В Москве вручена российская национальная премия "Поэт", учрежденная 10 лет назад Обществом поощрения русской поэзии. Она вручается за наивысшие достижения и заслуги в области современной литературы. Основателем премии было РАО "ЕЭС России" и лично Анатолий Чубайс, сейчас обязанности по финансовому обеспечению премии переданы Фонду "Достоинство" (премиальный фонд – полтора миллиона рублей). Лауреатом премии стал Геннадий Русаков.

Представитель Фонда "Достоинство" Леонид Гозман на церемонии объявления лауреата сообщил, что фонд будет продолжать финансировать премию, "если не рухнет все, вообще все". Координатор премии, критик Сергей Чупринин предложил почтить минутой молчания Инну Лиснянскую. Премия "Поэт", лауреатами которой становились такие эстетически противоположные личности, как Виктор Соснора и Евгений Евтушенко, в этом году выбрала фигуру консенсуса. Геннадий Русаков – младший друг Арсения Тарковского. О выборе жюри говорит литератор Мария Галина:

– Есть такие фигуры, которые устраивают всех – и правых, и левых; очень достойные, ничем себя не запятнавшие ни в социальной жизни, ни в чем, и, что называется, не очень громкие. Русаков – очень хороший, интересный поэт, достойный, но я думаю, что в данном контексте еще очень важно, что он не вызывает отторжения ни у кого. Некий компромисс – до какой-то степени это примета времени: выбирают фигуру не яркую, не маргинальную, а фигура мейнстримную, условно говоря. Я даже говорю сейчас не о политике, а о поэтической системе. Скажем, если два года назад премию дали Сосноре, то сегодня, может быть, по каким-то общественным, социальным настроениям это было бы не очень удобно. Или, что называется, это не было бы решением, которое объединило бы всех. Сейчас, возможно, даже в плане эстетики нужно такое решение, которое объединяет всех.

Противоположного взгляда на стратегию премии "Поэт" придерживается соавтор проекта “Культурная инициатива” Юрий Цветков:

– Все в нашей стране каким-то образом политическое, поэтому и премия "Поэт" ангажирована. Многие замечательные поэты не дожили до того, чтобы ее получить, – Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский и так далее, потому что премии в самом начале важно было отмежеваться от советского наследия, и все имена, которые звучали в советское время со страниц газет, не подходили. Евтушенко был первой ласточкой, а очень многих пропустили. Могу пошутить, что не отметили даже такого крупного детского поэта и обэриутского взрослого, как Сергей Михалков, он умер в 2009 году. Живы поэты Владимир Костров, Андрей Дементьев, хотя по-разному можно относиться к их стихам, или Дмитрий Сухарев, или Новелла Матвеева. Эти фигуры почему-то здесь не возникли. То есть премия не объединительная все-таки по-настоящему.

Наконец, о лауреате премии этого года, Геннадии Русакове, говорит критик Сергей Чупринин:

– У Геннадия Русакова по-своему уникальный литературный путь. Первую книжку стихов он выпустил еще совсем молодым человеком, в 22 года, в городе Куйбышев, ныне Самара, она называлась "Горластые ветры". Это были совершенно отвратительные комсомольские стихи. Потом 20 лет – пауза, не печатался. Старшим другом и ориентиром избрал Арсения Александровича Тарковского, который, собственно говоря, читал его стихи в рукописях, они говорили, переписывались. И, наконец, спустя 20 лет, выпустил уже зрелую книжку стихов, и таких зрелых книжек у него на сегодняшний день шесть. Геннадий Русаков сначала был детдомовцем, беспризорником, закончил Суворовское училище, потом педагогический иняз, а затем вся жизнь у него прошла за границей, потому что он служил переводчиком-синхронистом то в секретариате ООН, то еще в каких-то международных организациях. Что, к моему глубочайшему изумлению, никак не отразилось на стихах. Про Оку он пишет несравненно и не в пример чаще, чем про Сену, совсем не пишет про Гудзон, на берегу которого он прожил большую часть своей жизни. Кажется, Америки нет совсем в его стихах. Сейчас, надеюсь, выйдет новая книга его стихов, и я думаю, что если будут составлять частотный словарь его лирики, сложно будет вообразить, что это человек, который знает полтора десятка языков, как синхронист. Что касается его поэтики, его литературного облика. Когда я сказал, что он выбрал своим ориентиром Арсения Тарковского, я имел в виду, что он принадлежит к тому, что называется “школа гармонической ясности”. Это, разумеется, акмеистическая традиция, это строгая ритмическая, строфическая, звуковая и прочая организация стиха; темы, традиционные для русской поэзии. Особенно у него акцентирована тема сиротства, что вызвано еще ранним детством, и эта тема у него от автобиографической ноты перешла в стихах последних полутора десятилетий в тему сиротства России. Россия в его глазах – такая мировая сирота, которая 300 лет назад прорубила окно в Европу, но так и не сумела стать в Европе равной среди равных. И вот эта вот травма неучастия России в мировой истории для него необыкновенно важна.