империалистический курс Вашингтона. И эти идеологические бои, кстати, идут до сих пор. Когда вышла моя первая книга о советском шпионаже, которая называется “Зачарованный лес”, я сам оказался под обстрелом либералов, я этого совершенно не ожидал. Я оказался в странной ситуации, потому что в данном вопросе я согласен с американскими либералами: да, Америка стала империалистической державой и несет такую же ответственность за разжигание “холодной войны”, как и Советский Союз. Но при этом я знаю, что Розенберги и Алджер Хисс были советскими шпионами, я документы читал, я две книги написал. Но американские либералы просто не хотят в это верить, потому что это не соответствует их политическим интересам. Они все еще ведут битвы, которые уже давно проиграны. Поэтому эти споры будут идти еще очень долго - это вопрос веры. И это споры не о Розенбергах - это споры об Америке.
Владимир Тольц: Понятно, только я хочу пояснить для наших слушателей: под тем деликатным словом “либерал”, которое вы используете, вообще на самом деле кроется, если угодно такой глагол, вчерашние коммунисты, которые не перестают быть коммунистами и сегодня. Скажем, в Фонде Розенбергов - это Анджела Дэвис. Так что близость их мировосприятия к вашему, человеку из бывших органов, понятна.
Александр, не секрет, что Юлиус и Этель Розенберги после ареста могли спасти себе жизнь, сознавшись в шпионаже и выдав своих соучастников. И даже не выдавая, и даже уже в ходе суда у них такой шанс был. Об этом в свое время писал ваш старший коллега, один из главных персонажей нашей серии Александр Феклисов
“У меня была слабая надежда, что они выберут единственный возможный путь к спасению – признают факт сотрудничества с советской разведкой в годы войны, в то же время отведя от себя обвинения в атомном шпионаже. Однако, Розенберги и Собелл, видимо, решили, как партизаны, стоять до конца: они не только полностью отвергли предъявленные им обвинения в атомном шпионаже, но и вообще отрицали, что оказывали какую-то тайную помощь СССР в годы войны.
Отказ обвиняемых признать хотя бы в малой степени свою вину еще более усугубил их положение. <…> Одновременно абсолютный отказ <…> признать какое-либо участие в разведывательной деятельности в пользу СССР во время войны в пользу общего врага- фашистской Германии – значительно ослабил их позиции”.
Владимир Тольц: Я уже описал, как я понимаю, причины такой позиции Розенбергов и Собелла. Но думаю, нашим слушателям будет куда более интересно услышать ваше мнение профессионального американиста и разведчика.
Александр Васильев: Вы знаете, я думаю, здесь разговор уже выходит за рамки наших бесед о советском шпионаже. Это уже более высокая тема - тема героизма и тема самопожертвования. Мне трудно об этом говорить, потому что, честно говоря, слов не хватает. Мы отвыкли от этих понятий - героизм и подвиг. К таким людям, как супруги Розенберг, гораздо проще относиться с усмешкой, гораздо проще их назвать фанатиками, а рассказы об их подвигах воспринимать как пропаганду. Я не думаю, что Розенберги были фанатиками-сталинистами, они работали не для Сталина, а для нашей страны, про которую они мало что знали. Розенберги никогда не были в Советском Союзе, а в то, что писали американские газеты, они скорее всего не верили. То есть для них Советский Союз - это был идеал, идеал более справедливого общества, более справедливого, чем то, которое существовало тогда в Америке. Ради этого идеала Розенберги отдали тогда свою жизнь. Я думаю, в какой-то момент во время судебного процесса они осознали свое место в истории, они осознали свою историческую роль. И для того, чтобы доиграть эту роль до конца, они готовы были пойти на смерть. Когда люди во всем мире выступали в защиту Розенбергов, когда такие знаменитости, как Альберт Эйнштейн, Жан-Поль Сартр, Пабло Пикассо, Папа римский Пий XII выражали им свою поддержку, они просто не могли признаться в том, что они были советскими шпионами - это невозможно. Супруги Розенберг стали символом борьбы за справедливое общество. И для них, я думаю, это было важнее всего, важнее жизни.
Владимир Тольц: Попробуем разобраться в том, что говорит Александр Васильев. Во-первых, тут есть некоторая мешанина – Эйнштейн, Папа Пий XII и Жан-Поль Сартр впрягаются в одну телегу «всеобщей поддержки». (Это вообще агитпроповский термин, а тем, кто слушал наши предыдущие передачи, рисуемая Александром картина наверняка может напомнить предложения нью-йоркской резидентуры московскому Центру о том, как и какие «активные пропагандистские мероприятия» можно в связи с делом Розенбергов организовать на Западе и в советской печати.)
Протестов, писем, заявлений, выступлений было в те дни действительно много – десятки тысяч. Но они рознились как по форме, так и по содержанию. И по способу создания тоже. Было много писем коммунистических единомышленников Розенбергов изо всех стран. Как такого рода протесты создавались в американской компартии, прекрасно описал покинувший ее после подавления Венгерской революции 1956 г. Говард Фаст, которого мы уже цитировали. (Тут действовали и партийная дисциплина и организация, имелись и сочинители-профессионалы.) И так было не только в Америке. (Помните рекомендации нью-йоркской резидентуры использовать в кампании Эренбурга? – Тоже мне, умники нашлись! И без их подсказок в Москве знали, что Эренбург, по словам Давида Самойлова, ударная сила на «западном фланге сталинизма». Использовали, конечно!) Но было много и искренних, внеплановых выступлений людей, симпатизирующих взглядам Розенбергов или искренне верящих в их невиновность. Немало было тех, кто вступался за них, как за евреев – жертв антисемитской политики. Разумеется, Пий ХII, а с ним еще дюжина кардиналов, вовсе не были единомышленниками левого атеиста Сартра или члена французской компартии Пикассо. Но Папа и кардиналы вовсе и не «выступали в поддержку». Они призывали к милости падшим!...
Есть в том, что говорит Александр Васильев и другие неточности и очевидные передержки. Я ведь ни слова не сказал, что Розенберги были сталинистами. (Ну, просто документы этого не позволяют – в них нет ничего ни о Сталине, ни о сталинизме.)
Фанатики? Я тоже их так не называл. (Уж очень сильное для тональности этого цикла и негативно окрашенное слово.) Но думаю, в апологии Розенбергов оно выскочило у Васильева не случайно. Ведь что такое фанатизм? Это - слепая вера в правоту своих убеждений и превосходство надо всем и всеми предмета своего обожания. Слепая, потому что фанатик не знает и не представляет себе толком предмет своего поклонения.
Ну а что знали Юлиус и Этель про Советский Союз, кроме того, что он воевал и немецким нацизмом и победил его? Что еще? «Полюшко-поле» и «Широка страна моя родная» в исполнении Поля Робсона да пропагандистские статьи из «Дейли Уоркер» и прочих коммунистических изданий… Что они знали о Сталине, о ГУЛАГе, коллективизации?..Что, наконец, они, выросшие в еврейских набожных семьях (а Юлиус даже получил начатки религиозного образования), что они знали о советском послевоенном антисемитизме, которому, - уж извините мне этот «патриотизм», - американский и в подметки не годился! (Советский был круче!) - Да ничего! (И Васильев сам говорит об этом).
Психологи утверждают, что слепая вера у фанатиков обычно сочетается с чрезмерным рвением и одержимостью усилий. А вот именно это у Розенберга отмечали его кураторы из резидентуры и московский Центр. (И мы знакомили вас с этими документами.)
Конечно, если не горячиться, и подумать, следует признать, что кое-что о далеком предмете своего обожания они, в силу своего шпионства, все же знали. Знали, что благодаря их и собратьев их по тайному ремеслу усилиям и трудам, обожаемый ими Советский Союз теперь имеет самые передовые американские военные технологии и создал собственную атомную бомбу. И это позволяло им верить, что он может теперь или несколько позднее разгромить «американский империализм», вскользь упомянутый Александром Васильевым. (Видимо лексикон Краснознаменного пансиона им. Андропова не забывается!)
И еще одно, чисто филологическое. Слово «Фанатизм» - от латинского «fanaticus» («исступленный»), что в свою очередь происходит от греческого «Θάνᾰτος» — Танатос, имени бога смерти. Фанатики - это преданные своему верованию, своей идее столь прочно, что готовы за них умереть. Похоже, Александр Васильев, сам того не ведая, вышел на весьма убедительное объяснение жизни и смерти наших героев.
Он прав: они были настоящими героями, погибшими за Советский Союз. Вот только те, кто руководил им, никогда этого не признавали. Они готовы были говорить о них как о «мучениках» и «невинных жертвах», но как о героях – никогда. Они дарили свои Звезды Героев многих иностранцам – Гамалю Абдель Насеру, в молодости сотрудничавшему с немецкими наци, а на пике своей политической карьеры проигравшему, несмотря на советскую помощь, Шестидневную войну Израилю, и фельдмаршалу Абдель Хаким Амеру, устроившему неудавшийся заговор против Насера, Фиделю Кастро, за долгую его жизнь успевшему не раз подружиться и рассориться с менявшими друг друга советскими «первыми лицами» и немецкому уголовнику Эриху Мильке, долгие годы руководившему Штази… Они успели наградить советскими орденами Элизабет Бентли, сдавшую ФБР десятки их агентов, и Гарри Голда, по показаниям которого были арестованы Грингласс, Розенберги и Собелл… Но погибших за страну, которой они правили, Розенбергов - никогда!
Им была отведена другая роль.
Кстати, слово «роль» («историческая роль»), которую Розенберги, по словам Васильева, «должны были доиграть до конца» сочетается в том, что он говорит нам, со словом «герой», тоже, думаю, не случайно. По сути дела, создается образ театра, пьесы, некоего условного действа, адресованного публике, в котором актер должен соответствовать отведенной ему роли героя и ожиданиям зрителя. М.б., поэтому в своем прощальном письме детям Этель пишет очевидную нам ложь? Ну, не может же героиня остаться в памяти собственных детей и остальной публики обманывавшей всех пособницей иностранных шпионов, пусть даже один из них – ее горячо любимый муж! По этой логике и Юлиус тоже не может быть для них шпионом. (Именно поэтому Роберт и Майкл Миропол до сих пор не могут принять воспоминаний Александра Феклисова: какой же он друг их отца, если утверждает, что тот шпионил?...)
Розенберги не были единственными казненными персонажами истории атомного шпионажа. Председатель Специального комитета при Совете министров СССР по «руководству всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана», верховный организатор и руководитель всей необходимой СССР разведывательной информации по бомбе герой Советского Союза маршал Лаврентий Берия, ровно через 2 месяца после испытания советской копии американской бомбы награжденный «за выдающиеся заслуги в укреплении могущества СССР» своим пятым орденом Ленина, Сталинской премией и экзотическим званием «Почетного гражданина СССР», 23 декабря 1953 был лишен всех наград и званий и расстрелян. Протоколы его допросов, связанных с атомной проблемой, до сих пор не опубликованы.
В тот же день, что и Берия, расстреляли и Всеволода Меркулова, в ноябре 1945, согласовавшего с Лаврентием отмену мероприятий по уничтожению выдавшей советскую агентурную сеть Бентли. Расстреляли, конечно же, не за это, а за близость к Берия - того страшно боялись новые правители обожаемой Розенбергами советской страны.
Другим приближенным Лаврентия Павловича «повезло» больше. Павел Судоплатов «отделался» 15 годами тюрьмы. Опасаясь расстрела, он долгое время в заключении симулировал сумасшествие. Но когда почувствовал, что угроза миновала, стал из Владимирской тюрьмы писать новым вождям разнообразные предложения об организации диверсий и тому подобных «спецопераций» за рубежом. Вышел из заключения в день ввода в размечтавшуюся о «социализме с человеческим лицом» Чехословакию танковых контингентов «братских социалистических стран», положивших 21 августа 1968 конец «пражской весне». Под своим оперпсевдонимом стал переводить и сочинять книжки в серии «Пламенные революционеры». Потом сочинил и издал на Западе и мемуары, об особенностях которых мы не раз говорили в этой серии передач. После многократных бесплодных попыток и интриг? в 1992 наконец добился своей реабилитации. Умер в 1996. А в 1998 Ельцин подписал указ о посмертном возвращении ему наград и звания генерал-лейтенанта.
В августе 1953, когда арестовали Судоплатова, из органов «по сокращению штатов» выгнали и одного из главных героев этого цикла Анатолия Горского, в 1949-м, в тот же день, что и Берия, награжденного за заслуги в атомном шпионаже тем же орденом Красной звезды, что и Элизабет Бентли, и Гарри Голд. В 1954, в неполные 47 лет, Горский стал пенсионером и начал новую жизнь – литературного переводчика. Кого он только не переводил?... – Конан-Дойля и Джека Лондона, Герберта Уэллса и Рекса Стаута, Джемса Хедли Чейза и Уиллки Коллинза…. В основном детективы. Ну, и конечно «Капитана Блада» Сабатинни, которого читали несколько поколений советских детей, не ведавших, что русский текст сочинили для них «добрых дяди», два бывших советских резидента, причастных к атомному шпионажу – ненавидимый «кембриджской пятеркой» Горский, детально обсуждавший с Меркуловым возможности убийства Бентли, и участник убийств Троцкого и Андреаса Нина Лев Василевский, разрабатывавший Жолио Кюри и Понтекорво, а осенью 1945 пытавшийся вызнать атомные секреты у самого Нильса Бора. Умер Василевский в 1979. Анатолий Горский пережил его на год..
И все же некоторым из действующих лиц советского атомного шпионажа повезло – не казнены, не сели (или отсидели часть срока и были, как Лона и Морис Коэны, обменены) и вдобавок увенчаны титулами и орденами героев, не Советского Союза (он, Союз, оказался тверд – так до конца своего героями их и не признал). В июне 1995 скончался Морис Коэн. Через месяц Службе внешней разведки удалось пробить награждение покойного звездой Героя. А через год, в июне 1996 указом Ельцина сразу нескольким атомным шпионам было присвоено звание Героев России. Это Владимир Барковский (лондонский оперпсевдоним «Дэн») – считается, что именно он еще в 1941 сообщил Москве первую информацию о английских ядерных разработках, - и герои нашего сериала Яцков, Квасников и Феклисов . В августе к ним добавили и Лону Коэн. Как говорится «награда нашла героев». И опять, как с Фуксом, большинство из них были к тому времени мертвы. В живых оставался лишь Феклисов. После шпионской атомной эпопеи 1940-50-х он сыграл важную роль в еще одной тайной агентурной драме. В начале 1960 оказавшись в Вашингтоне главным резидентом КГБ,Феклисов, работавший тогда под именем Фомин установил контакт с корреспондентом ABC News Скали и получил от него для Хрущева предложения руковдства США по урегулированию Карибского кризиса. Скончался Александр Семенович в 2007.
Стоит упомянуть еще одного атомного шпиона - Героя России, имя которого, поскольку он работал не на ГБ, а на ГРУ, лишь промелькнуло в нашем сериале. Это Жорж Коваль, тот самый «Дельмар» с атомного объекта в Ок-Ридже (Теннеси), которого после второго возвращения в Союз кадровики разоблачили, как еврея и фальсификатора данных о воинской службе (10 лет рядовым – такого не бывает) ! И этот шпион-кандидат наук, весьма востребованный в США,почти 8 лет не мог найти в СССР работу. Когда в 2007 ГРУ, не желавшее отстать от КГБ, добилось звезды и для своего агента-ветерана, герой, как водится, был уже мертв. Проживши 93 года, Коваль скончался в 2006.
Для офицеров разведки, которым геройских звезд не досталось (звезд, как «пряников сладких всегда не хватает на всех») важным было умение довольствоваться наличествующим. Главное, как в фильме про Высоцкого: «Спасибо, что живой!» Когда вернувшегося в СССР оператора Розенберга Семена , Семенова, работавшего с несколькими агентами по Энормозу, поперли в начале 1953 как еврея из органов, он после долгих мытарств устроился кочегаром в котельную текстильной фабрики. И был очень доволен –« тепло и много свободного времени» . Через 23 года начальник ПГУ Мортин выбил для него у Андропова персональную пенсию – 120 рублей. И обладатель докторской степени из MTI Семенов снова радовался – ведь это столько, сколько получает младший научный сотрудник без степени, но со знанием иностранного языка…
Время передачи заканчивается, а я так и не успел даже перечислить здесь хотя бы десятую часть игроков многоходовой шпионской атомной драмы. Подобно Розенбергам почти все они до конца жизни сохраняли или пытались сохранить уверенность в правильности своей шпионской молодости и при этом скрывали ее подробности. Спасший ценой предательства и гибели сестры жизнь своей жены и собственную престарелый Дэвид Грингласс сравнительно недавно, в 2008 добился через суд неразглашения его показаний по поводу Розенбергов еще в течение 75 лет. При этом он, как и разоблаченная в 1999 в Англии 87-летняя «бабушка красного шпионажа» ( в.т.ч, и атомного) Мелита Норвуд, считает, что «рано или поздно полная правда восторжествует».
Не знаю, «рано или поздно», я, как многие, был на руинах Карфагена. Там не осталось почти ничего. Хранящаяся в нашей памяти знаменитая фраза Марка Порция Катона-старшего о Карфагене, который должен быть разрушен – м.б., самый весомый материальный реликт того далекого и героического прошлого. Это –тожество полной правды. Ничего другого больше не осталось. Да только кому нужна сейчас эта правда времен Третьей Пунической войны? И не произойдет ли то же самое, когда восторжествует «полная правда», обещанная нам по поводу истории атомного шпионажа времен войны Холодной..
