Как известно, дневники пишутся не для себя, а для другого, будь то мнимый читатель, провиденциальный собеседник или "я-другой". Этот дневник также адресован другому. Кто он? Отнюдь не вымышленный персонаж, а просто человек, который сейчас находится вне зоны доступности. Недосягаемый человек, которого люблю. Не совпадающий со мною во времени и пространстве. Человек, дистанцию от которого в какой-то мере и призвано снять это небольшое сочинение: текст-дневник и текст-двойник моего новогоднего путешествия в Воображаемую Турцию.
КОД РАЗДОРА
На стареньком "Форде" потомки знатного рода имамов Мемет и Окан Джандемир добросили меня от аэропорта до опрятного, утонувшего в царстве вечнозеленой хвои, четырехэтажного дома на окраине необъятной Анкары. Одно из самых ярких впечатлений: код замка на входной двери содержит знакомую последовательность цифр 1453. Для любого западного школьника это – дата гибели Византийской империи, год падения Константинополя. Для жителей Турции это – Fetih[1], дата завоевания, год Великой Победы. Так все же победа или поражение? Все зависит от избранной точки зрения. А какова моя точка зрения? Хронологическое углубление в пятьсот шестьдесят лет никак не проясняет смысла истории и не дает ключей к разрешению конфликта интерпретаций.
VIDEO MAPPING IN TURKISH STYLE[2]
Дорога от аэропорта до нашего дома занимает около часа, но этого вполне достаточно, чтобы убедиться, что сквозным, загадочно мерцающим персонифицированным образом нынешней Турции стал многоликий Протей, которого здесь именуют… Да, Вы, конечно же, уже догадались. Ататюрк[3] в виде римской конной статуи на площадях, Ататюрк в образе американского супергероя на билбордах, Ататюрк как эмблема эпохи турецкого антиклерикального просвещения на знаменах, свисающих с балконов домов, Ататюрк как "гений места" на магнитах, наклейках и постерах в бессчетных сувенирных лавках. Местами Ататюрк похож на Кафку, местами – на типичного восточного деспота, местами – на анархиста-повстанца, местами – на героя голливудского блокбастера. Вот и в нашем доме на почетном месте в углу холла – переливающийся всеми цветами радуги электронно-плексиглазовый мини-Ататюрк. Маленькое лазерное шоу в серванте. Ночью это домашнее магическое "светопредставление" спорит с тремя жидкокристаллическими телемониторами и новогодней елкой по красочности перманентных колористических метаморфоз и причудливости оптических иллюзий дематериализации всех привычных вещей и предметов: идеологический видеомаппинг in Turkish style, magica laterna[4] для одной отдельно взятой турецкой семьи.
СМЕЩЕНИЕ ПРИНЦИПА РЕАЛЬНОСТИ
С Вами такого никогда не случалось: заходите в "идеальный" дом – настолько свежевымытый, отполированный, зеркально-хрустальный, отштукатурено-позолоченный, блестящий и приторно чистый, что любая вызванная Вашим внезапным появлением соринка в прихожей, нечаянная крошка на столе или волосинка в ванной комнате создают едва ли не катастрофическое чувство острого дискомфорта? Похоже, Вы становитесь персонажем какой-то компьютерной сказочно-фантастической игры или фрагментом обложки глянцевого журнала Interior Design[5]. Эффект двояк: отпугивающая притягательность. Этот "совершенный мир" отталкивает и чарует своим странным смещением принципа реальности. Пытаюсь бороться с невольно возникшим, мягко говоря, варварским желанием прочертить царапину на белоснежной стене. Чтобы убедиться в том, что она настоящая. Чтобы поверить в то, что этот мир – не фантом.
KАLАBАLУK[6]
Почему в Турции я постоянно думаю о пресловутом западном "индивидуализме"? Может, потому, что здесь его нет? "Индивидуум". In-dividuum[7]. "Неделимость"… Ну вот, скажете Вы. Началось. Абстракции. Пустое любомудрие. Ничего подобного, возражу я. Для меня индивидуализм – не отвлеченный концепт, а живое переживание того, что между "я" и "все" нет посредников. "Я" вглядываюсь в зрачки мира, он – в мои. Люблю и нежно пестую свое одиночество, оно любит и нежно пестует меня. Может, это и иллюзия, затянувшаяся на несколько десятилетий, иногда именуемых жизнью, но мне и в самом деле почему-то кажется, что эту свою жизнь я проживаю "один на один" с миром и вечностью. Здесь же, в Турции, все не так. Между человеком и миром, человеком и вечностью всегда есть посредник. Его можно именовать по-разному: "семья", "община", "род", "клан", "комьюнити". По-турецки это отчасти передается словом kаlаbаlуk. Если Вы спросите, что такое "калабалык", то я, скорее всего, отвечу: "О, это непереводимо". Представьте себе очень много родственников, и все они о чем-то непрестанно говорят, жмут друг другу руки, обнимаются, хохочут, шепчутся, перемигиваются, иногда плачут, яростно жестикулируют, да еще и попутно переговариваются по телефону с какими-то другими родственниками, то и дело восклицают: çok, çok, selâm[8] и покачивают головами, погружаясь в состояние коллективного аффекта. Минимальное количество родственников, одновременно пребывающих в нашем доме, – семь-восемь человек, а в праздники их количество волнообразно нарастает. Двери не запираются. В какой-то момент ты вдруг перестаешь замечать, что в комнате, в которой полулежишь на диване с ноутбуком, помимо тебя находятся еще пять-шесть человек взрослых и плачущий грудной ребенок. Вот-вот приедут племянник Ришат и тетушка Эмине. Со дня на день ждут прилета прабабушки и прадедушки из Стамбула. О, насколько же для меня непривычна эта привычка жить "родовой", "общинной" жизнью, начисто лишающей privacy[9] и часов сладостного уединения. "Калабалык" – самое дивное и, пожалуй, самое непереносимое из того, что мне встретилось в Турции.
ГРАНИЦЫ ЯЗЫКА
Границы моего языка означают границы моего мира, не так ли? Помнится, пара комичных турецких выражений, почерпнутых из художественной литературы, была мне знакома с еще очень и очень давних времен: "чай бардак" (çay bardak), что означает "стакан чая", и "дурак" (durak), что означает "остановка". Легко догадаться, что слово "йок" (yok) означает "нет". Однако для более-менее сносного, осмысленного выживания в Турции, как выяснилось, лексикона в четыре слова все же маловато. Посему к ним в первые же дни моего пребывания в новой местности в силу неизбежности и принудительного характера родственных коммуникаций добавилось еще несколько слов и выражений первой необходимости: merhaba, teşekkür ederim, evet, tamam, efendım, afiyet olsun, hoş geldiniz, rahat, yemek, çok seviyorum, aşkım, çok güzel[10]. Насколько могу судить, все разговоры в Турции обычно сводятся к трем ключевым темам: еда, отдых и самочувствие – Ваше и всех Ваших родственников. Смею утверждать, что, какими бы долгими и замысловатыми ни казались Вам турецкие беседы, все они оказываются понятными, абсолютно бессодержательными и легко переводимыми, если Вам знакомо значение двенадцати вышеперечисленных слов и выражений, составляющих универсальную матрицу турецкой ментальности. Поверьте, это универсальный язык. Он прост и прозрачен. Но чем больше будут раздвигаться границы Вашего лексикона, тем более запутанным и менее понятным будет становиться турецкий мир. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь.
ПРИЧУДЫ АМПЛИФИКАЦИИ
О БУКВЕ И ДУХЕ
Продолжаю исследовать этот "дивный новый мир". Нарастает тревога: что-то здесь не так. Дом до краев переполнен всем далеко не необходимым, но чего-то важного здесь все же нет. Чего же? Мучительно ищу ответ и не нахожу. Ах, да, конечно же! Здесь нет ни одной книги! Впрочем, нет, не совсем так. В одной из спален стену украшает ассамбляж в форме полумесяца, собранный из книг в цветастых гибких переплетах. Эти книги не рассчитаны на чтение, это – арт-объекты. Странно. Следы и отпечатки культа буквы, письменной и гутенберговой культуры то и дело отыскиваю в чулане, в подвале, на антресолях, в дальних отделениях шкафов-купе. Огромный шифоньер с зеркальными створками, завершающий грандиозную перспективу коридора, как выяснилось, полностью заставлен книгами, словно бы стыдливо прячущимися от людского глаза. Книги либо превращены в readymades[11], либо вытеснены в зоны темноты и невидимости. Почему? Не понимаю. Может, потому, что мы живем в постгутенберговой культуре – электронной цивилизации, в которой визуальный образ окончательно убил текст и букву? Может, потому, что не находится места одряхлевшему, отчужденному, мертвенному знанию в непрестанно обновляющемся, нарастающем потоке удивления перед жизнью? А жизнь в Турции, право же, не может не удивлять.
ASYA[12]
Любая культура вырастает из культа. Вы можете спросить: "А каков культ, из которого развертывается турецкая культура?" Не знаю, не знаю. Но с полной уверенностью берусь утверждать, что, по крайней мере, в одной из турецких семей есть "инициирующий" культ, из которого вырастает вся семейная культура. Культ столь же "порождающий", сколь и "порожденный". Имя этого культа – Asya. Долгожданное дитя. Пухленькая, невероятно кокетливая, очаровательная трехмесячная Асья. Такое впечатление, что ждали ее сообща как минимум двести родственников на протяжении как минимум пары тысяч лет: так много внимания оказывается юной голубоглазой турецкой принцессе, такие щедрые потоки неиссякающей любви и бесконечной ласки проливаются на ее умильное личико и крохотное тельце. Все свободное от сна и кормления время Асья пребывает на руках у какого-нибудь очередного родственника, окруженная особым тактильно-звуковым ореолом, сотканным из нежнейших поцелуев, поглаживаний, причмокиваний, причитаний, щекотаний, восторженных вздохов, сентиментальных всхлипов, томных стонов и игривых подвываний вкупе с непрерывными восклицаниями: çok güzel, çok güzel, çok güzel[13]. Культ Асьи неизъясним. Его невозможно рационализировать. А вербализировать? Пожалуй, можно. Но лишь отчасти. Потому что океан любви не вместить в чайные ложечки слов. Потому что безграничное счастье не уложить в прокрустово ложе дефиниций. Потому что любые словесные конструкции оказываются хрупкими и готовыми вот-вот обрушиться под ураганом страстей и чувств, скрывающихся за именем Asya. Похоже, в этом загадочном турецком слове гулким эхом отзываются и протяжные напевы древней "Ассирии", и нотки санскритского "Асья", и пан-ориенталистская всеохватность "Азии", и трепетность славянской "Аси". "Asya mundi"[14]? "Ась мира"? Абсолютный центр маленького турецкого Миро-Здания?
Я ГОСТЕПРИИМЕН, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, СУЩЕСТВУЮ
ОПЫТЫ ДИСКОММУНИКАЦИИ
MODUS VIVENDI[19]
ЛЕГКАЯ УХМЫЛКА КОНСЕРВАТИЗМА
ДВА ВОПРОСА
ТУРЕЦКИЙ ГИППОКРАТ
YEMEK[23]
СТАРЫЕ НОВЫЕ МЕДИА
НЕУЛОВИМОЕ
СНОВИДЧЕСКОЕ ОЦЕПЕНЕНИЕ
* * *
Когда писатель Реймон Руссель оправлялся в путешествие – в Африку, в Китай, на Таити, – он странствовал в карете с занавешенными окнами, а в новых городах все время проводил за славным занятием сочинительства текстов, не выходя из гостиничного номера. Когда художник Йозеф Бойс совершал свое путешествие в Америку, из аэропорта в арт-галерею его доставили завернутого в войлок, да и в самой галерее художник не искал возможности хоть сколько-нибудь основательно познакомиться с местом своего пребывания, ибо все время странствия-перформанса провел в клетке с койотом. К чему это я? Как Вы уже поняли, мой способ путешествия в Воображаемую Турцию не слишком-то отличается от экстравагантных исключений в стиле Русселя или Бойса. Думаю, ментальное путешествие как особый концептуальный проект предполагает особую неподвижность странствующего, а самые интересные путевые заметки возможно сочинить, не покидая своего дома. Остается только понять, какой из домов мы готовы назвать "своим".
Анкара
30 декабря 2013 года – 7 января 2014 года
Об авторе: Лидия Стародубцева – культуролог, медиаэксперт, тележурналист, продюсер. Доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой медиакоммуникаций Харьковского национального университета имени В. Н. Каразина. Автор шести книг и более 200 публикаций по вопросам теории и истории культуры, искусства, визуальных медиа.
КОД РАЗДОРА
На стареньком "Форде" потомки знатного рода имамов Мемет и Окан Джандемир добросили меня от аэропорта до опрятного, утонувшего в царстве вечнозеленой хвои, четырехэтажного дома на окраине необъятной Анкары. Одно из самых ярких впечатлений: код замка на входной двери содержит знакомую последовательность цифр 1453. Для любого западного школьника это – дата гибели Византийской империи, год падения Константинополя. Для жителей Турции это – Fetih[1], дата завоевания, год Великой Победы. Так все же победа или поражение? Все зависит от избранной точки зрения. А какова моя точка зрения? Хронологическое углубление в пятьсот шестьдесят лет никак не проясняет смысла истории и не дает ключей к разрешению конфликта интерпретаций.
VIDEO MAPPING IN TURKISH STYLE[2]
Дорога от аэропорта до нашего дома занимает около часа, но этого вполне достаточно, чтобы убедиться, что сквозным, загадочно мерцающим персонифицированным образом нынешней Турции стал многоликий Протей, которого здесь именуют… Да, Вы, конечно же, уже догадались. Ататюрк[3] в виде римской конной статуи на площадях, Ататюрк в образе американского супергероя на билбордах, Ататюрк как эмблема эпохи турецкого антиклерикального просвещения на знаменах, свисающих с балконов домов, Ататюрк как "гений места" на магнитах, наклейках и постерах в бессчетных сувенирных лавках. Местами Ататюрк похож на Кафку, местами – на типичного восточного деспота, местами – на анархиста-повстанца, местами – на героя голливудского блокбастера. Вот и в нашем доме на почетном месте в углу холла – переливающийся всеми цветами радуги электронно-плексиглазовый мини-Ататюрк. Маленькое лазерное шоу в серванте. Ночью это домашнее магическое "светопредставление" спорит с тремя жидкокристаллическими телемониторами и новогодней елкой по красочности перманентных колористических метаморфоз и причудливости оптических иллюзий дематериализации всех привычных вещей и предметов: идеологический видеомаппинг in Turkish style, magica laterna[4] для одной отдельно взятой турецкой семьи.
СМЕЩЕНИЕ ПРИНЦИПА РЕАЛЬНОСТИ
С Вами такого никогда не случалось: заходите в "идеальный" дом – настолько свежевымытый, отполированный, зеркально-хрустальный, отштукатурено-позолоченный, блестящий и приторно чистый, что любая вызванная Вашим внезапным появлением соринка в прихожей, нечаянная крошка на столе или волосинка в ванной комнате создают едва ли не катастрофическое чувство острого дискомфорта? Похоже, Вы становитесь персонажем какой-то компьютерной сказочно-фантастической игры или фрагментом обложки глянцевого журнала Interior Design[5]. Эффект двояк: отпугивающая притягательность. Этот "совершенный мир" отталкивает и чарует своим странным смещением принципа реальности. Пытаюсь бороться с невольно возникшим, мягко говоря, варварским желанием прочертить царапину на белоснежной стене. Чтобы убедиться в том, что она настоящая. Чтобы поверить в то, что этот мир – не фантом.
KАLАBАLУK[6]
Почему в Турции я постоянно думаю о пресловутом западном "индивидуализме"? Может, потому, что здесь его нет? "Индивидуум". In-dividuum[7]. "Неделимость"… Ну вот, скажете Вы. Началось. Абстракции. Пустое любомудрие. Ничего подобного, возражу я. Для меня индивидуализм – не отвлеченный концепт, а живое переживание того, что между "я" и "все" нет посредников. "Я" вглядываюсь в зрачки мира, он – в мои. Люблю и нежно пестую свое одиночество, оно любит и нежно пестует меня. Может, это и иллюзия, затянувшаяся на несколько десятилетий, иногда именуемых жизнью, но мне и в самом деле почему-то кажется, что эту свою жизнь я проживаю "один на один" с миром и вечностью. Здесь же, в Турции, все не так. Между человеком и миром, человеком и вечностью всегда есть посредник. Его можно именовать по-разному: "семья", "община", "род", "клан", "комьюнити". По-турецки это отчасти передается словом kаlаbаlуk. Если Вы спросите, что такое "калабалык", то я, скорее всего, отвечу: "О, это непереводимо". Представьте себе очень много родственников, и все они о чем-то непрестанно говорят, жмут друг другу руки, обнимаются, хохочут, шепчутся, перемигиваются, иногда плачут, яростно жестикулируют, да еще и попутно переговариваются по телефону с какими-то другими родственниками, то и дело восклицают: çok, çok, selâm[8] и покачивают головами, погружаясь в состояние коллективного аффекта. Минимальное количество родственников, одновременно пребывающих в нашем доме, – семь-восемь человек, а в праздники их количество волнообразно нарастает. Двери не запираются. В какой-то момент ты вдруг перестаешь замечать, что в комнате, в которой полулежишь на диване с ноутбуком, помимо тебя находятся еще пять-шесть человек взрослых и плачущий грудной ребенок. Вот-вот приедут племянник Ришат и тетушка Эмине. Со дня на день ждут прилета прабабушки и прадедушки из Стамбула. О, насколько же для меня непривычна эта привычка жить "родовой", "общинной" жизнью, начисто лишающей privacy[9] и часов сладостного уединения. "Калабалык" – самое дивное и, пожалуй, самое непереносимое из того, что мне встретилось в Турции.
ГРАНИЦЫ ЯЗЫКА
Границы моего языка означают границы моего мира, не так ли? Помнится, пара комичных турецких выражений, почерпнутых из художественной литературы, была мне знакома с еще очень и очень давних времен: "чай бардак" (çay bardak), что означает "стакан чая", и "дурак" (durak), что означает "остановка". Легко догадаться, что слово "йок" (yok) означает "нет". Однако для более-менее сносного, осмысленного выживания в Турции, как выяснилось, лексикона в четыре слова все же маловато. Посему к ним в первые же дни моего пребывания в новой местности в силу неизбежности и принудительного характера родственных коммуникаций добавилось еще несколько слов и выражений первой необходимости: merhaba, teşekkür ederim, evet, tamam, efendım, afiyet olsun, hoş geldiniz, rahat, yemek, çok seviyorum, aşkım, çok güzel[10]. Насколько могу судить, все разговоры в Турции обычно сводятся к трем ключевым темам: еда, отдых и самочувствие – Ваше и всех Ваших родственников. Смею утверждать, что, какими бы долгими и замысловатыми ни казались Вам турецкие беседы, все они оказываются понятными, абсолютно бессодержательными и легко переводимыми, если Вам знакомо значение двенадцати вышеперечисленных слов и выражений, составляющих универсальную матрицу турецкой ментальности. Поверьте, это универсальный язык. Он прост и прозрачен. Но чем больше будут раздвигаться границы Вашего лексикона, тем более запутанным и менее понятным будет становиться турецкий мир. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь.
ПРИЧУДЫ АМПЛИФИКАЦИИ
В турецком доме все чрезмерно. Изящных стаканчиков для чая и столовых приборов, похоже, хватило бы сотни на три приглашенных. Неисчислимые кастрюльки, тарелочки, чайники и супницы, рассчитанные как минимум на несколько жизней нескольких поколений, способны подтолкнуть к размышлению о том, не связан ли ислам с идеями реинкарнации. Подушечек на диванах, как, впрочем, и самих диванов, намного больше, чем членов семьи. Как Вы полагаете, сколько маленьких столиков может быть в холле? Дойдя до двенадцати, сбиваюсь со счета. О количестве ламп, букетов, салфеток, ковров, вазочек, часов, подносов, подсвечников и свадебных фотографий в золоченых рамочках умолчу. Поэтика избыточности убаюкивает сознание и пробуждает праздное телеологическое любопытство: зачем все это?
О БУКВЕ И ДУХЕ
Продолжаю исследовать этот "дивный новый мир". Нарастает тревога: что-то здесь не так. Дом до краев переполнен всем далеко не необходимым, но чего-то важного здесь все же нет. Чего же? Мучительно ищу ответ и не нахожу. Ах, да, конечно же! Здесь нет ни одной книги! Впрочем, нет, не совсем так. В одной из спален стену украшает ассамбляж в форме полумесяца, собранный из книг в цветастых гибких переплетах. Эти книги не рассчитаны на чтение, это – арт-объекты. Странно. Следы и отпечатки культа буквы, письменной и гутенберговой культуры то и дело отыскиваю в чулане, в подвале, на антресолях, в дальних отделениях шкафов-купе. Огромный шифоньер с зеркальными створками, завершающий грандиозную перспективу коридора, как выяснилось, полностью заставлен книгами, словно бы стыдливо прячущимися от людского глаза. Книги либо превращены в readymades[11], либо вытеснены в зоны темноты и невидимости. Почему? Не понимаю. Может, потому, что мы живем в постгутенберговой культуре – электронной цивилизации, в которой визуальный образ окончательно убил текст и букву? Может, потому, что не находится места одряхлевшему, отчужденному, мертвенному знанию в непрестанно обновляющемся, нарастающем потоке удивления перед жизнью? А жизнь в Турции, право же, не может не удивлять.
ASYA[12]
Любая культура вырастает из культа. Вы можете спросить: "А каков культ, из которого развертывается турецкая культура?" Не знаю, не знаю. Но с полной уверенностью берусь утверждать, что, по крайней мере, в одной из турецких семей есть "инициирующий" культ, из которого вырастает вся семейная культура. Культ столь же "порождающий", сколь и "порожденный". Имя этого культа – Asya. Долгожданное дитя. Пухленькая, невероятно кокетливая, очаровательная трехмесячная Асья. Такое впечатление, что ждали ее сообща как минимум двести родственников на протяжении как минимум пары тысяч лет: так много внимания оказывается юной голубоглазой турецкой принцессе, такие щедрые потоки неиссякающей любви и бесконечной ласки проливаются на ее умильное личико и крохотное тельце. Все свободное от сна и кормления время Асья пребывает на руках у какого-нибудь очередного родственника, окруженная особым тактильно-звуковым ореолом, сотканным из нежнейших поцелуев, поглаживаний, причмокиваний, причитаний, щекотаний, восторженных вздохов, сентиментальных всхлипов, томных стонов и игривых подвываний вкупе с непрерывными восклицаниями: çok güzel, çok güzel, çok güzel[13]. Культ Асьи неизъясним. Его невозможно рационализировать. А вербализировать? Пожалуй, можно. Но лишь отчасти. Потому что океан любви не вместить в чайные ложечки слов. Потому что безграничное счастье не уложить в прокрустово ложе дефиниций. Потому что любые словесные конструкции оказываются хрупкими и готовыми вот-вот обрушиться под ураганом страстей и чувств, скрывающихся за именем Asya. Похоже, в этом загадочном турецком слове гулким эхом отзываются и протяжные напевы древней "Ассирии", и нотки санскритского "Асья", и пан-ориенталистская всеохватность "Азии", и трепетность славянской "Аси". "Asya mundi"[14]? "Ась мира"? Абсолютный центр маленького турецкого Миро-Здания?
Я ГОСТЕПРИИМЕН, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, СУЩЕСТВУЮ
Уж не знаю точно, какой из кванторов – логических маркеров всеобщности – выбрать, чтобы описать турецкое гостеприимство: "во всех домах", "в некоторых домах", "в этих домах" или "только в этом доме". А Вы как полагаете? Ладно. Пусть будет последнее. Итак, по крайней мере, только в этом доме существуют воистину изумляющие традиции турецкого гостеприимства. Именно ради гостей совершаются подвиги неустанной деятельности: из живописного Архави, отделенного от Анкары двенадцатью часами езды, привозятся сыр, каштановый мед и сладчайший пирог laz boreği[15]; для спальной комнаты срочно приобретаются новые люстра, кровать и портьеры; в серванте освобождаются ящички, которые тут же обрастают грудами "гостевых" наволочек, простыней, пододеяльников и полотенец; в духовке запекаются айва и яблоки; на плите варится "сахарная" тыква; часами готовится грандиозное блюдо yaprak sarması[16] из тысяч аппетитных рисинок и "птичьего винограда" – kuş üzümü[17], плотно спеленатых в скрученные локоны из виноградных листьев, а в магазин, расположенный не так уж и близко от дома, за полчаса до начала завтрака отправляется ни больше ни меньше как сам глава семейства, дабы раздобыть горячие, хрустящие simit, poğaça и ekmek[18]. Во имя гостей пылесосятся ковры и тщательно протираются зеркала. Во имя гостей тела покрываются блистательными облачениями, шеи – ожерельями, руки – кольцами и браслетами, а лица – косметикой и измученными улыбками, призванными изобразить радушие и щедрость. В противовес максиме библейского миросозерцания: "Все мы гости на этой бренной земле" здесь царит кредо мусульманского картезианства: "Я гостеприимен, следовательно, существую".
ОПЫТЫ ДИСКОММУНИКАЦИИ
Из вежливости долго не выхожу из спальни, чтобы не надоедать своим присутствием (и это не что иное как дань идеалам деликатности, светскости). Что Вы думаете? В турецкой семье этот скромный жест необременительности почему-то воспринят как вызов: презрение, высокомерие, нежелание снизойти до общения с обитателями дома. Или вот еще. Дабы выразить свое уважение к хозяевам, каждый день почтительно меняю свои парадные одежды, будто бы собираясь на официальный прием. И что же? Снова промах. В турецкой семье это истолковано как знак того, что мне неуютно в доме. Выйти из конфликтной ситуации помогло лишь мое отчаянное решение облачиться в домашний халат: и – надо же – именно этот, с моей точки зрения, оскорбительный знак был сочтен за выражение пиетета в отношении к хозяевам. Да. Скверный я гость. Бросаюсь помочь отнести посуду из гостиной в кухню, но тут же ловлю на себе недоуменные взгляды. Стоп. Не положено. Принято ли просить второй стакан чая? Можно ли не доесть фрукты? Стоит ли подарить подарок сразу при встрече или лучше оставить его в пакете под новогодней елкой? Не противоречит ли здешним житейским регламентациям моя привычка "зависать в интернете" после полуночи? Ох, эти издержки межкультурной дискоммуникации… Ткань повседневного общения рвется от едва заметного нарушения конвенций. Но как их понять и принять, если здесь все висит на волоске неписаных правил? Нюансы отношений. Тончайшие градации поведенческих норм. Тайные языки. Сублиминальные месседжи. Скрытые коды. Да, кросскультурная психология – наука зыбкая. Должно быть, вернее было бы сказать не "наука", а "искусство". Неужели нужно прожить целую жизнь в турецкой семье, чтобы обучиться искусству ей хоть немного соответствовать?
MODUS VIVENDI[19]
В углу гостиной на прозрачном столике с изогнутыми ножками загадочно поблескивает батарея разнокалиберных бутылочек тщательно подобранной коллекции не менее пяти десятков сортов заморских виски. Не удивляйтесь. Это просто декорум. Инсталляция, собранная много лет назад и исполняющая исключительно эстетскую роль. В этом доме не пьют крепких напитков. Говорят, в прошлом году на свадьбе около ста пятидесяти гостей и родственников много часов кряду жарко и страстно танцевали под волынку, не пригубив ни капли спиртного. Сегодня, в новогоднюю ночь, Окан все же откупорил бутылку шампанского, щедро окропив искрящейся пенной струей стол, пол, потолок, гипсовую капитель коринфского ордера, поддерживающего роскошную арку в гостиной, а также заодно и всех близсидящих родственников, из числа коих желающих пригубить оказалось немного: всемером едва осилили две трети от 0,7. Да уж. Вы спросите, а как здесь с курением? Никак. Изнываю, но остатки былого воспитания не позволяют дымить моим любимым вишневым самокруточным табаком Mac Baren в доме, где все давно бросили курить. Что же это за мир, прочный и беспорочный, насквозь праведный и правильный? Что это за modus vivendi, лишенный заманчивого привкуса вредных привычек? Ни супружеских измен, ни лжи, ни азартных увлечений. Только вера и верность, взаимопонимание и взаимопомощь, милосердие и сострадание. Признаться, встреча с людьми, практикующими слишком уж добродетельный образ жизни, несколько настораживает: а вдруг под маской праведности прячется что-то куда более страшное, чем стаканчик Jack Daniel’s[20] и густые клубы ароматного дыма? Говорят, праведников не бывает. Лично мне встречать таковых не доводилось. Но вот в Турции под Новый год мелькнула такая странная иллюзия…
ЛЕГКАЯ УХМЫЛКА КОНСЕРВАТИЗМА
Не думаю, что английские суфражистки ХІХ века или их преемницы – феминистки века ХХ – были бы слишком удивлены, узнав, что, несмотря на более чем столетнюю борьбу за гендерное равноправие во всем мире, в Турции ХХІ века мужчины могут целыми днями играть в нарды, пить кофе на балконе или смотреть телевизор, оставляя взваленным на плечи женщин нелегкий груз их традиционных семейных забот и домашних занятий. При этом турецкие мужчины, как правило, умеют и подметать, и стирать, и шить, и готовить. Но они просто не считают нужным этим заниматься, если в доме есть женщины. К чему это я? Да так просто. Видите ли, при пересечении пространственных границ идеи меняют свой цвет, хронологических – свой смысл. Границы же культурные, вероятно, вообще неодолимы. Думаю, три "К" немецкой женщины в системе исторически отжившего европейского консерватизма: Kinder, Küche, Kirche[21] – в Турции ХХІ века и вовсе не утратили актуальности. Просто эту формулу можно было бы немного переиначить. Как? Предлагаю такой вариант. Три "M" турецкой женщины: Mama, Mutfak, Mescit[22]. Да. Похоже, все усилия феминисток таки оказались тщетными…
ДВА ВОПРОСА
Если Вы спросите: "Каков запах турецкого дома?", я отвечу: "Он пахнет чистотой". И это не метафора. Разумеется, здесь Вас встретит целый букет ароматов, в котором различимы дурманящие запахи пряностей и специй, фруктов и масел, но все же главный секрет таится именно в запахе чистоты, уж не знаю, как это точнее выразить: выстиранного белья, накрахмаленных полотенец, вымытых стекол, душевной открытости, незапятнанной совести, прозрачности человеческих отношений… Из тысяч домов с закрытыми глазами отыщу именно этот: по благоуханию чистоты. Если Вы спросите: "Какова музыка турецкого дома?", я отвечу: "Он звучит тишиной". Но если Вы возразите: "Тишина не звучит", то что мне Вам ответить? Право, не знаю. В турецком доме и в самом деле смешано так много звуков. Смех, плач, бормотание, перебор струн гитары и старинного инструмента под названием "балама", бой часов с кукушкой, молитвенный шепот, шуршание домашних тапочек, телевизионный "нойз", звонки телефонов и компьютерные сигналы, симфония шумов ванных комнат и кухонных аппаратов, похлопывание открывающихся и закрывающихся дверей. Но, как бы Вам это объяснить… Известно, что путем смешения света, испускаемого различными источниками, можно получить белый цвет: таковы законы колористики. Наверное, таковы же и законы акустики: путем смешения звуков, извлекаемых из различных источников, можно получить звук молчания. Об этом наверняка догадывались дзен-буддисты, исихасты, суфии и Джон Кейдж. Мне же это стало понятно только после нескольких дней усердного вслушивания в бытие турецкого дома. Из тысяч домов с закрытыми глазами отыщу именно этот: по звучанию музыки тишины.
ТУРЕЦКИЙ ГИППОКРАТ
Мне показалось, и, полагаю, небезосновательно, что в Турции главный враг человеческого счастья – холод. Если болит зуб – это от холода. Если схватки в животе – это от холода. Если ноет спина – это от холода. Если бессонница – это от холода. Если плохое настроение – это тоже от холода. Но самого по себе холода не существует, это всего лишь недостаток тепла, не так ли? Думаю, клятва турецкого Гиппократа могла бы гласить: "Клянусь законами Аллаха, беря в свидетели пророков, в соответствии с проповедями и хадисами Мухаммеда, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: обещаю всегда и везде хранить тепло".
YEMEK[23]
Кажется, вся турецкая кухня – не что иное как способ блаженного экстатического самозабвения, или, скажем так: гедонистическая психопрактика повседневности. Напряженнейшие, изощреннейшие семейные дискуссии на тему: "Что приготовить сегодня вечером?" начинаются еще ранним утром, замыкая в символическое кольцо начало и завершение дня, утверждая незыблемость круговорота "вечного возвращения". Так же как холода для турецкого сознания не существует, а есть только недостаток тепла, в онтологическом смысле нет места и голоду – есть лишь недостаток еды. Может, поэтому здесь принято считать, что пищи должно быть много и что она должна быть разнообразной. Любопытно, к примеру, зачем на завтрак одновременно подавать сыр четырех различных видов или заваривать три разных сорта чая и пить попеременно rezene, zencefil и karadeniz[24]? Скажите, выдержал бы Гаргантюа обед из двадцати четырех блюд, а именно: çorba, barbunya, pilav, kizartma patates, yaprak sarması, zeytin, hindi, hamsi, rus salatası, pekmez, peynir, nar, elma, muz, mandalina, hurma, armut, helva, bal, salça, biber, çeviz, yogurt, minçi[25]?… Продолжать? Вряд ли возможно все это упомнить, а уж съесть – и подавно. Слова "изобилие", "чревоугодие", "вкушение", "пиршество", "услада" не в силах передать и сотой доли семантического спектра того, что сокрыто в понятии yemek. В буквальном переводе это означает всего-навсего "еда", "кушанье". Но с гедонистическими психопрактиками повседневности дело обстоит далеко не так просто. Замечу, что при всем немыслимом разнообразии изысканных блюд турецкой кухни за Вами всегда остаются и свобода выбора, и право очертить границы территории своей умеренности, и возможность не до бесконечности потакать своему аппетиту. "Емек" – это и наслаждение, и испытание. "Емек" – это и соблазн, и отрешение. Нелегко дать краткую дефиницию турецкого застолья. И все же, если позволите, попробую. Это "насыщение без пресыщения".
СТАРЫЕ НОВЫЕ МЕДИА
В технологически продвинутой Турции понемногу начинаю понимать, что условное разделение медиа на "традиционные" и "новые" нелепо. Мирное сосуществование традиционного и нового – закон эпохи несколько затянувшейся электронной революции, благодаря чему в турецком медиа-континууме отчетливо различимы как минимум четыре отметки: старейшее, старое, новое, новейшее. Судите сами. В одной нашей семье – четыре поколения. Прадед Невзад и прабабушка Бедрие по старинке узнают новости из газет, дед Мемет, его жена Айла и их ближайшие родственники от сорока до шестидесяти – страстные поклонники здешнего телевидения, их тридцатилетние дети Окан и Делек, а также жена Окана Танья и муж Делек Кадыр – несомненно, представители Net Generation[26]: в телевизор изредка заглядывают, так, "релакса ради", но живут в Сети. Наконец, их малыши – новорожденная Асья и пока еще пребывающий в утробе, но вот-вот, через несколько месяцев грозящий появиться на свет сын Делек (и брат Асьи) Мемет – обречены стать представителями эры далекого дигитального будущего. Оцифрованные двойники, фото-, аудио- и видеопроекции всех членов огромной турецкой семьи мгновенно пересылаются родственникам и выставляются в социальных сетях. Общение с экранов планшетных компьютеров и мобильных телефонов скрепляет семейные узы, текучие виртуальные образы близких с легкостью вытесняют тяжеловесную и иногда столь травмирующую реальность. Дом наполнен всевозможными "навороченными девайсами". Недавно пришлось стать свидетелем забавной сцены. Разговор мамы с дочкой. Танья, развалившись в уютных плетеных креслах на балконе, с помощью своего iPad Macintosh’а и нетбука Айлы, раскрытого буквально в пяти метрах от нее, в спальне, рядом с кроваткой Асьи, общается с малышкой "по скайпу", нежно нашептывая ей что-то вроде: bitanem, aşkim, güneş, çok, çok, çok seviyorum[27]. В ответ Асья очаровательно улыбается, подпевая: "Алла-Алла" (что, возможно, не только детский лепет, но и первый опыт произнесения имени Бога). Вот какой может быть метафизическая skype-session, в которой сплетаются любовь земная и любовь небесная. Новые технологии и традиционный уклад жизни вовсе не противоречат друг другу. В самом деле вот уже сколько лет пение турецких муэдзинов усиливают с помощью громкоговорителей. Разве от этого бесконечно возвышенные, неземные звуки теряют свою аутентичность? The new medium is the new message? Нет. Новые медиа – всего лишь новые медиа. А месседжи могут быть и старыми. Нет, не только старыми, но и… вечными. Отчего бы не признаться в любви и не попросить руки у девушки-иностранки, в которую влюбился с первого взгляда, воспользовавшись помощью онлайн-переводчика в мобильном телефоне? (Между прочим, именно так и возникла семья Окана и Таньи Джандемир.) Отчего бы не вслушиваться в протяжные звуки суфийской флейты ney, отыскав их на одном из каналов You Tube? Почему бы о тонкостях трактовки тех или иных арабских выражений, почерпнутых из священного Корана, не вопросить мистера Google?
НЕУЛОВИМОЕ
Пожалуй, сложнее всего для меня было бы попытаться понять, насколько сохраняет свою силу ислам в жизни современной турецкой семьи. Необычной. Семьи потомков имама. Да, по-прежнему совершают намаз. Да, по-прежнему празднуют Рамазан и все религиозные праздники. Да, по-прежнему чинно соблюдают церемониал и мусульманские обычаи. Да, по-прежнему читают Коран и ходят в мечети. Да, по-прежнему не бой часов, а призыв к молитве ezan отмеряет ход времени. Да, по-прежнему, когда приходит беда или переполняет счастье, взывают к Аллаху. Но важнее другое. Непоказное. Неуловимое. Настоящее. Может быть, все дело в том, что ультрамариновые с золотыми жемчужинками глаза nazar boncuğu[28] отовсюду вглядываются в тебя и совершают в тебе какое-то непонятное алхимическое действо? Поначалу мне казалось, что в исламе XXI века, во всяком случае, в исламе той его облегченной версии, которая распространена в модернизированной и вестернизированной Турции, все слишком нарочито и нелепо: можно молиться сидя за столом, не отрываясь от просмотра телешоу, можно после совершения намаза отправиться играть с друзьями в карты, можно перед тем, как идти в мечеть, купить кока-колу и сигареты в супермаркете, расположенном на первом этаже этой же мечети. Но это – лишь поверхностный взгляд, который способен схватить разве что всеядность, кич, курьезность десакрализованного ислама. Однако попробуйте прожить здесь хотя бы несколько дней, ладно? И Вы постепенно начнете замечать незаметное. Тончайшее. Мельчайшее. "Бог – в деталях". Вчера вечером Окан читал стихи Джалалладина Руми, а Кадыр на очень приблизительном "турецко-английском" языке пробовал разъяснять мне различия между шариатом, тарикатом и хакикатом по учению адептов ордена Мевлеви. И что же? Да так, ничего. Просто есть что-то необъяснимое в сакральном контрапункте к миру каждодневного опыта. Пожалуй, сложнее всего для меня было бы попытаться описать то, что проскальзывает в искорках глаз, прорывается в языке жестов, проговаривается в зигзагах непредсказуемых вечерних разговоров, к примеру, о том, как точнее перевести на турецкий арабское слово dünya – "универсум", "вселенная" или "все"? можно ли считать ислам религией любви? каковы источники и возможные толкования фразы yaradana kurban olayim: "я создан, чтобы быть жертвой"?
СНОВИДЧЕСКОЕ ОЦЕПЕНЕНИЕ
Уже на второй день (или еще на второй день) моего пребывания в Турции стало понятно, что из этого дома мне не выйти – до самого дня обратного вылета. Сколько времени довелось провести в этом заколдованном царстве, ей-богу, не помню. Как-то за полночь мне вздумалось совершить прогулку по коридорам и пустующим пространствам утихшего дома. Перед моим взором то и дело открывались россыпи оцепеневших родственников, словно бы застигнутых врасплох стихией сна. На диванах и кроватях, на тахте и в креслах эти люди мерно дышали, и на их лицах было разлито единственное чувство – безмятежности. Время в Турции существует лишь для того, чтобы мы поняли, что его не существует. Оно здесь либо течет "поперечно" земным горизонтам и норовит, как минареты, вонзиться в вечность; либо "кружится" экстатическим танцем дервишей; либо медленно "льется", подобно золотистым струйкам густого оливкового масла. И из каждого мгновения приходится не перепрыгивать в следующее за ним, а проваливаться в сновидческую пропасть оцепенения. Это сладкая нега. Это дрема. Это турецкий рай.
* * *
Когда писатель Реймон Руссель оправлялся в путешествие – в Африку, в Китай, на Таити, – он странствовал в карете с занавешенными окнами, а в новых городах все время проводил за славным занятием сочинительства текстов, не выходя из гостиничного номера. Когда художник Йозеф Бойс совершал свое путешествие в Америку, из аэропорта в арт-галерею его доставили завернутого в войлок, да и в самой галерее художник не искал возможности хоть сколько-нибудь основательно познакомиться с местом своего пребывания, ибо все время странствия-перформанса провел в клетке с койотом. К чему это я? Как Вы уже поняли, мой способ путешествия в Воображаемую Турцию не слишком-то отличается от экстравагантных исключений в стиле Русселя или Бойса. Думаю, ментальное путешествие как особый концептуальный проект предполагает особую неподвижность странствующего, а самые интересные путевые заметки возможно сочинить, не покидая своего дома. Остается только понять, какой из домов мы готовы назвать "своим".
Анкара
30 декабря 2013 года – 7 января 2014 года
Об авторе: Лидия Стародубцева – культуролог, медиаэксперт, тележурналист, продюсер. Доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой медиакоммуникаций Харьковского национального университета имени В. Н. Каразина. Автор шести книг и более 200 публикаций по вопросам теории и истории культуры, искусства, визуальных медиа.
[1] Завоевание (тур.). – Здесь и далее прим. ред.
[2] Видеомаппинг в турецком стиле (англ.). Видеомаппинг – разновидность искусства новых медиа, проекционное видео, или 3D-шоу, основанное на оптических эффектах движущихся образов, деконструкции форм и дематериализации поверхностей.
[3] Мустафа Кемаль Ататюрк – реформатор, первый президент, основатель современного Турецкого государства.
[4] Волшебный фонарь (лат.).
[5] "Дизайн интерьера" (англ.).
[6] Букв.: толпа, смятение, беспорядок, неразбериха (тур.).
[7] Неделимость (лат.).
[8] "Чок-чок селям" (тур.). – букв. "очень-очень низкий поклон", турецкая формула приветствия.
[9] Уединение, частная жизнь (англ.) – социально-психологическая категория, означающая своего рода "кокон личного пространства", "комфортное пространство уединенности", "защищенную территорию приватности".
[10] "Мераба" (здравствуйте), "тешеккюр эдерим" (спасибо), "эвет" (да), "тамам" (ладно, хорошо), "эфендым" (что? простите? я Вас слушаю!), "афет олсун" (приятного аппетита), "хош гелдиниз" (добро пожаловать), "рахат" (удобно), "емек" (еда), "чок севиерум" (очень люблю), "ашкым" (любимый), "чок гюзель" (очень красиво) (тур.).
[11] Букв. "готовые, сделанные" (англ.). – прием эстетизации предметов и вещей массового производства в искусстве ХХ века, от Марселя Дюшана и дадаизма до Энди Уорхола и поп-арта.
[12] Турецкое женское имя (тур.).
[13] "Очень красивая, очень красивая, очень красивая" (тур.).
[14] Ср.: Axis mundi (лат.) – мировая ось.
[15] "Лаз борей" – "лазский пирог" (тур.).
[16] "Япрак сармасы", букв.: "завернутый листик" (тур.) – название традиционного турецкого блюда.
[17] "Куш узуму", букв.: "птичий виноград" (тур.) – разновидность изюма.
[18]"Симит" – бублик, "поача" – пирожок, булочка, "екмек" – хлеб (тур.).
[19] Образ жизни (лат.).
[20] Популярная марка тенессийского виски (англ.).
[21] Дети, кухня, церковь (нем.).
[22] Еда для детей, кухня, мечеть (тур.).
[23] "Емек" – еда (тур.).
[24] "Резене" (фенхель), "зенджефиль" (имбирный) и "карадениз" (черноморский) (тур.) – сорта чая.
[25] "Чорба" (суп), "барбунья" (фасоль), "пилав" (плов), "кызартма пататес" (печеная картошка), "япрак сармасы" (рис в скрученном виноградном листике), "зейтин" (оливки), ""хинди" (гусь), "хамсы" (рыба) "рус салатасы" (салат), "пекмез" (сироп), "пэйнир" (сыр), "нар" (гранат), "эльма" (яблоки), "муз" (бананы), "мандалина" (мандарин), "хурма", "армут" (груша), "хелва" (халва), "бал" (мед), "сальча" (томатная паста), "бибер" (перец), "чевиз" (орешки), "йогурт", "минчи" (сыр в масле) (тур.).
[26] Интернет-поколение (англ.).
[27] "Единственная, любимая, солнышко, очень, очень, очень люблю" (тур.).
[28] "Назар бонджук" – "турецкий глаз", или "глаз Фатимы" (тур.) – магический восточный амулет.
