Владимир Кара-Мурза: Сегодня вступил в завершающую фазу процесс по делу Удальцова-Развозжаева. Коллегия судей во главе с председательствующим Александром Замашнюком удалилась в совещательную комнату, чтобы сформулировать окончательный приговор. Уничтожит ли Кремль левую оппозицию? Ведь на наших глазах практически ничего не осталось от "Левого фронта" – изгнаны из страны, ушли из жизни, находятся за решеткой всего его лидеры.
В программе участвует журналист Радио Свобода Наталья Джанполадова, она все эти месяцы работала собкором на процессе; адвокат Марк Фейгин. И на прямой связи из Швеции, Стокгольма – координатор "Левого фронта" Алексей Сахнин.
Наталья, как вам сегодняшняя атмосфера в суде?
Наталья Джанполадова: Сергей Удальцов сегодня выступал с последним словом, и его последнее слово неоднократно прерывалось судье Александром Замашнюком. Как посчитал адвокат Леонида Развозжаева Дмитрий Аграновский, целых 15 раз судья прерывал речь Сергея Удальцова. В частности, недовольство судьи было вызвано тем, что Сергей Удальцов отходил от темы обвинения, судья говорили, что Удальцов не должен высказывать свою позицию, поскольку его судят не за позицию, и судья даже зачитал фрагменты обвинительного заключения, пытаясь, видимо, напомнить Сергею Удальцову, за что именно его судят. Три раза был объявлен перерыв, чтобы Удальцов мог скоординировать со своими защитниками, как ему выстроить последнее слово. В итоге, судя по тому, что выступление Сергея Удальцова длилось почти два часа, он не отошел от своих принципов, сказал все, что хотел сказать. У Сергея Удальцова были бумажки, но какую-то часть последнего слова он, очевидно, говорил от себя, импровизировал по ходу дела и что-то менял, в соответствии с замечаниями судьи, но не думаю, что менял сильно. Когда судья его прерывал, Удальцов говорил, что не может выполнить требования судьи, поскольку одна его мысль вытекает из предыдущей.
Владимир Кара-Мурза: Чувствовалось, что процесс имеет обвинительный уклон, что суд необъективен?
Марк Фейгин: Да, и на политических процессах суд в принципе не может быть объективен. Это политический процесс, организованный властью, а суд у нас – функция, он выполняет то, что приказывают сверху, и в данном случае Замошнюк или кто-то другой – это не имело существенного значения. Просто Замошнюк имеет некоторый опыт, он вел процесс Тихонова-Хасис, который был тоже непростым и с процессуальной точки зрения, и поддержания определенной политической атмосферы, чтобы не звучало резких антиправительственных, антипутинских лозунгов, чтобы невозможно было использовать процесс как трибуну. А приговор пишется не судьей, он пишется совсем в других кабинетах, решения принимаются в других кабинетах. В данном случае судья здесь абсолютно функция, ничего не значащая.
Владимир Кара-Мурза: Алексей, ожидает ли ваших товарищей обвинительный приговор?
Алексей Сахнин: Боюсь, что тут трудно предположить что-то другое, кроме обвинительного приговора. И дело это отличается тем, что заранее было известно, что обвинительный приговор уже написан, еще до того, может быть, как были предъявлены обвинения. Конечно, к сожалению, моих товарищей посадят в тюрьму, и на довольно долгий срок. Посмотрим, как будет в действительности, история может изменить приговоры гораздо быстрее, чем это кажется и судье Замашнюку, и тем, кто в действительности пишет этот приговор. Но 24 июля, конечно, мы услышим обвинительный приговор.
Владимир Кара-Мурза: Какую роль сыграл в процессе фильм НТВ "Анатомия протеста"?
Наталья Джанполадова: Насколько я понимаю, этот фильм и лег в основу обвинительного заключения, в основе всех предъявленных обвинений. Его показывали, смотрели в ходе судебных заседаний. Судя по показаниям сотрудников телеканала НТВ, которые изготовили этот фильм, он к ним попал неизвестно из каких источников и неизвестно каким образом, и это вызвало вопросы у стороны защиты. Адвокаты в прениях и сами подсудимые много раз ссылались на то, что фильм "Анатомия протеста-2" и все видеозаписи, с ним связанные, это недопустимые доказательства, поскольку в показаниях сотрудники телеканала НТВ говорили, что они уничтожили оригинальный диск, на котором им передали видео для фильма. Они переписали этот диск один раз, второй, и уже третью или какую-то там копию передали в Следственный комитет. По словам защиты, это совершенно не дает законных оснований утверждать, что это видео является доказательством. Более того, те же сотрудники телеканала говорили в ходе допросов, что они подтягивали звуковую дорожку под видео, поскольку тот звук, который был на видео, был настолько плох, что невозможно было разобрать, что говорят люди, похожие на Удальцова, Развозжаева и Таргамадзе, в этом фильме, и журналисты накладывали звук в соответствии со своими представлениями и убеждениями.
Владимир Кара-Мурза: Вчера Страсбургский суд коммуницировал жалобу Леонида Развожаева. Как он оказался на скамье подсудимых?
Марк Фейгин: Очень просто. В сентябре 2012 года, после демонстрации фильма "Анатомия протеста-2" на НТВ закрутились события, это стало активно комментироваться в прессе, уже посыпались сообщения из Следственного комитета о том, что проводится проверка. В этот период я встречался и с Леонидом Развозжаевым, и с Сергеем Удальцовым, и с рядом других фигурантов этого дела. И вот Леонид Развозжаев, понимая, в какую сторону это развивается, покинул Россию. Я этого не знал, и я, конечно, не рекомендовал бы ему это делать. Потому что шансов было немного. Как потом выяснилось, у него не было виз, ему некуда было ехать, кроме как на Украину, а в тот момент СБУ – это был филиал ФСБ. В Киеве, в Комитете по беженцам сотрудники СБУ, по моей информации, его схватили, положили в автобус и передали с рук на руки сотрудникам Федеральной службы безопасности, которые его и привезли на территорию Российской Федерации, где пару дней держали в районе Брянска. Его не избивали, но угрожали, что расправятся с ним, с его семьей, и он написал явку с повинной. После этого он был доставлен в Москву, где ночью практически прошел суд, который избрал меру пресечения в виде содержания под стражей, и только после этого впервые я, как адвокат, был первым допущен. Я побеседовал с Леонидом в Лефортово, мы написали несколько бумаг с отказом от явки. Вторая бумага – заявление о похищении, которое было направлено в СКР, и осталось без удовлетворения, дело не возбудили, и проверка не выявила того, что он был похищен. И, собственно, жалоба, которая сейчас коммуницирована в ЕСПЧ, она, насколько я понимаю, касается как раз истории похищения. Сегодня, когда уже больше нет власти Януковича, и сейчас уже можно спокойно этот вопрос расследовать с новыми органами СБУ в Украине, я интересовался там, будучи недавно в Киеве, более-менее все косвенно подтверждается, Развозжаева действительно похитили. И если сейчас вопрос этот будет в каком-то приближении временно рассматриваться ЕСПЧ, то там могут появиться сотрудники киевских спецслужб, которые могут дать показания, я этого не исключаю, относительно похищения Развозжаева.
Владимир Кара-Мурза: Да, там камера "ЛайфНьюс" зафиксировала, как он кричит, что его похитили…
Послушаем Гейдара Джемаля, активиста "Левого фронта", политолога. Он считает, что в суде идет традиционный для России политический процесс.
Гейдар Джемаль: Это бесспорно политический процесс, который соответствует российской практике судебной расправы с определением "Шемякин-суд". Потому что никаких свидетельских реальных показаний, кроме показаний Лебедева, у суда нет, у Лебедева они выбиты угрозами и обещаниями посадить его в такую тюрьму, где у него выпадут зубы, волосы и так далее, и поэтому Лебедев прогнулся, пошел на сотрудничество со следствием. То, что у следствия нет никакой документальной базы, подтверждается тем, что они хватаются за все, используют обрывки каких-то телевизионных постановок, высказываний журналистов, хватаются за какие-то паскудные фильмы, сделанные с целью очернить и оклеветать. Это старая традиция советского времени, традиция расправ при опоре на рептильную прессу.
Владимир Кара-Мурза: Алексей, удается ли привлечь внимание цивилизованного европейского общества к судьбам российских политзаключенных?
Алексей Сахнин: С переменным успехом. Дело в том, что цивилизованный мир тоже делится на две части как минимум, и одна часть, такая мейнстримная, использует риторику прав человека именно как риторику, которая камуфлирует реальные разговоры об интересах, в которые публику не погружают. А есть другая часть – некоторые партии, правозащитные организации, опирающиеся на энтузиастов, и эту вторую часть заинтересовать удается. Причем иногда я вот этим занимаюсь, развиваю кампанию солидарности с узниками 6 мая, и политическую их поддержку на Западе, и иногда люди, занимающиеся правозащитой на Западе, первый раз об этом слышат и ужасаются таким проявлениям, как дело Развозжаева, с его похищением и так далее. К сожалению, правозащитная, судебная система по правам человека очень инерционная, она действует медленно. А политической воли придать этому делу первостепенный статус нет ровно потому, что те силы, от которых проявление такой политической воли может зависеть, они как раз относятся к этому как к риторике. Ну, мало ли путинский режим кого-то сажает в тюрьму. Тут важнее договориться о геополитике, ценах на газ и так далее. Это некоторая проблема, и западное общество с этой проблемой сталкивается. Но мы стараемся через эту демократическую часть, через демократические партии, в первую очередь в нашем случае через левые, зеленые партии, правозащитное сообщество продавливать это. И есть какие-то успехи. Другое дело, что в сегодняшней политической конъюнктуре это может быть не ключевой сюжет сейчас даже для политического торга. Я рассчитываю на то, что в какой-то момент это тоже как-то будет задействовано.
