Ехали в Париж. Из Львова – на автобусах. Ехали строители, на всемирную выставку, ясно, что по строительству. В багажниках было море водки и уйма трехлитровых банок с салом. Водка и сало сразу стали общими, а вот регионы остались разными. В нашем автобусе середину занимал запад (Украины), а галерку восток. После первой душевной стоянки Ваня из Донецка поднялся с места и пошел "на запад" – брататься. Ваня правильно ощутил: настало время "спiвати".
Ваня встал в проходе, красиво развел руки и громко затянул: "Словно замерло все на рассвете..." Его резко оборвали. "Так це ми вже сімдесят рокiв слухали. Нашу давай!" Ваня не понял. И спел – под гробовое молчание аудитории – первый куплет "Подмосковных вечеров". "Бачиш, Ваню, – вкрадчиво объяснил пан Тарас, доцент из Львовского политехнического, – ніхто не пiдхоплює (русск. – не подхватывает). Українську, Ваню, нашу!"
Ваня, наконец, сообразил. Ваня, оказалось, знал назубок массу "наших" песен и – на сей раз при поддержке дружного хора – исполнил "Сорочку вышиванку", "Зелений гай" и непременное "Ти ж мене пiдманула".
После верного песенного цикла Ваня ошибочно решил, что приручил публику окончательно. "Ой, мороз, мороз!" – призывно завел Ваня. Но бдительный пан Тарас пресек его снова. Старинной русской песне тоже почему-то пришили "сімдесят рокiв". Ваня умолк, а строительница из южного региона завизжала: "Да что вы ему рот затыкаете?! Что вы тут идеологию разводите? Вы что – из ЦК партии?!!"
Пан Тарас осекся. Может, вправду вспомнил, чем занимался в своем политехническом, ну, если не все семьдесят лет, то хотя бы с десяток, предшествовавших незалежности. "Добре, Ваня, співай", – покладисто кивнул пан Тарас.
Но Ваня упрямо молчал. Тогда доцент, в знак примирения, исполнил на чистейшем русском языке дореволюционную шахтерскую песню, которую не знал даже дончанин Ваня. Песню Ваня выслушал с уважением, однако в хорошее настроение не вернулся. "Всё вы врете, всё врете!" – вдруг горько вскрикнул Ваня, махнул рукой и побрел на галерку. Автобус притих, перестал співати и, в конце концов, крепко заснул.
И только Ваня, как оказалось, не спал. Он дождался тотального умиротворения и снова вышел на середину автобуса. И тихо – и целиком – спел "Одинокая бродит гармонь". Больше ему не мешали.
Львов-Париж, ноябрь 1995 года
Елена Рыковцева – обозреватель Радио Свобода, ведущая программы "Лицом к событию"
Ваня встал в проходе, красиво развел руки и громко затянул: "Словно замерло все на рассвете..." Его резко оборвали. "Так це ми вже сімдесят рокiв слухали. Нашу давай!" Ваня не понял. И спел – под гробовое молчание аудитории – первый куплет "Подмосковных вечеров". "Бачиш, Ваню, – вкрадчиво объяснил пан Тарас, доцент из Львовского политехнического, – ніхто не пiдхоплює (русск. – не подхватывает). Українську, Ваню, нашу!"
Ваня, наконец, сообразил. Ваня, оказалось, знал назубок массу "наших" песен и – на сей раз при поддержке дружного хора – исполнил "Сорочку вышиванку", "Зелений гай" и непременное "Ти ж мене пiдманула".
Водка и сало сразу стали общими, а вот регионы остались разными
Пан Тарас осекся. Может, вправду вспомнил, чем занимался в своем политехническом, ну, если не все семьдесят лет, то хотя бы с десяток, предшествовавших незалежности. "Добре, Ваня, співай", – покладисто кивнул пан Тарас.
Но Ваня упрямо молчал. Тогда доцент, в знак примирения, исполнил на чистейшем русском языке дореволюционную шахтерскую песню, которую не знал даже дончанин Ваня. Песню Ваня выслушал с уважением, однако в хорошее настроение не вернулся. "Всё вы врете, всё врете!" – вдруг горько вскрикнул Ваня, махнул рукой и побрел на галерку. Автобус притих, перестал співати и, в конце концов, крепко заснул.
И только Ваня, как оказалось, не спал. Он дождался тотального умиротворения и снова вышел на середину автобуса. И тихо – и целиком – спел "Одинокая бродит гармонь". Больше ему не мешали.
Львов-Париж, ноябрь 1995 года
Елена Рыковцева – обозреватель Радио Свобода, ведущая программы "Лицом к событию"
