Последние новости заставляют задуматься о том, чему же все-таки человечество научил, например, конфликт в Косове. И вообще, способны ли мы извлекать из истории опыт. Эдгар Аллан По в первой половине XIX века писал: "За последние 6000 лет человечество не стало более счастливым, или более мудрым – лишь более активным". Сегодня, спустя бесчисленное количество войн и дюжину геноцидов и эпоху открытий в сфере клинической депрессии, он бы, думаю, только сильнее убедился в своих словах. Человек перемещается быстрее скорости звука, может мгновенно донести свое мнение до собеседника при помощи беспроводной связи, и количество информации – текстовой, визуальной, даже эмоциональной – перед каждым пользователем Интернета гораздо шире, чем собрание самой богатой библиотеки в мире.

Футуристические кинокартины начала XX века показывали, что, достигнув чего-то подобного, мы должны будем начать перемещаться в пространстве на отдельных летательных аппаратах, получать все необходимые питательные вещества из специальных синтетических капсул и, самое главное, занимать себя проблемами совершенно инновационного толка: ну, например, предотвращать искусственный, нами же созданный интеллект, от завоевания мира. В реальности же происходит следующее: мы, по большому счету, получаем все необходимые технологические инструменты, но не двигаемся при их помощи вперед, а только повторяем дурные примеры былых поколений. Тоталитаризм становится только сильнее от растущей поляризации классового общества, а дороговизна технологических ресурсов и неравный к ним доступ играют этому на руку. Кровожадную геополитику дополняет парадокс экономики ресурсов, когда борьба за контроль над землей становится вопросом более сложным, чем просто доказательство влияния или выживания.

Постиндустриальный капитализм переосмысливает рабство, лишая воли вкалывающих за сущие копейки и в жутких условиях невидимых рабочих, которые собирают нашу все более дешевую технику и шьют нашу всю более дешевую одежду. Это уже не говоря о том, что наряду со здравоохранением, едва ли не более сильно развиваются индустрии порчи здоровья, – взгляните хотя бы на количество вредных добавок в своих йогурте или зубной пасте, – а куда более внушительную продолжительность человеческой жизни нивелируют практики обесценивания этой жизни – в разных странах разные, но повсеместно подавляющие. И, конечно же, нельзя забывать об экологической катастрофе, которая едва ли не страшнее всех вышеперечисленных факторов, но при этом менее их всех осязаема и оттого кажется угрозой абсолютно призрачной, несуществующей, неважной.

Получается, что человек существует совершенно в ином контексте, чем технологии будущего, ставшего настоящим. А если и пользуется ими, то не пытаясь сделать свое существование более прогрессивным, а употребляя этот

прогресс для более точечного повторения архаических, разрушительных практик. Так маленькая девочка, которой вместо ободранного пупса дарят красивую фарфоровую куклу с блестящими кудрями, радуется не тому, что ее игры вот-вот перейдут на новый уровень, а тому, что у новой куклы больше волос, которые можно отрезать ножницами. Получив неприхотливый и дешевый автомат Калашникова, люди кинулись убивать друг друга. Получив Интернет, человечество сразу же придумало, как по максимуму поливать друг друга ненавистью, находясь на расстоянии в тысячи километров от собеседника, вступив в полемику, от которой бы зажмурились древнегреческие философы.

На этом фоне война с роботами в духе кинофутуризма или фантастическая угроза зомби-апокалипсиса оказываются, в общем-то, довольно безобидными сценариями развития событий. В конце концов, робота всегда можно как-то закоротить, а зомби, согласно фольклору, обездвижить, перерубив мозговой ствол. Человечество в своей тяге к самоуничтожению и самоистреблению, будем честны, неостановимо. Нагляднее для этого иллюстрации, чем фотографии обгоревших тел из одесского Дома профсоюзов – в "позе боксера", с мучительно обнаженными в последнем вое зубами, – я не могу придумать. Уж больно эти несчастные похожи на жителей Помпей, которые точно так же умерли в огне, спеклись заживо.

Разницы мало, разве что обстоятельства: в Помпеях гибли из-за раскаленного вулканического пепла, а в Одессе было осажденное, полыхающее здание. В Помпеях была неукротимая сила природы, и в Одессе тоже она – пылающий, страшный огонь, но позади него – человеческая ненависть, базовая, искренняя, простая, которой оказалось так легко злоумышленно манипулировать с любой стороны. Есть еще разница в том, как до нас дошли документальные свидетельства последних минут погибших: жертв Везувия мы можем увидеть, потому что их тела на века затвердели в остывшей лаве. Жертв одесского пожара сфотографировали на фотоаппараты, встроенные в телефоны. По меркам 79 года нашей эры, эти фотоаппараты – верх прогресса. Почему же тогда они используются в 2014 году для того, чтобы запечатлеть совершенно чуждую прогрессу жестокость, своим конечным результатом неотличимую от античной катастрофы? И почему компьютеры, подключенные к интернету, – чудо, смелей всех ожиданий древних и не очень древних футурологов, – используют в 2014 лишь для того, чтобы теперь бесконечно спорить о том, кто прав, а кто виноват, чей Крым, чья правда, и чье право, пользуясь аргументацией, которая бы уместна была, пожалуй, на суде инквизиции?

Там ведь так же хотели защищать детей, но не от модных "фашизма" и "сепаратизма" или, допустим, гомосексуальности, а от ведьм и ереси. Времена меняются, враги меняются, суды меняются, суть остается. Человек несчастлив и полон страха перед внешними силами. Общество, когда оно преображается и становится более технологичным, должно следовать моделям поведения, соответствующим техническому прогрессу, обновленным и адаптированным. Тогда и только тогда оно не будет повторять сценариев, которым было подвержено в прошлом, когда технический прогресс в той же мере был еще недоступен. Происходящее в мире наглядно показывает, что общество развивается технологически, обрастая все большим количеством инструментов, но в новых конфликтах оказывается практически неотличимо от межтерриториальных или межконфессиональных конфликтов 100 или 1000 лет назад.

Модель нашего общественного поведения нещадно устарела. Пожалуй, сейчас самое время подумать о том, чтобы дотянуть наше сознание хотя бы до уровня гугл гласса, а лучше каких-нибудь самых острых космических разработок или молекулярных исследований. Можно сколько угодно рассуждать о времени, когда деревья были большими, а конфеты были вкуснее. Можно делать из этого вывод, что пятьдесят пять лет назад мир был лучше, и поэтому надо выстроить жизнь сегодня по принципам 1959 года. Или, например, начала XVIII века, когда Россия обретала силу и величие. Но это логический тупик. Воспроизвести эпоху Хрущева или Петра I, при этом не отказываясь от технологического прогресса, невозможно, примерно так же, как, скорее всего, невозможно, согласно законам физики, путешествие во времени.

Но даже если бы оно было возможно... Представьте на секундочку, что вы внезапно оказались в 1714 году. Чем вы будете расплачиваться, когда захочется поесть? Уверены ли, что вашу речь, ваш современный русский язык, ваши джинсы, короткую модную стрижку и смартфон правильно истолкуют и не примут за колдуна? Уверены ли, что пища начала XVIII века не вызовет в вашем организме отторжения, что ваши манеры обхождения никого не оскорбят? Уверены ли вы, что все, встретившееся на пути, покажется без вопросов приемлемым? Не боитесь загреметь в тюрьму, или оказаться одним из безымянных строителей Петербурга, погибающим в болотах?

Это только на первый, поверхностный взгляд может показаться, что конкретный временной период в прошлом был правильней и лучше, чем сегодняшний день. Но, если последовательно проецировать прошлое на настоящее, окажется, что все, что работало тогда, стало совершенно бесполезным сегодня. Пинетки не надеть на взрослую ногу, а мораль времен Александра Македонского не работает в век социальных сетей. В XXI веке люди должны открывать лекарство от рака, изобретать возобновляемые источники энергии и решать проблему мирового голода, а не погибать за территории и шкурные интересы, сгорая заживо, или ссориться с родственниками из-за легитимности когда-то бывших национальных границ. Жаль, но, кажется, будущее еще долго не настанет.

Катя Казбек – феминистка, ЛГБТ-исследователь, публицист, гражданка мира

Автор текста не получала за него вознаграждение. Мнение автора может не соответствовать точке зрения редакции