Марьяна Торочешникова: Право на жизнь – такова тема сегодняшней передачи. Россия, ратифицировавшая конвенцию о защите прав человека и основных свобод, согласилась с тем, что право на жизнь – неотъемлемое право каждого человека, охраняемое законом. Право на жизнь гарантируется и конституцией Российской Федерации, содержащей соответствующую статью. И хотя общий смысл гарантий права на жизнь заключается в том, что никто не может быть умышленно лишен жизни, эта гарантия, закрепленная в конституции и международных актах, помимо прочего, налагает на государство обязательство – делать все, чтобы человеческая жизнь оказалась вне опасности, предпринимать эффективные меры для предотвращения гибели людей. Но часто бывает, что государство не в силах справиться с этой своей обязанностью, и тогда на помощь ему приходят волонтеры.
В студии Радио Свобода сегодня – председатель поискового отряда "Лиза Алерт" Григорий Сергеев и координатор этого поискового отряда Ирина Воробьева.
Как случилось, что вы начали заниматься поиском людей? Я знаю, что Ирина – профессиональный журналист, моя коллега с радиостанции "Эхо Москвы"…
Григорий Сергеев: У нас вообще специалистов по поиску, которые занимаются этим профессионально по своей работе, минимум, несколько человек. В основном это люди, которые в жизни занимаются чем угодно, кто-то работает, кто-то учится, кто-то уже на пенсии. Я занимался бизнесом. Ситуация, из-за которой появился отряд, цепляла независимо от того, кто ты, чем ты занимаешься. Если тебе, как человеку, не все равно, если ты не относишься к "диванным войскам", или рыбакам, мимо которых идет трехлетняя девочка, кричит "папа, папа", а рыбаки не обращают на нее внимание (а это реальный случай, который сейчас произошел), если не такие, то люди стараются как-то изменить ситуацию.
Марьяна Торочешникова: В 2010 году вы организовались. Почему появилась такая необходимость? Почему российские специальные органы с этим не справляются, МЧС, правоохранительные органы?
Ирина Воробьева: Хочу сразу сказать, что мы не помогаем государству, мы помогаем конкретным людям. Осенью 2010 года я сидели в редакции, писала новость про то, что в подмосковном Орехово-Зуево пропала Лиза Фомкина в лесу, смотрела ленту новости, информационные информагентства, и с экраном мне сообщали, что там задействовано столько-то полицейских, МЧС, кинологи и все-все-все. Ну, как можно не найти ребенка в подмосковном лесу? Я писала об этом материалы. А потом Лизу нашли погибшей, через 9 дней.
Григорий Сергеев: Не десятые сутки нашли.
Марьяна Торочешникова: И тогда выяснилось, что МЧС ничего не делало, они приехали через пару дней и сказали, что, вероятно, девочка вместе с сопровождавшей ее тетей не живы, и чего тут искать…
Григорий Сергеев: Ну, не совсем так. Все ведомства работали, другое дело, что у МЧС на тот момент не было совсем ничего для поисков в этой среде, знаний, подготовки, оборудования. Есть очень простые вещи – компасы и навигаторы, есть более сложные вещи – вертолеты, к примеру, который нужны, которые крайне сложно получить для поисков. И у МЧС это не является задачей, это задача полиции – искать пропавших людей. Задача МЧС – спасать во время катастроф и так далее. Когда один пострадавший, то срывать отряд МЧС вроде как нецелесообразно. В природной среде помогать некому! То есть полиция бессильна, у нее тоже нет оборудования и знаний. Полиция нашла больше, чем "Лиза Алерт", естественно, потому что полиции – великие тысячи, а нас сильно меньше. Но наша эффективность, конечно, в разы больше, наверное, на порядки. И полиция разная, и в Подмосковье есть полиция, которая работает часто сверхэффективно. И когда выделяется какое-то количество сотрудников полиции для поисков, мы безумно благодарны. Например, Одинцовский район Московской области весьма эффективен, а рядом – провал, никого.
Ирина Воробьева: И когда в 2010 году Лиза погибла, мы, журналист, пишем об этом, гибнут дети, но всплеска какого-то не происходит. Хотя потом мы все наблюдали, как там собирались круглые столы, кто-то скандалил, уполномоченные говорили, что кого-то надо лишить родительских прав, а кого-то должности. Ну, обычная кутерьма, которая ни к чему не привела. Не был уволен ни один чиновник, никто не был наказан, и дальше – тишина. О том, что полицию отзывали с поисков Лизы на День города Орехово-Зуево, об этом старались умолчать. Там была масса вещей, за которые в цивилизованной стране люди должны были бы самостоятельно пойти и от стыда написать заявления. Но ничего не происходило.
Марьяна Торочешникова: Это показывает цену человеческой жизни в России.
Григорий Сергеев: У меня лично ощущение, что она равна нулю! Вся государственная машина больше занимается каким-то уничтожением и поиском частного, личного интереса в чьем-то спасении. Если какому-то врачу или полиции, врачу или еще кому-то нужна помощь.
Ирина Воробьева: Бывает, что милиция отказывается принимать заявление о пропавшем.
Григорий Сергеев: Полиция обязана принимать заявление сразу же, как только гражданин принял решение, что его знакомый, родственник и так далее пропал. Они не должны состоять в родстве, он не должен подавать заявление по месту пропажи, а он может подавать заявление, где ему удобно, и правоохранительные органы обязаны включиться в работу. Но сразу ремарка для тех, кто нас слушает. Если подавать заявление по месту пропажи, то скорость работы будут в разы выше. Иначе просто из одного отделения будет пересылка в другое Почтой России, и работать надо сразу же, в тот же день, в те же сутки.
Ирина Воробьева: Человек пропал сегодня, и если вы сегодня обратитесь, по нашей статистике, если человек обращается в первые сутки после исчезновения близкого, то 98 процентов пропавших находятся живыми. Дальше уже цифры сильно меньше. Потому что люди забывают, что они видели нашего пропавшего, невозможно уже достать какие-то данные и так далее. Все надо делать очень оперативно.
Марьяна Торочешникова: Плюс, если речь идет о природной среде, там природные факторы играют свою роль, конечно.
Ирина Воробьева: Природная среда – это вообще отдельная тема. Мы сейчас как раз входим в лесной сезон. Ужасное время! Люди не понимают, что это не парк, не развлечение, идут в лес неподготовленными, надевают на себя все самое незаметное, камуфляжное и так далее, не берут с собой ничего… Они ведь знают этот лес всю свою жизнь.
Григорий Сергеев: И в итоге оказывается, что пропавший дедушка какого-нибудь 1932 года рождения, который всю жизнь ходит в этот лес за грибами, одет полностью в камуфлированный костюм, и если он, не дай бог, в этом лесу лежит, то его найти очень тяжело.
Марьяна Торочешникова: А в лесу ведь может случиться все что угодно, не обязательно человек там заблудится, а сердечный приступ, травма…
Григорий Сергеев: Сколько угодно происшествий. В основном, конечно, человек заблудился, а потом уже по нарастающей пошла паника, давление поднялось, он побежал… Большая часть погибших, а их огромное количество, - это переохлаждение, потому что уже в августе-сентябре погода такая, что ночью очень холодно.
Марьяна Торочешникова: Заморозки, дожди…
Григорий Сергеев: Человек в первые сутки получает сильнейшее переохлаждение. Даже если он не будет ложиться на землю, он промокнет от росы.
Марьяна Торочешникова: С 2010 года, когда эту историю все обсудили, кому-то погрозили пальцем, но реальных наказаний никто не получил, изменилось ли отношение у полицейских, у сотрудников МЧС к поиску людей?
Григорий Сергеев: В значительной степени да.
Ирина Воробьева: За нами полиция, но стало лучше там, где мы есть. Мы приходим и начинаем трясти, заставляем работать. Муниципальные камеры, больницы, куда часто попадают неизвестные пациенты, которые могут лежать неделями, но ничего не происходит, правоохранительные органы, которые занимаются или не занимаются поиском пропавших, МЧС – все это сейчас стало лучше, и просто сейчас на это стали обращать внимание, об этом стали говорить, проблема стала новостью. Здесь нам еще помогли СМИ, которые начали об этом писать.
Григорий Сергеев: Первый и главный инструмент в спасении человек, который даже пропал не сейчас. Обращение во все ведомства дает результат. Даже ту же полицию мы намного чаще видим. Сейчас мы занимаемся поиском, и мы в них намного эффективнее, если мы потратим три месяца в каком-то министерстве, а на выходе получим ноль.
Марьяна Торочешникова: А чем закончилась история грандиозного законопроекта, который предполагал приравнять волонтеров поисковых отрядов чуть ли не к сотрудникам правоохранительных органов в обязанностях?
Григорий Сергеев: Мы поговорили со всеми, кто этот закон писал…
Ирина Воробьева: Массу времени потратили в Госдуме, закон называется "Об участии граждан в охране общественного порядка", и нас в него вписали. Закон приняли, подписали, он вступает в силу чуть позже.
Григорий Сергеев: У нас прав более чем достаточно, как у граждан, и мы их используем.
Ирина Воробьева: И записать в законе, что "вы имеете право заниматься поиском пропавших" – спасибо большое!
Григорий Сергеев: А регламентировать нашу работу, чтобы мы обращались к местным чиновникам и полиции за рекомендациями, когда мы работаем там, предположим, в лесу или где-то еще, просто смешно. Существует три поисковых отряда в России, два из них работают по одной методике, в том числе мы, и "Экстремум" в Питере – у них там немного своя методика. Но совершенно очевидно, что кроме вот этих людей, никто не умеет. Какой смысл пытаться делать вид, что государство умнее, важнее? В законе делают вид. Зачем?
Марьяна Торочешникова: Может быть, они пытаются показать, что они стоят на страже человеческой жизни, заботятся о людях.
Григорий Сергеев: Пытаются не упустить какую-то силу, которая чем-то занимается, к ногтю ее. Абсолютные глупости! Потому что один из самых важных столпов, на чем стоит "Лиза Алерт", это абсолютная аполитичность. Мы специально делаем отряды таким образом, чтобы ничто не могло разрушить эффективность поисковых мероприятий. Отсутствие бумажного оборота, волокиты, регистрации, любой политики… Вот мы сейчас с вами сидим, не дай бог, пропадает ребенок – и мы должны туда ехать. У нас не может быть санитарного часа, комнаты бухгалтерии и так далее. Поэтому у нас нет денег, каждый человек, который к нам приходит, несет на себе нагрузку поисков. И ни одно государство не может справиться с проблемой пропавших людей, люди должны помогать друг другу, это нормально.
В студии Радио Свобода сегодня – председатель поискового отряда "Лиза Алерт" Григорий Сергеев и координатор этого поискового отряда Ирина Воробьева.
Как случилось, что вы начали заниматься поиском людей? Я знаю, что Ирина – профессиональный журналист, моя коллега с радиостанции "Эхо Москвы"…
Григорий Сергеев: У нас вообще специалистов по поиску, которые занимаются этим профессионально по своей работе, минимум, несколько человек. В основном это люди, которые в жизни занимаются чем угодно, кто-то работает, кто-то учится, кто-то уже на пенсии. Я занимался бизнесом. Ситуация, из-за которой появился отряд, цепляла независимо от того, кто ты, чем ты занимаешься. Если тебе, как человеку, не все равно, если ты не относишься к "диванным войскам", или рыбакам, мимо которых идет трехлетняя девочка, кричит "папа, папа", а рыбаки не обращают на нее внимание (а это реальный случай, который сейчас произошел), если не такие, то люди стараются как-то изменить ситуацию.
Марьяна Торочешникова: В 2010 году вы организовались. Почему появилась такая необходимость? Почему российские специальные органы с этим не справляются, МЧС, правоохранительные органы?
Ирина Воробьева: Хочу сразу сказать, что мы не помогаем государству, мы помогаем конкретным людям. Осенью 2010 года я сидели в редакции, писала новость про то, что в подмосковном Орехово-Зуево пропала Лиза Фомкина в лесу, смотрела ленту новости, информационные информагентства, и с экраном мне сообщали, что там задействовано столько-то полицейских, МЧС, кинологи и все-все-все. Ну, как можно не найти ребенка в подмосковном лесу? Я писала об этом материалы. А потом Лизу нашли погибшей, через 9 дней.
Григорий Сергеев: Не десятые сутки нашли.
Марьяна Торочешникова: И тогда выяснилось, что МЧС ничего не делало, они приехали через пару дней и сказали, что, вероятно, девочка вместе с сопровождавшей ее тетей не живы, и чего тут искать…
Григорий Сергеев: Ну, не совсем так. Все ведомства работали, другое дело, что у МЧС на тот момент не было совсем ничего для поисков в этой среде, знаний, подготовки, оборудования. Есть очень простые вещи – компасы и навигаторы, есть более сложные вещи – вертолеты, к примеру, который нужны, которые крайне сложно получить для поисков. И у МЧС это не является задачей, это задача полиции – искать пропавших людей. Задача МЧС – спасать во время катастроф и так далее. Когда один пострадавший, то срывать отряд МЧС вроде как нецелесообразно. В природной среде помогать некому! То есть полиция бессильна, у нее тоже нет оборудования и знаний. Полиция нашла больше, чем "Лиза Алерт", естественно, потому что полиции – великие тысячи, а нас сильно меньше. Но наша эффективность, конечно, в разы больше, наверное, на порядки. И полиция разная, и в Подмосковье есть полиция, которая работает часто сверхэффективно. И когда выделяется какое-то количество сотрудников полиции для поисков, мы безумно благодарны. Например, Одинцовский район Московской области весьма эффективен, а рядом – провал, никого.
Ирина Воробьева: И когда в 2010 году Лиза погибла, мы, журналист, пишем об этом, гибнут дети, но всплеска какого-то не происходит. Хотя потом мы все наблюдали, как там собирались круглые столы, кто-то скандалил, уполномоченные говорили, что кого-то надо лишить родительских прав, а кого-то должности. Ну, обычная кутерьма, которая ни к чему не привела. Не был уволен ни один чиновник, никто не был наказан, и дальше – тишина. О том, что полицию отзывали с поисков Лизы на День города Орехово-Зуево, об этом старались умолчать. Там была масса вещей, за которые в цивилизованной стране люди должны были бы самостоятельно пойти и от стыда написать заявления. Но ничего не происходило.
Марьяна Торочешникова: Это показывает цену человеческой жизни в России.
Григорий Сергеев: У меня лично ощущение, что она равна нулю! Вся государственная машина больше занимается каким-то уничтожением и поиском частного, личного интереса в чьем-то спасении. Если какому-то врачу или полиции, врачу или еще кому-то нужна помощь.
Ирина Воробьева: Бывает, что милиция отказывается принимать заявление о пропавшем.
Григорий Сергеев: Полиция обязана принимать заявление сразу же, как только гражданин принял решение, что его знакомый, родственник и так далее пропал. Они не должны состоять в родстве, он не должен подавать заявление по месту пропажи, а он может подавать заявление, где ему удобно, и правоохранительные органы обязаны включиться в работу. Но сразу ремарка для тех, кто нас слушает. Если подавать заявление по месту пропажи, то скорость работы будут в разы выше. Иначе просто из одного отделения будет пересылка в другое Почтой России, и работать надо сразу же, в тот же день, в те же сутки.
Ирина Воробьева: Человек пропал сегодня, и если вы сегодня обратитесь, по нашей статистике, если человек обращается в первые сутки после исчезновения близкого, то 98 процентов пропавших находятся живыми. Дальше уже цифры сильно меньше. Потому что люди забывают, что они видели нашего пропавшего, невозможно уже достать какие-то данные и так далее. Все надо делать очень оперативно.
Марьяна Торочешникова: Плюс, если речь идет о природной среде, там природные факторы играют свою роль, конечно.
Ирина Воробьева: Природная среда – это вообще отдельная тема. Мы сейчас как раз входим в лесной сезон. Ужасное время! Люди не понимают, что это не парк, не развлечение, идут в лес неподготовленными, надевают на себя все самое незаметное, камуфляжное и так далее, не берут с собой ничего… Они ведь знают этот лес всю свою жизнь.
Григорий Сергеев: И в итоге оказывается, что пропавший дедушка какого-нибудь 1932 года рождения, который всю жизнь ходит в этот лес за грибами, одет полностью в камуфлированный костюм, и если он, не дай бог, в этом лесу лежит, то его найти очень тяжело.
Марьяна Торочешникова: А в лесу ведь может случиться все что угодно, не обязательно человек там заблудится, а сердечный приступ, травма…
Григорий Сергеев: Сколько угодно происшествий. В основном, конечно, человек заблудился, а потом уже по нарастающей пошла паника, давление поднялось, он побежал… Большая часть погибших, а их огромное количество, - это переохлаждение, потому что уже в августе-сентябре погода такая, что ночью очень холодно.
Марьяна Торочешникова: Заморозки, дожди…
Григорий Сергеев: Человек в первые сутки получает сильнейшее переохлаждение. Даже если он не будет ложиться на землю, он промокнет от росы.
Марьяна Торочешникова: С 2010 года, когда эту историю все обсудили, кому-то погрозили пальцем, но реальных наказаний никто не получил, изменилось ли отношение у полицейских, у сотрудников МЧС к поиску людей?
Григорий Сергеев: В значительной степени да.
Ирина Воробьева: За нами полиция, но стало лучше там, где мы есть. Мы приходим и начинаем трясти, заставляем работать. Муниципальные камеры, больницы, куда часто попадают неизвестные пациенты, которые могут лежать неделями, но ничего не происходит, правоохранительные органы, которые занимаются или не занимаются поиском пропавших, МЧС – все это сейчас стало лучше, и просто сейчас на это стали обращать внимание, об этом стали говорить, проблема стала новостью. Здесь нам еще помогли СМИ, которые начали об этом писать.
Григорий Сергеев: Первый и главный инструмент в спасении человек, который даже пропал не сейчас. Обращение во все ведомства дает результат. Даже ту же полицию мы намного чаще видим. Сейчас мы занимаемся поиском, и мы в них намного эффективнее, если мы потратим три месяца в каком-то министерстве, а на выходе получим ноль.
Марьяна Торочешникова: А чем закончилась история грандиозного законопроекта, который предполагал приравнять волонтеров поисковых отрядов чуть ли не к сотрудникам правоохранительных органов в обязанностях?
Григорий Сергеев: Мы поговорили со всеми, кто этот закон писал…
Ирина Воробьева: Массу времени потратили в Госдуме, закон называется "Об участии граждан в охране общественного порядка", и нас в него вписали. Закон приняли, подписали, он вступает в силу чуть позже.
Григорий Сергеев: У нас прав более чем достаточно, как у граждан, и мы их используем.
Ирина Воробьева: И записать в законе, что "вы имеете право заниматься поиском пропавших" – спасибо большое!
Григорий Сергеев: А регламентировать нашу работу, чтобы мы обращались к местным чиновникам и полиции за рекомендациями, когда мы работаем там, предположим, в лесу или где-то еще, просто смешно. Существует три поисковых отряда в России, два из них работают по одной методике, в том числе мы, и "Экстремум" в Питере – у них там немного своя методика. Но совершенно очевидно, что кроме вот этих людей, никто не умеет. Какой смысл пытаться делать вид, что государство умнее, важнее? В законе делают вид. Зачем?
Марьяна Торочешникова: Может быть, они пытаются показать, что они стоят на страже человеческой жизни, заботятся о людях.
Григорий Сергеев: Пытаются не упустить какую-то силу, которая чем-то занимается, к ногтю ее. Абсолютные глупости! Потому что один из самых важных столпов, на чем стоит "Лиза Алерт", это абсолютная аполитичность. Мы специально делаем отряды таким образом, чтобы ничто не могло разрушить эффективность поисковых мероприятий. Отсутствие бумажного оборота, волокиты, регистрации, любой политики… Вот мы сейчас с вами сидим, не дай бог, пропадает ребенок – и мы должны туда ехать. У нас не может быть санитарного часа, комнаты бухгалтерии и так далее. Поэтому у нас нет денег, каждый человек, который к нам приходит, несет на себе нагрузку поисков. И ни одно государство не может справиться с проблемой пропавших людей, люди должны помогать друг другу, это нормально.
