Своим отказом приехать в Москву и сыграть в спектакле "Похищение Европы" польский актер Даниэль Ольбрыхский поставил себя в один ряд со многими представителями польской интеллигенции и немногими представителями интеллигенции российской, которые не согласны с политикой Кремля на Украине и с аннексией Крыма.
В последнее время в Польше раздавались упреки в адрес актера – за его соглашательскую позицию с русскими, за участие в фильмах российского производства, за дружбу с Никитой Михалковым. Некоторые даже называли его "нашим Депардье", "продавшемся москалям". Вообще, полякам свойственно подвергать остракизму соотечественников, добивающихся успеха на Востоке. Так возник бойкот в отношении Барбары Брыльской, получившей Государственную премию СССР за участие в фильме "Ирония судьбы..."
Но все-таки критика со стороны поляков не всегда бывает справедлива. Признаваясь в том, что он более популярен в России, чем на родине, Ольбрыхский доказал, тем не менее, что существует черта, дальше которой он пойти не может. Не знаю, прибавит ли ему это популярности в Польше. Возможно. Но в России теперь его будут упрекать в саморекламе, как это принято среди людей, которые не дают другим, мыслящим иначе, права на принципиальную позицию. Вероятно, фильмы с участием Ольбрыхского станут показывать реже (как это было с советские времена, скажем, с комедиями с участием Савелия Крамарова после его эмиграции из СССР, как это было с запретом на книги иностранных авторов, выступавших в защиту Солженицына или Сахарова, протестовавших против ввода войск в Чехословакию или в Афганистан). Но в современных условиях вырезать Ольбрыхского из "Турецкого гамбита", "Сибирского цирюльника", "Легенды номер 17", "Освобождения", "Потопа", "Огнем и мечом", "Барышень из Вилько", "Земли обетованной", "Все на продажу" – не получится.
Правящий режим в России получил еще один плевок. Кремль, конечно, сделает вид, что плевка не заметил или в привычной манере попытается скомпрометировать актера. Но многие поклонники Ольбрыхского в России уже задумались (или лишний раз сверили часы с его позицией) о праведности действий своего государства и состояния умов в обществе. Иной раз только таким путем можно сказать: "Опомнитесь!"
Те, кто внимательно следил за творческой биографией Ольбрыхского, знают, что актеру всегда было свойственно совершать жесты, которые, с его точки зрения, он не может не совершать. В этом, кстати, очень проявляется польский национальный характер. Однажды Ольбрыхский, вооружившись саблей, пришел на выставку фотографий в галерее Захента в Варшаве. Звезды мирового кино были изображены одетыми в эсэсовскую форму – и Ольбрыхский начал саблей рубить эти портреты. Тогда он был вынужден заплатить штраф за хулиганство, многие упрекали его в саморекламе. Но он выразил свою позицию. Пусть эпатажно, но пошел против течения. Когда все умилялись пошиву формы, он выступил против содержания.
Ольбрыхский пошел против доминирующего в зале настроения, когда в одной из прибалтийских республик его упрекнули в том, что он читает со сцены стихи на русском языке. Именно тогда он произнес свою знаменитую фразу, послужившую началом к стихотворению Окуджавы: "Язык ни в чем не виноват". В интервью нашей радиостанции Ольбрыхский рассказывает о дружбе с Булатом Окуджавой и Владимиром Высоцким, о том, как Марина Влади вступила в компартию Франции для того, чтобы ее мужу разрешили ездить за границу. Он часто об этом рассказывает.
Впервые мне довелось увидеть Ольбрыхского в Варшаве в сентябре 1977 года в спектакле Адама Ханушкевича "Муж и жена" по пьесе Фредро. Актер не просто излучал обаяние. Он искрил обаянием, одновременно подмигивал девчонкам в зале и раздевал партнершу на сцене. Его бурный роман с певицей Марылей Родович и многие другие гусарские похождения были еще впереди. Чтение списков погибших на открытии памятника убитым рабочим в Гданьске в 1980 году, поддержка "Солидарности", эмиграция во Францию после введения военного положения в Польше и другие передряги судьбы тоже были впереди.
Позже про Ольбрыхского поговаривали, что он полюбил "заглядывать в рюмашку". В начале 2000-х годов продюсер и сценарист Сергей Костин сделал большую передачу об Ольбрыхском в программе "Хвост кометы" на том, еще прежнем, канале НТВ. Костин побывал у актера дома, в центральной Польше, поплавал с ним на лодке, посмотрел, как Ольбрыхский ездит на лошадях. Программа получилась очень хорошей, я пересматривал ее несколько раз. И под впечатлением написал письмо Ольбрыхскому на польском языке. Подумал, что, быть может, когда-нибудь удастся сделать интервью с ним. К моему глубочайшему удивлению, Ольбрыхский не только ответил на письмо, но и позвонил мне в Москву, причем, по странному совпадению – в день моего рождения. И оставил свой телефон. Пожалуй, никогда больше в жизни я такого подарка не получал.
Было совершенно ясно, что Ольбрыхский хотел подчеркнуть свою симпатию к россиянину, который обратился к нему со словами признательности, хотел показать, сколь он ценит и уважает мнение своих поклонников в России. Именно поэтому я понимаю, насколько его отказ участвовать в спектакле в Москве был для Ольбрыхского решением болезненным, но абсолютно логичным и естественным в сложившихся условиях.
Петр Черемушкин – журналист Радио Свобода
В последнее время в Польше раздавались упреки в адрес актера – за его соглашательскую позицию с русскими, за участие в фильмах российского производства, за дружбу с Никитой Михалковым. Некоторые даже называли его "нашим Депардье", "продавшемся москалям". Вообще, полякам свойственно подвергать остракизму соотечественников, добивающихся успеха на Востоке. Так возник бойкот в отношении Барбары Брыльской, получившей Государственную премию СССР за участие в фильме "Ирония судьбы..."
Но все-таки критика со стороны поляков не всегда бывает справедлива. Признаваясь в том, что он более популярен в России, чем на родине, Ольбрыхский доказал, тем не менее, что существует черта, дальше которой он пойти не может. Не знаю, прибавит ли ему это популярности в Польше. Возможно. Но в России теперь его будут упрекать в саморекламе, как это принято среди людей, которые не дают другим, мыслящим иначе, права на принципиальную позицию. Вероятно, фильмы с участием Ольбрыхского станут показывать реже (как это было с советские времена, скажем, с комедиями с участием Савелия Крамарова после его эмиграции из СССР, как это было с запретом на книги иностранных авторов, выступавших в защиту Солженицына или Сахарова, протестовавших против ввода войск в Чехословакию или в Афганистан). Но в современных условиях вырезать Ольбрыхского из "Турецкого гамбита", "Сибирского цирюльника", "Легенды номер 17", "Освобождения", "Потопа", "Огнем и мечом", "Барышень из Вилько", "Земли обетованной", "Все на продажу" – не получится.
Правящий режим в России получил еще один плевок. Кремль, конечно, сделает вид, что плевка не заметил или в привычной манере попытается скомпрометировать актера. Но многие поклонники Ольбрыхского в России уже задумались (или лишний раз сверили часы с его позицией) о праведности действий своего государства и состояния умов в обществе. Иной раз только таким путем можно сказать: "Опомнитесь!"
Те, кто внимательно следил за творческой биографией Ольбрыхского, знают, что актеру всегда было свойственно совершать жесты, которые, с его точки зрения, он не может не совершать. В этом, кстати, очень проявляется польский национальный характер. Однажды Ольбрыхский, вооружившись саблей, пришел на выставку фотографий в галерее Захента в Варшаве. Звезды мирового кино были изображены одетыми в эсэсовскую форму – и Ольбрыхский начал саблей рубить эти портреты. Тогда он был вынужден заплатить штраф за хулиганство, многие упрекали его в саморекламе. Но он выразил свою позицию. Пусть эпатажно, но пошел против течения. Когда все умилялись пошиву формы, он выступил против содержания.
Ольбрыхский пошел против доминирующего в зале настроения, когда в одной из прибалтийских республик его упрекнули в том, что он читает со сцены стихи на русском языке. Именно тогда он произнес свою знаменитую фразу, послужившую началом к стихотворению Окуджавы: "Язык ни в чем не виноват". В интервью нашей радиостанции Ольбрыхский рассказывает о дружбе с Булатом Окуджавой и Владимиром Высоцким, о том, как Марина Влади вступила в компартию Франции для того, чтобы ее мужу разрешили ездить за границу. Он часто об этом рассказывает.
Впервые мне довелось увидеть Ольбрыхского в Варшаве в сентябре 1977 года в спектакле Адама Ханушкевича "Муж и жена" по пьесе Фредро. Актер не просто излучал обаяние. Он искрил обаянием, одновременно подмигивал девчонкам в зале и раздевал партнершу на сцене. Его бурный роман с певицей Марылей Родович и многие другие гусарские похождения были еще впереди. Чтение списков погибших на открытии памятника убитым рабочим в Гданьске в 1980 году, поддержка "Солидарности", эмиграция во Францию после введения военного положения в Польше и другие передряги судьбы тоже были впереди.
Позже про Ольбрыхского поговаривали, что он полюбил "заглядывать в рюмашку". В начале 2000-х годов продюсер и сценарист Сергей Костин сделал большую передачу об Ольбрыхском в программе "Хвост кометы" на том, еще прежнем, канале НТВ. Костин побывал у актера дома, в центральной Польше, поплавал с ним на лодке, посмотрел, как Ольбрыхский ездит на лошадях. Программа получилась очень хорошей, я пересматривал ее несколько раз. И под впечатлением написал письмо Ольбрыхскому на польском языке. Подумал, что, быть может, когда-нибудь удастся сделать интервью с ним. К моему глубочайшему удивлению, Ольбрыхский не только ответил на письмо, но и позвонил мне в Москву, причем, по странному совпадению – в день моего рождения. И оставил свой телефон. Пожалуй, никогда больше в жизни я такого подарка не получал.
Было совершенно ясно, что Ольбрыхский хотел подчеркнуть свою симпатию к россиянину, который обратился к нему со словами признательности, хотел показать, сколь он ценит и уважает мнение своих поклонников в России. Именно поэтому я понимаю, насколько его отказ участвовать в спектакле в Москве был для Ольбрыхского решением болезненным, но абсолютно логичным и естественным в сложившихся условиях.
Петр Черемушкин – журналист Радио Свобода
