В самом начале "лихих" 90-х мне вдруг попался на глаза неожиданный репортаж двух российских корреспондентов из тогдашней Югославии, где только начинался междоусобный конфликт. Поскольку это уже суровая старина, напомню последующим поколениям, что в ту пору, еще до ельцинского переворота, Россия, как многим казалась, твердо стояла на прозападных либеральных позициях, а газета "Московские новости", в которой был опубликован репортаж, имела репутацию главного рупора этих позиций. И тем не менее в материале, посвященном конфликту, авторы, явно правдинско-тассовской школы, выказывали несомненное предпочтение тогдашнему президенту Сербии, националисту Слободану Милошевичу, впоследствии представшему перед Гаагским трибуналом.

В частности, они сетовали на то, что Россия "проигрывает информационную войну" – это было мое первое столкновение с загадочным термином, который сегодня прочно вошел в арсенал российских средств массовой информации, но в ту пору заставил задуматься. С тех пор, как это ни прискорбно, термин успел перескочить и в другие языки, что не обязательно радует. В английский из русского попало слово "спутник", и это греет русскую душу – но также в английский из русского попало и слово "погром". Для того чтобы вести с кем-то "информационную войну", необходимо и самому в ней участвовать, а действия предполагаемого противника считать враждебными. Так оно и было в годы коммунистического режима, когда названия BBC или The New York Times не принято было употреблять без эпитета "пресловутый".

В годы перестройки наметилась попытка поворота в сторону факта – вплоть до того, что стала обрушиваться советская система газетных заголовков, имеющих целью не столько прояснить содержание материала, сколько его замаскировать или подать в нужном идеологическом свете; пионером в этом направлении была, хотя и недолго, газета "Известия", хотя вспоминать сегодня об этом странно. Идея информационной войны требует в первую очередь не фактов, а их интерпретации в свою пользу, и если есть такие факты, которые этой интерпретации мешают, они должны быть оставлены за кадром. Потому что, если вдруг выяснится, что воины-освободители некоей державы в ходе своего победного марша приняли меры для истребления очагов национального сопротивления на освобожденной территории или грабили и насиловали местное гражданское население, это неминуемо омрачит триумф.

Иными словами, информационная война представляет собой альтернативное название пропаганды. Но пропаганда и журналистика – все же разные вещи, во всяком случае они не в каждой стране совпадают. К сожалению, эта зловредная терминология имеет свойство просачиваться не только в другой язык, но и в другой, казалось бы, образ мыслей. В частности, меня озадачило высказывание российского публициста с либертарианской репутацией Кирилла Рогова. Высказывание появилось в "Фейсбуке", но поскольку это блог публичного человека, открытый для всеобщего обозрения, я считаю возможным его процитировать. Комментируя нынешний российско-украинский конфликт, Рогов пишет: "...Одна из важнейших черт происходящего – это то, что Путин подготовился к информационной войне. Российские средства массовой информации не просто не свободны. Они находятся под прямым контролем спецслужб и транслируют скоординированную дэзу. С другой стороны, украинские СМИ, западные корреспонденты не скоординированы. Их даже важные и прямые сообщения с мест не дают целостной картины. В результате, целостная картина путинского информационного фронта имеет перевес..."

Здесь не высказывается прямо, но довольно легко прочитывается сожаление по поводу того, что украинские и западные журналисты не так четко скоординированы, как российские. Иначе к чему бы вообще употреблять термин "информационная война", ведь о войне имеет смысл вести речь лишь при наличии как минимум двух противостоящих сторон? С трудом себе представляю, к примеру, президента США Барака Обаму, вызывающего к себе главных редакторов The New York Times, Washington Post и The Wall Street Journal и предлагающего им координировать свои действия, но зато легко себе представляю реакцию этих редакторов. Не говоря уже о том, что предвижу реальную почву для импичмента. В этой связи тот факт, что украинские средства массовой информации, как верно замечает Рогов, страдают отсутствием взаимной координации, с моей точки зрения, говорит только в их пользу. Увы, они также страдают и отсутствием аппарата проверки информации, но это уже другая проблема – не политическая, а профессиональная.

У Обамы и других сотрудников американской администрации, равно как и у противников этой администрации, есть способ попытаться повлиять на общественное мнение, в том числе и через упомянутые газеты: они могут предлагать собственные статьи для публикации на специально отведенных страницах, где никто их с фактами не спутает. И я при этом не могу дать никакой гарантии, что перечисленные (а также не перечисленные) газеты, телеканалы и сайты в Интернете полностью объективно и всесторонне отражают все наличные факты, в том числе и неприятные для их редакций. Но пока мы наблюдаем отсутствие координации между ними, есть надежда, что они хотя бы предпринимают усилия в этом направлении. Потому что координация всегда подразумевает некий центр, из которого координируют, располагающий при этом полномочиями призвать к порядку тех, кто координации противится. Там, где отсутствует воинская дисциплина, информационная война проблематична. Если в следующий раз окажетесь свидетелями информационной войны, постарайтесь сбить строй, а уж факты как-нибудь постоят сами за себя.

Алексей Цветков – нью-йоркский политический комментатор, поэт и публицист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции