Существует устойчивое мнение, что в романе "Идиот" Достоевский попытался дать образ Христа, во всяком случае нарисовать христоподобную фигуру. Это трудно отрицать – так же, как нельзя не сказать, что Достоевского постигла здесь неудача. Абсолютно положительный, до конца прекрасный человек предстал персонажем, вызывающим недоумение, порой комичным. И главное: явление такого человека не принесло добра окружающим его людям, закончилось трагедией. Выводить какую-то общепонятную и общеобязательную мораль из этой истории невозможно, и недавняя экранизация "Идиота" в известном сериале этого не опровергла, хотя многим понравилась в том самом смысле душеспасительной христианской проповеди.
Во французской литературе есть параллель "Идиоту": это роман Франсуа Мориака "Агнец" (1954). Само его название говорит о намерении автора – агнец Божий это и есть Христос. Но Мориак не пытается дать Христа, а только проясняет и доводит до понимания предшествующую попытку Достоевского.
Молодой человек Ксавье едет в Париж поступать в духовную семинарию, он хочет быть священником, чувствует призвание к этому. Главное свойство Ксавье – тяга к людям, непреодолимое желание им помочь актом понимающей любви. Его привлекают и интересуют все встречаемые им люди. Его духовник предупреждает об опасности, о соблазне такой духовной установки: всё, что привлекает нас в людях, уводит нас от Бога. Ксавье владеет духовная экзальтация, то свойство, которое в свое время было названо христианским дионисизмом. Всепроникающая любовь лишает духовной трезвости и может привести к трагическому результату. Сюжет романа и есть развернутое подтверждение этого тезиса.
На вокзале Ксавье наблюдает за прощающейся парой; на лице женщины написано страдание. Уезжает мужчина – в одном купе с Ксавье. Завязывается разговор, и Ксавье со свойственной ему проницательностью рассказывает спутнику – его зовут Жан де Мирбель – о том, что он увидел в сцене прощания супругов. Жан не любит жену свою Мишель, хочет покинуть ее, но не должен этого делать. Впечатленный Жан, узнав, что Ксавье собирается стать священником, всячески отговаривает его от этого намерения и, убедившись, чем Ксавье можно взять, просит его вернуться из Парижа в его имение и помирить супругов – только он может это сделать. Но, как скоро понимает читатель, Жан не столько хочет помириться с Мишель, сколько заполучить Ксавье. Природа такого предпочтения делается достаточно ясной, когда читатель узнает, что у супругов де Мирбель нет физической близости. Зачем же они вместе? На этот вопрос нельзя ответить однозначно, потому что сюжет романа отнюдь не психологичен, это не реалистический роман, а метафизический – роман о христианском соблазне.
В фиктивном браке Мирбелей, естественно, нет детей, и они берут приемыша, пытаясь как-то имитировать нормальную супружескую жизнь. Этот детдомовец Ролан скоро начинает их раздражать, да и сам ненавидит эту парочку. Надо ли говорить, что Ксавье, попадая в дом Мирбелей, первым делом завоевывает горячую любовь малыша Ролана, а также молодой девушки Доминики, временно состоящей при Ролане чем-то вроде гувернантки. Это не нравится супругам Мирбель, которые в свою очередь влюбляются в Ксавье и ревнуют его ко всем прочим. Так христоподобная фигура очень хорошего, действительного способного к любви и вызывающего любовь человека становится источником ссор, склок и взаимных интриг. Доминика по-настоящему увлечена Ксавье и готова стать его любовницей. Он в ужасе отказывается, говоря, что не будет никого любить, как Ролана. Эта его тяга к малым сим, униженным и оскорбленным провоцирует Жана де Мирбеля, намекающего, что отношение Ксавье к Ролану – нечистого характера. В романе "Агнец" есть и другие сюжетные линии, но сказанного уже достаточно, чтобы увидеть, как жизнь вокруг человека, отмеченного несомненной аурой святости, превращается в тот самый "клубок змей", которым оборачивается едва ли не каждый роман Франсуа Мориака.
А он всячески подчеркивает христоподобие своего героя Ксавье. Есть в романе одна совершенно недвусмысленная сцена, выдержанная в духе евангельского повествования. Нашаливший Ролан заперт в комнате на втором этаже, и, чтобы пробраться к нему, Ксавье ночью бродит необутым по саду, разыскивая лестницу. Потом израненные ноги Ксавье врачует Мишель де Мирбель – выступающая явно в роли Магдалины.
Ксавье видит, какие неурядицы принес он в дом Мирбелей. Он хочет всех любить, но люди явно не вмещают его любви или понимают ее не так, как ему бы хотелось. Он идет на исповедь к местному священнику, и получается, что тот его окончательно добивает. Умудренный жизнью, трезвый человек, священник хочет объяснить Ксавье, что людям не надо многого, не надо сверхчеловеческой любви и религиозного экстаза – это не влечет, а страшит их. Всё, что им нужно, – немного хлеба и немного мира в душе. Разочарованный, а скорее даже потрясенный Ксавье, возвращаясь ночью от священника, попадает под машину выехавшего его разыскивать Жана.
Роман построен, как разговор-воспоминание Жана и Мишель, в ночь гибели Ксавье пытающихся осознать, что с ними со всеми случилось. И тут Франсуа Мориак прибегает к некоему сюжетному трюку: у них пробуждается физическое желание и способность его удовлетворить. Они делаются настоящими супругами. Получается, что Ксавье погиб именно за это: чтобы божественная любовь, слабым воплощением которой он считал себя, смогла наделить людей простой способностью физической связи.
Это глубоко ироническое построение. Мориак – писатель, твердо считающийся католическим, но, как и водится во всякой углубленной католической культуре, он видит и отдает должное реальным человеческим мотивациям. Это зрелище, никогда не перестающее изумлять: органическая связь подлинного католицизма и скепсиса, единство веры и сомнения.
В чем роман "Агнец" кажется мне превзошедшим свой прообраз – "Идиота" Достоевского"? Мориак расставил точки над i там, где Достоевский растекался мыслию по древу. Над его романом веет некая тонкая сексуальная аура, которую трудно назвать гетерономной. Христианская любовь, напоминает нам Мориак, – это любовь сублимированная, выходящая за пределы физического пола. Это то, на что постеснялся намекнуть викторианец Достоевский при всей своей интеллектуальной смелости. Время тогда еще не пришло для таких откровений. Впрочем, это понимал и не побоялся высказать Василий Розанов в "Людях лунного света", дав метафизический портрет первохристиан. Ксавье у Мориака – как раз такой первохристианин, которому уже нет места в строгих рамках церковной организации, под "властью ключей", под эгидой апостола Павла, победившего Христа.
