Допрос всех восьми обвиняемых уложился в два дня. Заседание началось с командного голоса, не терпящего возражений: "Поскольку ряд защитников, в том числе подсудимый Кривов, перешли к дополнениям, переходим к допросу обвиняемых!" Голос принадлежал судье Никишиной, разумеется. Ее часто сравнивают с учительницей, но тут, пожалуй, уместнее будет сравнение с дрессировщицей крупных хищников.

Адвокаты пытались вызвать очередного свидетеля, но их попытки не увенчались успехом. Тем не менее, они явно были готовы к такому повороту событий – по крайней мере, половина из них.

За первую часть заседания успели допросить Ярослава Белоусова, Степана Зимина и Алексея Полиховича.

Правду говорить легко и приятно – под этими словами мог бы подписаться любой из подсудимых.

Белоусова допрашивали вполне благожелательно: может, потому, что адвокаты Горяйнова и Аграновский заранее задали все возможные вопросы, не оставив места прокурору и судье, а может, благодаря всепобеждающему мягкому юмору.

Белоусов: То, что происходило, было точно не митинг.
Аграновский: Вам вообще часто приходится драться?
Белоусов: Последний раз я дрался, наверное, лет в семь.
Прокурор: Почему вы вели себя агрессивно?
Белоусов: Я не вел себя агрессивно, я очень добрый человек.

Его задержали случайно: выхватили из цепочки, которую демонстранты организовали для самозащиты. Чуть раньше он поднял с земли какой-то мягкий серый предмет, о который споткнулась девушка, и отбросил его метров на пять - шесть вперед, в единственную возможную сторону. По версии обвинения, он попал этим предметом в сотрудников полиции, стоявших метрах в пятнадцати. Ну, или мог попасть.

Чуть больше досталось Зимину: анархист Зимин взял с собой маску, чтобы его не сфотографировали ультраправые, о чем он и сообщил в своих показаниях, прибавив, что от полиции он не прятался, а как только полицейский приказал маску снять, повиновался. К этой маске и прицепилась прокурорша: дескать, если вы честный человек, зачем вам закрывать лицо? Зачем вы прятались от полиции? Почему бы не одеваться нормально, без атрибутики? А когда маску, наконец, разъяснили, долго и подробно расспрашивала, почему он не ушел, если там была такая давка. (Так потому и не ушел, что давка!)

Зимина задержали, как он предполагает, за высокий рост, черную одежду и маску: схватили, повалили на землю, избили и отнесли в автозак.

Адвокат Макаров: Прежде чем схватить и повалить на землю, полицейский вам представился? Показал удостоверение? Объяснил, за что собирается вас задержать? (Смех в зале).

Допрос Полиховича иначе чем иезуитством назвать нельзя: Полихович был задержан, когда пытался выдернуть избиваемого мужчину из рук ОМОНовца и прикрыть его (мужчину, а не ОМОНовца) спиной. Сначала у Полиховича долго выясняли, с чего он взял, что действия ОМОНовца незаконны и почему счел себя вправе вмешаться. Потом судья спросила, мог ли тот – теоретически – причинить вред ОМОНовцу. Толкнуть его случайно? Задеть? А когда Полихович ответил, что теоретически мог, стала спрашивать, как именно он это сделал.
Интересно, примет ли Никишина во внимание тот факт, что потерпевший Тарасов претензий к Полиховичу не имеет и предлагает "все забыть".

После перерыва успели допросить Дениса Луцкевича, Александру Духанину и частично Сергея Кривова.

Главные слова, на мой взгляд, сказал Луцкевич. На вопрос Никишиной, почему его показания противоречат показаниям потерпевшего Троерина, Луцкевич ответил: "Троерин меня оговаривает: наверное, боится потерять место. Для него это важнее, чем честь, достоинство и человек".

Что до Духаниной и Кривова, они выбрали противоположные стратегии: Духанина в свободной форме рассказала о том, что с ней произошло, а на вопросы всех участников процесса отвечать отказалась, так как плохо помнила события. Кривов же начал свое повествование и говорил подробно и долго, больше часа. Наконец, адвокат Аграновский не выдержал и попросил сделать перерыв до следующего дня. Его поддержали все участники процесса, включая сторону обвинения, что для "Болотного дела" большая редкость. Судья Никишина удовлетворила ходатайство с видимым удовольствием.

День второй начался со скандала: "была команда" пускать людей на этаж только после того, как привезут подсудимых, а после этого в зал пропустили всего десятерых человек (включая родственников и некоторых журналистов) – при наличии восемнадцати посадочных мест. Что ж, я спустилась вниз и там слушала прямую трансляцию.

Кривов продолжил давать показания и вновь говорил долго подробно. Рассказал, среди прочего, о том, как спустя какое-то время после событий его позвали за повесткой, а вместо этого стали допрашивать как свидетеля – без адвоката (протокол подписать отказался), как ОМОНовцы на очной ставке опознавали другого человека, но "все равно получался Кривов", как в протоколе вообще оказалось три Кривова, с разными инициалами. И еще много интересного. Вопросов ему задали немного: то ли сочли показания и так более чем исчерпывающими, то ли опасались получить еще один столь же подробный рассказ.

Свой фирменный стиль судья Никишина явила, допрашивая Андрея Барабанова и Артема Савелова: у Барабанова долго-долго уточняла, как он передвигался "те две – три – четыре минуты, когда находился в состоянии аффекта", а затем уточняла у Савелова, которому трудно говорить, почему он отказывается давать показания: потому ли, что плохо себя чувствует, или потому, что в принципе ничего не хочет говорить.

И пару слов скажу о насилии. Духанину схватили локтем за шею и так волокли в автозак. У Кривова была гематома на голове. У всех остальных, видимо, сотрясение мозга.

Потерпевшие же испытали боль от хватания за запястье, стресс от падения на асфальт, личное оскорбление от того, что им облили квасом бронежилет.

Сказать, что насилия совсем не было, нельзя. Но как-то, на мой взгляд, не там ищут.