Не удивительно, что зимние Паралимпийские игры 2014 года проходят в Сочи. Такова практика международного спортивного движения: стадионы и все сооружения стоят "тепленькими" после недавней большой Олимпиады. Естественным стало и участие России в этих своеобразных играх: чем мы хуже других (или, как говорилось в старом советском анекдоте: наш паралич прогрессивнее)? Но столь же естественно, что идея устраивать международные состязания людей с ограниченными возможностями родилась отнюдь не в России, а в свободном мире, в демократических странах.

За этим стоит очень серьезная, если хотите, философема. Демократическая жизнь во всех ее аспектах характеризуется ослаблением идеи нормы, некоего неписаного, а то и писаного стандарта, на который должны ориентироваться люди, хотящие быть культурными. Простейший пример – обязательная программа средней школы: та же норма, хотя взятая в минимуме. А максимум культурного нормирования, по словам Ницше, то есть культурные герои – это святой, мудрец (философ) и художник.

Сейчас, конечно, все попроще. Начать хоть с того, что в американских школах, вообще в системе американского школьного образования отсутствует единая программа, а там, где ее иногда пытаются ввести (как в штате Нью-Йорк), это встречает большие трудности, да и недовольство участников учебного процесса на всех его полюсах. США остаются страной, ориентированной не на средний, "нормальный" уровень, а на выдающиеся достижения. Сколько раз я встречал в биографиях выдающихся американцев как-то особенно подчеркнутое упоминание, что данный герой даже не кончил школы, – да хоть Билл Гейтс, сваливший из колледжа.

Страной тотальной нормативности был Советский Союз. Это шло сверху, с высот идеологии, представляющей социалистическое (в пределе – коммунистическое) общество идеалом человеческой истории. Идеальной жизнь, как всем известно, не была, но сохранялась духовная установка на идеал. А идеал это и есть норма. Особенность советской жизни в том еще заключалась, что этот коммунистический идеал представлялся не только точкой в конце пути, но как бы повсеместным содержанием всей текущей жизни. В такой жизни по определению не могло быть недостатков и даже просто каких-то видимых неполадок и эксцентричностей – вроде длинных волос у юношей или узких брюк у них же.

С этим очень нескоро и нехотя примирились. Но это, конечно, пустяк по сравнению с кое-какими другими деталями показательной и общеобязательной жизни. Из крупных городов СССР вскоре после войны убрали инвалидов с видимыми следами тяжелого калечества, например без ног или рук. В мемуарах театрального художника Кочергина – штрих эпохи: таких несчастных без рук без ног называли в народе "самоварами" – и жалели как могли, выпить всегда подносили. Это советское правительство, озабоченное всяческой эстетикой, взяло заботу об инвалидах на себя – и выселило в малонаселенные места. Одним из таких адресов был остров Валаам, спустя некоторое время ставший модным туристическим пунктом, и тогда приезжавшие полюбоваться старинными памятниками зодчества заодно сталкивались еще с одной отечественной достопримечательностью, отнюдь не древней. Об этом есть рассказ, кажется, у Юрия Нагибина.

Советская история знает один случай канонизации инвалида – Николай Островский, объявленный писателем ("Как закалялась сталь" на деле писала бригада под руководством Виктора Кина). Но что особенно подчеркивалось в этом феномене – отнюдь не телесная немощь, а дух, духовная мощь. Духовная мощь преодолевает немощи тела, и руководится она коммунистическим идеалом: сделать даже "малое тело" (выражение Андрея Платонова) полезным в соцстроительстве. Но ведь что тут было интересно: инвалид может обрести полезность и ценность исключительно в духовном плане, а не в качестве, как сейчас вежливо говорят, человека с ограниченными возможностями. Физический аспект проблемы не существовал в СССР.

Сейчас по-другому: следуя западным образцам, и в России устраивают паралимпийские соревнования и вообще допускают к спорту калек. Но идея, безусловно, "не наша": голое подражание, имитирующее современное просвещенное поведение. На Западе, однако, приезжий сталкивается с этой реальностью чуть ли не сразу. Помню, как я был ошарашен, увидев в США человека с протезом и в шортах, бойко переставляющего свою металлическую конечность. Никто ничего не скрывает, все одинаково достойны – это демократия на самом элементарном, физическом, в глаза бросающемся уровне. Да сама идея делать протезы из легкого металла, перестав имитировать бывшую ногу во всем ее, так сказать, объеме, исключительно человечна: как неудобно было таскать эти тяжеловесные и все равно никого не обманывающие имитации.

Вывод: наш паралич, может быть, и прогрессивнее, но американский инвалид не считает себя инвалидом. И при случае громко, видимо, зримо заявляет об этом. Я могу – вот его установка. И человеку, пожившему на Западе, неудивительно читать сообщение, что слепой американец Эрик Вейенмайер поднялся на Эверест, так же как безногий новозеландец Марк Инглис. Хорошо, что в России стали участвовать в параспортивных состязаниях, взяв пример с Запада. Так бы во всем. У Запада многому можно поучиться – даже людям, во всех измерениях здоровым.

Борис Парамонов – нью-йоркский писатель и публицист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода